Вторник был почти точной копией понедельника — встали в девять, к десяти были в агентстве, репетировали танцы. Креативный отдел одобрил их вчерашнюю идею, плюсом предложили песню для Тэюна и Сухёна — немного переделать «Gilfriend» Аврил Лавин, чтобы звучала по-мальчишески. Шэнь и Юнбин должны поставить хореографию для всех трех треков, они уже в перерывах начали обсуждать, как это прикольнее сделать. Хару предложил сначала записать каверы в студии, убрав некоторые моменты, чтобы песни казались чуть динамичнее.
Собственно, этим и занялись вместе в студии, просто не сразу — сначала записали с Роуном две песни из будущего альбома, потом обсудили и записали каверы. Ну, а после Хару остался, потому что Роун его попросил.
— Только сегодня недолго, — сказал Хару, усаживаясь у стола.
— А что у тебя завтра за работа?
— Записываем выпуск «Книжной симфонии», будем обсуждать «Властелина Колец». А в пятницу — запись «Бойцовского клуба». Если честно, очень волнуюсь, потому что выпуск с «Мастером и Маргаритой» еще даже не вышел…
Роун отвлекся от монитора и удивленно посмотрел на Хару:
— Пэгун написала песню по «Бойцовскому клубу»⁈
— Что? Не-е-ет, — покачал головой Хару, — Она даже не участвует. Поэтому и я без песни, просто посижу, поболтаю… Надеюсь, смогу что-то дельное сказать…
— А ты можешь сейчас песню добавить в сценарий выпуска? — внезапно спросил Роун.
— Эм… не знаю. Наверное — да. В предварительном сценарии всего две песни, а в других выпусках — по три. А какую песню?
— У меня есть песня, вдохновленная фильмом «Бойцовский клуб», — ответил Роун, — Но я читал и книгу, так что для книжного клуба песня тоже подойдет. Только нужно под твой голос переделать… так, где там она у меня? А ты пиши пока… тому, кто песни в сценарий добавляет…
Хару написал Минсо — больше никто в голову не пришел. Где-то через полчаса пришло сообщение, что песню добавить можно, но Роуну следует знать, что она должна быть короткой — не более трех минут, без нецензурной лексики.
Нецензурной лексики не было. Песня — описание и восхищение Марлой Сингер. И в демо этот трек был прямо жестким «рокешником»– с мощными басами, гитарным соло и даже чем-то вроде гроулинга. Прямо при Хару Роун превратил это в поп-рок. Все еще мощный и немного агрессивный, но уже не бьющий по ушам.
Текст песни описывал девушку с проблемами — несчастная, нуждающаяся в любви, она прячет это за маской безразличия, ярко одевается и красится, грязно выражается. Ну — Марла Сингер, просто немного в корейском стиле, поэтому от нее пахнет яблоками, а короткая стрижка выглядит идеально даже с утра.
И Хару, как ни странно, песня реально нравилась.
— Вы уверены? — осторожно спросил он, — Все же это просто вечернее шоу, отдавать туда такую песню…
— А что с ней делать? — ухмыльнулся Роун. — Сам я уже на сцену не выйду. Отдавать другой рок-группе… честно говоря, тут я старомоден — рок-музыканты должны сами писать себе песни. Для к-поп коллектива это не годится. Тут героиня — не просто «плохая девчонка». Как там говорят в вашем поколении? Ходячий «ред флаг»? В общем — в чартах у этой песни ноль шансов, но она классная и на шоу ее хоть кто-то заметит.
Хару задумчиво кивнул.
Они сразу записали трек в студии, а потом Хару почему-то вспомнил, что Пэгун говорила во время съемок выпуска «Мастер и Маргарита» — про возможность записать песню на русском. Из-за занятости Хару почти и не вспоминал об этом, но сейчас… Спросил у Роуна — может ли он помочь. Тот почему-то загорелся идеей спеть на русском, а потом исполнить песню в переводе на корейский.
В интернете Хару нашел уже готовые ноты, перевел текст песни на корейский дословно, по строчкам. Роун сделал подложку — барабаны и бас-гитара в записи, две гитары будут играть в процессе исполнения. Хару не понимал — зачем это, но Роун опять был в каком-то своем творческом угаре, поэтому на вопросы толком не отвечал. Он открыл один из шкафов и вытащил сразу четыре электрогитары, долго выбирал, но в итоге вручил одну Хару и объяснил, как работать с медиатором. Хару знал это по прошлой жизни, но весьма поверхностно. Да даже в этой он гитару в руки не брал с декабря. Пэгун подобрала ему баллады, листы с аккордами, которые он должен был разучить и выложить на YouTube, но времени на разучивание не было, да никто особо и не требовал.
