Корея. 1950

Глава 6

17 октября 1950 года от Рождества Христова. Остров Оаху, Гавайи. Гавань Пёрл-Харбол.

Я замер на берегу, где синие волны нежно касаются песчаного пляжа, наблюдая за восходом солнце. Оно поднимается над горизонтом, окрашивая небо в нежные розовые и золотистые тона… Города, раскинувшиеся на берегах гавани Пёрл-Харбор, уже почти целиком восстановлены после ужасов войны, и вновь обретают свою красоту. В воздухе витает дух надежды, но в то же время — и страх, как тень, следующая за мной…

В короткие выходные, выпадающие на разные дни, сквозь зелень пальм и яркие цветы я наблюдаю за тем, как гавайцы с самого утра занимаются своими повседневными делами. Их жизнь кажется простой, но полной радости. Они ловят рыбу, собирают фрукты и готовят традиционные блюда. Я часто наблюдаю, как они собираются вместе, смеются и поют, их голоса сливаются с шумом океана… В их глазах светится искренняя радость каждому дню — но иногда я замечаю в них тень тревоги.

Восстановленный порт, с его новыми доками и кораблями, стал символом возрождения. Я часто вижу моряков — и, несмотря на военную форму победителей, те выглядят обычными парнями, мечтающими попасть домой. Они работают с усердием — но в их взглядах проскальзывает тоска по дому, по родным штатам, не тронутым войной. Иногда я задумываюсь, каково им — служить в столь живописном, но все еще раненном месте.

Отдельная каста — инженеры и рабочие, неизменно трудящиеся над развертыванием военно-морской базы. Они вечно куда-то бегут… Их работа важна, но я чувствую, что местные строители также тоскую по дому.

Вечерами, когда солнце словно ныряет в спокойную водную гладь, я часто наблюдаю за тем, как местные жители собираются на пляже, чтобы отдохнуть. Именно здесь, на Оаху я впервые увидел серфинг… Завораживающее своей красотой зрелище! Молодые люди ловят волну, словно танцуя с океаном — и я не могу не восхищаться их ловкостью.

В свою очередь, гавайские женщины обладают особым шармом, явно отличающим их от американок. Девичьи улыбки искренни, а в легких движениях природная гибкость, притягивающая взгляд… Кожа местных девушек несет аромат сандала, а в глазах их сверкают завораживающие, манящие огоньки…

Конечно, я не мог не заметить разницу между женщинами, окружающими меня. Американки с их стремлением к идеалу, с высокими стандартами красоты и финансового благополучия — и гавайские девушки, ставшие для меня воплощением свободы. Им неважны твое положение и количество долларов в кармане, в их глазах читаются простые человеческие желания и радости — как и в песнях, что поют женщины на берегу моря… Их голоса словно смешиваются с шумом прибоя в удивительную музыку, трогающую душу своим непривычным звучанием…

Я прикрыл глаза, с наслаждением вдыхая по-прежнему теплый (несмотря на середину осени) океанский воздух — но тут меня окликнули со спины:

— Эй, Айван!

Я не спешу оборачиваться.

— Герой войны, ну ты что? Обиделся? — звонкий женский голос раздается уже заметно ближе.

— Сьюзи, мне не пятнадцать, чтобы обижаться. Тем более ты не давала поводов, солнышко мое… Я просто созерцал.

Мои губы сами собой сложились в совершенно искреннюю улыбку; обернувшись, я встретил лучистый взгляд карих очей девушки, уже бросившей велосипед и теперь смело балансирующей на огромных валунах! А ведь это совсем неудобно делать пусть даже и на небольших каблучках…

— Осторожнее. — я подал Сьюзи руку. — Не хватало еще, чтобы я стал причиной твоих травм!

— Я уже говорила, что ты странный? — девушка смешно наклонила голову набок.

— Раз десять. — я лишь сухо констатирую факт.

— Ты такой скучный. — маленький кулачек слабо ткнул меня в плечо. — И прекрати уже бриться! Тебе бы пошла щетина.

Я равнодушно пожал плечами, коротко ответив:

— Армейская привычка.

— Вечно пялишься в океан… У вас на Аляске его разве нет?

