Рулевой. Книга 1. Испытание огнем

Глава 7. Разговор

Я припарковал «Калину» у одной из многоэтажек в Язенево. Да, это не хрущёвка, где я снимаю, а добротное современное здание — не очень новое, но крепкое, с широкими окнами и чистым двором. Никак выпрыгнул из машины и ждал меня. Я щёлкнул кнопкой пульта сигналки и отправился к знакомому подъезду.

Поднялся на третий этаж. Звонить не стал, просто постучал в тёмную и толстую дверь. Над ней, на наличнике был вырезан какой-то узор. Мне вспомнилось, что примерно такие дед сам вырезал на деревянных дощечках раньше, когда был моложе.

Дверь открылась и на пороге появился невысокий, сухощавый, с короткой седой бородой и хитрым взглядом дед Исмагил. На нём был старый свитер с растянутыми рукавами и зелёные потёртые тапки.

— Заходи, Стас, не стой в дверях, — добродушно буркнул он, отступая в сторону.

Я шагнул в квартиру, Никак проскочил вперёд.

Двушка была обставлено не так как в Душино у нас с Еленой — современно, но в тоже время скучно. А здесь пахло травами, деревом и чем-то тёплым, домашним. Полки вдоль стен ломились от старых вещей: загадочные бронзовые статуэтки, потёртые книги с незнакомыми буквами, деревянные шкатулки с резьбой. На подоконнике — пара кривых подсвечников. Или стильных — я в них слабо разбираюсь. Рядом — стеклянный шар, мутный, будто с дымом внутри.

Я никогда не знал, для чего половина этих загадочных штук, но всегда чувствовал — у деда всё с историей.

С самого раннего детства уважал Исмагила. Не только за возраст, но и за умение видеть суть вещей насквозь. Дед мог одним взглядом разобрать человека, как сломанный мотор, и сказать, что с ним не так. Его резкая и прямая точка зрения всегда оказывалась верной. Сколько раз я спорил с ним в юности, и сколько раз потом кусал локти, понимая, что старик был прав.

— Ну, дед, давай рассказывай. — я стряхнул с себя куртку, повесил на крючок у двери.

Исмагил прищурился, махнул рукой на старое, с выцветшей обивкой и продавленной подушкой кресло.

— Садись, внук, не мельтеши перед глазами, — сказал он твёрдым голосом с лёгкой насмешкой. — Куда торопишься? К своим пассажирам? Или в пробках опять постоять хочешь?

Я вздохнул, но послушался, плюхнулся в кресло. Никак улёгся у ног, положив морду на лапы, глаза следили за дедом. Исмагил прошаркал к столу, глянул на пса.

— А где это ты такого красавца взял? — спросил он, кивая на лохматого. — Не было у тебя собак раньше, насколько я помню.

Я пожал плечами, потёр ладонь со шрамом.

— Да вот, случайно прибился пару дней назад, — ответил ему. — Ехал по городу, остановился перекусить, а он там крутился. Грязный был, лохматый, вчера постриг, красоту навёл, теперь вот такой симпатяга. Никак его зову.

Дед хмыкнул, потёр бороду, глаза блеснули, будто он что-то прикидывал в уме.

— Никак, значит, — протянул он. — Интересное имя. Сам придумал или он тебе подсказал?

— Да какое там подсказал, дед, — я хмыкнул. — Просто вышло так. Перебирал имена, он отозвался на Никак.

— Ну-ну, — Исмагил покачал головой, хитро улыбнувшись. — Это как же до такого выбора дошёл? Не утомился перебирать? Дед, судя по всему, решил надо мной посмеяться.— Собаки, они просто так в жизни не появляются. Особенно такие, с умным взглядом. Ты за ним внимательно наблюдай, он много что чует.

— Да уж, похоже, больше моего, — пробурчал я, вспоминая, как Никак тянул сегодня в обход стоянки.

