Излом

Глава 5

Вестония. Северо-западный тракт. Постоялый двор в двух днях пути от Эрувиля.

Мороз держался уже неделю, сухой, звонкий; тот самый, который выводит на стекле причудливые узоры и карает всякого, кто осмелится выйти в путь неподготовленным.

Снег — не мокрый, а хрупко-скрипучий, утрамбованный ледяными ветрами — лежал ровным ковром. Мистралы, привыкшие к северным холодам, в такую погоду могли идти долго, почти не зная усталости.

На изломе рассвета, когда небо еще хранило остатки ночной синевы, а восток уже вспыхивал бледно-розовым, герцог де Клермон заканчивал завтрак в трактире, где он и его гвардейцы провели ночь.

Потягивая горячий настой из сушёных лесных ягод и душистых трав, герцог вполуха слушал, как во дворе весело переговариваются его бойцы и конюхи. До Эрувиля оставалось два дня — и они наконец увидят свои семьи.

Эдуард даже зажмурился от удовольствия. Он любил походную жизнь: ночные привалы, простую еду у костра, случайные постоялые дворы и предвкушение скорой встречи. Он уважал дорогу за честность. Вот уж где проясняются мысли, так это в пути. Есть время поразмышлять и разложить все по полочкам.

А подумать герцогу действительно было о чем — в последние месяцы вокруг него творились странные дела. Порой Эдуард признавался себе, что чувствует себя обычной пешкой в чужой игре.

Он вспомнил, с каким тяжелым сердцем отправлялся на запад по приказу Карла. Несомненно, король дал ему еще один шанс после катастрофического поражения в Бергонии, и Эдуард был за это благодарен. Но чувства оставались противоречивыми.

С одной стороны, великодушный жест Карла: он убрал старого друга подальше от столицы, чтобы придворные падальщики не растерзали его, как падшую лошадь. С другой — маршала де Клермона, героя былых войн, отправили на западные окраины разгребать чужое дерьмо будто палача или мусорщика.

И ситуация на западе оказалась куда хуже, чем предполагалось. Эдуард понял это еще до того, как пересек границу первого западного графства.

По пути ему встречались купеческие караваны и вереницы беженцев, пытавшихся уйти как можно дальше от владений западных аристократов, взбунтовавшихся из-за королевского указа. По сути, Карл бросил Эдуарда в самую гущу назревающего мятежа, а подавить его пятью сотнями гвардейцев было попросту невозможно.

Вспоминая тот первый день на границе, у стен замка старого графа де Туси, когда Эдуарда встретила многолюдная делегация из нескольких десятков самых влиятельных западных вельмож, герцог до сих пор дивился, что остался жив. Все эти графы и бароны прибыли со своими дружинами, вооруженными до зубов: пять сотен против нескольких тысяч — чистое самоубийство.

Эдуард помнил напряженные и мрачные лица встречавших его дворян. Маршалу здесь явно были не рады. Хотя многие из них, тот же граф де Туси или граф де Брионн, были старыми соратниками Эдуарда по многим битвам. Благородные и отважные люди. Многим из них в свое время герцог де Клермон без страха мог доверить свою жизнь. Но в тот день их армии стояли по разные стороны баррикад.

Эдуард первым поднял белый флаг.

На переговоры герцог де Клермон отправился вместе с графом де Левалем и виконтом де Шатильоном. Гийом так же, как и Эдуард, был дружен с некоторыми из присутствующих дворян, а Андре, как командир конной сотни, прекрасно показал себя за время бергонской кампании — эти двое в данный момент были единственными, на чью помощь и поддержку во время сложных переговоров мог положиться герцог.

— А я всё гадал, кого же Карл пошлет сюда, чтобы навести порядок на наших землях, — насмешливо ухмыльнулся граф де Брионн, когда парламентеры сблизились на середине поля. — Ваша светлость теперь отвечает за подавления бунтов?

Эдуарду стоило огромного труда держать себя в руках. Он сжал зубы и окинул ледяным взглядом всех собравшихся. Помимо графа де Брионна, на переговоры прибыли граф де Авен и барон де Годар. С этими двумя герцог тоже был знаком. А со здоровяком де Годаром в молодости даже сражались спина к спине на крепостной стене во время штурма.

— Я дал клятву верности моему королю, — твердо произнес Эдуард. — Его воля для меня закон. Если он прикажет подавить бунт предателей, я это сделаю или умру пытаясь.