— Есть. Но на Аляске он совсем иной…

Девушка смахнула со лба предательски выбившуюся прядь; зря, по мне так было даже интереснее…

— Ну, пусть так. Я что хотела — заскакивай сегодня в бар! Мы все будем тебя ждать.

Девушка погладила меня по плечу, а я поймал себя на мысли, что ей очень идет яркая помада и красное платье. И как соблазнительна тончайшая ниточка шрама на ее шее…

— Обязательно буду. — улыбнулся я. — Но помни: я только ради тебя и терплю эти вечеринки!

— Ловлю на слове! — напомаженные губы быстро коснулись моей щеки. — До вечера, странный северный человек.

Я только улыбнулся в ответ махнув уже удаляющейся от меня девушке… А волны все так же убаюкивающе бьются от берег.

Эхо войны все еще отзывается в Пёрл-Харбор — причем под названием военно-морской базы и самой гавани я понимаю также и поселения на ее берегах… Даже этот шрам у Сьюзи — подарок японской бомбы; слава Богу, мелкий осколок задел девушку на излете, лишь вскользь.

Сейчас-то все давно уже кончено, Япония повержена целых пять лет назад. И все же местные порой невольно вздрагивают при виде групп американских самолетов, возвращающихся с учений и заходящих на посадку…

Впрочем, в своей жизни я успел повидать вещи и похуже японского налета от 7 декабря 1941-го — а вот теперь стою на берегу и мирно любуюсь океаном… Что познал, как кажется, все тайны мира.

Но время созерцания подходит к концу… Пора.

Я спрыгнул с камней. Мягкие туфли наполовину погрузились в песок. Шаг к велосипеду — нужно поторопиться… Сегодня ведь моя смена на аэродроме Хикэм-Филд. Принеси, подай, не мешай — но все с уважением: я ведь герой войны! Пережил японский плен, вернулся… А работа есть работа, друг. Доллары сами себя не заработают, у нас здесь не Оклахома! Военный объект. Нужно работать и гордиться.

— Хей, Айван! Заскакивай на шахматы! Давно тебя не было!

Старик Элл. Я лишь примерно догадываюсь, сколько ему лет — но ходят слухи, что у старика в тумбочке покоится «Медаль Почета» за бои во Франции в 1918-м. Выходит, старик успел надрать фрицам зад еще в Великой войне! А после мировой мясорубки тридцатилетней давности перебрался из Арканзаса на Гавайи.

Я часто размышляю о том времени, когда Элл был молод, полон надежд и стремлений… Непростое время, оно должно было положить конец безумству кровопролития, отнявшего миллионы человеческих жизней! Но люди не справились с тем узлом противоречий, что, как кажется, еще только сильнее затянулся в 18-м… Иногда мы беседуем с Эллом о том, как война меняет людей, закаляя дух — и, одновременно с тем, иссушает душу.

— Знаешь, Айван. — говорил он порой, глядя в небо. — настоящим героем ведь не становится тот, кто ищет славы. Герой — это человек, одержавший победу над собственным страхом. Он вынужден идти вперед, даже когда сердце точат сомнения…

Мне остается только многозначительно кивать. Но я прекрасно понимаю, о чем говорит этот любитель шахмат.

— Товарищи, кого мы оставили за спиной, — продолжал он, не отрывая взгляда от горизонта, — они ведь уже никогда не вернутся. Но ради их жертвы мы должны помнить их подвиг и ценить настоящую жизнь…

Этот морщинистый мужчина напоминает мне отца — только с деревенскими манерами. А я, видимо, служу ему заменой сына… И всех это вполне устраивает.

— Обязательно буду! — я приветственно махнул рукой ветерану. — И опять оставлю тебя проигравшим! Подтягивай навыки, Элл!

— Не радуйся так, чернявый! Я возьму реванш!

— Непременно возьмешь, Элл!

