Корея. 1950

Глава 12

19 октября 1950 года от Рождества Христова. Округ Хванджу, провинция Хванхэ. Горная система Тхэбек южнее Пхеньяна.

Майор Михаил Кудасов, военный советник при Корейской народной армии.

Новоиспеченное «пополнение» быстро выдохлось на подъеме в гору. Сказалось и отсутствие нормального питания в плену, и легкие раны, имеющиеся даже у способных двигаться бойцов… И нервное перенапряжение в ожидании расстрела — а также последовавшей за тем короткой схватки. Мы-то успели неплохо отдохнуть на дневном привале и могли бы идти дальше — но Гольтяев, принявший командование сводной группой на себя (среди спасенных нами нет офицеров), позволил людям отдохнуть. Да и то, какой смысл гнать измученных корейцев вперед? Все равно через километр, от силы два, просто падут на землю, словно загнанные лошади…

Бойцам раздали трофейную тушенку и галеты, между пополнением и ветеранами отряда понемногу завязался разговор — на затяжном марше в гору поддерживать его было довольно затруднительно.

— Юонг, уточни у них, есть кто местный? Раненым необходимо оказать медицинкую помощь, да и мы с носилками далеко не уйдем.

Товарищ согласно кивнул, после чего обратился к землякам; «тяжелых» ведь приходится нести на импровизированных, не очень удобных носилках — сразу вчетвером. Меняемся постоянно — но все одно ведь очень устаем физически, не успеваем восстановиться… Ну и темп движения заметно падает.

Один из раненых, получивший винтовочную пулю в живот, уже отошел. Другие без медицинской помощи не жильцы, а у нас из медикаментов только индивидуальные пакеты да порошок вроде стрептоцида…

Коротко переговорив с пополнением, Юонг отрицательно мотнул головой. Ожидаемо, но ведь могло же случиться хоть небольшое чудо… Как с Бао.

Не зная языка и не имея возможности самому расспросить новичков, я принялся изучать трофейный пистолет-пулемет — ругаясь про себя последними словами. Это же надо было сделать такое убожество! Ствол коротенький — значит, дальность и кучность стрельбы оставляют желать лучшего. Прицел для меня непривычный, апертурный — то есть не стандартные мушка и целик у дула, а диоптрическое кольцо с крошечной точкой-вырезом, размещенное на затворной коробке прямо над спусковым крючком! Ну и мушка, вынесенная на основание кожуха. Чтобы из диоптрия целиться при автоматическом огне? Да е-мае, они издеваются⁈ Я еще понимаю, на винтовках, где точность и дальность огня превалируют над скорострельностью, но чтобы на ПП… Очень долгое прицеливание — а в сумерках про диоптрий вообще можно забыть. И зачем-то переключатель режимов огня — на дистанции боя, не превышающей сотню метров? Н-да… Предохранитель как на ППШ — в смысле вырез под рукоять затвора в затворной же… Но ведь коробкой это не назовешь, это ж трубка! В рукопашной также без шансов, приклада просто нет — ну не считать же прикладом т-образный плечевой упор вроде тех, что были на германских МП-40? Так ведь у немцев он был хотя бы откидным…

Паша невольно заулыбался, наблюдая за тем, как я изучаю трофей — после чего, приблизившись, уточнил:

— Тут магазины на тридцать два патрона, как на немецких автоматах. Но ты имей в виду — лучше даже тридцать не заряжать. Двадцать девять потолок… Качество изготовления низкое, возможны задержки при стрельбе.

Я едва удержал крепкое ругательство, готовое сорваться с губ — но Гольтяев и так все прочел в моих глазах, коротко хохотнув. После чего решил чуть просветить меня:

— Когда англичане драпали из Дюнкерка, они не то, что тяжелое вооружение побросали, они даже личное оружие немцам оставили! Ранее у них была принята на вооружение лицензионная копия немецкого «Шмайссера» — не МП-38 Фольмера, к которому шли шмайссеровские магазины, а оригинальный пистолет-пулемет еще Германской войны, что немцы потом чуть доработали. Не иначе фрицам подарок оставили — у них ведь даже патроны одинаковые, 9×19 парабеллум… А когда спохватились, решили пойти по принципу максимально удешевления и упрощения конструкции — хотя и от «Шмайссера» многое взяли. Хоть тот же приемник магазина слева…

Согласно кивнув, я не удержался от колкости:

— Наши также разработали ППС в блокадном Ленинграде не от хорошей жизни. Но ППС — один из лучших в своем классе, а этот уродец просто какой-то Франкенштейн из мира оружия!