Граф де Брионн опасно сузил глаза, граф де Авен что-то рыкнул себе под нос, а барон де Годар, внешне напоминавший дикого медведя, хищно улыбнулся.

— А кишка не тонка? — весело пробасил барон. — Или ты плохо посчитал наших бойцов?

Здоровяк перешел на «ты», как когда-то в молодости. Сказать по правде, барон всегда имел славу неотесанного мужлана и дикаря. Изысканные манеры, танцы на балах и приемах, утонченные беседы об искусстве — это не про барона де Годара. Война, охота, эль и женщины — вот главные интересы этого человека.

— Их много, — спокойно кивнул Эдуард. — Но, увы, этого недостаточно. Нужно намного больше.

Лица всех троих слегка вытянулись от удивления.

— Тебе и этого хватит, — широко улыбаясь, произнес барон де Годар.

— Чтобы прикончить меня и моих людей — может быть, — пожал плечами Эдуард. — А вот чтобы остановить Золотого льва или легионы Оттона — вряд ли. Грядет самая затяжная и кровопролитная война за последние два столетия. Она коснется всех. Нам понадобится каждый, кто сможет держать оружие в руках.

Барон де Годар громко расхохотался, а граф де Брионн, продолжая щуриться, сказал, тоже переходя на «ты»:

— Так вот для чего ты сюда явился. Карл действительно уверен, что после того, что он сделал, мы все покорно бросимся умирать за него? Похоже, слухи не врут, рассудок короля помутился.

— Насколько я помню, вы все, как и я, давали ему клятву верности, — произнес Эдуард. — Запад всегда был верен своему слову. На присяге двоих из вас я присутствовал лично.

— Разве Англанд и те, кто последовали за ним, не доказали обратное? — подал голос граф де Леваль.

Барон де Годар перестал улыбаться.

— Англанд выбрал род, как и те, кто примкнул к нему, — ответил де Брионн. — Их сыновья по воле Карла отправились на войну в Бергонию. Наших людей, словно наемничий сброд, принц Генрих гнал на штурм крепостей. Многие из наших близких погибли, а некоторые попали в плен к аталийцам. Где, по нашим сведениям, их содержали хуже скота. А многих пытали до смерти проклятые жрецы из Алого храма. И пока наши родичи томились в оковах, весь королевский двор праздновал «великие победы» принца Генриха. Уверен, ты уже знаешь истинное положение дел и как именно отличился героический сынок Карла.

Нервно дернув подбородком, граф де Брионн продолжил говорить:

— Но это еще не всё. Пока Эрувиль праздновал, Запад собирал выкуп, чтобы вызволить своих детей из плена. И когда сумма была собрана, граф де Англанд и другие наши друзья отправились с этим золотом в Бергонию. Сказать тебе, что произошло дальше? Думаешь, их сразу пропустили? О нет! Люди короля продержали караван с выкупом на границе несколько месяцев. Они, словно стервятники, кружили над этим золотом, пытаясь оторвать себе самый лакомый кусок. Ожидая разрешения на выезд, многие из отправившихся в путь получили весточки из Бергонии о смерти их сыновей, братьев и отцов. Они не дождались, понимаешь? Мой племянник тоже умер в плену, как и сын графа де Авена, и младший брат барона де Годара. Их смерти на совести короля. Так что не говори мне о предательстве! Англанд сделал то, что посчитал нужным. Между королем, наплевавшим на своих подданных и спасением своего собственного рода, Англанд выбрал род.

— Только вот, благодаря действиям Англанда и тех, кто последовал за ним, многие вестонские семьи потеряли своих близких, — сквозь зубы ответил Эдуард. — Я в том числе. Мой племянник, которого я готовил в наследники, умер на моих глазах.

Граф де Брионн лишь покачал головой и холодно произнес:

— Вам здесь не место. В память о прежней дружбе мы позволим вам уйти живыми. Уходите. Нам больше не о чем говорить.

В тот момент герцог де Клермон отчетливо осознал, что Карл, скорее всего, потеряет почти весь запад Вестонии. И вряд ли при его жизни эти земли вернутся под его руку. На глазах Эдуарда рушилось все, что они так долго строили вместе с Карлом.

Но в следующее мгновение произошло странное — когда Брионн и другие уже собирались развернуть своих лошадей, неожиданно подал голос Андре де Шатильон.

