Этот Большой Мир – 7. "Когда мы вернемся"

VI

— Раньше здесь был леспромхоз, — говорил И. О. О. — лесопилка, хоздвор, посёлок на три десятков домов — ну и вот это, правление и Дом Культуры под одной крышей. В начале шестидесятых леспромхоз закрыли, люди разъехались — а на месте посёлка и лесопилки несколько лет спустя, кажется, в семидесятом, развернули объект, значащийся в документах Проекта как «Лаборатория 91». Посёлок и прилегающую к нему территорию объявили режимными, обнесли колючей проволокой, поставили вышки. Словом, всё как обычно в нашем благословенном отечестве…

Здание было двухэтажным, с плоской крышей, обшарпанным, в четыре окна по фасаду — типичный образчик довоенной провинциальной архитектуры. Низкое крыльцо украшали колонны — на них из-под отвалившейся большими кусками штукатурки проглядывала выкрошившаяся кирпичная кладка. И. О. О поставил УАЗик прямо перед ступенями; я выбрался наружу, и вслед за мной прямо через спинку сиденья сиганула Бэлька — потянулась, шумно потянула носом воздух и потрусила к кустам, делать обход территории.

— Лаборатория функционировала года четыре, может, немного меньше, пока в середине семидесятых здесь произошёл крайне неприятный инцидент.

— Как в Карадраше? — спросил я. Вопрос был глупым — окружающая местность хотя и носила явные признаки техногенной запущенности, но на последствия масштабной термоядерной катастрофы они не тянули.

Ну что вы! — Мой собеседник энергично замотал головой. Ничего похожего! Здесь отродясь не было не то, что термоядерных, но и ядерных реакторов. Энергия на объект поступала с Тикшинской АЭС[1] — вернее сказать, должна была поступать, для чего даже построили особую высоковольтную линию. — он показал на огромную решётчатую вышку, нависшую над зданием бывшего ДК. — После инцидента объект заморозили, ветку ЛЭП так и не запустили, а теперь — сами видите…

Я кивнул. Похоже, работы, которые тут развернули — или планировали развернуть — требовали уймы энергии, если понадобилось строить такое чудище.

— В «Лаборатории 91» планировалось разместить экспериментальную установку «батута» нового, прорывного типа, а то колечко, что мы видели с дороги — пробный, сильно уменьшенный вариант. Рабочий должен был быть больше по меньшей мере, втрое, но до его строительства так и не дошло. Во время очередного эксперимента произошёл выброс тахионного поля необычайной мощности, погибли люди, было разрушено уникальное оборудование, вот этот самый малый, опытный «батут». Выброс накрыл площадку, на которой разместились экспериментаторы, и в числе других погиб научный руководитель «Лаборатории 91». Но этим дело не ограничилось. Из-за непредвиденных перегрузок электросети в бункере, где располагалась основная часть лаборатории, возник пожар. Он уничтожил компьютерное оборудование, а заодно и комнату, где хранились результаты предыдущих экспериментов — магнитные ленты, фотокопии документов, папки с расчётами и чертежами, причём другие помещения лаборатории практически не пострадали.

Он умолк, давая мне возможность оценить важность сказанного.

— Помнится, когда мне об этом доложили, я заподозрил неладное — уж очень целенаправленным был ущерб — однако, комиссия по расследованию установила отсутствие злого умысла. Несчастный случай, роковое стечение обстоятельств, виновные, если таковые и были, погибли все до единого…

Он покосился на меня. Я стоически молчал, сохраняя равнодушное выражение лица.

— Но легче от этого не стало. — продолжил И. О. О., убедившись, что от меня реакции ждать не стоит. — Выяснилось, что за пределами «лаборатории 91» мало кто был в курсе ведущихся здесь работ. И причиной тому вовсе не секретность — помнится, тема проходила у нас под грифом 'для Служебного пользования, всего лишь. Дело в том, что большинство физиков-тахионщиков не разделяли теории доктора Карандеева, руководившего работами. А кое-кто вообще объявил его безответственным прожектёром, авантюристом от науки, ничуть не лучше безвременно сгинувшего Поля Гарнье.

Я хмыкнул. Сравнение, на мой взгляд, более, чем двусмысленное — многие считали француза гением, и в их числе был и Валера Леднёв, ещё одна жертва, принесённая на алтарь тахионной физики.

