Корея. 1950

Пролог

14 октября 1950 года от Рождества Христова. Горная система Тхэбек южнее Пхеньяна.


Майор Михаил Кудасов, военный советник при Корейской народной армии.


…Незнакомый, непривычный гул нарастает неспешно, отзываясь эхом из-за поворота дороги, петляющей промеж сопок. Но вот он становится громче, отчетливее — и над долиной, наконец, показалось винтокрылое чудо американской авиатехники… Какое-то игрушечное, тонкое, с маленькими «салазками» вместо шасси и длинным хвостом-трубой, к концу которой крепится малый винт. Крошечная, стеклянная кабина на двух человек, очень напоминающая воздушный пузырь-переросток! Но пара пулеметов на боковой подвеске как-то смазали общее впечатление слабости и уязвимости вражьей машины…

Хотя, самое обидное — геликоптер ведь впервые разработал наш, русский авиаконструктор Игорь Сикорский. А он строил самолеты еще для царской армии в годы Германской войны — и бомбардировщик «Илья Муромец», и первый русский истребитель С-16, все это творения Игоря Ивановича! А вот теперь создания русского гения воюют против… Против…

Я усмехнулся краешком губ. Сказать, что против «нас», имея в виду соотечественников Сикорского, будет не совсем объективно. Ведь помимо двух военспецов, вынужденно присоединившихся к группе бойцов Корейской народной армии (против приказа верховного!), в нашем сборном отряде состоят исключительно корейцы… Идейные коммунисты, для кого идеология Марксизма-Ленинизма была духовным стержнем, объединившим их против еще японских оккупантов.

А то ведь «самураи» в свое время «резвились» в Корее с жестокостью, мало уступающим зверствам япошек в Китае 30-х годов!

Сложно сказать, о чем думал и что чувствовал Сикорский, работая в США — и создавая очередные летательные аппараты для американской армии. Да пусть даже он строил их для гражданской авиации! Тот же геликоптер по замыслу есть поисково-спасательная машина, способная эвакуировать пострадавших (в том числе и в горах), приземляясь на относительно ровную площадку без аэродрома… Но прошло несколько лет — и вот уже машины Сикорского ведут разведку для армии янки. А некоторые модернизированные модели ощетинились пулеметными стволами…

Хотя, быть может, наш талантливый авиаконструктор ничего такого и не думал, и не предполагал. Все же США довольно долго держали некую форму нейтралитета по отношению к СССР до Отечественной — а во время ее так и вовсе стали союзником.

Кто же знал, что уже всего пять лет спустя союзники схлестнуться в бою?

Мне стало не по себе при мысли, что вражеские летчики вот-вот обнаружат наспех замаскированную в скалах батарею — и я поспешно отвел взгляд от геликоптера:

— Пригнитесь!

Юонг, «толмач» — и бывший командир батареи (он «уступил» мне должность, будучи наводчиком-снайпером, более эффективным именно в этой роли), быстро перевел приказ для бойцов. Не хватало еще, чтобы янки, почуяв чужой, полной страха и ненависти взгляд, обратили внимание на скопление кустарника в перемычке промеж сопок! Стегнув по ложным зарослям пусть даже парой дежурных очередей… На войне — нашей, Отечественной — такое происходило зачастую: и немцы, и сами красноармейцы нередко чуяли чужое присутствие, обращенный из засады, враждебный взгляд, направленный в спину. Вон, майор-осназовец еще во время занятий с личным составом объяснял, что в засаде нужно максимально успокоиться, отвлечься, расфокусировать взгляд — или даже мысленно представить себя неподвижным, неодушевленным камнем… Конечно, звучит бредово — но так ведь говорил об этом не какой-нибудь ярмарочный шарлатан, а офицер ГРУ с боевым опытом.

Не знаю, помогло ли нам то, что я приказал личному составу распластаться у орудий, или нет — но геликоптер бодро полетел вперед, не обратив на нас ровным счетом никакого внимания! А ведь янки вполне могли разглядеть с воздуха небольшие, приземистые орудия М-42, наспех укрытые срезанным кустарником и камнями — увы, маскировочных сетей корейцы не сохранили… Впрочем, тот факт, что обученная мной батарея в хаосе беспорядочного отступления сохранила три исправных орудия и несколько снарядных ящиков, говорит о многом! Ведь сейчас армия Южной Кореи и силы ООН (в основном американцы и британцы при некоторой поддержке турок) наступают на Пхеньян едва ли не быстрее, чем бронетанковые кулаки вермахта в июне-июле 41-го… И сохранить орудия, рискуя самой жизнью — дорого стоит.