Дед сходил в кухню к газовой плите, взял старый, медный, с небольшой вмятиной на боку чайник, налил чай в две кружки. По комнате поплыл запах мяты, чабреца и чего-то терпкого, почти горького. Потом принёс выпечку — румяные пирожки с картошкой, ещё тёплые, с хрустящей корочкой и сытным ароматом. Поставил всё на стол, пододвинул ко мне.

— Ешь да пей, — сказал он. — Не торопись никуда.

— Не тороплюсь, дед, — я откинулся в кресле. — Как здоровье молодецкое?

— Согласно фактическому пробегу, Стас. Так у вас, водителей, говорят? Лучше ты про свои дела поведай, — дед сел напротив, взял свою кружку, отхлебнул чай, глядя на меня поверх края. — Так и возишь людей взад — назад? С Ленкой не перестал ругаться? И вообще, расскажи старику, что у тебя сейчас в жизни творится.

— Да ничего не творится, —я нахмурился, взял пирожок, повертел в руках и надкусил. — Работаю, живу, как все. С Еленой расстались, точка стоит. Жирная.

— Ну, как все, говоришь, — дед прищурился, поставил кружку на стол. — А я смотрю, ты сам не свой. Глаза бегают, руку трёшь. Что там у тебя на ладони? Опять зудит?

Я замер, спрятал руку под стол. Откусил ещё половину пирожка. Метка чуть кольнула, тепло пробежало по пальцам.

— Да ничего не зудит, — соврал я. — Просто устал.

Исмагил откинулся на стуле, скрестил руки на груди, взгляд стал острым, как лезвие.

— Ладно, не хочешь по-хорошему, будет по-моему, — сказал он. — Ты на пирожки налегай, пей чай, а потом поговорим. Разговор сложный, Стас, не на пять минут.

— Почему сложный? — я подался вперёд, — Про что? Ты, кстати, про здоровье своё не ответил.

— Давай о тебе сначала, — дед усмехнулся, но глаза остались серьёзными. — Я про тебя, и про метку твою, и про тех, кто за тобой ходит знаю. Сядь ровно, не дёргайся. Сейчас расскажу, но сначала поешь. Не на пустой желудок такие вещи обсуждают.

Я заметил, что надкусанный пирожок всё ещё был в руке. В два приёма затолкал его в рот и запил чаем.

Никак поднял голову, уши приподнялись, будто почуял, что воздух в комнате стал тяжелее.

Дед Исмагил отхлебнул из своей толстостенной керамической кружки, поставил её на стол, пальцы постучали по краю. Глаза его сузились, будто он смотрел не на меня, а куда-то далеко, сквозь стены квартиры. Я взял второй пирожок.

Исмагил кашлянул, потёр бороду, будто собираясь с мыслями. Потом заговорил, тихо, но твёрдо, как будто рассказывал старую сказку, в которой слишком много правды.

— Слушай внимательно, Стас, — начал он. — Начну издалека. Было это давно, очень давно. Примерно тогда, когда Юрий Долгорукий отказался здесь город строить, убоявшись злых пророчеств. Тогда Москов, конечно же, не был таким, как сейчас. Но уже тогда на этой земле оставляли следы люди разных племён.

Я заинтересованно подался вперёд.

— И вот однажды проезжали караваном люди с Востока. Много народу там было, в основном торговцы. Но были и другие. Смуглые, в длинных халатах, с острыми злыми глазами. Не купцы и не воины. Везли они с собой одну вещь. Старую вещь. Нехорошую.

— В каком смысле нехорошую? — спросил. — Что за штука?

— Не перебивай, — дед махнул рукой, взгляд стал острым. — Не знаю точно, что это было. Может, камень с вырезанными знаками, может, шкатулка, внутри которой что-то шевелилось. А может, классический кувшин или лампа, как в том смешном мультфильме. Теперь это уже неважно. Но за ними внимательно следили ещё от их дома и хотели это отобрать.