Осназовец добродушно рассмеялся, хлопнув меня по плечу. Он намеревался сказать что-то еще — но слова так и не сорвались с губ майора: где-то за вершиной перевала, на удалении в полкилометра от нас самое большое, грохнул винтовочный выстрел. А за ним еще один, и еще… Я отчетливо расслышал как знакомый голос отечественных трехлинеек, так и выстрелы «Гарандов»; вскоре к ним добавились пулеметные очереди.

— Наши бьются. В горах!

Благодушное настроение мигом слетело с Гольтяева; мгновенно напрягшись, Паша всего десяток секунд прислушивался к перестрелке, проигнорировав мое очевидное замечание, после чего принялся отдавать приказы:

— Чимин, Джису и Бём — со мной, на разведку! Миша, ты с Юонгом останетесь…

Но я уже отрицательно мотнул головой:

— Не надо, Паша. Юонг — корейский офицер, и в случае чего возглавит отряд. Без артиллерии я простой стрелок — и без знания языка при капитане буду третьей ногой, только мешать. Но стрелок я неплохой, пригожусь!

Паша не стал спорить — а хмурый Юонг лишь молча кивнул, соглашаясь с моим решением. Быстро сняв с себя лишнее и захватив лишь оружие, боеприпасы и гранаты, мы компактной группой двинулись вперед — Чимин в боевом охранении, остальные чуть позади. До вершины перевала оставалось немного, чуть более двухсот метров — и налегке, не отягощенные носилками с ранеными, мы бодрой рысью миновали заключительный участок подъема за пару минут самое большое!

После чего нам открылась картина развернувшегося на пологом склоне сопки боя…

Хотя боем разыгравшееся избиение назвать довольно сложно. Крупный отряд американцев, численностью под сотню рыл (явно не меньше роты) нагнал вдвое уступающую им группу корейцев — причем у последних на вооружение только трехлинейки Мосина. Наши пытаются вяло отстреливаться, но оторваться от врага уже нет сил — янки умело загнали их на каменистый склон, выдавив из раскинувшегося чуть ниже леса. И также умело отрезали бойцов КНА от ведущей с перевала тропы — группа солдат человек в тридцать (полноценный взвод), совершила фланговый маневр, обогнав корейцев и перекрыв им путь к спасению… В отличие от наших, американцы вооружены пулеметами — станковыми «Браунингами» М1917, ровесниками Первой Мировой и внешне очень похожими на наши «Максимы»! Даже охлаждение водяное — разве что огонь ведут с треножных станков…

Под прикрытием пулеметного огня янки могли бы подобраться поближе к залегшим среди камней корейцам и закидать их гранатами — но враг решил поступить изящнее, не желая лишних потерь. На наших глазах минометные расчеты, только-только покинувшие лес и поднявшиеся по склону всего метров на сто, принялись живо разворачивать «трубы» калибра 81 миллиметр; если не ошибаюсь, это М1, аналог нашего батальонного БМ-37. Разве что у последнего калибр 82 миллиметра — таким образом, советские минометчики способны использовать трофейные боеприпасы, а вот наши мины в «трубы» врага уже не лезут… Минометов у янки всего два — но и их беглого огня для полсотни корейцев будет вполне достаточно, чтобы нанести тяжелые потери и окончательно деморализовать бойцов.