Ага, как же. На всем острове у меня найдется не так и много равных соперников… Шахматы — это пища для ума и проработка стратегии. Хотя стоит, наверное, хоть разок поддаться старику…

Солнце понемногу припекает. И чем дальше от океанского бриза, тем сильнее! Все-таки прохладную погоду я люблю сильнее… Здесь, в тропическом раю, полном красок чудесных цветов и солнечных лучей, мне по-прежнему непривычно. И порой накатывает такая тоска по дому, по мерно падающему с небес снегу, по хрусту наста тихим зимним вечером! Что аж сердце щемит… Порой, когда закат окрашивает небо в розовые и пурпурные тона, я закрываю глаза и представляю, как мои руки сжимают ледяные снежки, как бьет в лицо порыв ледяного ветра, несущего поземку… Странно? Да еще как! Ведь окажись я сейчас в родных местах, да еще в туманно-дождливую осеннюю пору — то верно еще сильнее тосковал бы по океанским рассветам и закатам! Но так устроен человек — зимой тоскует о лете, летом мечтает о зимней прохладе, о морозном узоре на окнах, о кружке горячего чая под любимую книгу… Правда в том, что на свете нет идеального места. Но разве не прекрасно иногда покориться ностальгии?

За спиной вдруг послышался нарастающий, стремительно приближающийся гул, отвлекший меня от степенных размышлений. А парой секунд спустя меня обогнал новенький «Дуглас», заходящий на посадку.

Интересно, кто это?

Рейсов на сегодня быть не должно… Уж я-то все знаю о расписании полетов!

Я ускорился, приналег на руль велосипеда, старательно крутя педалями.

Нужно постараться успеть увидеть непрошенных гостей!

В голове роятся разные мысли. Уж очень мне интересно, кто так бесцеремонно прервал сложившееся расписание полетов?

А впереди уже показалось КПП со звездно-полосатым флагом…

— Сегодня вновь ждем пекло, да? — разве что для проформы разглядывая мой пропуск, уточнил Стив, вытирая со лба мелкие бисеринки пота. Если быть точным — Стив Ричерс, богатырского склада чернокожий капрал; однажды я отдал ему свой сэндвич — и с того момента он решил, что мы друзья. Впрочем, парень по-настоящему добрый, непривычный к тому, что белые проявляют к «ниггерам» простое человеческое участие. Несмотря на подвиги афроамериканских солдат в годы Второй Мировой, в отношениях бывших рабов и бывших господ изменилось немногое…

Я страдальчески подвел глаза, соглашаясь со словами капрала, но после заметил:

— Вряд ли будет лучше, когда начнутся затяжные дожди.

Капрал согласно кивнул со страдальческим выражением лица, после чего уточнил:

— А ты чего сегодня пришел? Что-то забыл? Иди опять вызвали из-за пьяницы Джорджа? — во взгляде капрала читается искреннее участие.

— Да нет. Джордж вроде в порядке… — не слишком уверенно протянул я. — А вот твой покорный слуга, по-моему, забыл закрыть шкафы в подвале. Сам знаешь, Джон потом всю плешь выест! А я как раз мимо проезжал. Надо бы проверить. Сам-то как думаешь? — кивнул я с самой непринужденной улыбкой. Дай человеку побыть твоим советчиком, и он станет тебе доверять.

— Конечно надо — подтвердил караульный. — Но будь осторожен, сейчас какие-то шишки прилетели. Вообще-то КПП закрыто уже целый час! Особый режим, смекаешь? Говорят, ЦРУ… Но за что купил, за то и продаю. Ажиотаж. Так что не попадись сержанту или дежурному офицеру, дружище, не подставляй! Хотя… Если что, лучше скажи так — ты здесь с самого утра. Ну, а уж я-то прикрою.

— Лады!

Я кивнул с искренней благодарностью, спеша как можно скорее миновать КПП.

— Храни тебя Господь, Стив! Выручаешь так выручаешь. — дружески хлопнув капрала по плечу, я двинул вперед. — С меня пиво!

— Это тянет на два пива! Не меньше! — крикнул уже в след мне Стив. — И ты придешь посмотреть на наш матч. А не как в прошлый раз!

Прошлый раз я действительно проспал бейсбольный матч товарища… Ничего, в этот раз слово обязательно сдержу — разве что только служба помешает.

Вот и аэродром; обоняние уже привычно щекотнуло амбре топлива. На территории непривычно тихо и безлюдно… Не иначе как весь дежурный персонал на взлетной полосе?

Или наоборот, всех, кого возможно, убрали, чтобы без лишних глаз⁈

Под ложечкой противно засосало… Меня точно не должно быть здесь. Можно попасть в неприятную ситуацию, да еще и Стива подставить! Ни второе, ни, уж тем более, первое не входит в мои планы.