Восточные люди вещь прятали, как великую тайну, которую нельзя открывать непосвящённым. Но когда поняли, что их обнаружили, спрятали где-то здесь, в древнем Москове. Умело, глубоко, чтобы никто не нашёл. Их поймали, долго и жестоко пытали, но они не сказали, где этот предмет. В конечном итоге их убили. Время стёрло следы мучеников, следы их убийц, даже следы правнуков тех злых людей, но не стёрло саму память об этом.

Я хмыкнул.

— И что, прямо вот так и лежал спокойно этот артефакт? Сколько? Сто лет?

— Больше, — дед прищурился. — Гораздо больше. Века прошли, дома строили и сносили, метро копали, а он всё лежал. Тихо. Спал. Но недавно, совсем недавно, нашлись люди. Жадные. Алчные. Копались в старых рукописях, в каких-то пыльных архивах, нашли упоминания про этот клад. Решили, что это их шанс разбогатеть.

— Разбогатеть? — Я поднял бровь. — Так там, золото, бриллианты какие-то?

— Эти наивные дурачки думали, что да, — Исмагил усмехнулся, но без веселья. — Глупые жадные люди. Нашли они его. Точно не знаю где — может, в подвале старого дома, может, под землёй, где одни крысы и диггеры ходят. Раскопали. А потом решили вскрыть. Активировать.

Я замер, пирожок чуть не выпал из руки на стол. Никак поднял голову, тихо заскулил.

— Активировать? — переспросил я. — Это как? То есть это всё-таки не драгоценности оказались?

— Не знаю, как именно, — дед пожал плечами, взял кружку, но пить не стал.

— Может, слова нужные сказали, может, кровью полили в ходе правильного ритуала. Старые вещи, они такие — требуют платы. Только не деньги им выпали, как думали. Вскрыли они этот артефакт, а из него вырвалось… давай назовём это — существо.

— Существо? — голос мой дрогнул. — Какое ещё существо?

Исмагил посмотрел прямо в глаза, голос стал ещё ниже.

— Злобное. Сверхъестественное. Не человек, не зверь. Кое-что старое, как сам огонь. Оно спало в том артефакте, а они его разбудили. И теперь оно здесь, в Москове. Свободное. И голодное.

Я нервно сглотнул. Опять вспомнил красные глаза шашлычника, людей в чёрных куртках, запах гари.

— И что оно теперь хочет? — спросил, стараясь держать голос ровным.

— Не знаю, чего хочет, — дед откинулся на стуле, скрестив руки. — Но знаю, что оно не просто так сидит. И те, кто его выпустил, уже сами не рады. Может, они думали его подчинить, а оно их самих сожрало. А может, оно теперь ищет что-то ещё. Или кого-то. Но скорее всего, быстрый способ набраться сил.

Никак зарычал, тихо, но зло. Я потёр ладонь, сердце заколотилось.

— Дед, ты это к чему? Зачем мне это всё рассказываешь?

Исмагил наклонился ближе, глаза блестели, как угли в темноте.

— Потому что оно рядом, Стас, — сказал он. — И ты, похоже, уже это знаешь. Чувствуешь. Метка твоя появилась не просто так. Она с этим связана. И пёс твой, кажется, тоже.

Я сидел, вцепившись в подлокотники кресла. Исмагил допил чай, поставил кружку на стол, вытер рот тыльной стороной ладони. Его взгляд стал тяжёлым, как старый камень.

— Это не просто существо, Стас, — сказал он, голос почти перешёл на шёпот. — Имя у него есть. Азар. И это - ифрит.

Я моргнул, слово ударило, как холодный ветер.

— Ифрит? — переспросил. — Это что, типа демон какой-то? В кино однажды такое видел, кажется. Так себе ужастик оказался.

— Не демон, — дед покачал головой, борода качнулась вслед. — Ифрит — это огонь, что ходит сам по себе. Дух, как из старых сказок, но не добрый, как в книжках. Злой. Жгучий. Его с Востока привезли, из земель, где песок и солнце всё выжигают. А теперь он здесь.

Я сглотнул, вспомнил рынок, шашлычную, дым, запах гари.

