ПРО КУРКУЛИЗМ
Между тем Иван переговорил с отцом, и идея выкупить у шального герцога три десятка «Локустов»…
— … Причём, именно усовершенствовать их по образцу твоей машины, переименовать в «Саранчи», и в таком виде поставить под ружьё русской армии — это, знаешь, какой щелчок англам по носу будет⁈ — практически взахлёб пересказывал мне Иван. — Быстрее, манёвреннее, лучше вооружены! Английский парламент на навоз изойдёт! — мы дружно заржали, но Иван вдруг осёкся и спросил: — Я надеюсь, ты не бросишь преподавание ради того, чтобы возглавить подразделение «Саранчей»?
Я пару секунд его помурыжил — пусть побудет в шкуре своих начальников, подёргается маленько — а потом ответил вроде как с раздумьем:
— Пожалуй, нет. Понравилось мне, понимаешь, когда какая-никакая броня есть. И чтоб пушка побольше… А то хрен бы я на «Саранче» с лисой справился. Даже убежать бы не получилось. Если уж брать что-то в личное пользование, я б лучше «Детину» приобрёл, это да. И парочку «Святогоров» поддержки.
— Да ладно! Свой собственный взвод?
— А почему нет? Бывало такое в казачьих частях. Чаще, правда, от сёл выставляют, чтоб свои вместе воевали, значицца. Но что бы мне лично помешало?
— А ведь тема! — Сокол здорово взбодрился. — И почему мне раньше это в голову не пришло?
— А пустят?
— А куда бы им деваться? Нога растёт! Как окончательно восстановится, сразу на перекомиссию подам! Чего? — спросил он, видя, что я усмехаюсь в усы.
— Да ты как в том анекдоте. Только там был Вовочка, который не хотел в гимназию идти, а мать ему: «Нельзя, Вовочка, ты теперь директор».
Сокол поржал, потирая затылок:
— Да уж, директорство это на кривой козе не объедешь. Разве что в летние каникулы?
— Ага! Специально для нас подгадают летом маленькую победоносную войнушку!
— Отличная тема! — он довольно захохотал, предвкушая будущие перспективы и (конечно же) героические приключения. Посмотрел на меня испытующе: — Значит, «Детину»? А «Архангела» не хочешь?
— Не-е, «Архангела» не хочу.
— Эт почему это? — казалось, Сокол слегка обиделся. — Новейшая разработка, между прочим!
— Будто я не знаю! Но у «Архангела» и потроха сложнее, и управление им требует особой подготовки. Ты забыл, к измайловцам какой отбор? А потом ещё полгода специальных курсов, а? Оттуда элита из элит выходит.
— Можно подумать, ты бы…
— Нет уж, увольте-с. Насиделся я за партой до отвала, во! — я чиркнул пальцами по горлу. — Больше учиться не пойду, и не уговаривайте! Я лучше на «Пантерке», как простой Вася из деревни. Или на «Детине» вон, разница невелика.
— Да ладно, ладно! На «Пантерке» так на «Пантерке», чё завёлся-то⁈ Я ж просто предложил. Чтоб ты знал, что если что, есть такая возможность.
— Огромная вам, ваше высочество, наша благодарность! Но нет. Так и знай. Знаешь пословицу? «Старого кобеля новым штукам не научишь». Вот, с медведями эт тоже работает!
Иван фыркнул:
— Твоё утверждение опровергается примером твоих дядюшек! Пенсионер ты наш двадцатичетырёхлетний! — и добавил с подначкой: — А нам, между прочим, на училище одного «Архангела» выпишут.
— Да за ради Бога! Вот Серго пусть и выучится на нём скакать. Ты только про кобелей ему не задвигай, — мы дружно поржали. — Лучше скажи там: что, с «Саранчами» натурально сладилось?
— Пока с «Локустами». Предложение ушло. И даже намёк на возможность торга с тобой. — Хитро посмотрел на меня Иван.
— Куда там торговаться-то?
— Да есть куда. Я ж запросил полсотни.
Я воззрился на Сокола:
— И этот человек упрекал меня в скаредности!
— Должность начальника училища портит характер, — покаялся он, — и развивает этот… как?
— Куркулизм! — припечатал я. — Куркуль ты, ядрёна колупайка!