— Господа, — произнес виконт, и его конь слегка выдвинулся вперед.

Барон де Годар среагировал первым. Он угрожающе рыкнул и схватился за эфес своего меча. За ним последовали и остальные.

Виконт, хладнокровно проигнорировав действия дворян, продолжил:

— Прежде чем мы расстанемся, позвольте мне выполнить поручение моего господина.

Граф де Брионн непонимающе переглянулся со своими спутниками и посмотрел на герцога. Эдуард был изумлен не меньше остальных. Поэтому граф обратился к виконту.

— Ваше имя, молодой человек.

— Виконт де Шатильон, к вашим услугам, — галантно сняв шляпу, Андре поклонился в седле.

— И кто же ваш господин? — впервые подал голос граф де Авен.

— Маркграф де Валье, — ответил виконт и лихо водрузил шляпу на голову.

— Тот самый маркграф? — улыбаясь, рыкнул барон де Годар. — Знатно потрепавший фанатиков из Алого храма, от которого сбежал, поджав хвост, сам Золотой лев? Ты тоже был там?

— Совершенно верно, — улыбнулся виконт и добавил: — Мне посчастливилось сражаться в нескольких битвах под его командованием, как и всем воинам, которые прибыли сегодня сюда.

Барон одобрительно кивнул и уже по-новому оглядел войско герцога.

— И что же вам поручил ваш господин? — спросил граф де Брионн.

— Он поручил передать вам это, — произнес виконт де Шатильон и начал доставать свитки из своей перемётной сумы.

Свитков было больше дюжины. На одном из них озадаченный происходящим герцог де Клермон заметил знакомую печать маркграфа.

Но это было еще не все, виконт продолжил удивлять.

— Ваше сиятельство, — произнес он, обращаясь к графу де Авену. — Это вам. А это вам, барон.

Это уже Годару.

Приняв из рук виконта свитки, мужчины напряженно переглянулись. Мгновение — и радостный возглас графа де Авена привлек их внимание.

— Это печать моего сына! — широко раскрыв глаза, воскликнул граф.

Дрожащими руками развернув свиток, он начал быстро читать его содержимое. С каждым прочитанным словом на сером лице графа появлялся румянец, а по щекам обильно текли слезы радости.

— Господа! Он жив! Мой мальчик жив!

— Мой Жан — тоже! — спустя несколько секунд радостно потрясая своим свитком с печатью его младшего брата, проревел барон де Годар. — Он пишет, что маркграф вызволил его из плена и они сейчас гостят у него в марке!

Герцог де Клермон, как и граф де Леваль, были не менее потрясены. Молодой маркграф вновь сумел их удивить. По крайней мере теперь Эдуард понимал, почему Максимилиан отпустил одного из своих самых толковых командиров.

Пока двое его товарищей радовались, граф де Брионн внимательно осмотрел остальные печати на свитках, а потом развернул тот, на котором была печать маркграфа.

Герцог де Клермон помнил, как изменились взгляд и лицо графа после прочтения. Что было в послании этого вездесущего мальчишки, Эдуард так и не узнал. Но в тот миг ему уже было понятно: они остаются на западе.

Сейчас, сидя в стареньком кресле у заиндевелого окна и допивая горячий отвар, Эдуард размышлял над словами графа де Леваля. Они в тот день сидели у костра на вершине небольшого холма и наблюдали за тем, как возводится очередной лагерь, где должны были разместиться новые когорты западного легиона. На следующий день Эдуард должен был отправиться в Эрувиль. Карл вызывал его в столицу с докладом о выполненном приказе.

— Знаешь, Эду, — сказал старый друг, доставая свою трубку. — Я всегда считал тебя умнее себя, но перед тем как ты отправишься к королю, мне важно, чтобы ты меня услышал.

— Так и будет, Гийом, — кивнул Эдуард.

Граф де Леваль молча достал из внутреннего кармана старый кисет, расправил его на колене и неспешно набрал щепотку темного табака.

Эдуард усмехнулся лишь уголками губ. Друг любил взять паузу, перед тем как собраться с мыслями.

Пальцы Гийома работали ловко и с точностью хирурга: щепоть за щепотью он укладывал табак в чашу трубки, прижимая сначала легко, затем чуть сильнее. Последний слой был самым плотным. Гийом затянулся без огня, чтобы проверить движение воздуха.

