Рулевой. Книга 1. Испытание огнем

Глава 13. Нас утро встречает...

Я проснулся от посторонних звуков в кухне.

Сначала подумал, что это Никак роется в своей миске в поисках завтрака. Но потом услышал лёгкий звон ложки о керамику, шорох пакета — слишком аккуратные, человеческие движения. Странно.

Я точно помнил: вчера вечером, когда ложился, в квартире никого не было.

Ночью просыпался — тишина. Даже Никак спал, свернувшись калачиком у двери.

Потянулся к телефону. Семь утра, начало восьмого. За окном — мутноватое весеннее утро, солнце ещё не поднялось выше соседних домов, но свет уже пробивался сквозь занавески.

— Никак? — позвал я шёпотом.

Пёс тут же запрыгнул на диван, обнюхал меня и ткнулся влажным носом в щёку. Значит, не галлюцинация.

Я натянул штаны, брошенные на стул, и вышел в коридор.

На кухне сидела Катя.

Она держала в руках свою огромную кружку с надписью «Кофе — моя религия», но по запаху это был не кофе, а что-то фруктовое — малиновый или какой-то другой фруктовый чайный напиток. На ней был мой старый хлопковый халат, волосы собраны в небрежный пучок.

Я застыл в дверном проёме.

— Привет, — сказал я.

Катя подняла глаза, хмыкнула.

— О, жив. Ты так крепко спал, я уж подумала, что ты в коматозе.

— Давно пришла?

— Часа два назад.

Я кивнул, подошёл к шкафу, достал турку. Медную, с потёртой ручкой.

Старый безотказный инструмент.

— Где пропадала? — спросил я, насыпая кофе. — Ты не брала трубку.

Никаких записок не оставила. Просто молча пропала.

Катя потянулась за сахаром, её рука скользнула мимо моей.

— Занята была.

— Два дня?

— Ну да.

Я поставил турку на плиту, повернулся к ней.

— Кать, серьёзно? Вот так просто — «занята», и всё?

Она отхлебнула чай, сморщилась — видимо, остыл.

— Ты сегодня какой-то нервный. Выспись сначала, потом поговорим.

— Я выспался.

— Не похоже.

Я глубоко вздохнул, сжал пальцы. Метка на ладони слегка заныла — привычное уже ощущение.

— Ладно. Давай по-другому. Может быть, ты сама хочешь мне что-то сказать?

Катя наконец оторвалась от кружки и внимательно посмотрела на меня. Глаза чуть сузились, в уголках губ заплясали капризные складочки.

— О, — протянула она. — Ты сейчас будешь устраивать сцену?

— Нет.

— Точно?

— Точно.

— Ну ладно. — Она потянулась к телефону, пролистала что-то, потом показала мне экран. — Вот, смотри.

— Что?

— Новый вариант. Огненный.

Я наклонился. На ногтях — чёрный лак с красными разводами, будто языки пламени.

— Красиво, — сказал я ровным голосом.

— Да? Мне сказали, что это слишком вызывающе.

— Кто сказал?

— Люди.

— Какие люди?

Катя закатила глаза.

— Ну всё, началось. Ты сегодня просто невыносим.

Она встала, с грохотом швырнув кружку на стол.

— Кать.

— Что?

— У меня вопрос насчёт наших отношений. Тебя всё устраивает?

Она замерла, потом медленно повернулась. Лицо стало гладким, как маска.

— В каком смысле?

— В прямом.

Катя фыркнула.

— Боже, Стас, ты правда сегодня невыносимо душный.

И ушла в комнату.

Через секунду оттуда донёсся звук телевизора — какой-то попсовый клип, с резкими ударными и визгливыми голосами.

Я долил в турку воды и включил огонь. Никак ткнулся носом мне в ногу — напоминал про завтрак.

— Конечно - конечно, сейчас, — пробормотал я, насыпая ему корм в миску.

Пёс принялся уплетать, а я сел за стол, достал телефон. Новости, соцсети, почта — ничего интересного.

Кофе закипел. Я налил себе, отхлебнул. Горячий, горький, без сахара — как надо.

Из комнаты доносилась музыка. Катя что-то напевала.

Я вздохнул, потёр ладонь. "Ищи алтарь".

Ну да. Это было самой большой проблемой. До внезапного возвращения Кати.

Я стоял под почти кипящим душем, пытаясь смыть с себя липкое ощущение этой странной утренней беседы. Вода стекала по телу, оставляя красные пятна на коже - я специально сделал температуру чуть выше комфортной, чтобы почувствовать хоть что-то кроме этого тягостного недоумения.