Как, впрочем, и согласиться стать заслоном на пути многократно превосходящего врага, имея лишь призрачные шансы уцелеть… Но мои батарейцы устали бежать и оглядываться назад — нет, мое решение устроить засаду они восприняли с суровой решимостью людей, готовых поставить жизнь на кон, лишь бы крепко ударить в ответ!

Что же касается вражеских летунов… Скорее всего, они следят за противником на дороге, надеясь увидеть хвост отступающих на север частей КНДР — или развернутые прямо на дороге заслоны противотанковой артиллерии. А то и вкопанные в землю танки Т-34–85 или легкие самоходки СУ-76 под прикрытием какого-то количества пехоты… Уж как-то так вышло, что в период наступления американцев и их союзников, наши корейцы не смогли толком организовать сильных ударов из засад — вроде тех, что осенью 41-го наносили танкисты Катукова по стальным клиньям панцерваффе…

Да и то сказать — каким было начало войны! Армия КНДР и качественно, и количественно превосходила войска Южной Кореи и прибывший сперва контингент ООН. В том числе и в наземной технике, имея на вооружение вполне себе мощные, современные танки Т-34–85 — и с лучшей стороны зарекомендовавшие себя самоходки СУ-76. В свою очередь, советской «броне» противостояло лишь незначительное число легких американских танков «Чаффи» М24… Правда, последний вооружен довольно сильным для легкого танка 75-мм орудием — но в поединках с экипажами «Чаффи» корейские танкисты неизменно выходили победителями!

Однако, несмотря на старания советских военспецов и довольно интенсивную подготовку, у северокорейских танкистов не было того бесценного боевого опыта, что наши экипажи получили в ходе ВОВ. И когда при Инчхоне корейцы впервые столкнулись с куда более мощными «Паттонами», «Першингами» и даже модернизированными «Шерманами» (причем американцы-то как раз имели боевой опыт, включая и бои на западном фронте!), «тридцатьчетверки» и «сушки» запылали… Тем более, на момент контрнаступления врага у ООН был и заметный количественный перевес в бронетехнике.

Ладно, что об этом горевать — не хватило опыта у танкистов Северной Кореи и их военачальников для организации эффективных танковых засад. Как впрочем, и у нас в 41-м, пока комбриг Катуков не вступил в бой под Орлом и Мценском… Но сражались корейцы храбро, до последнего — подбив какое-то число новеньких «Першингов» и модернизированных «Шерманов» с новой пушкой… Впрочем, «танки с танками не воюют», верно? Не знаю наверняка, кто это сказал — но сам-то я еще застал время, когда основным противником танков на полях Великой Отечественной оставались противотанковые орудия.

И сегодня я постараюсь донести эту простую истину до бывших американских союзников…

— Спокойно! Это разведывательный танк, им займется группа прикрытия!

Из-за поворота петляющей между сопок дороги вынырнул легкий танк М24 в сопровождении полугусеничного тягача М3. Пехотный десант последнего должен прикрыть легкую «коробочку» на случай засады фанатиков с магнитными минами и гранатами (болезненный опыт боев с японцами) — или даже трофейными американскими «базуками». Противотанковым гранатометом по типу немецких «фаустпатронов» с очень небольшой дальностью эффективного выстрела… Десант БТР вооружен довольно мощными автоматами «М3» (калибр 11,43 мм, как у «Томпсона»!), а сам бронетранспортер — двумя пулеметами, включая и крупнокалиберный «Браунинг» 12,7 миллиметра… Заприметят янки засаду в пределах ста пятидесяти метров — дальности эффективного выстрела из «базуки» — так уничтожат ее ливнем свинца!

Что же — головной дозор мы благополучно пропустили мимо засады. Конечно, разведка янки еще может попить нам крови с началом боя… Но все же это не основной наш противник.