Играть на электрогитаре получалось так себе — и практики давно не было, и принцип немного отличается.
— И зачем играть это вживую? — недовольно бурчал Хару, — Можно же просто поставить фонограмму.
— Скажи спасибо, что Ынсоля за бас не посадил.
— Он играет на басу⁈ — удивился Хару.
Роун немного удивленно посмотрел на Хару.
— Как думаешь — где мы познакомились? Мы оба — из рок-тусовки. Просто, пока я изображал из себя рок-звезду, Ынсоль умудрялся еще и учиться. Хотя я до сих пор не понимаю, как его потом занесло в хип-хоп… Играет на нескольких музыкальных инструментах, знает всю классику, хорошо поет, а тут — хип-хоп.
— Вы играли в одной группе? — удивленно уточнил Хару.
Роун покачал головой:
— Нет. Просто выступали в одних клубах, поэтому и были знакомы. Ты не болтай, а учи.
Хару вздохнул. Он-то думал, Роун поможет ему красиво переделать мелодию рок-группы для акустики, а тот… развернулся во всю ширь своей рокерской души.
В итоге Роун перевел текст песни на корейский, просто с потерей некоторых нюансов. Заявил, что в четверг они запишут подряд сразу два варианта — русский и корейский. Следовательно, Хару нужно еще и корейский текст выучить.
Под недоумевающим взглядом Хару Роун уложил гитару в чехол, объяснил, как подключить наушники к специальной маленькой коробочке — чтобы репетировать дома тихо. И со всем этим добром отправил в общежитие. Гитару он не подарил, а дал взаймы. Хару пытался мягко отказаться, но не получилось. Не ссориться же из-за этого с Роуном?
Шэнь и Юнбин работали над хореографией допоздна. Увлеклись и даже не заметили, что уже почти десять — менеджер Квон пришел выгонять их обратно в общежитие. Даже по дороге Юнбин продолжал говорить о хореографии. Все же как меняется человек, когда разговор идет о том, что ему реально нравится — нет прежнего стеснения, говорит быстро, фонтанирует эмоциями. По совету продюсера Им, Шэнь установил камеру в танцевальном классе — она фиксировала процесс работы над хореографией, пока не разрядилась в ноль. Такое уже было и Шэнь знал, что видео все равно сохранится. Значит, активный и улыбчивый Юнбин станет достоянием общественности, потому что обычно в таком состоянии его видит только Шэнь.
Даже выйдя из раздевалки, уже в верхней одежде, они продолжали свой диалог.
— Мне кажется, что Ноа нормально отнесется к тому, что выйдет в конце, а не будет танцевать со мной и Хару, — говорил Юнбин.
Из женской раздевалки выбежало несколько девчонок. Они были без верхней одежды и несли в руках огромную охапку пуховиков. Шэнь отметил это лишь краем сознания и только открыл рот, чтобы выразить свое мнение в отношении идеи Юнбина, как тот резко пихнул его в бок и пальцем указал на девчонок, спешивших к выходу.
— Пальто. Ярко-желтое и красное. Видишь?
Шэнь только сейчас заметил, что в горе пуховиков виднелись знакомые яркие цвета. Желтое — кузины Хару, Сольги, красное — ее подруги, Наён. Той самой, которая снялась с Хару в рекламе и временно стала самой ненавидимой девушкой среди его фанаток. Где-то неделю назад, когда они столкнулись группой в коридоре, Сольги хвасталась, что Наён купила себе и ей одинаковые вещи, но разных цветов. Сольги, кажется, даже не поняла, насколько это был дорогой подарок. Бренд кажется неизвестным, но Хару потом тихо заметил, что эта фирма очень дорогая, работает только с премиальными материалами.
Девчонки, которые быстро направлялись к выходу, — это не Сольги, и не Наён.
— Хару же говорил, что у Наён могут быть проблемы из-за рекламы, — сказал Юнбин.
Шэнь действовал быстро. Он громко окликнул девчонок:
— Девушки! Постойте!
Те вздрогнули, оглянулись, начали кланяться… прятать одежду за спины. Шэнь подошел ближе. Молоденькие совсем — лет по четырнадцать. Ну да, старшие додумались бы спрятать одежду хотя бы в пакет, чтобы не подставлять себя на камерах видеонаблюдения.