— Погоди, дед, — сказал я, голос чуть дрогнул. — Кажется, шашлычника с таким именем знаю. Такой, разговорчивый, даже какой-то гиперактивный, со странными глазами. Это может быть его тёзка?

Исмагил кивнул, медленно, будто подтверждая худшие мысли.

— Нет, скорее всего это его аватар, — ответил он. — И я не про кино. Азар не просто так шашлыки жарит. Это личина. Маска. Под ней — огонь, что людей пожирает. Ты его сам видел, да? Чуял что-то?

Я кивнул, метка запульсировала сильнее.

— Видел, — выдавил из себя. — На рынке. Метка жгла, Никак рычал. А потом эти… странные люди в тёмной одежде и капюшонах, начали часто попадаться на глаза.

— Его последователи, — дед скрестил руки, глаза сузились. — У Азара их теперь полно. Жадные глупцы, что артефакт раскопали, думали, найдут золото. А он им дал силу. На время. Потом забрал жизни. Он выполняет желания, но не за просто так.

— За что тогда? — я подался вперёд, пирожок на столе так и лежал надкусанным.

— За кровь, — Исмагил сказал это тихо, но слово упало, как камень в воду.

— Жертвы ему нужны. Люди. Они приводят ему кого-то — бродяг, должников, да хоть случайных прохожих. Он их сжигает, а взамен даёт что-то. Деньги, удачу, силу. Только не всем, а тем, кто ему угодил.

Я замер, в голове всплыли обрывки разговоров на рынке — «опять кто-то пропал», «правоохранители ничего не делают».

— Так вот куда эти люди могут пропадать, — пробормотал я. — Это он их… типа сжигает?

— Да, — дед кивнул, взгляд стал мрачным. — И не просто сжигает. Он их дух забирает. Жизнь. Чем больше жертв, тем сильнее он становится. А поклонники его — «Братство Огня», так они себя называют — только рады. Считают его посланником бога огня.

Я потёр лицо, пытаясь осмыслить.

— Дед, ты откуда это всё знаешь? — спросил у него. — Про ифрита, про всё вот это? И все эти джинны… это кто вообще? Я их раньше только в мультиках видел. С лампами, желаниями и прочим. Это всё правда?

Исмагил откинулся на стуле, посмотрел на стеклянный шар на подоконнике. Потом усмехнулся, покачал головой.

— В мультиках, Стас, тебе показывали пародию. Джинны — это не весёлые толстяки в шароварах. Это сущности. Создания из чистого огня, не такого, как тот, что горит в печке. Это первородный огонь. Они древнее большинства всех знаний, их природа — хаос и воля.

Он замолчал на секунду, будто что-то вспоминал, потом продолжил:

— Джиннов создали задолго до людей. В некоторых преданиях — даже до ангелов. Сначала их было много, и были они свободны. Но не все из них приняли то, как устроен мир. Некоторые стали разрушать, брать силой, подчинять. Их называли ифритами. Самыми гордыми и опасными. Жестокими. А потом…

Дед провёл ладонью по воздуху, будто отсекая.

— Потом пришли те, кто понял, что без баланса всё погибнет. Джинны начали заключать договоры, следить за порядком. И с тех пор часть из них охраняет границы, удерживает других.

— Значит, джинны и ифриты — враги?

— Не совсем. Одни — те, кто обуздал себя. Другие — кто подчинился только себе. Как в любой старой истории: воля против закона, огонь против формы. Но знай, Стас, ифриты — не просто злые. Они могущественные. И коварные. Они умеют ждать. Умеют говорить то, что хочешь услышать. Но за их словами — всегда только пламя. И когда ты услышишь его зов — уже будет поздно.

Я сглотнул. Мир, оказывается, был куда шире, чем казался из салона моей «Калины».

— Откуда узнал? Сначала книги старые читал, те, что от деда моего остались. И чуял. Как ты метку свою чуешь. Потом много знаний получил, как сейчас говорят, оптом. Многое сразу прояснилось. Азар — он не первый раз в мире ходит. Его ловили раньше, запирали. А теперь вот выпустили.