Выключив воду, провёл ладонью по запотевшему зеркалу. Никаких следов вчерашнего послания. Только моё собственное отражение - осунувшееся лицо, тени под глазами. Место на коже, куда вошёл амулет было всё ещё немного красным.

"Ищи алтарь..." - прошептал я, но зеркало молчало.

Тщательно вытерся жёстким полотенцем, ощущая покалывание на коже.

Чистый тренировочный костюм пах свежестью.

На кухне на скорую руку сделал себе бутерброды с колбасой и сыром, выпил ещё чашку кофе. Никак терпеливо ждал меня на своей лежанке в прихожей.

Дверь в комнату была приоткрыта. Катя стояла перед зеркалом, заплетая волосы в сложную косу.

— Ты даже не заметил, — сказала она мне, резко повернувшись. — Совсем. Вообще. Я же специально сделала мелирование! А ты даже не взглянул!

Я медленно выдохнул.

— Это твой новый цвет? — уточнил я, стараясь сохранять спокойствие.

— Ну конечно новый! — она развела руками, и коса тут же расплелась. — Ты настолько самовлюблённый, что не замечаешь ничего вокруг? Я же твоя любимая девушка, в конце концов!

Я почувствовал, как сжались и разжались кулаки.

— Девушка, которая пару суток пропадает неизвестно где и не считает нужным объясниться — вряд ли может называться моей девушкой, — сказал я ровным тоном. — Если тебе нечего мне рассказать о последних двух своих днях, то пусть твой новый цвет волос оценивают те же люди, что хвалили твои ногти.

Катя закатила глаза под потолок с такой театральностью, что это выглядело почти карикатурно.

— Боже, я не ожидала от тебя такой низости. И именно сегодня, — она сделала паузу, пристально глядя на меня. —Кто знает, Стас, может быть сегодняшний день для кого-то из нас станет последним. А ты его начинаешь портить прямо с утра!

Ледяная волна пробежала по спине. Я почувствовал, как шрам на ладони заныл.

— Очень, очень хорошее и своевременное замечание, — сказал я, нарочито медленно. — И крайне занятно, что ты решила вспомнить об этом именно сегодня. Надеюсь, у тебя есть куда перевезти свои вещи из моей квартиры?

Её глаза вспыхнули странным блеском.

— Давай сначала попробуем дожить до вечера, — она улыбнулась, и в этом выражении не было ничего от привычной Кати. — И тогда узнаем, чья это квартира и кто в ней живёт.

Разговаривать дольше почему-то расхотелось. Я развернулся и пошёл к двери. Пёс тут же вскочил со своего места, настороженно озираясь.

— Идём, — бросил я, закрывая за собой дверь.

Только когда лифт поехал вниз, я заметил, что дышу слишком часто, а в висках стучит кровь. Никак тыкался носом мне в ладонь, словно проверяя шрам.

— Все в порядке, — пробормотал ему. — Просто очередной странный день.

Выйдя во двор, резко вдохнул прохладный утренний воздух. После духоты квартиры с витавшими в ней невысказанными угрозами и игрой в кошки-мышки с Катей, даже этот серый панельный пейзаж казался освежающим.

Медленно обвёл взглядом двор:

Детская площадка с вечно скрипящими качелями — пусто.

Лавочки у подъезда — ни души.

Мусорные баки — только бродячий кот копошился в поисках завтрака.Даже окна соседних домов казались пустыми в это раннее время.

Ну что же, отсутствие нежелательных персонажей — уже неплохое начало.

Никак, прижавшийся к моей ноге, напряжённо всматривался в дальние углы двора. Его шерсть слегка топорщилась, но явной угрозы он не чувствовал.

«Похоже, мы одни», — пробормотал я, направляясь к стоянке.

Моя «Калина» стояла на привычном месте, покрытая тонким слоем городской пыли. Пару дней назад собирался её помыть, но так и не дошёл ход. Провёл ладонью по капоту — пальцы автоматически проверили, нет ли новых царапин или подозрительных предметов под колёсами. Всё чисто.

Открыл переднюю дверь:— Запрыгивай, компаньон.

Никак ловко забрался на пассажирское сиденье, покрутился, устраиваясь удобнее, высунул кончик языка. Его тёмные глаза внимательно следили за моими движениями.

Я сел за руль, привычным жестом вставил ключ в замок зажигания.Повернул — и в тот же миг зазвонил телефон.

«Кто бы это...», — потянулся к аппарату, лежащему во внутреннем кармане куртки. На экране была надпись «Елена».

Не мог сдержать горькой усмешки:— Надо же. Бывшая вспомнила обо мне именно сегодня.