Нет, главный враг — это средние американские танки. Такие как М46 «Паттон», что только что показался из-за поворота дороги! Хотя для среднего танка (боевая масса всего 43,9 тонн), «Паттон» на диво сильно вооружен мощным 90-мм орудием, имеющим отличную оптику, и двумя пулеметами — включая крупнокалиберный. А кроме того, М46 также очень серьезно бронирован в лобовой проекции — 102 миллиметра лоб башни и верх корпуса! Но борта «Паттона» в районе моторного отделения уже уязвимы для «сорокапятки» — 51 миллиметр, в то время как наша пушка прошибает 61 мм брони за пятьсот метров и как раз 51 мм за километр…

Мы же развернули засаду за шестьсот метров от дороги — причем так, чтобы держать ее под обстрелом под прямым углом. Кроме того, рациональных углов наклона бортовой брони у «Паттона» конструкторами не предусмотрены, так что…

Должны взять.

— Ждем! Хотя бы еще пару танков…

Юонг поспешно перевел бойцам батареи мои слова — а я с некоторым облегчением выдохнул. Следом за «Паттоном», соблюдая требуемую противоаварийную дистанцию, по дороге катит парочка «Шерманов» с десантом на броне. Хороший средний танк с отличной оптикой и стабилизатором орудия — наши танкисты ленд-лизовские М-4 крепко уважали. Вот только чересчур слабовата бортовая броня башни и корпуса, каких-то 38 миллиметров… Я вновь прижал к глазам окуляры трофейного цейсовского бинокля:

— Проверяем! Ориентир один, сломанное дерево! Цель шестьсот, угол вертикальной наводки три! И ждем, пусть поравняются с засадой! Из-за сопки следующие позади «коробочки» нас все равно не достанут…

Дождавшись перевода «толмача», я продолжил:

— Юонг — все, кроме тебя, готовят осколочные снаряды. Хим-Чан бьет по ходовой головного танк, Тэян целит в третью по счету машину… А ты сам заряжай бронебойный — и уже без команды бей в борт «Паттона», как только замрет! Но помни: нужно попасть по моторному отделению, ближе к корме…

Толмач (и по совместительству, лучший наводчик батареи) напряженно кивнул, уже переводя мой приказ. Да, ответственность на Юонге очень большая — подбить «Паттона» с его сильной пушкой нужно первым же выстрелом! Ведь выдолбить в камнях защитный окоп для артиллеристов, и уж тем более полноценные капониры для орудий, мы не успели. Только небольшие углубления под снарядные ящики… А между тем, боевое отделение М46 имеет бронирование уже в 76 миллиметров — чуть смажь выстрел, и наша болванка броню «Паттона» не возьмет.

Разом чавкнули смазкой снаряды, поглощенные казенниками «сорокопяток» — и я принялся отдавать последние указания:

— Приготовились! Хим-чан, ориентир один, влево два градуса! Тэян — влево четыре! Цельтесь по передним каткам! Как раз в задние попадете…

После чего добавил уже чуть тише:

— Ну, с Богом…

Я выждал еще секунду для верности — так, чтобы борта вражеских «коробочек» оказались довернуты к батарее ровно под прямым углом — после чего отрывисто рявкнул:

— Огонь!!!

Эту команду корейские батарейцы знают и без перевода… Над долиной гулко грохнули выстрелы «сорокопяток»; им вторят парные взрывы, ударившие с отставанием в долю секунды друг за другом. Тотчас звонко лязгнули казенники, выплевывая стрелянные, дымящиеся гильзы, разносящие запах горелого пороха.

— Есть!

Осколочный снаряд врезал по ходовой у хвостовой шестеренки «Паттона», сорвав гусеницы — и танк с заглохшим от удара двигателем замер, словно вкопанный! Один удар сердца — и грохнул выстрел третьего орудия батареи… Но опережая звук, разогнавшаяся до малинового свечения болванка уже врезалась в борт впереди идущего танка; во все стороны посыпались искрящиеся осколки брони!

Есть пробитие.

— Бронебойные!!!

Но батарейцы, опережая мою команду, уже зарядили пушки. Замерший, также разутый «Шерман» только начал поворачивать башню в нашу сторону; уцелевшие бойцы десанта спрыгнули наземь на противоположную от нас сторону дороги, прикрывшись танком. Но двоих янки достали осколки снаряда, обездвижившего их «коробочку»… А по десанту второго М4 уже стегнули очереди ротного Дегтярева!