Надо отдать должное, вражеский командир строит бой, словно опытный дирижер, ведущий хорошо знакомую ему партию. Вот только война — это не театральная опера, разыгранная по нотам, нет! Это сложное математическое уравнение с неизвестными величинами…

Сегодня такой «величиной» может стать наш отряд — если сумеем правильно воспользоваться ошибками врага. Точнее даже не ошибками — американский ротный ведь не мог знать о нашем появлении! — а уязвимостью ряда позиций противника…

Словно услышав мои мысли, Паша развернулся в мою сторону и тихо заговорил:

— Миша, я сейчас отправлю Бёма за подмогой. Пусть Юонг ведет наверх всех, кто может вести бой. У нас сейчас очень удобная позиция, чтобы ударить во фланг взвода, подобравшегося к гребню перевала!

Я согласно кивнул, невольно стиснув в руках трофейный «Стен».

— Мы же с Чимином попробуем выбить пулеметные расчеты… Но больно нескладно выходит с минометчиками! Они в ложбинке схоронились — и трубы разворачивают так, что с высоты мы их уже не достанем. А спустимся ниже, так ведь пулеметные расчеты не сможем накрыть… Опять же, смотри сколько народу у минометов суетится, человек восемь у каждого!

Вновь соглашаясь с товарищем, я лишь подтвердил его догадку:

— Все верно, по восемь человек в каждом отделении.

Гольтяев тяжело выдохнул:

— Миша, сам понимаешь — не заткнем минометы, ход боя переломить не сможем… Но янки развернули «трубы» в самом тылу — и если вы с Джису сумеете тихонечко спуститься вниз, да поближе к минометчикам подберетесь… А уж там автоматным огнем и гранатами!

Осназовец красноречиво махнул сжатым кулаком, словно припечатав к земле невидимого противника.

— Как только вы начнете, включимся в бой всем отрядом. Только поспешайте, Миша, это наш единственный шанс…

Я коротко кивнул, соглашаясь с другом; майор отдал бойцам все необходимые указания — и Джиму махнул мне рукой. Мол, следуй за мной! После чего натурально по-пластунски пополз вниз, словно бы не замечая камней под руками и животом…

Мне пришлось последовать за осназовцем — к сожалению, иначе нас могут заметить янки. Да они и сейчас могут нас заметить — несмотря на то, что солнце только что успело скрыться за соседней сопкой. Следовательно, стремительно густеющие сумерки накроют перевал уже в ближайшие минуты…

Ползти по камням — дело неблагодарное, пусть руки мои и живот закрывает мягкий и удобный в бою ватник. Так ведь и тот протирается, рвется на локтях… Я уже не говорю о коленях! Но боль придает сил и желания поквитаться — так что я практически не отстаю от куда более сноровисто ползущего вперед Джису.

Но между тем уже раздались первые хлопки минометных выстрелов, за которыми тотчас последовал противный, раздирающий душу свист… И тотчас уханье двух разрывов, легших чуть впереди цепочки залегших корейцев.

Недолет… Но ползти нужно быстрее!

Однако, быстрее не получается — мало мне острых камней, рвущих ватник на локтях и галифе на коленях, так еще и взвод также залегших янки приходится обползать! и какая-то противная, одеревеневшая уже колючка попадается на пути… Я попробовал чуть подвинуть рукой — но лишь яростно зашипел, поймав пару заноз; Джису сердито обернулся в мою сторону, яростно сверкнув глазами. Осназовец, конечно, прав, колючки: вовсе не самое страшное, что нам предстоит… Просто годы моей партизанщины остались далеко в прошлом — и я давно отвык от того, чтобы приходилось вот так вот, ползком, сближаться с врагом.

Честно сказать, я вообще рассчитывал, что приобретенный в тылу немцев диверсионный опыт мне больше никогда не пригодится…

Второй раз хлопнули минометы — и два разрыва теперь легли чуть позади бойцов КНА. Вилка! Третьим залпом янки накроют наших, и потери будут уже совсем другими…

Впрочем, позицию правофлангового американского взвода мы уже оставили позади. А сумерки над перевалом сгустились достаточно для того, чтобы Джису, не хуже меня понимающий ситуацию с «вилкой», наконец-то поднялся на ноги — и смутной, прижавшейся к земле тенью бросился вперед. Ну, наконец-то!