Достав горящий прутик из огня, граф поднес его к трубке. Табачный дым, густой, с пряным древесным ароматом повис в воздухе.

— Мы с тобой так и не поговорили о случившемся в тот день, — наконец, произнес Гийом. — Ты ведь не будешь отрицать, что тот маленький свиток мальчишки Ренара спас наши шкуры? Зная тебя, ты бы не отступил.

— Иногда мне кажется, что ты знаешь меня лучше, чем я сам, — ответил Эдуард.

— Вот-вот, — усмехнулся граф, делая еще одну затяжку. — И за четырнадцать когорт, что мы с тобой сформировали под знаменем короля здесь, на западе, мнится мне, тоже надо благодарить нашего знакомого маркграфа. Как и за подозрительно быстро притихший мятеж, кстати.

Герцог лишь коротко кивнул. Вокруг него творились странные дела, но он не мог ничего с этим поделать. А Гийом продолжил:

— У тебя не возникало ощущения, что мы создаем этот легион вовсе не для Карла? Если бы речь шла не о нашем общем знакомом, я бы уже давно отказался участвовать во всем этом. Но я помню, что он сделал для нас всех там, в Бергонии…

— Думаешь, он не захочет повторить попытку своего отца?

— Лично я в этом не уверен, — твердо произнес Гийом, чем заметно удивил Эдуарда. — Но я знаю точно, что в этой войне без таких, как он, нам не выстоять. Нам придется сражаться на два фронта. Вряд ли Золотой лев останется в стороне. Обязательно захочет взять реванш. Поэтому единственное, о чем я, твой старый друг, тебя попрошу — во имя всех богов, будь осторожней и возвращайся поскорее назад. Ведь если к подобным выводам пришли мы с тобой, то кто сказал, что к таким же выводам не придут шпионы этого мерзкого горбуна…

За дверью послышались шаги, и Эдуард отвел взгляд от окна. Створка распахнулась, и на пороге замер капитан из личной сотни герцога. На раскрасневшемся лице мужчины играла довольная улыбка. Чувствует, что дом близко. Капитана ждет молодая жена.

— Ваша светлость, через полчаса можем отправляться.

— Хорошо, — кивнул герцог де Клермон. — Прикажи расплатиться с хозяином постоялого двора.

Капитан коротко поклонился и вышел. Дверь закрылась, и маршал вновь остался наедине со своими мыслями. А ведь его Готье был одногодкой этого капитана. Сейчас наверняка он бы тоже был женат, и у Эдуарда были бы сейчас внуки. А будь жива Кристина…

Последнее время Эдуард часто думал о своей дочери. Весть о ее кончине он пережил холодно: без слез, без рыданий. Всему виной походы и кровопролитные бои. Душа Эдуарда в те годы ожесточилась. Смерть была его постоянной спутницей.

Но последние месяцы, просыпаясь посреди ночи, Эдуард ловил себя на том, что протягивает руку в пустоту, будто ищет её маленькую, почти детскую ладонь. А ведь он даже не помнит, каким был голос дочери.

Луиза… Он скучал по жене. Как много ему хотелось рассказать ей. Они писали друг другу, но в письмах о таком нельзя говорить. Особенно той, которая сейчас находится подле королевы Беатрис. Вся их переписка под контролем шпионов шута.

Карл зол на жену. За ее связи с Астландией, за интриги ее брата, за смерть Филиппа. Хотя нет… Эдуард точно знал, что король вряд ли горюет по старшему сыну. Сколько раз герцог выслушивал от Карла жалобы на сыновей. Бастьен — вот кого по-настоящему любил король Вестонии.

Супруга писала, что фрейлины боятся покидать дворец из-за покушения сперва на неожиданно возникшую из ниоткуда дочь Конрада Пятого, а потом и отравления принца Филиппа. Так Луиза завуалированно намекала Эдуарду, что королеве Беатрис, по приказу короля, было запрещено покидать свою половину дворца, как и всем ее фрейлинам.

Эдуард очень надеялся на то, что Карл обрадуется хорошим новостям с запада и разрешит встретиться с Луизой.

Перед тем как отправиться на войну, он должен подготовить жену и отдать много распоряжений, касаемо дел рода и будущих наследников. Если он погибнет, Луиза встанет во главе рода. И уже она будет решать, кто достоин надеть герцогскую корону де Клермонов.

Допив отвар, Эдуард поднялся с кресла. Пора в путь. Эрувиль ждет его.