Глава 12

«У всех есть предел», — потрепав меня за щёчку, словно какого-то ребёнка, заявила Бьянка, а после пояснила. В отличие от меня, не все ведьмы нашего города обладали молодым телом и бесконечным запалом сумасшедших идей. Чего только стоило создание трубок, позволявших людям дышать под водой, и сотворение этих по-настоящему безумных масок, концентрировавших в себе такой заряд лечебных трав и средств, что даже Проклятые слёзы не смогли полностью лишить ведьм силы.

Первые противогазы этого мира даже с самыми примитивными фильтрами и магическими барьерами, созданными самими ведьмами, показали результаты превзошедшие любые ожидания. Вот только всё равно не смогли полностью защитить наших девчат. Все, включая Брун, получили сильнейшее магическое отравление, вызывавшее в момент применения магии жуткую сыпь на коже. Последствие не самое ужасное и проходит спустя сутки другие, если не пользоваться маной. Вот только есть ли они у меня, те самые сутки? Как скоро враг догадается до чего-то подобного, или, быть может, он уже давным-давно сделал всё необходимое, и наша вылазка заранее обречена на неудачу? Ответов у меня на это не было, оттого и прислушался к единственному советчику, которому доверял, — к Бьянке. Мне требовалась её сила, магическая мощь и возможность вести людей в бой. Я использовал её постоянно, без передышки. Как итог: измотанная, вечно выкладывавшаяся на все сто и один процент Брунхильда сломалась. Её здоровье не выдержало, и истощённое за дни боёв тело сильнее других пострадало от мощнейшего яда.

Позволив ей спокойно поспать и отлежаться в обществе целителей и слуг Бэтфортов, в компании стражи Эльги отправился домой. Как никак я теперь личность в городе не последняя, и без охраны оставлять меня никто не собирался. Тем более после того, что я сделал с кораблём лордессы Биты Расдэс. Как же она злобно кричала, когда ведьмы города превращали её новенькое судно в побитое временем корыто… И как же кричал я, когда мои же воительницы для убедительности по моей же просьбе резали меня, нанося множество не смертельных ран. Пусть всё это я и держал под контролем, будучи готовым в любой момент выпить зелье исцеления, но всё же стрёмно, когда тебя режут несколько часов подряд. Да и эти грёбаные Видэнбергские бабы совсем не торопились с нами сближаться!

Прибыв домой ещё до полудня, застал мать и её новых помощниц в самом разгаре рабочего процесса. Совершенно не стеснявшиеся своих полуголых тел, прикрытые лишь обвислыми майками, из-под которых при желании можно было увидеть всё, тигрицы с яростью в глазах долбили молотами по наковальне, отбивая очередной инструмент, коих в кладовой нашего дома существенно прибавилось. Серпы, кирки, вилы и огромное количество топоров, одновременно имевших возможность выполнять как свои прямые функции, так и функции молотка.

Окликнув и поприветствовав меня, отвлёкшаяся на секунду мать тотчас дала задание. Пусть та и рада была видеть «пропащего» сыночка, но коль уже явился, то требуется помочь, тем более чего-то из ряда вон выходящего от меня никто не требовал.

Отпустив стражу Эльги, двинулся к нашим старым соседкам коневодам. Тех весёлых девочек, перед которыми я оголился в свой первый день, давно уже не было в живых, как и их матери. Всех лошадей бывших коневодов изъяли в пользу города и передали на воинские нужды, а занявшей здание пожилой служанке Лерве со своими подопечными ещё только предстояло наладить собственное дело.

Застыв на пороге, сразу приметил шумную и весёлую обстановку, царившую внутри. Молодые девушки весло галдели, смеялись, кричали, рычали, кто-то и вовсе, тихонько постанывая, мяукал. «Настоящий зверинец».

Долго не прислушиваясь, постучался, на что получил громкое «открыто». Едва дверь отворилась, а моя нога переступила через порог дома, взгляд столкнулся с очередной странностью этого мира.

