Рулевой. Книга 1. Испытание огнем

Глава 21. Явление

Я стоял перед алтарём, с которого только что сдёрнул покрывало, обнажив неподвижное тело Кати. Всё вокруг будто замерло в ожидании. В висках стучало, сердце билось где-то в горле. Никак тихонько тявкнул, отрывая меня от тяжёлых мыслей. Он стоял чуть в стороне, водя носом по воздуху, будто что-то вынюхивал. Вытирая ладонь о куртку, кровь на ней всё ещё сочилась после прежнего пореза, я огляделся по сторонам и заметил на полу странные вмятины, расположенные полукругом вокруг алтаря. Пять углублений, аккуратных, словно вдавленных огромными печатями в бетон.

— Ты тоже их видишь? — пробормотал я, обращаясь к Никаку.

Пёс тявкнул в ответ, потом подошёл к ближайшему углублению и ткнулся носом прямо в него. Я присел рядом. Почему-то не было ни страха, ни сомнений. Только твёрдая уверенность, будто где-то внутри уже был давно готов план и я знал, что делать. "Рисуй," — прозвучал в голове шёпот. Это голос деда. Или моё воображение? Какая теперь разница.

Из ладони на пол капнула свежая капля крови. Я аккуратно обвёл пальцем край углубления, позволяя крови затекать в канавку. Дальше, будто вспомнив давным-давно забытые инструкции, я начал выводить знак — замысловатую петлю, обрамлённую тремя расходящимися линиями. Как только я закончил, кровь, впитавшаяся в знак, вдруг засияла. Сначала тускло, потом всё ярче. Слабое дрожание пробежало по полу. Я инстинктивно отшатнулся.

Прямо на моих глазах знак, словно оживая, отделился от бетона, поднялся вверх, завис в воздухе на уровне глаз, полупрозрачный, переливающийся мягким светом. Он медленно вращался, испуская едва заметные волны тепла.

Я смотрел открыв рот. Никак настороженно замер у моего бедра, шерсть на загривке стояла дыбом, но он не рычал.

— Первый есть, дружище, — выдохнул я. — Похоже, всё действительно работает. Пёс фыркнул, будто говорил: «Продолжай, что уж теперь».

Я двинулся ко второму углублению. Крови на руке ещё хватало. Я встал на одно колено и принялся рисовать. Этот знак был иным — напоминал спираль, пересечённую тремя короткими штрихами. Рука дрожала, но я справился. Как только последний штрих был поставлен, спираль вспыхнула серебристым светом. Снова лёгкое дрожание — на этот раз не пола, а воздуха. Лёгкий ветерок прошёлся по подземелью. Знак отделился от пола, стал висеть рядом с первым, образуя странный, завораживающий дуэт.

— Что, Никак, красиво у нас получается? — спросил я, поворачиваясь к псу.

Тот посмотрел на меня пристальным взглядом, в котором я без труда прочитал что-то вроде сдержанной поддержки.

— Все правильно? По инструкциям и старым рецептам? — пошутил, чувствуя, как нервное напряжение слегка отступает. Пёс вильнул хвостом. Я улыбнулся краешком губ, посмотрел на третье углубление....и в этот момент почему-то вспомнилась Нурия. Тот странный её взгляд. Словно она знала, куда всё это идёт. Как будто подсказывала, не сказав ни слова.

Отогнав нахлынувшие воспоминания, я медленно перешёл от того места, где активировал знак Воздуха, к следующему углублению в полу. Пальцы дрожали, словно от холода, хотя в помещении было душно, воздух стоял тяжёлый и глухой, как под крышкой старого чугунного котла. Шаги отдавались гулко, будто под ногами был не каменный пол, а натянутая мембрана, живая и упругая. Никак шёл рядом, чуть позади, его когти цокали по камню с равномерной ритмикой.

— Ну что, дружище, продолжим, — сказал я вполголоса, останавливаясь у следующего круга. — Надеюсь, ты не ждал, что будет как-нибудь иначе? Вот прямо быстренько, без крови и всяких чудес? Никак фыркнул, будто одобрительно. Или саркастично. Тут уж не разберёшь.