— Для вас же стараюсь! — проворчал Иван, и тут нас позвали чай пить. Ну, в матушкином понимании «чай» — это когда стол от еды ломится. Ну и чай прилагается, конечно, тож. А вот после сытных чаёв Сокола растащило на философию. И ещё, я подозреваю, он не оставлял надежды сподвигнуть меня на новые подвиги в плане погрызть гранит науки…
ПРО ФИЛОСОФИЮ
— Вот ты, Илья, говоришь «Ваня из деревни», — начал он.
— И ничего я не говорю, — лениво ответил я. — Я вовсе даже молчу. Сижу, прикидываясь мебелью и даже дышу в половину, лишь бы на ваш, Иван Кириллович начальственный энтузиазм не нарваться.
— Да нет уж, Илья Алексеевич, позвольте! — не отступился от своих намерений Сокол. — Вы вот давеча намекнули на некоторую посконность деревенского населения. Полагаю, в глубине души вы распространяли эту особенность и на городское простонародье тоже?..
— Так! — я окончательно закрыл глаза и уронил голову на подголовник кресла. — Ежли вы, Иван Кириллович, сейчас не переключитесь на нормальный тон, то будете разговаривать с моим спящим туловищем.
— Ладно! — неожиданно бодро воскликнул Сокол и подскочил. — Но уж и ты, мил друг, изволь меня слушать!
Я вынырнул из сытой дремоты и сел прямее.
— А то пойдём лучше пройдёмся? — предложил он. — А то впрямь при такой кормёжке скоро будем напоминать твоих лис после сладостей!
— Да не охота грязь со снегом месить. Забыл, что ли, какая сегодня погода?
— Ну пошли хоть на двор! Походим по свежему воздуху.
Это можно. Дворы-то у нас по сибирской манере досками крытые, чистые.
— Изволь, выйдем.
Сокол резво защёлкал пальцами, образуя вокруг подошв сапог слегка поблёскивающую защиту — навроде прозрачных галош получалось, чтобы сырость потом в дом не волочь — и устремился на выход.
— Так вот! — начал он, деловито воздевая палец к небу. — Главная ошибка нашего Российского жителя — и не только деревенского, а вообще — знаешь в чём?
Я помотал головой. Типа — нет, не знаю.
— В том, — продолжил Великий князь, а сейчас это был именно Великий князь (я уже научился, искренне надеюсь, различать маски, которые надевал Сокол), — в том, что он с великим скепсисом относится к себе. Ты понимаешь? Глобальное пренебрежение к себе как к народу присутствует!
— Ну почему-у-у… — не согласился я.
— Да потому! — вошёл в раж Иван Кириллыч. — Знаешь, кто самый главный, самый умный, самый-самый для англов? Отвечу. Англ! Не важно, простолюдин он или лорд! Англ! И он, в их умах, в умах целой страны, довлеет над всем миром! Все другие хуже, ниже и вообще ничтожнее. Да хоть Смитов своих вспомни! Ведь узнали же они и про чин, и про титул, и всё равно запрашивали что? Помочь выяснить отношения между неким казаком Коршуновым (ты чувствуешь вот эти нотки брезгливости⁈) и славным родом Смитов!
Я хотел сказать, что тут не поспоришь, но даже слово вставить не смог! Иван чесал, как заведённый:
— А у нас? Ты в курсе что самый лучший пилот-испытатель шагоходов — лучший в мире! — вообще-то по фамилии Пугачёв⁈ Из тех самых! Пра-пра-правнук того самого Пучачёва! Простой донской казак Российской империи! «Архангелом» управляет как боженька!
Я исхитрился и втиснул в спич Ивана пару слов:
— Ну таки Пугачёв не самый обычный человек! Его предок — маг каких поискать! Хрен бы он…
— Я тебя сейчас до невозможности удивлю Илья, — тон Ивана резко стал совсем серьёзным. Вот прям до предела великокняжеским!
— Емельян Пугачёв не был магом! Вообще! Исключительно природный дар интуитивного управления имеющимися войсками… Это как… Слушай! — Он возбуждённо повернулся ко мне: — Это ж как у твоей крестницы!
— Крестницы? — не понял я.
— Ну голландки! Этой, как её?..
— Эмме?
— Во-во, Эмме! Она попадает из всего во всё! Вообще! Я тут почитал докладные записки. Там вся Военная Академия буквально в экстазе бьётся над таким феноменом. Изучают возможности скопировать хотя бы часть свойств и даже чего-то там уже продвинулись… Ты в курсе, что тебя просто за находку этой девушки и склонение её к службе Российской империи на следующую ступеньку подвинут?