В бой вступила группа прикрытия, залегшая в трехстах метрах от дороги — и рычащие очереди РД совпали с хлесткими, торопливыми выстрелами магазинной ПТРС. Майор Гольтяев сам изготовил противотанковое ружье к бою… И несмотря на поспешность стрельбы, осназовец ГРУ бьет довольно метко — зеленые светлячки трассеров один за другим уткнулись в корму бронетранспортера, без труда вскрыв броню М3. Страшно себе представить, что какую мясорубку в десантном отсеке БТР устроили бронебойно-зажигательные пули калибра 14,5 миллиметра…

Мехвод «Шермана», зажатого на дороге, попытался крутануть машину и развернуться на узком пятачке земли, с двух сторон стиснутый обездвиженными коробочками. Но уже в момент разворота бронебойная болванка ударила по башне танка! Но ударила вскользь, срикошетила, лишь здорово тряхнув вражеский танк и оставив багровую, пышущую жаром борозду на броне… Расчет Хим-Чана поторопился с выстрелом — да и башня «Шермана» разворачивалась в нашу сторону одновременно с машиной…

А затем выстрелил «Паттон». Выстрелил практически одновременно с орудиями Юонга и Тэяна…

Грохот близкого взрыва оглушил — а в ушах, словно набитых ватой, противно зазвенело. Удар десятикилограммового снаряда, плотно начиненного взрывчаткой, ощутимо тряхнул землю под ногами! Но от фугасного действия и осколков меня спасли расстояние — и орудие Юонга с расчетом…

Осколочная граната рванула по центру батареи, практически под пушкой Хим-Чана — и ее буквально подбросило в воздух вместе с исковерканными телами бойцов… Во все стороны ударили осколки, ранив одного из двух подносчиков и заряжающего в расчете Юонга — и бросив на ствол пушки Тэяна, лично вставшего к панораме. Даже сквозь пронзительный писк в ушах я отчетливо расслышал стеклянный звон разбитой оптики… Наконец, прикрытую каской голову обдало тугой волной воздуха — это оторванное взрывом колесо «сорокапятки» пролетело прямо надо мной!

Сантиметров на тридцать ниже — и все, отвоевался…

— Юонг, добивайте оставшийся «Шерман»!

Крича во всю мощь легких (контузия, будь он неладна!), сам я со всех ног бросился к поврежденной пушке Тэяна — вставшего к прицелу взамен штатного наводчика, выбывшего еще пару дней назад. Последний погиб во время воздушного налета янки — в октябре противник уже практически целиком захватил небо. Все как в начале Отечественной в 41-м…

Впрочем, я все равно бы не успел, надеясь добежать с левого фланга батареи на правый. Не успел бы и Юонг, вновь поразивший ходовую «Паттона» вторым снарядом; и только теперь американские танкисты принялись спешно покидать явственно задымившую машину… А сам я лишь на бегу вспомнил, что моторный отсек М46 оснащен современной, углекислотной противопожарной системой. Выходит, сработала после первого попадания, зараза⁈

Впрочем, вряд ли я смог как-то иначе построить бой, даже если бы и помнил о ней с самого начала…

Все сильнее дымит «Паттон» — и ярким костром пылает обездвиженный осколочной гранатой «Шерман», чей борт только что прошила бронебойная болванка. Но второй М4 успел развернуться лбом к батарее — и выстрелить прежде, чем Юонг закинул в казенник «сорокапятки» очередной бронебойный снаряд… Но экипаж уцелевшего танка выстрелил по группе прикрытия!

Не иначе как здорово оглушенный ударом болванки, наводчик сходу поймал в прицел всполохи пламени на раструбе ротного пулемета… А командир машины (также оглушенный) еще не успел осознать, что в строю остался лишь его танк.

Также возможно, что среди солдат десанта, сбитых наземь густыми очередями РП, был кто-то из друзей или близких наводчика… И потому столь ценный выстрел, способный спасти экипаж «Шермана» и добить нашу батарею, он потратил именно на расчет прикрытия.