Следующее углубление в полу напоминало волнистые линии, окружённые каплями — символ, безошибочно ассоциирующийся с водой. Я понял: это знак Воды. Он будто звал меня, тянул, как спокойная, но неизбежная река.

Я снова сжал кулак, выдавливая последние капли крови из первой раны. Кровь скользнула по коже и упала в центр рисунка. Я провёл пальцем по линиям, выводя нужную форму — так, как подсказывало мне внутреннее знание. Рука действовала сама, будто по памяти, не моей, естественно. У меня такого в жизни до этого дня не встречалось. Думаю, это была память предков или что-то типа того. Но заниматься самоанализом сейчас было не время.

Как только я закончил последнюю дугу, символ вспыхнул глубоким синим светом. Раздался едва уловимый шорох — будто лёгкий дождь ударил по крыше, хотя никакой крыши над нами не было. С потолка, словно из ниоткуда, осыпалась тонкая, холодная морось — мгновенно, как дыхание тумана, на несколько секунд. Он оставил на моих плечах капли, исчезнув так же внезапно, как и появился. Символ Воды оторвался от пола, встал вертикально и завис в воздухе. Он переливался, словно жидкость в стеклянной колбе, внутри которой текла река воспоминаний. Его свечение было холодным, почти умиротворяющим.

— Вот это да... — пробормотал я. — Дедушка бы точно не поверил, если бы не был причиной этого сам.

Никак молчал, но глаза его блестели. Он сделал круг вокруг знака, и я поклялся бы — он шёл точно по каплям, которые оставил мимолётный дождь.

— Есть ещё, — сказал я и повернулся к четвёртому углублению.

Оно было совсем другое: не округлое, не ровное, а будто разорванное. Неровные линии, зигзаги, будто сам воздух здесь не мог угомониться. Я наклонился над ним и на мгновение замер.

— Знак Огня, наверное? — спросил я у пса. — Что-то подсказывает мне, он окажется не самым... спокойным.

Никак тихо тявкнул, хвост дёрнулся в сторону, как флюгер.

От капающей с ладони крови почти ничего не осталось. Ранка уже затянулась и теперь пульсировала тупой болью. Я посмотрел на неё и без слов взял нож. Он был уже пропитан моей кровью, металл блестел в красноватом свете знаков.

— Ну, ещё разок, — пробормотал я, делая неглубокий надрез сбоку ладони.

Кровь сразу же потекла, и я начал рисовать. Линии были резкими, напоминающими молнии, похожие на зигзаги в небе. Когда последний штрих был завершён, раздался резкий хлопок, будто кто-то ударил в ладони.

Вспышка. Жар. Я инстинктивно заслонил лицо рукой. Передо мной, прямо посреди зала, из воздуха начал складываться человек. Почему-то возникло ощущение, что больше легко не будет. Так и получилось. Из воздуха постепенно соткалась фигура человека. Фигура, знакомая до неприятных мурашек.

Человек в белой, слегка заляпанной жирными пятнами рабочей куртке широко улыбался. Хотя, скорее это было больше похоже на оскал. Запах дешёвого угля и уксусного маринада ударил в нос. Не нужно было даже напрягаться, чтобы вспомнить — это был тот самый шашлычник с рынка.

Он щурился, притоптывал на месте и ухмылялся.

— Ну привет, дружочек, я заглянул на огонёчек! Гриль разгорелся, угли тлеют, от предвкушения рот немеет! — голос возник из темноты, будто жаркий ветер выдохнул мне в лицо. — Пламя чувствует, когда кто-то тронул его сердце. А ты — тронул. Даже не зная этого. Из мрака выступил Азар. Не ухмылялся. Просто смотрел. Глаза светились, как головешки в костре.

— Столько времени ты шёл к этому. Столько бессмысленных выборов. А всё вело сюда. К последнему щелчку спички. Последнему шагу.Никак зарычал, шерсть на загривке встала дыбом.