— Нудистское царство… — Чертыхнувшись, глазами уткнулся в пол.

Передо мной, без стеснения виляя голыми задницами и своими длинными хвостами, носились табуны громких звероподобных женщин. Одни что-то весело обсуждали у большой печи, проверяя, закипела ли вода. Другие в спешке тягали куда-то вверх по лестнице стальные вёдра, наполненные только-только снятой с другой печи горячей жидкостью.

— Оу, молодой Глауд! — окликнув и сделав ударение на моём имени, с наслаждением произнесла Лерва. — Давно в этом доме не было мужчин, может, окажете честь и присоединитесь? У кошек сегодня банный день, и скажу вам по секрету, увидев подобное, ни один, даже западный мужчина не остался равнодушным.

Шутки, глумливые лица и позы тотчас растворились в повисшей в воздухе конкурирующей атмосфере. Выпрямляясь и вытягиваясь, одна рыжая бестия походкой львицы двинулась ко мне. Длинные локоны, переброшенные через левое плечо, частично скрывали огромную упругую грудь, ниже которой красовался напряжённый пресс, а ещё ниже такой же рыжий частично выбритый лобок. Глядя, как в действие пришла одна из конкуренток, другая, «случайно» проходившая мимо меня, роняет на землю полотенце, а потом, томно вдохнув, прогибается, демонстрируя свою крайне сочную и объёмистую задницу.

— Господин Глад? — раздался ещё один знакомый голос, вслед за чем удалось разглядеть служанку, некогда помогавшую мне с уборкой. Зелёные глаза с вызовом уставились на преградившую той дорогу львицу. «Кажется, место занято», — буркнула рыжеволосая, не упустив возможности, крутанувшись, показать то, что я сейчас упустил. «А упустил я действительно очень и очень много…» Глядя, как вновь оживает частично потерявший ко мне интерес домик, с разочарованием вернулся к тому, собственно, за чем и пожаловал.

— Рад вас видеть, Катара, и вас, уважаемая Лерва. Мать просила уточнить, когда вы сможете начать поставки и сможете ли в ближайшее дни. В порту есть несколько пустых кораблей, если успеете, они скупят всё по приемлемой цене. — Что именно планировали продавать наши соседи, я не знал, и ответ седой старухи слегка удивил.

Мыло, самое настоящее, средневековое. В его приготовлении использовался животный жир и сода, которую западные и восточные зверолюди добывали из разного рода водорослей. С виду жидковатое варево казалось не самым действенным средством, однако, глядя на весьма чистеньких женщин из семейства кошачьих, то и дело шнырявших возле нашей «экскурсионной группы», в действенности сомневаться не приходилось. Также не занятая мыльно-рыльными делами часть зверолюдей занималась плетением верёвок разной толщины и прочности. Плели из всего: из шкур убитых животных, жил, неких древесных волокон и непонятно откуда взявшихся трав.

Все присутствующие полностью отдавали себя делу, стараясь заработать лишнюю копейку. «Делаем, продаём и копим на возвращения домой», — с надеждой в голосе заявила служанка Катара. Для полуголой кошки, бродившей и готовившей сегодня на всех ужин, возможность возвращения на родину стала мечтой и целью всей жизни. Взгляд этих зелёных глаз сразу же менялся, как только я спрашивал об очередной причуде её «зелёного дома». Типичные джунгли нашего мира со свойственной тем фауной и флорой вызвали на моём лице наигранное удивление, когда девушка в который раз принималась рассказывать о такой удивительной птице как павлин.

Чувствуя моё утомление, Лерва предложила кошке прикрыться, но та лишь отмахнулась. «И так жарко», — пятясь и случайно столкнувшись со мной, та показушно ойкнула, а следом, видя недовольный взгляд старшей, поспешила отправиться на второй этаж.

— Почему вы ещё здесь? — встав к плите вместо кошки, спросила старуха.

— Хочу узнать, как она выжила. На её шее рабская печать, и, насколько мне известно, если умирает хозяин, на тот свет отправляется и раб. Поясните.

