Этот Большой Мир – 7. "Когда мы вернемся"

II

— Хорошая девочка, хорошая, красавица…

Бэлька сидела, не шевелясь, только хвост слабо подёргивался из стороны в сторону, да подрагивали задранные вверх уголки пасти. Лобастую башку она приподняла, подставив под ладони человека шею, и тот собаку не разочаровал — пальцы зарылись в густую шерсть горжетки, отчего зверюга счастливо жмурилась, не меняя, однако, позы.

— Правильно сделал, что взял её с с собой… — заметил И. О. О. — Я давно хотел завести собаку, да вот, никак не соберусь…

— Ну, так здесь ей самое место. — Я с сожалением посмотрел на опустевшую на треть бутыль — славные наливки бодяжит здешний лесник, но надо ведь и меру знать… — Хотите, спрошу тех юных космонавтов — кинологов — может, найдётся ещё один кандидат на отселение? Вроде, видел у них чёрного лабрадора, тоже сука, зовут Рося…

— Нет, не стоит. — И. О. О. переместил ладонь с шеи на холку, отчего Бэйли сильнее завиляла хвостом. — Раз уж они готовят собак для Внеземелья — пусть туда и попадут, а мне больше подошла бы овчарка. Или дворняга, здешняя, северная — большие такие, лохматые, похожи на лаек. Видел, наверное?

Я кивнул. Когда доставивший меня сюда УАЗик проезжал по посёлку, я нагляделся на выглядывающих из-за заборов чёрно-серых псов. Серьёзные звери, ничего не скажешь — такая и волка отпугнёт, и незваного гостя заставит задуматься.

Хотя — какие ещё незваные гости у И. О. О.? Наверняка что о нём и здесь ходят уже разные слухи, стерегущие дом почище любой охранной системы, неважно, электронной или хвостатой. Да и найти его обиталище не так-то легко — если бы не лесник (тот самый, обладатель рецепта клюквенно-брусничной настойки) я долго блуждал бы по здешним стёжкам-дорожкам. И не факт, что вышел бы в конце концов к берегу крошечного озерка, у которого и расположился скит. Словоохотливый страж лесных угодий поведал, что брёвна для него забрасывали сюда вертолётом — и на нём же потом улетела бригада плотников, которые возвели дом меньше, чем за неделю.

Поработали они на славу. Скит был построен в стиле альпийских шале — с пологой двускатной крышей, фундаментом, выложенным из округлых серых валунов, с сауной одном крыле и просторным двусветным залом-гостиной в центральной части. Главным украшением зала служил чудовищный камин, сложенный из тех же валунов — с кованой железной решёткой и жаровней, на которой вполне можно зажарить цельного барана. Или кабана — судя по выставленной в застеклённой пирамиде коллекции охотничьих ружей и карабинов (среди них я с обнаружилроскошно отделанный зауэовский дриллинг[1]), хозяин скита баловался время от времени охотой. Как и рыбалкой — свидетельством чему была пара стеклопластиковых удилищ, воткнутых в берег возле бревном, на котором мы сидели в данный момент. Сперва И. О. О. предложил устроиться в зале у камина, в огромных креслах, но Бэлька, рвавшаяся к озерку, заставила нас выбрать отдых на свежем воздухе. Благо, погода соответствовала — погожий летний денёк, ни ветерка, колышущего кроны карельских сосен, неяркое солнышко в бездонном карельском небе. Благодать, да и только!

— Как добрались? — осведомился И. О. О., убрав ладонь с собачьей холки. Бэйли с неудовольствием покосилась на него: «Что за новости, давай, продолжай!..» Результата не воспоследовало, и собака, издав прерывистый вздох, перебралась поближе ко мне. — От посёлка-то тебя Михалыч подбросил на своей бурбухайке, а вот туда-то каким транспортом? У нас тут не ближний свет, на такси не доедешь…

Я вздохнул, потрепал Бэльку по подставленному загривку и приготовился рассказывать.

Аэропорт «Быково», в прежние времена принимавший в-основном, ЯКи и АНы местных и внутренних рейсов, в 2010-м году целиком был перестроен под обслуживание пассажирских судов легче воздуха. Чересчур короткие взлётно-посадочные полосы этой исторически второй московской небесной гаваниподходили для широкофюзеляжных реактивных лайнеров, а вот дирижабли и вошедшие с недавних пор в моду гибридные корабли с их сплюснутыми несущими баллонами, и ядерными энергетическими установками, вращающими огромные восьмилопастные поворотные импеллеры, чувствовали здесь себя вполне вольготно. Часть рулёжек в ВПП ликвидировали, а по всему лётному полю возвели полдюжины причальных мачт и цилиндрических причальных терминалов, напоминающих то ли шахматные туры, то ли старинные буровые вышки, какие на бакинских нефтепромыслах сооружали из брёвен и обшивали досками.