— Да-да, зови своего пёсика. Только вот — Он наклонился ближе, голос стал хриплым, гремящим: — Собачка тебе тут не помощник. Она не остановит пламя.

Я стоял не двигаясь. Воздух вокруг дрожал от жара, а знак ещё не был активирован.

— Пять знаков. Пять. Кроме этого останется последний, верно, Станислав? — Он усмехнулся. — Ну-ну, давай, рисуй. Всё равно в конце — ты сгоришь, как и все. Я не шелохнулся, хотя жар давил со всех сторон, как из работающей с двух сторон духовки. В носу щипало от запаха уксуса, как будто я действительно стоял возле мангала, а не в подземелье, окружённый странными рунами и древней тьмой.

— Ну что ж, — выдавил я, — если это твоя идея светского визита, то ты как минимум недотянул с антуражем.

Азар склонил голову на бок. В его глазах — а точнее, в том пламени, что плясало в их глубине — мелькнула короткая искра интереса.

— Вот оно как. Всё ещё шутишь, юморист. Даже здесь. Даже сейчас. Не ждал моего прихода, а? Признайся!

— Честно? — Я шагнул к углублению, в котором уже начинал выводить знак. — Ожидал чего-то более... театрального. Скажем, эффектного выхода через стену пламени, парочку громовых раскатов, аплодисменты демонов. А ты — опять с шашлыком.

— Не шашлык, а инструмент истины, — поправил он назидательно. — Жар, дым, маринад — всё это метафоры. Ты, может, думал, что всё по-настоящему было? А это я тренировал тебя. Прогревал, так сказать. Подрумянивал. А теперь — настало время снимать с шампура. Ты готов, мясцо?

Никак зарычал, едва не прыгая вперёд, но я жестом остановил его.

— Так вот ты кто. Главный гриль-мастер Подземного Мира. А Катя? — я кивнул в сторону алтаря, не отрывая взгляда от его лица. — Она тоже была частью этого рецепта?

Азар откинул голову и, кажется, на мгновение даже рассмеялся. Его смех прозвучал, как потрескивание веток в костре, но быстро прервался.

— Ах, Катюша… Да, да, твоя дорогая. Как ты её звал? «Снежная королева»? Так любил её кроткие взгляды, холодную страсть... А ведь всё было просто. Очень просто. Я отдал приказ. Меня услышали. Всё остальное — дело техники.

— Ты подослал её ко мне. — Я не спрашивал. Это уже не требовало подтверждения. — Но зачем? Чтобы она следила? Подсказывала, где искать древние амулеты? Или просто спала рядом, пока я жевал свой доширак и пытался забыть о предстоящем разводе?

— А ты думаешь, это просто так, что твоя жизнь стала... интересной? — Он шагнул ближе, и воздух между нами задрожал, будто вибрация подземной печи. — Огонь не любит суеты. Он выжидает. Разогревает. Поворачивает медленно. И только потом — вспышка.

Он протянул руку к знаку — но не прикоснулся. Пальцы его дрожали, испуская тонкий шлейф дыма.

— Катя была частью твоего маринада, Стас. Перчинкой. Не слишком острой, не слишком сладкой. В самый раз. Ты влюбился, ты расслабился. А потом — ты стал уязвим. И вот ты здесь.

— Плохо ты выбрал специи, — процедил я сквозь зубы. — Кажется пересолил.Он замер. На мгновение.

— Пересолил? О, друг мой. Её смерть — это только соус. Основное блюдо ещё не готово. Но уже близко.

Я сжал пальцы в кулак, чувствуя, как по коже течёт пот, вперемешку с последними каплями крови, что сочились из раны. Четвёртый знак пульсировал рядом с моими ногами — он был почти готов.

— И всё ради того, чтобы... что? Показать мне, что ты коварен? Что огонь — это не просто температура, а философия?