— Целиком разделяю ваш скепсис, Алексей. — И. О. О. верно истолковал мою реакцию. — Но сделать тогда действительно ничего было нельзя: копии материалов исследований не сохранилось, продолжать работы доктора Карандеева было некому и не с чем, и проект быстренько прикрыли. О лаборатории и остатках экспериментальной установки предпочли попросту забыть. Была, правда, попытка оживить эту тему — в восемьдесят седьмом, через год после отлёта «Зари» — но там тоже дело кончилось серьёзной аварией. Но об этом, с вашего позволения, поговорим в позже — а сейчас займёмся тем, ради чего я вас сюда, собственно, привёз.

Вблизи установка выглядела не слишком внушительно — ржавая тороидальная конструкция высотой с хрущёвскую пятиэтажку, стояла на ребре, опираясь на растрескавшееся бетонное основание. С кольца свешивались жгуты проводов, в трещинах фундамента проросла трава, покосившийся забор из колючей проволоки украшала облезлая табличка «Стой! Стреляют!». Бэлька принюхалась и смешно фыркнула — запахи сырой ржавчины и застарелой, но словно впитавшейся в бетон гари явно не пришлись ей по душе.

— Мерзость запустения, да и только… — мой спутник огляделся по сторонам. — Трудно поверить, что для этого всего понадобилась целая атомная энергостанция, верно?

Я кивнул.

— Не секрет, в чём состояла теория этого… Карандеева? Нечто вроде идей Гарнье, насчёт получения энергии из «червоточин»? У нас их тоже, помнится, отвергали…

— Какие уж там секреты… — И. О. О. поправил ремень висящей на плече портативной рации. — Нет, Карандеев и его группа работали в другом направлении. Он, видите ли, выдвинул гипотезу, что в момент возникновения в «батуте» тахионного зеркала возникают искажения не только пространственной, но и временного континуума — и этим при определённых условиях можно воспользоваться

Я удивлённо глянул на собеседника.

— Они что же, пытались построить машину времени?

— Можно сказать и так. — И. О. О. согласно опустил голову. — В любом случае, из этого ничего не получилось… ни тогда, ни потом.

— Значит, были и другие попытки?

Были, как без того — собственно, я об этом уже упоминал… Группа молодых учёных попытались реанимировать это направление. Им удалось где-то раздобыть черновики Карандеева, и они попробовали повторить эксперимент, используя экспериментальную установку, смонтированную на базе стандартного нуль-портала — такие тогда только начали выпускать серийно и монтировать не только на орбитальных станциях, но и на поверхности Земли.

— И как, повторили?

Он кивнул.

— Да, причём с тем же результатом. Возникшим в результате аварии пожаром было уничтожено всё смонтированное влаборатории оборудование, включая и переделанный для эксперимента нуль-портал. К счастью, эксперимент они проводили в хорошо защищённом помещении, на одном из глубинных, подземных уровней Главного Здания МГУ. Стены там толстенные, несколько метров бетона, так что обошлось без серьёзных разрушений. А вот людям не так повезло — выброс тахионного поля как языком слизал двух человек. Между прочим, — он наморщил лоб, словно припоминая что-то, — один их них, студент пятого курса физфака МГУ, был однофамильцем автора этой вашей «Истории Галактики».

— Да ну? — я оживился. — Говорите, он учился на Физфаке?

— На кафедре тахионики. Остальные тоже были оттуда, кажется, за исключением одного.

— Занятно… — я покачал головой. — Дело в том, что тот мой друг тоже закончил два курса Физфака МГУ. Правда, другого отделения, астрономии — никакой тахионики у нас, как вы понимаете, тогда не было. Потом почему-то оставил учёбу, пошёл в армию, после армии в Литературный Институт… короче, неважно. Я вот о чём думаю: а может это он и был, в смысле, здешний его двойник? Тогда понятно, почему у вас не вышла «История Галактики»…

— А что, вполне возможно… — И. О. О. глянул на меня с интересом. — Собственно, проверить это несложно — в архивах наверняка сохранилось его личное дело, да и в материалах расследования инцидента тоже должны быть фотографии. Узнать-то сможете — после стольких-то лет?

Я кивнул несколько раз. Неужели я смогу узнать что-то о старом друге? Правда, в этой реальности мы даже познакомиться не успели… да и его самого нет в живых уже почти сорок лет, если, конечно, И. О. О. ничего не напутал…

— Нет, не верю я в такие совпадения! — решительно заявил мой спутник и решительно тряхнул седой, без признаков лысины, шевелюрой. — Вернёшься в Москву — обязательно проясни этот вопрос. Я свяжусь кое с кем, попрошу, чтобы тебе подобрали все материалы. И смотри, не тяни, сразу по приезде и займись!