Кроме того, по периметру поля возвышалось несколько ажурных причальных мачт, козле которых покачивались воздушные корабли — аналог площадок, на которых дожидались своей очереди на взлёт реактивные авиалайнеры. Вдали громоздились огромные эллинги — они могли целиком поворачиваться на триста шестьдесят градусов, в зависимости от направления ветра, облегчая гигантским сигарам процесс входа и выхода из под своих алюминиевых сводов. Подобные сооружения начали возводить немцы ещё в годы Первой Мировой, после того, как несколько цеппелинов переломились пополам, прижатые ветром к краю широченных ворот ангара., и с тех пор это стало стандартной конструкцией для любого дирижаблепорта.

Эти сведения я почерпнул из буклета, который взял на входе в здание аэропорта — и теперь изучал на заднем сиденье такси, уносящего меня обратно в Москву. Увы, давняя, ещё из «той, другой» реальности мечта в очередной раз не сбылась — миловидная, очень вежливая девушка сообщила мне, что собак на борт воздушных кораблей пускают только по предъявлении ветеринарного свидетельства, подтверждающего, что путешествие этим видом транспорта не причинит вреда здоровью четвероногого пассажира. На мой вопрос — а нельзя ли прямо здесь, в аэропорту, выправить такую бумажку, она удивлённо на меня посмотрела и ответила, что вообще-то, о таких вещах следует беспокоиться заранее — как и о наморднике, которой в Бэльки не имелось. Осознав, что уговоры в данном случае не помогут, я направился прямиком к заместителю начальника аэропорта по воздушным перевозкам, рассчитывая утрясти вопрос с ним. И снова облом — ни «Знак Звездоплавателя», извлечённый из кармана и прикрученный на куртку, ни громкая слава первого звёздного капитана Земли («Товарищ Монахов? Весьма рад, сразу вас узнал, чем могу помочь?..) ни доброжелательная, до ушей, Бэлькина улыбка не помогли. Я постоял немного на краю лётного поля, проводил взглядом всплывающий к облакам пассажирский дирижабль, посетовал, что и мы бы могли сейчас быть в его гондоле, — и направился к стоянке такси. Ещё дома, я выяснил с помощью планшета-коммуникатора, что фирменный поезд 'Карелия» отправляется в 14.30 по Москве с Ленинградского вокзала — и если мы с Бэйли не хотим добираться в Петрозаводск на перекладных, то следует поторопиться.

Перед тем, как покинуть здание ЦП, я посетил бухгалтерию. К удивлению моему, она оказалась на том же этаже и в той же самой комнате, что и перед нашим отлётом. Раньше я бывал здесь нечасто — во Внеземелье деньги не в ходу, со всяком случае, советские, а зарплату — весьма, надо сказать солидную, — что мне, что Юльке переводили на сберкнижку. Она и сейчас лежала в ящике моего стола, однако воспользоваться ей я не спешил — денежное обращение, как и платёжные процедуры за время моего отсутствия довольно сильно изменились, перейдя в значительной степени в электронную форму, и я пока ещё не разобрался как этими благами прогресса следует пользоваться. Особой необходимости в этом пока не было — основные блага жизни вроде предметов повседневной необходимости, продуктов, проезда на общественном транспорте и всяких мелочей вроде мороженого, журналов и стакана газировки в уличном ларьке были здесь бесплатными. именно. Но — наличные есть наличные, и неспроста они до сих пор тут в ходу, так что перед тем, как отправиться в путь, мне показалось нелишним обзавестись хотя бы некоторым количеством хрустящих бумажек.

В бухгалтерии меня встретили с пониманием и сразу поинтересовались, какую сумму я хотел бы получить? Я осведомился, сколько всего денег на моём счету в данный момент, и ответ вверг меня в оторопь. Если масштабы цен тут на слишком изменились (а, судя по немногим замеченным мной ценникам, так оно и есть) я в состоянии хоть сейчас приобрести дюжину авто или пару-тройку дач в Сочи или где-нибудь на Рижском взморье. Похоже, подумал я, Юлька к моей сберкнижке не прикасалась — оно и неудивительно, сама получает не меньше, да и в тяге к роскоши не замечена. И к тому же — долго ли она оставалась на Земле после моего отлёта, пять лет, шесть? В созвездии Дракона наличные рубли вряд ли могут понадобиться, а назад она не возвращалась…

В общем, я вышел из ЦП с пачкой купюр в кармане — и только сейчас впервые ими расплачивался. Счётчик в такси показывал семь рублей двадцать три копейки (нормально по меркам середины восьмидесятых, значит и инфляции здесь, считай, не было), и я уже приготовился к недовольному бурчанию таксиста — раньше эта публика терпеть не могла давать сдачу с крупных купюр, а в бухгалтерии, несмотря на уговоры, мне выдали только сотенные и пятидесятирублёвки. Одну из таких, бледно-зелёную, с изображением атомного ледокола, я и протянул водиле — и получил в ответ четвертной привычной бледно-лиловой окраски с гагаринским «Востоком» на фоне Луны. Память услужливо подсказала, что я и раньше видел такие — в «той, другой» реальности, в Интернете, в материале, посвящённом невыпущенным дензнакам СССР. А здесь они, значит, в обращении? Что ж, недурно, и уж точно симпатичнее кремлёвских башен с их пятидесятирублёвой предшественницы… А на четвертной, помнится, и вовсе не было картинки, только узорные планшетки — не считая, ясное дело, мраморного профиля Ильича на лицевой стороне.