— Не просто философия, — тихо произнёс Азар, и в его голосе впервые не было насмешки. — Огонь — это суть. Всё началось с пламени. Первый крик ребёнка — это вспышка. Первая мысль — искра. Первое разрушение — костёр. И первая любовь? Пламя. Всё, что стоит помнить — жгло так, что не забыть никогда. Всё, что не осталось в памяти — было холодным. Ты поймёшь это, Стас. И если не сейчас, то позже. Когда вокруг тебя останутся только пепел и пыль.

Я шагнул к знаку, опускаясь на колено.

— Ты же понимаешь, что я не остановлюсь, да?

— Я знаю, — тихо ответил он. — Именно поэтому я здесь.

— Чтобы остановить?

— Нет. Чтобы смотреть, как ты сгоришь. Или сгинешь там, откуда появился. И чтобы в последний момент... вдохнуть запах готового.Он отступил в тень, словно растворяясь. Лишь пламя в его глазах продолжало тлеть парой углей, дрожащих в темноте.

Я провёл пальцем по углублению. Кровь впиталась мгновенно. Знак Огня поднялся — густо-красный, как расплавленный металл, и закружился в вокруг. Воздух завыл. Каменные стены вспыхнули светом, и даже пол под ногами нагрелся. Я встал, глядя, как знак вращается, пульсирует. Это была не просто руна. Это был язык — древний, огненный, звучащий прямо в голове.

«Сожги, чтобы очистить. Сожги, чтобы запомнить. Сожги, чтобы жить.»

— Ты ошибаешься, — сказал я в никуда. — Я не мясо. Я повар.

И огонь загудел. Пламя знака закружилось над полом, яркое, рваное, как дыхание кузнечного горна. В воздухе запахло горелыми травами и мокрым песком — странное сочетание, чуждое и тревожное. Азар стоял прямо под ним, и пламя отбрасывало на его лицо беспокойные тени, делая его черты зыбкими, как в кривом зеркале. Он больше не улыбался. Только смотрел.

— Ну, началось, — хмыкнул я, отряхивая ладонь от засохшей крови. — И в этот раз без прибауток про шашлык, да?

Азар медленно поднял руки.

— А зачем прибаутки, Стас, когда пришло время истины?

И с этими словами его тело начало меняться. Сперва хрустнули кости — негромко, но с таким звуком, будто лопалась старая древесина. Его кожа вспучилась, словно под ней кипел жир. Ткани начали трещать. Белая куртка с пятнами жира разошлась по швам, потом вспыхнула ярко-жёлтым пламенем, которое тут же слилось с его руками. Лицо Азара вытянулось, черты расплылись и стали меняться, как в замедленной плавке металла.

Потом исчезли глаза — на их месте остались лишь две дыры, из которых вытекал красный свет. Затем пропали губы, и появилась пасть, широкая, усыпанная обугленными клыками. Лоб прорезали рога — не такие, как у чертей из мультфильмов, а длинные, выгнутые назад, чёрные, как уголь. Вместо ног — копыта, вместо кожи — нечто, покрытое трещинами, как остуженная лава.

Я не мог пошевелиться. Не от страха — скорее, от той неукротимой силы, что внезапно заполнила пространство. Весь зал словно сжался, воздух стал вязким, как сироп. И тогда я услышал его голос. Не ушами. Внутри. Прямо в черепе.

— Ты — особенный, Стас. Ты чувствовал это всегда, верно? Что ты не такой, как другие. Что вокруг тебя всё странно, всё не так. И вот почему.

— Если ты сейчас начнёшь рассказывать мне, что я избранный, я уйду, — прошипел я. — Правда, не знаю куда и как, но уйду.

Он проигнорировал.

— Я не даю таких предложений часто. Раз в столетие, может реже. Но ты... ты мне подходишь. Ты — потомок старой крови. Ты можешь провести то, что остальные мои... последователи... даже понять не в состоянии.

— Что за предложение?

— Сила. Деньги. Женщины. Статус. Власть. Всё, что пожелаешь. Сниму с тебя метку, дам власть над огнём, над судьбами людишек. Верну Катю. Живую. Дышащую. Как ты её помнишь. Или даже лучше.