— А где Сольги и Наён? — спросил Шэнь.
— Они… в раздевалке, — испуганно выдохнула одна из девчонок.
Шэнь понял, что он ее знает. Не сказать, что хорошо, но китаянок в наборе всего две и он с ними познакомился — иностранцам сложно, нужно поддерживать друг друга. В Корее Лю Ланфень немного изменилась — стала носить другую прическу, макияж, из-за чего стала больше похожа на кореянку. Поэтому Шэнь ее сразу и не узнал.
Он еще раз внимательно на нее посмотрел. Ланфень смущенно опустила голову.
— Если это то, о чем я подумал, то я очень разочарован твоим поведением, — строго сказал он. — Учитывая, как сейчас в этом агентстве реагируют на подобные ситуации, ты рискуешь поехать домой. И из-за чего? Чтобы навредить девчонке, которая снялась с Хару в рекламе? Еще и его кузине… Ты сюда зачем приехала? Чтобы айдолом стать, или чтобы козни девчонкам строить?
Девчонки низко-низко опустили головы, начали кланяться, извиняясь.
— В коридорах камеры, — добавил Юнбин, — Вы думали, вас не найдут? Или надеялись, что Сольги и Наён никому не скажут?
— Глупый розыгрыш, который может стоить вам карьеры, если об этом узнаем госпожа Хван, — сурово добавил Шэнь. — Вернули одежду в раздевалку.
— Вы расскажете госпоже Хван? — в ужасе пискнула одна из девчонок.
— Нет, — ответил Шэнь, — Только Данби.
На секунду, когда Шэнь сказал «нет», на лицах девчонок мелькнуло облегчение, но после слов о том, что обо всем узнает Данби, они снова печально опустили головы. Ну да, у Данби с такими «шутницами» разговор короткий — усиленная тренировка, чтобы от усталости все мысли о вредительстве из головы вынесло. Полномочия у нее достаточно широкие, все знают, что, если она скажет что-то госпоже Хван, та поверит ей.
— Идите, возвращайте одежду, — напомнил Шэнь.
Сам же достал телефон из кармана. Номера Данби у него не было, но он был у Хару. Написал ему сообщение — как освободится, наверняка ответит.
Девчонки убежали обратно в раздевалку, вышли из нее уже только со своими куртками и печально побрели к выходу. Шэнь и Юнбин шли следом.
Хару не ответил, зато написал Тэюн — попросил купить соевое молоко. Пришлось немного изменить маршрут — сначала супермаркет, потом уже дом.
— Как думаешь, это просто розыгрыш, или они реально пытаются вытеснить Сольги и Наён? — спросил Юнбин.
Шэнь неуверенно пожал плечами:
— Не знаю. Нет дыма без огня. Если четырнадцатилетки решили украсть верхнюю одежду, то старшие тоже проявляют агрессию… скорее всего.
— Но Хару не знает об этом, — печально дополнил Юнбин.
— А ты бы рассказал? — хмыкнул Шэнь, — В смысле — вот если бы тебя внутри коллектива постоянно так «разыгрывали», а твоя старшая сестра училась, предположим, на год старше. Ты бы рассказал?
Юнбин вздохнул:
— Скорее всего — нет. Терпел бы.
— Вот и я так думаю, — хмыкнул Шэнь. — Сольги Хару ничего не расскажет.
— А что Хару бы сделал? Ну, будь он на нашем месте сегодня? — задумчиво спросил Юнбин. — Сказал бы госпоже Хван?
— Скорее всего, — кивнул Шэнь. — Наверное, и нам следовало… Но я пожалел Ланфень. Нужно будет потом ее расспросить — что вообще сейчас у девчонок творится.
— Тэюн говорил, что Наён и Сольги сейчас живут с Данби и еще какой-то девочкой в отдельной комнате, — сказал Юнбин, — Переселили на прошлой неделе.
— Скорее всего, чтобы Наён во сне подушкой не задушили, — хмыкнул Шэнь, уже заходя в супермаркет.
Они не ужинали, а заказывать ничего не хотелось. Поэтому, кроме соевого молока, которое Тэюн и Сухён любят добавлять в кофе, они взяли еще две упаковки доширака.