Лерва являлась отличным примером скрытного и очень расчётливого человека. Тихая, умная и знающая множество тонкостей вигенвагенского быта. В столь короткие сроки с такой лёгкостью организовать сразу несколько весьма прибыльных дел, да ещё и при этом умудрившись собрать большое количество разношёрстных женщин под своим началом. Поразительное умение, характеризующее прагматичного и крайне мозговитого человека.

— Чудо, не иначе… — Развела руками женщина, пытаясь спрятать под доброй усмешкой и едва приоткрытыми глазами истинные эмоции.

— Чудо, это когда за сутки умирает целая семья, а их надел отходит в руки какой-то рабыни, когда вокруг множество благородных и более достойных жительниц Тэтэнкофа, — подойдя к той вплотную, как можно тише проговорил я. — Почему столь шикарное строение отдали вам, а не Вигенвагенам или лордессам? Пока этот вопрос меня интересует куда меньше, чем то, как вы умудрились снять чёртову метку. Но если вы хотите поиграть со мной в угадайку, я могу обратиться за помощью к тем, кто точно заставит вас и ваших женщин говорить, — устав от этих игр в добрых соседей, попытался надавить я.

— А вы, молодой человек, не так просты, как кажетесь на первый взгляд, — слегка поправив свой строгий аналог смокинга, с ноткой недовольства, беспокойства и тревоги в голосе заявила Лерва.

— Без любезностей и ближе к делу, пожалуйста… — заглянув в наполненные злобой и недоверием ко мне глаза, с максимальной мягкостью в голосе попросил я.

Чертыхаясь, женщина скинула с себя пиджак, неспешно расстегнула пуговку на рукаве белой рубаки, а после, задрав ту, показала странной формы метку. Ничего необычного — подобные этой я много раз видел на руках и телах других рабов — но всё же она изменилась, когда та, прошептав несколько слов, заставила её полыхнуть красным свечением, а следом исчезнуть. Повторив заклятие, но в обратной форме, старуха вновь вернула на руку точно такую же тёмную татуировку.

— Я и вправду потомок древнего и важного рода, проживавшего далеко на Востоке. Но главная моя ценность не в том, что я из знати, а в том, какой силой обладал мой род. «Хабэ» — разрушители оков, так звали нас на родине, и именно из-за этого сородичи нас и уничтожили. Мы были единственной живой силой восточной Империи, способной разрушать любые рабские печати. Клятвы, данные на крови и перед Богами, для нас являлись лишь пустыми словами. Долгое время пряча свои силы, я жила, как обычный человек, а после очередного набега попала в рабство. Приказывали копать — копала, рубить — рубила, требовалось пить мочу — спрашивала лишь в каком количестве… Я хотела жить, но моя сила, накапливавшаяся и срабатывавшая произвольно, всегда в этом мешала. Спустя несколько бунтов меня, едва живую и якобы свободную, нашла в лесу и приютила младшая из Хорвардов. Хорошие люди пригрели меня, дали кров, одежду, работу, и я, как потомок древнего рода, веками служившего лишь нашей царице, приняла их, как своих господ. Со временем те узнали о моей силе и даже больше, предложили лично взять на себя главенство над рабами. Старуха Хорвард с годами сдавала, а всё, за что бралась я, приносило деньги, вот и доверилась мне.

— А взамен ты её убила? — В подобное мне как-то не верилось, но я обязан был спросить.

— Убила, но не Хорвард, — коротко отозвалась женщина. — Всех причастных к резне в тюрьме и ту суку, пустившую болт в грудь ни в чём неповинной малышки. Губители славного рода являлись бойцами Эльги Бэтфорт, и всех их поодиночке нашла и убила именно я, а после принялась истреблять и их семьи. Те жилы и кожа, как думаешь, кому они принадлежат? — Взгляд готовой действовать седовласой старухи встретился с моим. Так же, как и она, я был готов в случае атаки нанести ответный удар.