Я свернул с центрального прохода в закоулок между зданиями, чтобы выйти к приземлившемуся борту с фланга. Между ангаром и вышкой есть свободное пространство, способное сейчас послужить отличной наблюдательной точкой; оттуда я смогу проследить за новоприбывшими, оставаясь незамеченным.

Между тем, по центральной дороге уже промчались два открытых виллиса. Хорошая машина. Настоящий боевой товарищ, воевавший от первого до последнего дня. Также ведь в сторону взлетки катят… Что, в принципе, вполне логично.

Я сделал еще шаг — и едва ли не лоб в лоб столкнулся с вывернувшим из-за угла здания офицером.

— Почему ты здесь не в свою смену⁈

Резкий голос последнего резанул по моим нервам, словно хлесткий звук выстрела. И я с огромным трудом подавил приобретенный в далеком прошлом рефлекс — правая рука едва ли не выстрелила тяжелым правым кроссом в челюсть лейтенанта! Худощавому выпускнику Вест-Поинта вполне бы хватило; благо, что ни на островном фронте, ни в Европе тот не воевал. По возрасту не вышел — а если бы даже и вышел, влиятельный папа из конгресса нашел бы сыночку теплое место при штабе… Риск минимальный — но, участник боевых действий, обязательные награды, имидж ветерана! Даже удивительно, что парнишка еще не в Корее, где войска ООН сейчас успешно гонят на север остатки разбитой армии КНДР… Зато гонора в засранце как на троих ветеранов-ирландцев!

Как бы то ни было, я быстро взял себя в руки, удержавшись от опрометчивых действий.

— Так я здесь с самого утра, сэр! — моя улыбка из набора самых располагающих. — Пришел как обычно, но смена не моя. Но раз пришел, то можно и поработать.

Лейтенант скривился:

— За это тебе не заплатят. Мы не коммунисты.

— За невнимательность я, как видите, сам плачу своим временем.

Я уже был готов раскланяться с прилипчивым офицером — но молокосос решил, что сегодня мне будет очень интересно слушать его противный голос! Не хуже иного политработника, лейтенант принялся пространно рассуждать об опасности коммунизма — а заодно и том, как важно помнить про свои смены… А я едва не взвыл от злости и бессильного разочарования: со взлетки уже вырулили «виллисы» с пассажирами, направившись в сторону штаба. Зуб даю — повезли разведчиков, прибывших на «Дугласе»…

— Ты вообще меня слушаешь? — толкнул меня в плечо лейтенант. — Не занимайся ерундой, Сандерс. Не ровен час, станешь таким же, как Джордж!

Я с диким усилием подавил накатившее раздражение:

— Не стану, сэр. Алкоголь не мое слабое место, сэр.

— Не забудь, что завтра твоя смена. И поезжай уже домой. Здесь гости, которых тебе видеть не надо. — развернул меня лейтенант.

Вот не зря говорят «болтун — находка для шпиона». Но, увы, ничего нового мне не сказали…

— Есть, сэр. Закрою шкафы в подвале подсобки, и тотчас покину аэродром, сэр. — повторил я и быстрым шагом направился в сторону, проклиная так некстати встреченного мной офицера! Делать на аэродроме мне уже нечего, но легенду нужно отработать до конца…

Но только я скрылся с глаз лейтенанта, как едва-едва сумел разминуться с двумя офицерами аэродромного обеспечения, вышедшими навстречу. Не хватало мне повторного расспроса! Впрочем, загруженные службой по самое не могу трудяги даже не посмотрели в сторону гражданского работника, занятые своим разговором — отголосок которого я расслышал уже буквально краем уха:

…- Нужно подготовить пятый склад под прием груза.

— Что за груз?

— Да откуда я знаю, Джек? В штабе только и обмолвились про какого-то профессора, но без всякой конкретики. Не нашего ума это дело…

Вот так вот, неисповедимы пути Господни! Случайно брошенные слова в нужный момент времени — и у меня уже есть пища для размышлений…

Как я и обещал Сьюзи, вечером я посетил знакомый бар; и стоило мне лишь переступить его порог, как благодатная вечерняя свежеть, несущая в себе запахи моря, сменилась тяжелым облаком душного воздуха, пропитанного алкогольными парами! Солнце уже скрылось за линией горизонта, и теперь лишь желтые электрические огоньки мерцают за цветными стеклами, бросая переливчатые тени на бильярдный стол. Я бы сказал, что освящение чересчур «мягкое» и даже блеклое — но заявдлые игроки как ни в чем ни бывало щелкают киями по разноцветным шарам. Профи… Смех и разговоры смешиваются с приглушенной мелодией джаза, словно струящегося со сцены; надо признать что веселая, разудалая музыка действительно создает атмосферу праздника.