[*Доширак/досирак в Корее — это не заварная лапша, а что-то вроде комплексного обеда. В упаковке будет вареный рис с кунжутом или водорослями, основное «блюдо» — курица, свинина, рыба или тофу, два-три вида закусок — обычно кимчи и что-нибудь еще, дополнительно почти всегда — яйца и немного зелени. У таких наборов короткий срок годности, если не раскупили, то вечером делают скидку вплоть до пятидесяти процентов.*]
Идти в общежитие с дошираком не хотелось, поэтому они взяли еще пакетик растворимого кофе и расположились в столовой зоне магазина. Юнбин развернул упаковку, аккуратно вытащил лоточки с курицей в кляре и поставил в микроволновку. Шэнь налил горячей воды в бумажные стаканчики и заварил кофе. Сели у окна. Все же есть какая-то особая романтика в ужинах в супермаркетах. Сейчас они стали чаще заказывать еду на дом, все вкусное и свежее, брать доширак по акции — как-то даже странно… но все равно иногда хочется. Причем, именно в супермаркете съесть, глядя через окно на прохожих.
У Шэня пиликнул телефон. Хару выслал контакт Данби и тут же уточнил:
«Что-то случилось? Я иду домой.»
«Ничего срочного. Мы с Юнбином ужинаем в супермаркете.»
«Купи мне доширак с креветками или рыбой, я сейчас подойду. Голодный.»
Шэнь хохотнул и показал экран телефона Юнбину.
— Я возьму, — сразу сказал тот и вскочил со стула, — А ты пока Данби позвони.
Шэнь кивнул: так действительно будет лучше.
Данби была очень удивлена звонку, но внимательно выслушала и устало вздохнула:
— Да когда ж этот серпентарий прореживать начнут?
Шэнь не сдержался — тихо засмеялся. Новенькие начали заниматься чуть больше месяца назад. Все это время к детям присматриваются, чтобы где-то еще через месяц выгнать самых бесполезных. Но до этого момента их действительно слишком много.
— Я поняла, спасибо, — сказала Данби, — Проведу с ними воспитательную беседу. И с Сольги тоже, потому что мне ни она, ни Наён ничего не говорили…
— А ты бы сказала? — иронично уточнил Шэнь.
Данби замолчала. А потом печально вздохнула:
— Порицание за стукачество — худшая традиция нашего общества. Еще раз спасибо. Я пошла.
Она сбросила звонок. Тут Шэнь увидел Хару — и не смог сдержать улыбки. Хару с утра был в джинсах. На улице периодически шел дождь, было грязно, поэтому Хару еще по дороге в студию заправил джинсы в ботинки. Свитер с высоким горлом, поверх — кожаная куртка, купленная на блошином рынке, перчатки, объемные наушники вместо шапки. Но особую изюминку его образу придавала гитара в чехле.
— Почему ты всегда так хорошо выглядишь? — смеясь, возмутился Шэнь. — Напялил на себя все подряд, а вид все равно классный.
Хару задумчиво посмотрел на свои ноги — джинсы-то не узкие, из ботинок торчали «парашютами».
— Завидуй молча, — ответил он, укладывая гитару на стойку. — И я не думаю, что хорошо выгляжу.
Он снял наушники и перчатки, кинул поверх чехла.
— А что за гитара? — с любопытством спросил Шэнь.
Вернулся Юнбин. Хару, немного недовольно, рассказал о том, что Роун его практически вынудил учиться играть на электрогитаре, перевел какую-то русскую песню и вообще… Роун — тот еще тиран.
И Шэнь, и Юнбин посмеивались, слушая Хару.
— Но альбом у вас с Роуном получился классный, — заметил Шэнь. — Мне практически все песни нравятся, даже не могу выбрать любимую.
— «Salty skin» мне будет немного неловко петь, но «Splash» — очень крутая, — добавил Юнбин.
— Это все Роун, — стеснительно заметил Хару. — Я просто сидел, пил чаек и вредничал.
Шэнь хмыкнул: легко представить эту сценку. И вряд ли Роун считает, что Хару «просто вредничал».
— Интересно, какой будет баллада? — продолжил Юнбин. — Хочется уже поскорее все записать… Снять клипы…
— И снова месяц сбитого графика сна, потому что нужно продвигать песни? — с улыбкой спросил Хару.
— Было не так уж плохо, — пожал плечами Шэнь, — Хотя я бы предпочел остаться без родительского контроля на телефоне. Иногда было слишком скучно ждать начала записи.
И они начали обсуждать все, что произошло с ними за прошедший после дебюта месяц. Удивительно: продвижение закончилось позавчера, а они уже все совсем не против начать следующий круг.
Они заговорились, поэтому Шэнь так и не рассказал Хару о том, что они видели в агентстве…