— В смысле — на ступеньку? Ты уж, князюшка, ври, да не завирайся!
— А что? Был — казачий войсковой старшина, будешь — казачий полковник, чем плохо?
— А тем, что полковник людьми командовать должон уметь! — из меня от волнения аж просторечия полезли. — В тактике со стратегией соображать! И всякие армейские карты с продвижением вверенных войск, и прочее уметь читать выучен! Иначе я буду как та обезьянка для фотографий, вроде человечек маленький, а на самом деле животина из Африки на потеху завезённая!
— Так тебе же давали возможность в вышке армейской поучиться? — Иван, по-моему, был искренне удивлён. — Что не так-то? Да и сейчас можно, заочно. Учебники возьмёшь, консультации организуем…
— Опять двадцать пять! Так я и знал! Вот чуял афедроном, что всё к тому идёт!
— Да чего ты орёшь-то, как блаженный? Я, что ль, не учился? Пять лет как с куста!
— Сокол, ну ты ж Великий князь! — я в отчаянии чуть чуб себе не выдернул. — Ну сам посуди, какой из меня полковник? Еле-еле на хорунжего тяну. Это если по чесноку!
— По чему? — наклонился ко мне Иван.
— По-честному! По чесноку! Не тупи, пень горелый!
— Послушай, мил друг, Петя Витгеншетейн уже жаловался мне, что половина его подчинённых, наслушавшись своего князя, щеголяют казацкими присказками, типа «ядрёна колупайка», что это вообще, кстати? Я всё хотел спросить… И прочими производимыми тобой звуками…
— Спасибоньки, дорогой Великий княже! — я поклонился Соколу в пояс, чем, похоже, вызвал непомерное, судя по вытаращенным глазами, удивление. — «Производимыми мною звуками!» Это ж надо так мою речь описать! Вот мы и дошли до той обезьянки. Задорно прыгает, пищит, рычит и производит иные звуки разными частями своего организма! Вот он я — герцог Топплерский, собственной персоной!
— Ты прекрати вообще! — взбеленился Сокол. — Всю эту ересь, тебя принижающую, прекрати вот прямо сейчас! Пока я не оторвал штакетину и по хребтине тебя не настучал! Ты — мой друг! И этим всё сказано! И для меня, и для всех остальных прочих! Понял?
— И не надо так орать! — попытался остановить я, вошедшего в раж великого князя.
— Чего? Это мне не орать⁈ Или тебе⁈
Вот же труба иерихонская! Привлечённые рёвом великокняжеским на крыльцо высыпали наши дамочки, а Иван вовсю разорялся:
— Я тут у него живу! В деревне! С женой, бывшей княжной Гуриели, между прочим! Нам всё!.. Ты понял?.. ВСЁ нравится! И то, как живём, и у кого живём! Ты в курсе, медведь, мать твою, белый, что Маша теперь хочет себе — вернее, нам — дом в Карлуке? Такой деревянный, — пискляво изобразил супругу Сокол, от чего Маша тут же сердито сложила руки на груди, — из брёвен в два охвата, чтоб «лучше дышалось»! Княжна Гуриели, жена Великого князя — дом в деревне Карлук? А ты знаешь, что мне периодически приходят докладные от начальника охраны Марии? На тему, что «граждански-сознательное» общество в Карлуке непринуждённо и — внимание! — «настойчиво безвозмездно» выявило уже три попытки покушения на мою жену? Просто «потому как обчество не поймёт, ежели тут у нас…» Они всей деревней присматривают! Ты представляешь? Всей деревней присматривают за твоей безопасностью! Ну и твоих гостей заодно? Это, брат, такая охрана, никакой специальной службе не снилась!
— Ладно, что разволновался-то? — Успокаиваться надо, пока при этакой обчественной сознательности толпа у ворот не собралась. — Чего орать-то? Хочет дом, так построй! Можно подумать, у тебя на это капиталов не хватает?
— Да хватает, конечно! — пробурчал Иван. И замахал руками на жену: — Иди-иди! Чего выскочила, раздевшись? Всё нормально у нас, поговорим да придём.
Дамы пошли в тепло, недоверчиво на нас поглядывая. Последней в дом зашла маман, выразительно кивнув нам, мол: не шалите. И бровями ещё этак сделала, прежде чем дверь прикрыть.
— Ну чего ты развыступался? — гораздо тише, чем раньше, переспросил я Сокола.