Я ринулся следом за бойцом осназа, стремительно приближаясь к минометной батарее; вновь хлопнули выстрелы «труб». Но вместо противного свиста и грохота взрывов, над нашими головами вдруг яркой звездой зажглась подвешенная янки «люстра» — осветительная мина! И в свете ее мы с Джису — как на ладони… Стоило бы вновь упасть — но до минометчиков осталось чуть больше сотни метров, и мой товарищ решился на последний рывок.

— Alert!!!

Чуда не случилось: кто-то из подносчиков заметил приближение врага. Тотчас раздались встревоженные крики и команды — и батарейцы принялись дружно стрелять по нам с Джису из «Гарандов». Естественно, на звуки выстрелов в тылу развернулись и солдаты выдвинувшейся вперед роты… Но прежде, чем они поддержали бы минометчиков огнем, с гребня перевала вдруг ударил ручной «Дегтярев»! Двумя точными очередями накрыв расчет станкового «Браунинга» — в правофланговом, ближнем к тропе взводе… Паша попытался нас выручить; из трофейных «Ли-Энфилд» открыли огонь и бойцы пополнения, внося дополнительную сумятицу — благо, что «люстра» все еще ярко светит, позволяя корейцам взять точный прицел.

Но тут же протяжно вскрикнул Джису, не успевший вовремя упасть наземь…

— Да твою ж!!!

Пули свистят над головой — но я успел вовремя заметить оставленную талыми водами промоину и нырнуть в нее, продолжив по-пластунски ползти к врагу. Разве что теперь чуть огибая позицию минометчиков; что сталось с вырвавшимся на десяток метров товарищем, я не знаю. Но вот батарейцы противника, заприметив новую опасность, в этот раз обрушили мины на гребень перевала… Они взорвались, не долетев до высоты — но позиция янки расположена таким образом, что Паше врага не достать, а вот минометчики до майора пусть с третьего-четвертого выстрела, но обязательно дотянутся!

Потому я продолжаю упорно ползти вперед, невольно зашептав слова короткой молитвы:

— Господи, спаси и сохрани! Господи, помилуй!

Как ни странно, в этот же миг над головой начала гаснуть «люстра»…

Не дожидаясь, когда загустевшие сумерки разом накроют землю, я со всех ног рванул к минометчикам, сжимая в руках английские трофейные «лимонки» — ребристые гранаты Миллса, если быть точным. Последние внешне чуть отличаются от отечественных Ф-1 приплюснутым верхом — но в целом это точно такая же оборонительная граната с эффективным разлетом осколков до тридцати метров… Ну и метать ее необходимо из какого-никакого укрытия метров на тридцать-тридцать пять.

Вот только бежать мне было под сотню! И за один рывок это расстояние я, естественно, не покрыл. Хорошо хоть, батарейцы не заметили моего забега… Вновь хлопнули минометы — и сумерки вновь развеял яркий свет «люстры»; я едва успел рухнуть на землю!

С удовлетворением отметив, что замолчали все три пулеметных расчета янки… Снять с треноги массивное тело тяжелого станкача с водяным охлаждением не так-то просто! Не говоря уже о том, чтобы быстро переместить расчет «Браунинга» на поле боя, выводя его из-под вражеского огня… Паша и Чимин в паре сработали не хуже швейцарских часов — столь же слаженно и точно, заранее наметив цели и стремительно перенося огонь снайперской СВТ и короткие очереди «Дегтярева» от одного расчета к другому! А когда смолкли вражеские пулеметы, активизировались и залегшие на каменистом склоне корейские бойцы, все чаще и точнее стреляя из трехлинеек…

Переломный момент боя! Мог бы быть… Но после очередного хлопка «труб» разрывы мин легли у самого гребня перевала. Пристрелялись, твари!

Я понял, что не смогу дождаться, когда потухнет вторая «люстра»; перевесив за спину трофейный автомат, сжал по гранате в каждой руке, группируясь для рывка… «Томпсон» Джису ожил короткой очередью неожиданно для обеих сторон; но, промедлив всего мгновение, я бросился вперед, догадываясь, что раненый товарищ дарит мне последние мгновения жизни.