— Не буду тянуть. — пообещал я. — Только — какие совпадения вы имеете в виду?

— А вот сейчас и увидишь. — загадочно посулил он и направился в широкой прорехи в колючей изгороди. Тропинка, проходя сквозь неё, огибала торчащий стоймя ржавый бублик и упиралась в наполовину врезанное в пологий склон холма низкое бетонное здание.

Створки входной двери — обшарпанные, с запылёнными осколками стёкол в хлипком деревянном переплёте, были распахнуты, и я с необыкновенной ясностью представил, как выбегали из них перепуганные люди в синих и белых лабораторных халатах. Как роняли на бегу бумажки из стопок, которые тащили, прижав к груди, как скребли о дверной косяк металлические кожуха приборов, которые выносили из здания, ухватившись за привинченные по бокам никелированные ручки; как завывала над всем хаосом аварийная сирена, а под потолком полз голубоватый, воняющий горелой изоляцией дымок разгорающегося пожара.

За полвека без малого (И. О. О. говорил, что катастрофа случилась в семьдесят пятом) запахи выветрились, сменившись ароматами пыли, сырости, плесени — обычными спутниками запустения. Бэльке этот букет явно не пришёлся по душе — собака замерла на пороге, принюхалась, глухо заворчала и оглянулась на меня. В ореховых её глазах явственно читался вопрос: «Ну, что дальше, хозяин? Неужели пойдём внутрь? Может, ну его — давай лучше побегаем по травке, палочку мне покидаешь…»

Я потрепал собаку по загривку и шагнул через порог. В коридоре было темно, лишь белела смутным пятном жестяная тарелка висящей под потолком лампочки. Я сделал несколько шагов в темноту — Бэйли держалась возле моего колена, и я пальцами опущенной руки ощущал вздыбленную шерсть на её холке. И вдруг — сухой щелчок за спиной, и коридор залил свет, показавшийся после этого загустевшего за столько лет мрака ослепительным. Это продолжалось лишь несколько мгновений, потом под потолком громко треснуло, посыпались оранжевые искры и стеклянное крошево. Свет, однако, не исчез вовсе — част— лампочек, вытянувшихся в ряд вдоль потолка ещё горели, загоняя темноту в дверные проёмы по обе стороны длиннющего коридора.

Смотри-ка, электричество так и не отключили! — удивился И. О. О. Это он повернул выключатель слева от двери. — Тем лучше; может, и в нижнем уровне тоже есть свет? А то фонарик у меня только один…

Я сделал несколько шагов вперёд. Здесь царило такое же запустение, как и на крыльце — разве что, не пробивались сквозь растрескавшийся, истёртый до белизны линолеум бледные пучки травы. Часть дверей была распахнута, двдоль стен змеились кое-где куски кабелей. Бэйли принюхалась, громко чихнула и потрусила по коридору, останавливаясь возле открытых дверей и настороженно принюхиваясь. Шерсть на загривке у неё улеглась, не было слышно глухого тревожного ворчания — похоже, никаких опасных сюрпризов спереди не было. По крайней мере — опасных с собачьей точки зрения…

Что ж, и на том спасибо. Я пожалел мельком, что не догадался прихватить из багажника УАЗика монтировку — вещь полезная, мало ли, придётся взломать запертую дверь, да и какое-никакое оружие, — и решительно двинулся вперёд. Позади зашуршали подошвы моего спутника — И. О. О. предусмотрительно держался шагах в пяти за моей спиной, и я мельком подумал, что совершенно не удивился бы, окажись в кармане его штормовки пистолет. Конечно, не «Герцог», как у незабвенного Рудольфа Сикорски — скажем, ТТ, «Макаров», а то и какой-нибудь «Браунинг» или «Парабеллум». А что? Вполне вписывается в образ, да и стреляет он, судя по всему, неплохо — вон какая коллекция огнестрела в шале…

— Третья дверь справа. — раздалось из-за спины. — Там была малая операторская. Главная, откуда управляли работой всего комплекса располагается внизу, а сюда были заведены внешние линии связи, телефонный провод с КПП, а так же контрольные системы дизель-генераторов. Там, скорее всего, ничего интересного не сохранилось, но заглянуть всё же стоит.