— И что он сам хочет? — Я сжал кулаки. — Зачем он тут?

— Не знаю точно, — дед пожал плечами. — Может, мстит. Судя по тому, что в новостях говорят — город сжечь хочет. А может, ищет что-то, что потерял, когда его заперли. Но одно знаю — он тебя заметил. Или метку твою почуял.

Никак громко зевнул и посмотрел на нас обоих. Я посмотрел на пса, потом на деда. Запах гари, шёпот на стоянке, люди в чёрных куртках — всё хорошо укладывалось в дедовскую теорию, как пазл.

— Это он за мной людей посылал, да? — спросил я. — Тех, в чёрном?

— Может, он, — Исмагил кивнул. — А может и нет. Но ты в теме, Стас. Хочешь этого или нет.

В комнате всё стихло, только чайник на плите шипел еле слышно. Метка колола, Никак внимательно смотрел на меня, будто ждал каких-то действий. А слова деда повисли в воздухе, тяжёлые, как дым после пожара.

— И всё-таки, дед, откуда ты это всё знаешь? — спросил я у деда. Голос слегка сел от напряжения. — Про артефакт, про этого… Азара? Как-то очень туманно всё объяснил. А я догадываться не умею.

Исмагил откинулся на стуле, скрестил руки на груди. Он долго молчал, глядя куда-то в угол, где на полке стояла бронзовая фигурка, кривая, с вырезанными знаками. Потом заговорил и голос его стал глубоким, как эхо из прошлого.

— Долгий рассказ, Стас, — ответил он. — Но точно знаю. Потому что это в нашей крови. Мы не просто какие-то Каримовы. Мы из очень древнего рода. Шаманского. Те, что поклонялись ещё Великому Небу, когда земля была молодой.

Я моргнул и нахмурился.

— Шаманского? — переспросил у старика. — Ты сейчас серьёзно, дед? Это же какая-то сказочная тема!

— Не сказки, — Исмагил прищурился, взгляд стал острым, как нож. — Правда. Наши предки жили там, где степи тянутся до неба. Они говорили с духами, видели будущее в дыму костров. И сила у них была — настоящая. Даже хан Чингиз это знал.

— Чингисхан? — я хмыкнул, но смех застрял в горле. — При чём тут он?

— При том, — дед наклонился ближе, голос стал тише, но твёрже. — Шаманы нашего рода ему помогали. Давали советы, призывали духов ветра и огня. Благодаря им он столько земель забрал — от своих степей до чужих морей. Хан их слушал, уважал. Но потом зазнался. Решил, что сам всё может, что духи ему не указ. Прогневал их. Перестал шаманов слушать, и боги отвернулись от его детей.

Я потёр лоб и нахмурился.

— И что дальше? Как это всё с нами связано?

— А вот как, — Исмагил выпрямился, глаза блеснули. — Когда дети хана пошли дальше, наши предки решили остаться. На захваченных им землях. Скрылись. Ассимилировались, как сейчас говорят. Не хотели больше служить тому, кто духов предал. Своё искусство и знания они спрятали от чужих глаз и от жадных рук. Передавали его тайно, через поколение. До меня дошло. И вот теперь до тебя.

Я замер, слова деда падали, как камни в глубокий колодец.

— До меня? Ты хочешь сказать, я тоже типа шаман какой-то?

— Не какой-то. Я бы даже сказал, совсем никакой, — дед усмехнулся, но без веселья. — Но в тебе кровь наша, Стас. И метка твоя — не просто случайность. Она чует, когда духи близко. Когда опасность рядом. Как сейчас, с Азаром.

Я сжал кулак, посмотрел на ладонь — шрам показался темнее.

— И что мне с этим делать? — спросил я, голос дрожал. — Ты же не просто так всё это рассказываешь?