…Ротный пулемет 46-го года, созданный и принятый на вооружение сразу после войны, стал глубокой модернизацией ручного пулемета Дегтярева — и, на мой взгляд, очень опоздал на поля Великой Отечественной. Будь у нас РП с самого начала войны… Эх! Да что тут скажешь? Практически равный по массе ДП-27, ротный пулемет оснащен модулем для ленточного питания — под стальные ленты от станковых Горюновых на 250 патронов! Но узел ленточного питания можно снять, снарядив РП-46 и привычным диском на 47 патронов… Кроме того, у модернизированного пулемета более прочный, стойкий к износу ствол — так что его практическая скорострельность выросла как минимум в три раза! Плюс удобная ручка для переноски РП в бою…

В этой засаде мы крепко надеялись на хорошо подготовленный пулеметный расчет — и корейские бойцы неплохо начали бой, уничтожив большую часть танкового десанта «Шермана»… Но ответный выстрел накрыл храбрецов.

И лишь пару секунд спустя по танку ударило орудие Юонга, точно вложившего болванку в шаровую установку курсового пулемета! Только брызнул во все стороны сноп искр — и практически сразу в М4 сдетонировал боезапас, сорвав башню с погон… Не зря «сорокапятку» называют снайперской винтовкой на колесах! Да и Юонг начал боевой путь наводчика-артиллериста еще в Маньчжурии, воюя с японцами в рядах партизанского соединения самого Ким Ир Сена. А после наш толмач прошел тщательную переподготовку в рядах РККА, став штатным командиром орудия — и в какой-то мере повторив боевой путь своего вождя.

Но если наводчик из Юонга дай Бог каждому, то командовать батареей в бою у него не особо получалось — по давней привычке он все норовил лично встать к панораме. Вот и «подвинулся» — точнее сам же и предложил место комбатра опытному военспецу, когда стало совсем жарко…

Но тут уже и я не видел никакой возможности избежать личного участия в боевых действиях… Пришлось ослушаться прямого приказа верховного.

Да, Иосиф Виссарионович строго-настрого запретил советским военспецам участвовать в боях с американцами. И у этого решения есть веская причина — первый же русский пленный офицер может стать поводом к масштабному конфликту с США… А у янки пока что явное преимущество в разработках атомного оружия. И по штабам уже давно ходят слухи о планах превентивного удара по СССР со стороны бывших союзников.

Удара атомными бомбами.

Думаю ли я об этом на пути к поврежденному орудию с разбитым прицелом? Да — но и выбора у меня нет. Не решились бы мы дать бой — и уже через пару часов колонна бронетехники ООН настигла бы нас на дороге, ведущей из Сеула в Пхеньян… Так что мне в любом случае предстоял плен и фильтрация.

А уж там… Разве поверили бы американцы, что с группой корейских военных отступает советский корреспондент из «Правды»⁈ Я вот не рискнул проверить — тем более, что подготовленных мной же батарейцев было нестерпимо жаль бросать на произвол судьбы… Точнее, на произвол янки, вполне способных кончить корейцев (да и русского «корреспондента»!) в стороне от дороги, дабы не снижать скорость движения колонны конвоированием пленных. Я уже наслышан о художествах «союзников» — быть может, и не немцы с японцами, но излишней гуманностью американцы и прочие солдаты ООН точно не страдают…

Одного взгляда на залитое кровью тело Тэяна достаточно, чтобы понять — командир орудия ушел за границу вечности. Расчет же, оставшийся сразу и без наводчика, и командира в одном лице, малость растерялся — тем более, панораму действительно побило осколками… А вот откатник орудия вроде не задело.

— Осколочный!!!

Я указал подносчику на ящик с осколочно-фугасными гранатами; сам же приник к открытому казеннику «сорокапятки». Придется целиться через ствол… Подобным образом мне доводилось стрелять даже бронебойными болванками по бортам немецких панцеров — корректируя огонь по красным трассерам и молясь, чтобы фрицы не успели развернуться и выстрелить в ответ! Ведь трассеры не только корректируют точность стрельбы — они же выдают положение стрелка, пулеметного гнезда или орудия…

Но три головных танка уже горят, закупорив выход с узкого участка дороги, зажатой сопками — так что бронетехника вперед уже не сунется, и колонна сходу не пройдет. Попробуют отползти назад (всей колонной!) и отбуксировать подбитые танки до места, где их удастся сбросить с дороги… А пока не отбуксировали, янки наверняка бросят в бой пехоту, уничтожить засаду — или, по крайней мере, прикрыть ремонтников, цепляющих тросы к подбитым коробочкам.