Провёл пальцем по экрану:— Алло?

Голос в трубке был таким же холодным, как и в тот день, когда она заговорила об официальном разводе:— Тебе нужно прибыть в суд послезавтра. В одиннадцать часов.

Я на секунду замер, переваривая информацию. Никак настороженно наклонил голову.

— Внимательно тебя слушаю, — наконец ответил я.

— Мы вместе подадим документы на развод. Ты нужен, чтобы подписать несколько бумаг. Больше ничего от тебя не требуется.

В трубке послышался шум офиса — где это она сейчас, на работе? В том самом банке, где мы познакомились?

— Хорошо, — кивнул на автомате. — Как... как твои дела?

Пауза. Потом ледяное:— Вот как раз тебе до этого не должно быть никакого дела.

Я закрыл глаза, почувствовав, как Никак тычется носом мне в локоть.

— И правда, чего это я, — пробормотал себе под нос. Потом, в трубку: — Буду там, где нужно. Скинь точный адрес и время.

Ещё одна пауза. Потом короткое:— Уже скинула, проверяй.

И щелчок — она положила трубку.

Я ещё секунду держал телефон у уха, потом медленно опустил его. На экране уже горело уведомление — сообщение с координатами и временем.

— Ну что, пёс, — сказал я, заводя двигатель. — Похоже, сегодня день не только внезапных встреч, но и неожиданных звонков.

Выруливая из дворовых лабиринтов, мысленно всё ещё перебирал вчерашние и ночные события. Через приоткрытое окно тянуло сыроватым весенним воздухом, смешанного с запахом раннее городского утра. Никак, сидящий на переднем сиденье, заинтересованно втягивал ноздрями городские запахи.

На выезде мелькнул силуэт — сгорбленная старушка в клетчатом платке энергично махала рукой. Я притормозил, опустил стекло.

— Подвезёшь, внучок? До супермаркета.

Голос у неё был неожиданно звонкий для такого хрупкого тела. Я кивнул, откинулся, чтобы открыть заднюю дверь.

— Садитесь, пожалуйста.

Старушка, кряхтя, устроилась на заднем сиденье, поставив на колени видавшую виды сумочку. Запахло чем-то аптечным — камфорой, наверное.

— Доброго здоровья, — сказала она, пристёгиваясь дрожащими руками.

— И вам того же, — я тронулся, глядя в зеркало заднего вида. — Как ваше настроение? Весеннее?

Её лицо, испещрённое морщинами, вдруг потемнело.

— Какое уж тут настроение, сынок. Такое случилось у моей подруги Надежды... — она замолчала, нервно перебирая край платка.

Я снизил скорость, давая ей время собраться с мыслями. Никак повернул голову, уставившись на старушку своими тёмными глазами.

— Внучка у неё, Зоей звать... — голос старушки дрогнул, пальцы судорожно сжали край платка. — Золотая девчонка, двадцать два года всего. В медицинском училась, по вечерам в аптеке подрабатывала. И вот, две недели назад...

Она замолчала, глотнула воздух, будто захлёбывалась воспоминаниями.

— Пришла поздно, в одиннадцатом часу. Надежда говорит: "Что-то ты бледная", а та молчит. Прошла в комнату, встала посреди комнаты — и застыла будто свеча перед иконой. Руки вдоль тела, глаза открытые, но взгляд... — старушка содрогнулась, — будто сквозь стены смотрит. Не моргает, не дышит почти. Только лёгкая дрожь в пальцах, как у спящей собаки.

Я почувствовал, как Никак напрягся, услышав это сравнение.

— Сутки простояла так! — старушка выдохнула, и в её глазах вспыхнул ужас. — Ни капли воды не выпила, ни крошки не съела. Кожа как каменная! А когда Надежда попыталась поднести стакан к губам — зубы сжались так, что стекло треснуло. Утром соседка скорую вызвала, сама Надя ведь не хотела... — её голос сорвался на шёпот, — те приехали, посмотрели, переглянулись. Один в блокнот что-то записывал, другой по телефону шептался. Потом... забрали. Без объяснений. Будто не человека, а мешок с картошкой погрузили.

Её пальцы сжали платок так, что побелели суставы.

— И самое страшное, сынок... — она понизила голос до шёпота. — Когда её увозили, водитель скорой шепнул Надежде: "Таких, как ваша Зоя, в последнее время всё больше. Но я вам ничего не говорил".

— А где же... где она сейчас, не знаете? — осторожно спросил я.

Старушка покачала головой:

— Говорят, в какой-то спецбольнице. Но где точно, кто там врачи... — её голос сорвался. — Будто сквозь землю провалилась.