Заметив мою скромную персону, Сьюзи тотчас подскочила ко мне, прижавшись мягкими, горячими губами к моей щеке. Какое все-таки приятное ощущение…

— Я уже и не думала, что ты придешь.

— Ну, я же пообещал.

Невольно я приобнял девушку, заглянув в беспечные, лучистые глаза, кажущиеся колдовски темными в полумраке бара… Подарив мне улыбку, спутница тотчас потянула меня за собой, танцевать. Сколько же в ней беспечной, счастливой энергии…

Душный воздух бара донес до меня запас щедро льющегося по бокалам, не шибко дорогого рома и джина — и я на мгновение сорвался в штопор тоски о краях, где зима укрывает мир белым покровом… Но это был краткий миг накатившей вдруг тоски — танцующая рядом спутница не успела ничего заметить. И я принялся двигаться, вторя ей, инстинктивно отзываясь на звучащую со сцену мелодию…

Все вокруг кружится — люди здесь умеют отдыхать. Как в калейдоскопе сменяются смеющиеся, расслабленные алкоголем, увлеченные жизнью лица. Но как бы я сам ни старался погрузиться в окружающую нас атмосферу веселья, мысли мои вновь возвращаются к агентам ЦРУ, внезапно прибывшим на аэродром, к грузу, что изначально примут на пятый склад (самая весомая зацепка!), к профессору…

Постепенно танец унес меня в собственный ритм; в какой-то момент я почувствовал, как музыка наполняет мои вены. И в тоже время она как будто ведет меня к клавишам старого пиано, стоявшего в углу… Старый трубач завел тихую, печальную и знакомую мне мелодию; в конце концов, я не смог противится внезапному порыву — и засел за обшарпанное пианино, начав подыгрывать. Пальцы сами собой скользили по клавишам — и пусть пианино расстроено, на краткий миг оно помогло мне вернуться в безоблачное детство, незнакомое ни с войной, ни с потерями…

— Ты прекрасно играешь, Айван. Просто прекрасно! — уже изрядно подвыпившая Сьюзи обняла меня, дохнув «ароматом» недорого алкоголя. — А то все классика, да классика. Зачем играть Баха, если ты умеешь такое?

— Где была бы музыка без Баха? — ответил я риторическим вопросом на вопрос девушки, но рядом добродушно расхохотался кто-то из посетителей:

— На Гавайях она была бы точно!

…Я не скажу, что посиделки в баре мне совсем уж в тягость: музыка танцы и немного алкоголя (только чтобы не заострять на себя внимание, трезвенники на Гавайях не в чести), позволяют немного забыться, снять напряжение. И пусть я привычен к другой музыке и другим танцам… С другой стороны, строить из себя белую ворону, игнорирующую одно из немногих доступных (а главное, привычных всем!) развлечений, с моей стороны было бы по меньшей мере глупо.

И все же, когда джаз перестал играть, а посетители принялись неспешно расходиться, и сам я переступил порог бара, всей грудью вдохнув свежего, прохладного воздуха… Я совершенно точно почувствовал облегчение.

Уставшая и практически пьяная Сьюзи прислонилась к моему плечу.

— Может, продолжим этот вечер? — её голос легок, словно слабый порыв морского бриза.

— Эй, Сьюзан! Ты едешь? — махнул рукой наш общий знакомый Джон, не особо увлекавшийся выпивкой, и все еще способный сесть за руль своего блестящего форда. Зря конечно, алкоголь даже в небольшом количестве притупляет реакцию…

— Обязательно продолжим, дорогая. — я поцеловал девушку в макушку, одновременно с тем мягко отстраняясь. — Когда будет меньше рома в твоей крови.

— Ты подлец, Сандерс. Но завтра я об этом забуду. — зевнула девушка.