— А вы говорили, ничего не сохранилось! Вон, даже окна не разбиты! И аппаратура цела — у нас бы тут всё подчистую вытащили…

Я огляделся по сторонам. Комната, где расположилась малая диспетчерская, хоть и была запущена до чрезвычайности — слой пыли и грязи на полу, заляпанные до почти полной непрозрачности оконные стёкла, осыпающаяся целыми пластами краска со стен, потолок в паутине трещин, чёрная плесень по углам — но всё же не производила впечатления разорённой и разграбленной. Ну не были тут люди почти полвека — как же ей ещё выглядеть? Время и сырость не пощадили даже портрета Эйнштейна на стене — создатель теории относительности был весь покрыт какими-то подтёками, неопрятными бурыми пятнами, выцвел кое-где до невыразительной серости.

— Кому этот хлам может понадобиться? — удивился И. О. О. — Тут наверняка ничего не работает — кроме, разве что, машинки. Да и к той красящей ленты к ней наверняка не сыскать…

— Есть у нас пошарить по заброшенкам вроде этой, техногенным и, в особенности, военным. Вывозят всё, что только смогут открутить и утащить — а потом толкают на барахолках или в Интернете, там полно специальных сайтов и аукционов для любителей подобного антиквариата. Интернет, — торопливо пояснил я, — это наш аналог вашей ИнфоСферы, только бардака там несравненно больше и грязи всякой. Но найти и купить можно что угодно, были бы деньги.

— А что, такие штуки дорого стоят?

— Когда как. — я протёр кончиком пальца надпись на чёрном шершавом корпусе. — «Мерседес-Прима», ещё, наверное, довоенная… Такая машинка, если привезти её в порядок, может потянуть на кругленькую сумму — у понимающих людей, разумеется.

— Наверное, в этом всё дело. — И. О. О. нажал на блестящий рычаг старой «Москвы», и каретка со звяканьем отъехала влево. — Смотри-ка, действует! Я говорю, наверное, всё дело в деньгах. У нас-то нет смысла лезть ради заработка в такие дыры и копаться во всякой дряни…

— Не понимаете вы души истинного коллекционера! — я ухмыльнулся. — Эта страсть в человеке неистребима, и деньги тут не главное… хотя и весьма важное обстоятельство. А здесь — скорее всего, дело в репутации этой территории. Недаром Михалыч, когда вёз меня к вам, предупреждал, что место это нехорошее, и соваться сюда не стоит. Колючка опять же, таблички эти грозные… Хотя — у нас подобные вещи мало кого останавливали.

Бэлька обошла комнату, обнюхала ножки стульев и шкафов, покопалась в углах, после чего уселась возле стола, пристроив мордаху на край столешницы. Собаке тут явно не нравилось, и она изо всех сил намекала, что недурно было бы компенсировать её страдания вкусняшкой. Их запас имелся у меня в кармане куртки, и хвостатая попрошайка прекрасно об этом знала. Я вздохнул — что с такой поделать? — и протянул на ладони несколько бурых пахучих шариков. Каковые и были немедленно схрумканы.

— Экой дрянью вы её кормите, Алексей… — поморщился мой спутник. — Сказали бы перед тем, как ехать — у меня в погребе сушёная оленина есть…

— Не подумал, Евгений Петрович. — виновато отозвался я. В самом деле, выбраться на природу, в лес, и кормить собаку сухим кормом из магазина? — Вот вернёмся, тогда и угощу. А сейчас — смотрите-ка, что это?

И взял со стола книгу в истрёпанном, выцветшем картонном переплёте. Картинка на нём была мне хорошо знакома — вдохновенное женское лицо на фоне звёзд. Точно такой же томик, только в приличном состоянии, стоял у меня на полке в московской квартире.

— Ефремов, «Туманность Андромеды»? — И. О. О. завладел моей находкой. — Кажется, первое издание? Да, так и есть, причём с автографом автора!

И продемонстрировал размашистую подпись на форзаце. Внизу страницы было напечатано витиеватым типографским шрифтом: «Издательство ЦК ВЛКСМ 'Молодая гвардия». И ниже год — 1959-й.

«Александре Борисовне Шевелёвой — дружески, трепетно.» — прочёл он вслух. — Знаете, а я ведь помню эту Шевелёву. Она была заместителем Карандеева по общим вопросам и, в числе прочего, отвечала за связь с внешним, так сказать, миром. Тогда, в семьдесят пятом, именно она позвонила и сообщила о случившемся. Видимо, книгу она как раз читала — и за всей поднявшейся неразберихой забыла здесь…

Я взял книжку. На пожелтевшей бумаге действительно змеилась размашистая подпись; под ним значилось написанное тем же почерком: «Ленинград, шестьдесят первый год». На соседней странице, в левом верхнем углу красовался расплывчатый бледно-фиолетовый штамп самого, что ни на есть, казённого вида.