Мы ехали молча несколько минут. Только мотор равномерно гудел, а Никак время от времени поскуливал.

— Вот здесь меня высади, сынок, — старушка указала на остановку у супермаркета.

Я припарковался, вышел, чтобы помочь своей пассажирке. Когда она взяла мою руку, её пальцы были удивительно холодными, несмотря на тёплую погоду.

— Спасибо, — она сунула мне в ладонь смятую купюру. Как плата за рейс это было мало, но брать с неё денег мне не хотелось совсем.

— Не надо, бабуль...

— Бери, — она настойчиво закрыла мои пальцы вокруг бумажки. — Пусть будет. На удачу. Чтобы беда мимо прошла.

Когда она уже отошла на несколько шагов, что-то толкнуло меня её окликнуть:

— Бабушка! А... не было ли у Зои перед этим чего-то необычного? Может, она куда-то ходила, с кем-то встречалась?

Старушка обернулась. Её глаза в тени платка вдруг показались мне неестественно блестящими.

— Говорила, что видела во сне огонь... — прошептала старушка. — Большой, который не обжигает. А на следующий день... встала как столб.

Она резко развернулась и зашагала прочь, растворившись в утренней толпе.

Моя ладонь самопроизвольно сжалась — шрам заныл, будто кто-то провёл по нему раскалённой иглой. Что-то очень похожее снилось и мне не так давно...

Я медленно вернулся к машине, сминая в пальцах ту самую купюру. Бумажка была необычно тёплой, будто только что из чьих-то рук, хотя старушка вынула её из своей сумки. Никак не сводил с меня взгляда.

Только собрался завести двигатель, как телефон снова завибрировал. Я вынул его из кармана и взглянул на экран — "Настя".

Телефон подрагивал в моей руке. Я сглотнул ком, неожиданно образовавшийся в горле, прежде чем ответить:— Насть, привет...

Её голос казался островком спасения после леденящего рассказа старухи. Но даже сейчас, слушая Настю, я чувствовал — огонь из тех снов где-то рядом.

— Стас! — её голос звучал непривычно взволнованно. — Ты... ты в порядке?

— Да, вроде всё нормально. Ну пока, по крайней мере — ответил я, глядя в зеркало заднего вида. Почти пустая улица, только голуби копошатся у мусорных баков. — А что?

Настя на другом конце провода сделала паузу. Я услышал, как она переводит дыхание.

— Я видела тебя во сне. Плохом, — она говорила быстро, слова слегка накладывались друг на друга. — Не помню деталей, но... я проснулась вся в поту. Сердце колотилось. Мне нужно было тебе это сообщить. Волнуюсь за тебя.

Я закрыл глаза на секунду. В голове всплыло лицо Кати с её "огненными" ногтями, старушка с историей про Зою, звонок от Лены... А теперь ещё и Настин сон.

— Спасибо, что предупредила. И за волнение тоже — сказал я искренне и губы тронула лёгкая улыбка. — Я... буду осторожен.

— Ты точно от меня ничего не скрываешь? — в голосе девушки зазвучали нотки подозрения. — Я так и не дождалась от тебя приглашения на кофе.

Я посмотрел на Никака. Пёс уставился на меня, будто ждал ответа.

— Просто сложный период, — уклончиво ответил я. — Как твой салон? Всё хорошо?

Настя вздохнула — она явно поняла, что я пытаюсь сменить тему.

— Да ладно тебе, Стас. Если что-то случится — звони сразу, понял? Не геройствуй.

— Обещаю, — я вновь улыбнулся, хотя знал, что она этого не видит. — Спасибо за заботу.

— Береги себя, — её голос смягчился. — И пса своего тоже. Кстати, его там купать ещё не пора?

— Да вроде бы нет. Насть, а как нужно определить в этом случае, что время пришло?

— Ох, Каримов! Этот момент ты точно не пропустишь. Самый верный признак — это запах!

Мы немного посмеялись. После того как попрощались, я ещё секунду держал телефон в руке, глядя на потухший экран. Затем завёл двигатель — «Калина» вздрогнула и заурчала.

— Ну что, пёс, — сказал я, выезжая на шоссе. — Похоже, день сегодня обещает быть напряжённым.

Никак фыркнул и уткнулся носом в приоткрытое окно. Я прибавил скорость, думая о вечерней встрече. Вдруг в зеркале заднего вида появился чёрный внедорожник без номеров и пристроился в нескольких метрах позади. Никак зарычал, шерсть встала дыбом.

— Неужели уже началось?..