Кроме горсти смятых бумажек, таксист вручил мне несколько монет, и среди них серебряный пятирублёвик с олимпийским мишкой на реверсе. Такие я помнил, что по нынешней, что по «той, другой» реальности — там, правда, они проходили по разряду редкостей и очень редко не использовались в повседневных расчётах. Что ж, спасибо — надо будет приберечь монету на память. А ещё лучше — бросить в воды планеты Океан, где я однажды, без сомнения, окажусь…

Бэйли выскочила из дверцы машины на тротуар, уселась на асфальт и принялась чесаться. Площадь Трёх Вокзалов встречала нас суетой, людским гвалтом, гудками машин и трамвайными звонками. Занятно, подумалось мне, почти все привычные бытовые звуки стали другими— телефонные звонки сменились на мелодии, устанавливаемые по выбору, автомобильные гудки превратились чуть ли не в симфонии, и даже шины, кажется, стали шуршать по мостовым иначе. А вот трамвайные звонки остались прежними, неизменными, как в семидесятых и, наверное, ещё в самом начале века, когда вагончики на электрической тяге сменили конку…

Стрелки часов на башенке Ленинградского вокзала — вот уж что осталось без изменений! — показывали 14.05. До отхода поезда оставалось меньше получаса, и ещё предстоит взять билет — а я до сих пор не знаю, как здесь это делается!

Робот-носильщик походил на детскую игрушку, только большую, по грудь взрослому человеку — угловатая ярко-оранжевая тележка с багажником и торчащим посредине человекообразным торсом, оснащённым парой рук-манипуляторов и головой, напоминающей сплюснутый мотоциклетный шлем. Подзывать его не потребовалось — робот сам подкатил к нам, мигнул парой глаз на экране, заменяющем ему лицо, и принялся мультяшным голосом предлагать свои услуги, и тут…

Гав!

Р-р-р!

Гав! Гав!

Лабрадор — порода не злобная. Многие считают её воплощением доброты и дружелюбия и уверяют, что если заводить собаку-охранника или сторожа, то худшего выбора сделать невозможно. Но всякий, кто увидел бы Бельку сейчас, ни за что бы этому не поверил: оскаленная пасть, крупные белые клыки, глаза мечут гневные молнии — порву, загрызу!.. Ну конечно, какая уважающая себя собака стерпит, когда эдакий уродец примется хватать своими хозяйский багаж! Или она это от страха, подумал я? Но приопущенного крупа, ни поджатого хвоста не было и в помине — зверюга явно приготовилась дорого продавать единственный мой чемодан, к которому уже тянулась пластиковая рука-манипулятор.

Гав!

Р-р-р!

Гав! Гав!

Робот разочарованно, как мне показалось, пискнул, развернулся на месте и покатил прочь, искать более сговорчивого клиента. Пассажиры и встречающие, заполнявшие перрон, уже оглядывались на нас, слышались уже недовольные голоса на тему «намордник нужно надевать!..» Я схватил Бэльку за ошейник и повлёк её прочь; собака порывалась оборачиваться, натягивала поводок-ринговку, рычала, вздыбливая шерсть на загривке — она явно была недовольна тем, что ей не дали разобраться с электромеханическим супостатом. Таких по перрону шныряло великое множество, и многие пассажиры охотно прибегали к их услугам. Я мельком пожалел, что не смог последовать их примеру, хотя необходимости в этом не было — в чемодане только пара смен белья, полотенце, свитер, дорожный несессер, да кое-какие необходимые в дороге мелочи…

Белька успокоилась и шла рядом, глухо порыкивая, когда мимо проезжал на своих низких колёсиках очередной робот-носильщик. Кроме нихв толпе мелькали и другие транспортные средства — вроде молодых людей рассекающих в толпе стоя на двухколёсных тележках. Никто не возмущался подобным соседством, и даже Бэлька никак на них не реагировала — насмотрелась, видимо, общаясь с юными космонавтами…

На поезд — длинный, ярко-фиолетовый, с и зализанными, как у реактивного самолёта, аэродинамическими обводами, мы успели в самый последний момент. Пониже алой полосы, тянущейся вдоль вагонов, большими белыми буквами было написано «Карелия»; я продемонстрировал проводнику билет; он мазнул сканером по квадратику QR-кода, покосился на собаку — Белька, успевшая позабыть о давешнем роботе улыбнулась в ответ в ответ до ушей, — и посторонился, пропуская нас в вагон. Мы прошли по узкому коридору; створка двери купе была предупредительно отодвинута вбок, и стоило мне поставить на койку чемодан и усесться самому (собака тут же принялась обнюхивать все доступные уголки) как поезд состав дёрнулся и покатил, постепенно набирая скорость.

[1] Трёхствольное охотничье ружьё с одним или двумя нарезными стволами,