Вот этого я им сделать и не позволю…

Ствол «сорокапятки» пахнул на меня свежей пороховой гарью — но перед боем его тщательно пробанили, слой нагара на нарезах минимальный. И, как я и ожидал, сквозь зев орудия я разглядел борт подбитого первым «Шермана»… А также мелькнувшие было фигурки пехотинцев-янки — уже рванувших вперед, к батарее, покуда молчит наш пулеметный расчет!

Мгновенно сориентировавшись, я чуть докрутил маховик вертикальной наводки вниз — и махнул рукой замершему рядом бойцу с осколочно-фугасной гранатой в руках:

— Заряжай!

Чавкнул свежей смазкой снаряд, скрывшись в казеннике — и я тотчас нажал на спуск…

Выстрел грохнул одновременно с разрывом гранаты на дороге — и тотчас лязгнул казенник, выбросив стреляную гильзу.

— Откат нормальный…

Это я уже сам перевел более-менее знакомый ответ заряжающего, неотрывно наблюдая за врагом. А рвануло хорошо — на обочине дороги перед подбитым танком, за спинами ринувшихся вперед десантников… Или как там янки их называют? Конечно, осколочный снаряд «сорокапятки» не шибко мощный, и весит всего два килограмма — но он явно посильнее ручной гранаты! Так что американские пехотинцы резко подрастеряли свой пыл — а следом по врагу выстрелил и Юонг…

— Заряжай!

Я чуть подвел маховик горизонтальной доводки вправо, одновременно с тем бросив встревоженный взгляд в сторону головного дозора. Но «Чаффи» застыл на дороге, еще на развороте подбитый в откровенно тонкий борт (19 миллиметров в районе ходовой). Да и то, место для маневра у относительно небольшого танка, отъехавшего от засады всего на триста метров, было совсем немного…

А за триста метров ПТРС прошибает 27 миллиметров брони штатным патроном Б-32.

Выстрел!

Очередной осколочный снарядный улетел к дороге; вдогонку врезал по врагу Юонг. Но тут же слева вдруг послышался знакомый, быстро нарастающий гул возвращающегося к колонне геликоптера… Внутри у меня все сдавило от напряжения — с воздуха янки нас точно прикончат!

— Разворачивай! Пушки разворачивай щитками к вертушке, пулеметный патрон не возьмет!

На деле я в этом не уверен — хотя щитки М-42 все же посильнее, чем у старых «сорокапяток» 53-К, встретивших начало войны. Но я не знаю возможностей американских пулеметов на геликоптере — как и то, какими патронами они заряжены. Если бронебойно-зажигательными… Впрочем, иных укрытий у нас все равно нет.

Трое уцелевших бойцов расчета Тэяна помогли мне быстро развернуть пушку — вот они, исключительные преимущества «сорокапяток»! Малые размеры и вес, мобильность пушки сделали ее королевой засад — и настоящим орудием поддержки пехоты на заключительном этапе войны… Чуть отстав от нас, развернули свое орудие и Юонг с уцелевшим подносчиком — вовремя! Пулеметные очереди геликоптера издали стегнули в сторону батареи, сильно рассеиваясь на расстояние. Впрочем, пара пуль со свистом щелкнули по щитку, не сумев его пробить… Обнадеживающее начало — но как мы сможем противостоять летунам⁈

Все одно ведь достанут на развороте…

Ответом мне послужили зеленые трассеры ПТРС, устремившиеся к вражеской машине. Опустив взгляд, я увидел майора Гольтяева, уложившего ствол бронебойного ружья прямо на плечо севшего на колено бойца, крепко стиснувшего сошки в руках! Высший пилотаж… Нет, я не раз слышал, что наши бронебойщики на фронте сбивали низколетящие самолеты фрицев — но вот поединок современного геликоптера и расчета ПТР увидел впервые.

Впрочем, как кажется, геликоптер летит с куда меньшей скоростью, чем тот же «лаптежник» — уступая последнему и в манёвренности…

И это обстоятельство явно сказалось на точносте стрельбы майора — по крайней мере два «светляка» пробили стеклянный пузырь кабины! Геликоптер тотчас потерял управление, машину закрутило в воздухе, разгоняя по направлению к земле… Но еще до того, как летательный аппарат рухнул на склон сопки и взорвался, я отрывисто приказал:

— Разворачивай орудия! Огонь осколочными по пехоте врага!

Загрузка...