— Не гони, Джон! — крикнул знакомому я.

— А ты куда? — потянулась ко мне Сьюзи.

— Домой, конечно. У меня завтра смена…

Форд Джона резко рванул вперед и в сторону, заставив меня не на шутку напрячься — но после опытный водитель выровнял руль и поехал с небольшой скоростью… Когда же шум мотора стих, я вернулся к велосипеду — ощущая при этом, что внутри словно стальная струна натягивается.

Домой я поехал не сразу, несмотря на глубокую ночь — а упорно закрутил педали, следуя по направлению к Гонолулу… А после резко свернул в заросли, заприметив знакомый ориентир — раздвоенный валун чуть в стороне от дороге.

От валуна пятьдесят шагов на восток. Затем еще семьдесят на юг.

Под жухлой травой и землей замаскирован тайник-обманка, набитый всяким барахлом. А вот от него еще в пятидесяти шагах на запад уже настоящий схрон… Там, где заросли становятся практически непроходимыми.

Достав из приваленного камнем тайника увесистый холщовый мешок, я извлек из него резиновый чехол — в котором и покоится радиостанция. Покрутил ручку небольшой динамо-машины, я убедился, что средство связи заработало — после чего отбил морзянкой всего одно слово: «сатурн». Пока этого достаточно… Не то, чтобы янки так уж тщательно пеленгуют остров, пытаясь засечь выход в эфир советской радиостанции — в этом плане немцы были куда как более старательны, нередко засекая наши разведгруппы или партизан через пеленг передач.

Но, как говорится, береженого Бог бережет… Докладывать-то пока все равно не о чем. Хотя чуйка едва ли не в голос орет о том, что повод доложиться мне еще представится! Пятый склад… Груз, профессор.

Может, именно этого момента я ждал все последние годы⁈

…Стараясь не шуметь, я вернулся в съемную квартиру, где в тишине можно все тщательно, спокойно обдумать. Не включая света, вошел в ванную комнату, где зажег небольшую лампочку, плотно прикрыв изнутри дверь — не хочу, чтобы соседи что-то знали о моем позднем прибытии домой. Вроде бы и не их дело, но от момента закрытия бара до возвращения домой прошло куда больше «положенного» времени. И пусть это также легко объяснить… Проще не давать соседям пищу для ненужных размышлений.

Наскоро ополоснувшись, я встретил свое отражение в зеркале над умывальником, на мгновение показавшееся мне совершенно незнакомым — и невольно задумался о том, что мир порой становится ареной, театром, где каждый из нас играет свою роль. А порой и несколько ролей… И вот, для меня только-только начинается очередная Игра!

И может быть, по завершению ее я наконец-то вернусь домой…

Н-да, я очень опрометчиво поступил, дав согласие на перевод в агентурную разведку. Но сложившаяся пять лет назад обстановка, усугубляющаяся с каждым днем растущего напряжения между СССР и США, диктовала свои условия. Более подходящих кандидатур у командования не нашлось — и, пусть я и мог отказаться, но подвести в столь ответственный момент командование и Родину уже не смог… Однако, чем дольше я пребывал в роли спящего агента, тем сильнее была тоска по дому, и сомнения в своей пользе, и иррациональный страх, что обо мне просто забыли.

Чуть полегче стало, когда началась война в Корее, развивающаяся крайне стремительно; появилась твердая внутренняя уверенность в том, что мне найдется настоящее «дело». И, как кажется, натренированная на фронте чуйка не подвела и на сей раз…

Корея. Ведь после нее, почитай, мне и сделали предложение, от которого я «не смог отказаться». А ведь кем был до того? Простой фронтовой разведчик, старший лейтенант, связист. Боевого опыта — хоть отбавляй, под конец Второй Мировой успел даже поучаствовать в выполнение специальных заданий: охотился на германских «вервольфов», затем принял участие в поиске и перехвате химического оружия (успешно), а затем и биологического… Но с выполнением последнего задания моя группа просто не успела — да и не могла бы успеть; конец войны мы встретили в Харбине.

А вот в Корею нас тогда занесло уже в октябре; невольно я улыбнулся, вспомнив боевых товарищей — и мысли мои сами собой устремились в октябрь (также октябрь, как и сейчас!) победного 1945-го года…