— Не просто, — Исмагил кивнул. — Знания мои — они твои будут. Позже. Я тебе передам. Как говорить с духами, как держать их в узде. Как с такими, как Азар, справляться. Всегда помни, Стас, — продолжал дед, — не всякая магия одинакова. У джиннов своя природа. У шаманов — своя. Но кровь шамана — это якорь. Её нельзя подделать, заменить или украсть. Только она может открыть те врата, что должны оставаться запертыми. Или... выпустить тех, кого лучше бы не выпускать.

Он замолчал и глянул в окно. — Бывает, что кто-то сбегает. Из тех мест, откуда возвращаться им не положено. И если такой найдёт путь... тогда только твоя кровь сможет его остановить.

Я нахмурился, в голове возник другой вопрос.

— Погоди, а почему мне, а не Роману? — уточнил я. — Он же брат мой, тоже твой внук, твоя кровь. Почему мне?

Дед поморщился, махнул рукой, будто отгоняя невидимую муху. — Роман — пустой человек, — сказал он. — Духи его не примут. Он только о деньгах думает, о рынке своём, о наживе. Нет в нём той искры, что у нас с тобой. Я проверял его, уже давно, ещё когда вы мелкие были. А ты… ты другой.

Я открыл рот, но слова не шли. Пёс внимательно смотрел на него умными глазами. Слишком умными для собаки. Слова деда — про шаманов, про Чингиза, про Азара — складывались в картину, от которой мороз пробирал по коже.

— И что теперь? — выдавил я наконец. — Этот Азар… он из-за нас тут?

— Точно нет. Хотя... Трудно сказать. Не знаю, — дед пожал плечами, но взгляд его был тяжёлым. — Может, случайность. А может, судьба. Но ты в этом деле, Стас. И я тебе помогу.

Комната затихла, только за окном ветер шуршал мелким дождиком. Никак лежал неподвижно, а я чувствовал, как прошлое, о котором не знал до сегодняшнего дня, наваливается на плечи.

Я смотрел на деда, слова про шаманский род и Азара гудели в голове, как рой пчёл. Исмагил встал, шаркая тапками по потёртому ламинату, подошёл к полке у окна. Там, среди старых книг и бронзовых статуэток, стояла деревянная шкатулка — маленькая, с резьбой в виде спиралей, потемневшая от времени.

Дед взял её, вернулся к столу, сел. Пальцы, сухие и узловатые, щёлкнули замком. Крышка скрипнула, открылась. Он нажал какой-то элемент узора сбоку, который оказался тайной кнопкой. Внутри что-то щёлкнуло. Дед аккуратно приподнял дно шкатулки. Там на куске выцветшей ткани лежал амулет. Исмагил достал его и держал в обеих ладонях, как настоящее сокровище.

— Это тебе, Стас, — сказал он твёрдым, но тихим голосом. — «Глаз Неба». От предков наших.

Я наклонился ближе. Амулет был незамысловатым, но притягивал взгляд.

Круглый камень, тёмный, почти чёрный — обсидиан, наверное, — размером примерно с монету. В центре — крохотный осколок бирюзы, голубой, как летнее небо, будто зрачок. По краям вырезаны тонкие линии, расходящиеся лучами, неровные, словно сделаны вручную. Камень висел на грубой, длинной, сплетённой из кожи верёвочке, потёртой от старости. Он был тёплым, даже на вид, и в тусклом свете комнаты бирюза слабо мерцала.

Дед протянул амулет. Никак внезапно замер, его тёмные зрачки сузились в вертикальные щели — совсем как у кошки. На мгновение мне показалось, что в них мелькнул синий отсвет, будто отражение далёкого льда.

«Что за чертовщина... Собаки так не смотрят. Или это не собака? Вспомнилась та странная фраза от Насти: «аватар Танг Синга». Бред, конечно. Но почему тогда амулет греется, когда он рядом?», подумалось мне в эту минуту.

— Что он делает? — спросил я, нарочито громко, чтобы заглушить дрожь в голосе.

— «Глаз Неба» — это защита... — дед бросил взгляд на Никака, — ...и не только от Азара.