С какой стати «для служебного пользования»? — удивился я. — Нет, я понимаю, Иван Антонович в своё время обнаружил обломки того, самого первого «звёздного обруча» во время своей экспедиции в пустыню Годи, и позже несколько лет работал в группе, созданной для его изучения — но книга-то тут при чём? Обыкновенное издание, в любой библиотеке такое можно найти…

— Ну-ка, дайте сюда… — И. О. О. выдернул книгу у меня из рук и зашуршал страницами. Так… нет… ага, вот!

' — Вы думаете предпринять исследование звездолета-тора? — спросил биолог.

— Обязательно! Как может простить себе ученый упущение такой возможности! Только это, возможно, не звездолёт, тем более, что звездолёты такой формы в смежных с нами населенных областях неизвестны. По Великому Кольцу до Земли несколько раз доходили сообщения о группе цивилизаций, овладевших способом мгновенного перемещения в пространстве при помощи особых внепространственных «ворот», которые они устанавливают как на планетах, так и в удобных для астронавигации точках пространства…'

— Ну и что? — недоумённо спросил я, и тут же сообразил, что Ну И. О. О. прочёл строки из первоначального, авторского варианта «Туманности Андромеды», в которую Ефремов как раз и вставил «звёздные обручи» — поскольку с самого начала был уверен, что они ни что иное, как часть транспортной системы древней инопланетной цивилизации. Впоследствии Берия, курировавший работы с «обручем» поставил писателю условие — если он хочет, чтобы роман увидел свет, то надо вымарать из него всякое упоминание о «внепространственных воротах». Спорить с Лаврентием Палычем мало кто решался, и Ефремов, разумеется, исключением не был — в результате читатели переживали перипетии, связанные с попыткой вскрыть звездолёт-спиралодиск — пока гораздо позже, в конце семидесятых, роман не был издан в изначальном своём варианте, причём с предисловием, разъясняющим роль ивана Антоновича во всей этой истории.

«Интересно, это ещё склероз, или уже маразм? — невесело усмехнулся я, про себя, разумеется. — Ведь сам же нашёл машинописную копию этих самых строк из романа в отцовском письменном столе — в далёком апреле 1975-го, буквально через пару дней после своего 'попаданства», и, помнится, долго ломал голову, что это может означать…

2−5–7

— В типографском тексте книги, — И. О. О. ткнул пальцем в раскрытые станицы, — этого, разумеется, нет. Шевелёва или кто-то из её коллег сделали приписку на полях того эпизода, где говорится о спиралодиске. Сделать-то сделали — да только книга после этого попала в категорию материалов, нарушающих режим секретности, установленный на всех объектах Проекта. И чтобы спасти её от уничтожения вместе с ненужными бумагами — подобные процедура проводилась в лаборатории регулярно, согласно инструкции, — её проштемпелевали. Обошлись, надо сказать, довольно мягко — «Д. С. П.» это минимальный, самый начальный уровень секретности, не подразумевающий особых строгостей…

— Как и в нашей реальности. — кивнул я. — Как там: «Первой формы будь достоин! Враг не дремлет! Майор Пронин».

— «Открытие себя», Владимир Савченко? — усмехнулся мой собеседник. — Почитывали, как же. Занятная книженция, и написана небесталанно…

— Он самый. — осведомлённость И. О. О. меня удивила. Похоже, он, и правда, знакомился с фантастикой не только по выжимкам, составленным для него референтом… — Если вы не против, Евгений Петрович, я возьму эту книгу. Вернусь — найду хозяйку и отдам, то-то обрадуется! Раритет всё же, первое издание, да ещё и с автографом и такими заметками на полях… Любой библиофил за неё ничего не пожалеет!

— Всё-то вы о деньгах, Алексей… — И. О. О. продемонстрировал ироническую усмешку. — А насчёт книги — что ж, попробуйте, отчего бы и нет? Шевелёвой сейчас, наверное, около восьмидесяти, вполне можете отыскать, застать в живых…

О намерении расспросить неведомую владелицу «Туманности Андромеды» о случившемся в «Лаборатории 91», я упоминать не стал. Засунул книгу за пояс — рюкзак мы оставили в машине, — и, свистнув Бэльке, вышел вслед за своим спутником из диспетчерской.

[1] В нашей реальности так и не была построена.