— Сто один, сто два, сто три… Падай!

Пробежав десять метров из оставшихся шестидесяти, я рухнул наземь; вовремя! Кто-то из янки заметил нового противника, в мою сторону хлопнуло сразу несколько винтовочных выстрелов… Но тотчас со стороны врага раздался болезненный вскрик: теперь уже длинная очередь «Томпсона» дотянулась до американцев за сотню метров! Вот только сам факт того, что Джису так быстро перешел на длинные (на подавление), говорит не в пользу осназовца — скорее всего, рана серьезная, и боец вот-вот потеряет сознание… Потому и старается прижать противника, выиграв мне время на новый рывок.

Очередной выстрел минометчиков все-таки накрыл гребень, раня и убивая моих товарищей… Зло сцепив зубы, я вскочил на ноги и упрямо побежал вперед, считая про себя:

— Сто один, сто два, сто три… Падай!!!

Пуля рванула ватник на плече, но плоть вроде бы не задела. Я пробежал еще десяток метров под считалку-скороговорку, не раз выручавшую фронтовиков. В первую секунду враг тебя замечает, во вторую вскидывает оружие, в третью прицеливается… И где то между третьей и четвертой, в самый момент выстрела, ты падаешь.

Правда, если враг уже знает, откуда тебя ждать и уже вскинул оружие, остается не три, а две секунды на перебежку — не говоря уже об автоматическом огне на подавление… Но у минометчиков — «Гаранды», и я рискнул бежать именно три секунды под прикрытием огня осназовца — вот только «Томпсон» Джису вдруг резко затих.

Потому, тяжело рухнув на живот, оставшийся пяток метров я вынужденно прополз по-пластунски…

И не успел — после очередного выстрела минометов огонь с гребня перевала окончательно затих. Живо представив себе, как наших накрыло минами, я едва не взвыл от ярости и отчаяния… Одновременно с тем рванув предохранительную чеку «лимонки» и отпустив спусковой рычаг.

Двадцать два, двадцать два!

К минометчикам полетела первая граната — а я уже приготовился метать вторую. Но если первую бросил не очень точно, стараясь лишь подвесить в воздухе и оглушить противника — то вторую метнул уже приподнявшись, с нужным замахом. Риск немалый, могло ведь зацепить собственным осколком или случайной пулей — но и целился я точно в промоину, служащую янки окопом!

По наитию рассчитал все верно. Пусть время горения запала у «лимонки» Миллса около четырех секунд, и первая граната взорвалась уже на земле, так и не долетев до врага… Но ведь зацепила кого-то — судя по приглушенному вскрику со стороны минометчиков! А главное — оглушила, отвлекла янки, благополучно не задев меня осколком…

Зато второй мой бросок действительно удался: кто-то из батарейцев отчаянно закричал, предупреждая своих об опасности — но, обрывая вопль янки, вдруг ухнул сдвоенный взрыв. Первый «лимонки» — однако следом, с задержкой всего в долю секунды сдетонировали боеприпасы в снарядных ящиках…

Да так, что вздрогнула сама земля, буквально подбросив меня вверх!

Вспышка пламени осветила низину, на несколько мгновений стрельба с обеих сторон стихла… Но тотчас с гребня перевала ударил пехотный «Дегтярев» — и его вновь поддержали огнем наши стрелки! А следом включились в бой и заметно ожившие с приходом подкрепления корейцы.

И американский офицер, командующий усиленной минометчиками ротой, принял на удивление трезвое решение — над порядками янки раздался зычный вскрик, что тотчас поддержали сержанты противника:

— Retreat! Retreat!!!

Уговаривать солдат дважды не пришлось — и американцы живо потянулись в сторону леса под прикрытием густых сумерек, подсвечиваемых лишь остаточными огоньками после взрыва…

А я пополз к Чимину — надеясь, что еще успею помочь боевому товарищу.