— Кто ещё в курсе твоей силы и способностей? — Пальцы осторожно соприкоснулись с ножом, припрятанным в кармане свободных штанин.

— Бита Расдэс, — отозвалась она, сделав полшага назад. — Именно она навела меня на последнюю из жертв.

— Расдэс? — услышав имя старой подруги Эльги, я слегка расслабился. Моё удивление, а также сменившаяся стойка успокаивающе подействовали и на Лерву. — Вот так сюрприз… — Убивать подругу тёщиной я не собирался. Старая служанка, любящая жизнь, вполне могла соврать, но какой смысл? Убежать из города ей не удастся, информацию эту я обязательно проверю, а потом, если всё это брехня, с лёгкостью подвешу ту за любую из конечностей. — Расслабься, старуха, и дыши полной грудью, сегодня я не стану тебя убивать… — спокойно вытянув кинжал из кармана и спрятав тот за поясом, скрестил руки на груди так, чтобы перепуганная женщина могла видеть мои ладони.

— Благодарю за вашу милость, — вытянув из рукава длинную металлическую шпильку и разместив ту в своей причёске, ответила Лерва. Некоторое время мы молча глядели друг на друга. Теперь я знал о ней всё, вопрос лишь в том, как много успела обо мне узнать она? — Чего вы хотите взамен на ваше молчание? Повторюсь, я не из тех, кто будет рисковать жизнью или геройствовать в первых рядах. Всё, чего я желаю, это спокойно прожить остаток своего века, вдали от проклятых Империй, годами преследовавших последних из моего рода.

Сила, которой обладала эта женщина, просто чудовищна. Способность сделать любого человека свободным от обязательств открывала огромнейшие перспективы. С такой мощью она с лёгкостью могла устранить кого угодно и чьими угодно руками. Но вместо этого спряталась здесь. Почему?

— Чётко выраженный след, — коротко отозвалась на мой вопрос Лерва. Магия женщины оказалась настолько уникальной, что, свершай она её где-то в городе целую неделю, за освобождённой будет такой магический шлейф, что даже слепая ведьма пройти мимо и не ощутить его не сможет.

У этого умения было крайне много хороших и плохих сторон, но главным являлось именно преследование, от которого не владевшая какой-либо другой магией женщина была просто не в силах убежать. Само её существование являлось великой тайной Востока и таковой бы и осталось, не освободи она однажды в одном из своих случайных приступов Катару.

— Я спрошу у тебя ещё раз, чего ты хочешь взамен на молчание со стороны Бэтфортов. Рабов у меня нет, здесь все вольные. Земель и денег пока тоже нет, хотя с твоими покровителями не думаю, что тебя интересуют монеты.

— Как думаешь, возможно ли надеть рабский ошейник на кого-то типа графини или лордессы, причём сделать это незаметно? — предполагая, что наша Кларимонд могла стать чьей-то рабыней, спросил я.

— Незаметно? Нереально. Каждая из местных графских семей носит на шее амулет, кулон с красным сердцем. Это оберег, созданный северными стражами для защиты высшей знати, распрощавшейся с Югом и отправившейся в холодный Север. Данные обереги уникальны, и каждый, как один, находится на контроле у Гютенвальдов, истинных властителей всех земель, раскинувшихся от Ледяных пик и за пределы северных лесов. Когда кто-то из графинь или графов умирает, Гютенвальды видят это и шлют траурные письма, когда у графини рождается дитя, они знают и шлют подарки, новые сердца, но когда кто-то покушается на умы и преданность их личных вассалов, они собирают армии. Если Кларимонд и стала рабыней, то только самой Гютенвальд, и мы бы все об этом уже знали. А так как у наших врат нет армии, а у вашей Эльги нет известия о печальном конце молодой графини, смею предположить, что она всё ещё жива.

— А вы догадливая, — намекнув на то, что даже не заикался о нашей графине, фыркнул я.

— Обращайтесь, — жестом предложив мне покинуть дом, отозвалась старуха, а после добавила: — Желательно как можно реже.

Загрузка...