— Да, пень горелый! — снова взбрыкнул он и сам же засмеялся: — О! Вот опять — «пень горелый»! Я с тобой рядом не князем, а…
— Провинциальным жителем становишься? Невместно великому князю?
— А вот и не подкусывай! Становлюсь провинциалом, как есть, значицца! Это вот всё — оно, понимаешь, затягивает…
— Как болото? — кисло уточнил я.
— Да какое, нахрен, болото⁈ — он гневно замахал руками. — Ежели, это болото, с погонями на самоходных домах, бандитами, покушениями да прочим всяким, то я даже не знаю… А с другой стороны — совершеннейший же контраст! Пастораль, не иначе! С этой жизнью размеренной, с прогулками под берёзами, что ветками длинными над головой шелестят, с закатами-восходами о которых ты в городах даже не думаешь. Со звёздным небом над головой… Вот, ты видел такое количество звёзд в городах ночью? Чтоб как тут? Меня когда Маша однажды вытащила ночью полюбоваться… — Иван раскинул руки и уставился в вечереющее, наливающееся густой синевой небо. Негромко засмеялся: — Я впервости-то думал о всяких семейных шалостях, а потом увидел — ошалел. Такая красота над головой…
Сокол помолчал.
— Ты знаешь, что Витгенштейн докладную записку наверх подал?
— Какую ещё записку?
— О, Илья, там такая записка… Всем запискам записка! Об обязательном проживании всех офицеров старшего звена в деревнях, не менее одного года.
— Гос-споди, зачем? — вырвалось у меня.
— А чтоб прониклись. Чтоб понимали, за что и кого воюем! Мы вот когда с Серго и Петей совместно в тот главный бой пошли, мы друг на друга полагались… как прямо организьма единая. У нас даже мыслей лишних не было. Только… Я когда в госпитале лежал, всё думал… Воспоминания генерала Раевского читал. Ещё записки пра-прадедушки Серго тоже… Ты в курсе, что пред той войной, каждый из них прожил в провинции почти год? И такие герои…
— Ну ты, Сокол, опять же, не тяни на всех-то! Что героев из городских меньше? Ни в жизнь не поверю!
— Процентно меньше! Тут наука статистика меня поддерживает.
— Ой, не согласен! — с огромным сомнением скривился я.
— А не соглашайся. Главное, чтоб там, — Сокол ткнул пальцем вверх, — согласились!
Да уж. Я представил себе это исшествие офицерского состава из городов в деревни. Дичь же. Нет, я понимаю, что здесь у нас… как бы это сказать… дыхание жизни ближе ощущается, что ли? Но в целом звучит очень странно.
— Вот если бы вы этих офицеров в принудительный лагерь переподготовки вывезли, навроде Харитоновских курсов, месяца на три-четыре хотя бы, да чтоб без денщиков — вот это я понимаю. А то ведь страшно далеки они в своих мыслях от рядового состава. Тебя вот возьми. Ударился в сентиментализм — берёзки, окушки в речке… Давно кросс не бегал километров на пять хотя бы, а?
— Да ну тебя! — надулся Иван и сердито направился к дому. Но уже дёргая ручку входной двери, пробурчал: — А что-то в этом есть…
ИНДИЙСКОЕ ЭХО
Наутро батя, вопреки обычаю, специально зашёл ко мне до моего отъезда на службу:
— Слышь-ка, Илюха, сегодня в обед Артём с Пашкой приезжают. Будь дома ко времени, ладно? — Отец был непривычно хмур.
— Что случилось, бать? Давай не тяни кота за всякое…
— Да я сам ещё толком не знаю. Звонили, что после госпиталя на побывку недельную. Оно понятно, что секретность и всё такое, но фразочки «тут, дядь такое…» сильно меня пугают. Неладно в этой Индии!
— Я буду вовремя. К обеду — нет, но задерживаться нигде не стану, часа в три примчу.
— Ну и славно.
Уходя я оглянулся и внезапно увидел, какой батя старый. Он стоял, опирался о перила крыльца и с надеждой смотрел мне вслед. Как-то странно было внезапно ощутить себя взрослым. Оно ж как? Пока родители в силе — ты всегда можешь быть пацаном. А теперь вот — кончилось это время. Я усмехнулся. Столько боролся за право считаться взрослым! Ну вот — получил. Ты доволен, казак?
И не смог я внятно ответить на этот вопрос. Даже себе.