Исмагил медленно откинулся на стул, его пальцы нервно постукивали по подлокотникам.

— В преданиях говорится, что он может... должен... защищать от огня Азара и ему подобных. Но...

— Но? — я резко опустил руку с амулетом.

— Но я не видел его в действии. — Дед избегал моего взгляда. — Мой прадед рассказывал, что камень однажды потушил синий огонь, пожиравший целую деревню. Но... — он провёл рукой по лицу, — возможно, это просто семейные сказки. Мне он не требовался ни разу.

Я сжал амулет так, что края впились в ладонь. Бирюза под пальцами вдруг стала ледяной.

— То есть ты даёшь мне какую-то древнюю безделушку и даже не знаешь, сработает ли она? — с сомнением спросил я.

— Я знаю, что без неё у тебя точно нет шансов! — внезапно резко ответил Исмагил, но сразу же осёкся. Когда он продолжил, в голосе слышалась усталость: — Метка выбрала тебя. Амулет... откликается на тебя. Это больше, чем было у меня. Больше, чем у моего деда.

Никак внезапно ткнулся мордой мне в колени, его горячее дыхание обожгло кожу даже через джинсы. Я машинально надел шнурок с амулетом на шею. Камень упал на грудь — и в тот же миг метка на ладони взвыла острой болью, заставив меня согнуться. Амулет вспыхнул по контуру ярким светом, ослепив на мгновение.

— Да что же это... — я прошипел сквозь зубы.

Дед побледнел: — Он... активировался. Так не должно было... — его рука дрогнула, потянувшись ко мне, но так и не дотронувшись. — Значит, Азар ближе, чем я думал.

Я выпрямился, стиснув зубы. Боль отступала, оставляя после себя странную ясность — где-то вдали, за стенами дома, что-то звало амулет. И метку. И меня.

— И что нужно делать? Искать место, где он приносит жертвы? — спросил я, сжимая амулет. Ладонь горела.

Дед провёл рукой по бороде, в глазах мелькнула неуверенность. — По старым записям... — он потянулся к полке, достал потрёпанную тетрадь с выцветшими страницами. — Здесь говорится, что такие существа выбирают места, где земля «больна». Где часто горят дома или люди сходят с ума. Но... — он швырнул блокнот на стол, — это может быть и рынок, и заброшенный завод, и даже чей-то подвал. Точнее сказать не могу.

— То есть ты предлагаешь мне шарить по всему городу? — я едко хмыкнул.

— Нет. — Исмагил ткнул пальцем в мою ладонь. — Слушай метку. И его. — кивок на Никака. — Пёс чует ложь. А камень... — он коснулся амулета, но тут же отдёрнул руку, будто обжёгся. — Удивительно. Кажется, он уже начал работать. Значит, Азар действительно близко. — Но я боюсь, что когда ты найдёшь его... — дед посмотрел на Никака, который вдруг внимательно посмотрел в окно, — ...это будет именно то, чего он ждёт.

Никак тяжело вздохнул и перевернулся на другой бок, его лапа случайно задела мою ногу. В комнате повисла та особая тишина, которая бывает, когда собеседники выдыхают после важного разговора, но понимают — главное ещё впереди.

Амулет лежал на груди, непривычно тёплый. Я перебирал пальцами кожаный шнурок, пока дед медленно допивал остывший чай, его морщинистое лицо отражало усталость и... что-то ещё. Какое-то понимание, что самое трудное только начинается.

— Значит, это алтарь... — начал я, но Исмагил поднял руку, прерывая.

— Подожди, — его голос звучал хрипло. — Давай по порядку. Сначала ты должен понять...

В этот момент на кухне громко щёлкнул выключатель — старый холодильник, который дед никак не соберётся выбросить, снова включился. Мы оба вздрогнули, потом неловко усмехнулись. Даже Никак поднял голову, удивленный внезапным звуком.

— Дрянная техника, — пробормотал Исмагил, потирая глаза. — Но ты прав, надо объяснять дальше. Видишь ли...