— В комплекте с гробом? — Я усмехнулся. — Всё это звучит, как очень навязчивая реклама по радио в три часа ночи.

— Ты смеёшься, потому что другого не осталось. Смех — последнее убежище тех, кто стоит у края. А ещё... потому что боишься. Но подумай, Стас. Что у тебя осталось? Мёртвый дед. Бывшая жена. Брат, который тебя продал за копейки. Катя на каменной плите. Ты — один. А я тебе предлагаю всё.

Он приблизился. Воздух между нами будто сгустился, стал горячим и тягучим.

— Посмотри на себя, Стас. Остались только пепел и тени. Мёртвые сны, в которых ты цепляешься за смысл. Твои шаги — по костям. Твоя воля — всего лишь пепел, ещё не сдутый ветром. Но я могу сделать так, чтобы ты снова стал цельным. Чтобы боль прекратилась. Навсегда.

— А что взамен?

Он склонил голову на бок.

— Ничего такого, что бы тебе не понравилось. Пара слов. Один небольшой ритуал. Несколько... обещаний. Вечность — впереди. Ты останешься доволен. Это не займёт много времени.

— Если я соглашусь — я пожалею?

— Никогда.

— А если откажусь?

— Останешься здесь. Навсегда. И твоя судьба станет... отличным примером для других. Историей, которой будут делиться как горячей сплетней, а дети — пугать друг друга у костров. Историей о том, кто не понял своё место. И сгорел. Медленно.

Я сделал шаг вперёд, глядя прямо в его горящие глазные впадины. Рядом тявкнул Никак — и в этом звуке было больше жизни, чем во всех речах Азара.

— Скажи мне одно, — проговорил я. — Почему я? У тебя ведь полно этих последователей. Я их встречаю почти на каждом шагу. Они же готовы умереть за тебя по щелчку пальцев.

— Они — пепел. Щепки. Обрывки ветра. Я ничего не леплю из глины. Мне нужна порода. Человек. Наследник. А ты именно такой. Мост между мирами. И последний шаг к цели.

Я сделал вдох. Медленно. Глубоко.

— Значит, ты всё же хочешь, чтобы я тебе помог. Не ты мне. Я тут важный ингредиент, да? Без меня твой рецепт не получится. Ну извини, повар я так себе. Я даже в макаронах с кетчупом едва разбираюсь.

— Ты смеёшься, потому что не понимаешь, как близко ты к краю. Да, да ты на краю, Станислав. Всё ещё думаешь, будто играешь? Всё ещё веришь, что есть правила? Но здесь нет игры. И нет правил.

Он поднял руку, и пламя завихрилось над его плечом.

— Есть только огонь. Он не судит. Он не прощает. Он просто сжигает всё, что не выдержало. И ты уже внутри.

— Ага. Как курица на вертеле, хмыкнул я в ответ.

Азар сделал шаг — и пол под его копытами вспыхнул, оставляя следы, будто от клейма. Пламя вокруг знака колебалось, словно само не знало, на чьей оно стороне.

— У тебя минута, смертный. Минута — чтобы стать кем-то, человечишка. Или исчезнуть навсегда.

Я посмотрел на руку. Кровь ещё сочилась. Хватит. Я повернулся к последнему углублению.

— Минута? — Я хмыкнул. — Отлично. Я как раз думал, что этот день слишком затянулся.

И начал рисовать.

— А теперь, если не сложно — можешь заткнуться. Я занят.

Азар взвыл. Сначала глухо, потом всё громче, как рёв вулкана, пробуждающегося из векового сна. Пламя на его теле всколыхнулось. Пыль и пепел закружились вокруг. Стены задрожали. Камень под ногами нагрелся. Но я не останавливался.

Моё сердце билось в такт кровавому символу, который я выводил. Мой сарказм — единственное оружие против паники. А мой выбор — сделан.

И он точно не включал в себя жареную вечность с подливкой.