Рулевой. Книга 1. Испытание огнем

Глава 23. Мухи

Мухи продолжали носиться по залу, словно оголтелые, но я вдруг заметил: их движение... упорядочивалось. Тотальное, иррациональное жужжание становилось ритмичным, будто марш невидимой армии.

— Что за... — пробормотал я, не отводя глаз.

Десятки тысяч чёрных насекомых начали сбиваться в одном месте — в центре зала, между алтарём и мной. Они крутились спиралью, завивались воронкой от пола вверх, и чем выше поднимался этот тёмный вихрь, тем гуще он становился, пока, наконец, не сомкнулся в единый монолит. Это было нечто вроде широкого чёрного столба — от пола до... я даже не мог определить до чего. До потолка? До неба? До другого мира? Он будто не заканчивался, исчезая вверху в мареве, где реальность, кажется, уже начинала искривляться.

Азар застыл, как камень. На его лице не осталось и следа бравады. Его глаза, еще минуту назад горящие огнём, теперь были… тусклыми. Он даже шагнул назад, хотя и остановился сразу, словно боялся показать страх.

— Что это... — выдохнул я. — Мать-природушка... Никак, ты это видишь?

Мой пёс, который стал теперь чем-то совершенно необъяснимым, теперь молчал. Он стоял рядом со мной и с интересом смотрел на происходящее. И тут всё начало меняться. Медленно, плавно, со скрипом не то материи, не то самого пространства, столб стал обретать форму. Сначала — силуэт. Высокий. Невероятно высокий. На две, может, три головы выше самого Азара. Потом — капюшон. Серый, тканый из... чего? Тумана? Тени? Он колыхался, будто под водой, скрывая лицо.

Фигура в сером балахоне. Высокая. Мутная. Было ощущение, что она как-то не до конца проявилась. Частично осталась где-то там, в неведомых далях. Я моргнул пару раз. Часть этого силуэта как будто двоилась, словно я смотрел на голограмму, только выглядела она гораздо реальнее. И страшнее.

Сзади, за ней, открылись ещё два вихря. Из тех же мух. Вращающиеся столбы по обе стороны от серой фигуры, как живые колонны, мерцали, гудели, дышали тьмой. От них по полу расходились круги, будто от брошенного в воду камня, только эти волны были не из воды, а из могильного холода, давления и страха.

Фигура сделала несколько шагов вперёд. Пространство вокруг захрустело, как лёд под ногами. И что-то в этой походке, в изгибе плеч, в том, как ткань колыхалась, — казалось знакомым. Внутри кольнуло: "Ты уже видел это. Ты уже знал". Но я не мог понять, где...

От движения воздух будто стал гуще, и я услышал голос. Я не смог понять слов — это был язык, которого я не знал. Но сам звук... Он звучал, как натянутая струна, как взмах ятагана, прошивая воздух шипящими нотами. Это было похоже на голос змеи, с металлическими нотками. Гортанные, сдавленные, хищные звуки, но при этом стройные, как ритуальный напев. В каждом этом шипении ощущалась интонация приказа. Фигура произнесла имя. Громко. Повелительно.

— Аз'хаар ибн-аль-Харам аль-Мут'нафис фи-Ннари аль-Азраиль!

Глубоко внутри меня это имя звякнуло, как монетка об асфальт. Мне показалось, что я уже где-то слышал похожее словосочетание. Мгновения спустя вспомнил: дед сидит во дворе своего старого дома в деревне перед небольшим костерком с кружкой настоя собственноручно собранных лесных трав, а ему что-то тихо объясняет незнакомая женщина. Я не запомнил её имени, хотя голос её отпечатался в памяти.Она сидела поодаль, спиной к огню, но лицо освещалось так, будто источник света был в ней самой. — Он почувствует, когда настанет, — говорила она. — Главное — не вмешиваться раньше. Слишком ранний толчок сломает сосуд. Дед кивал, задумчиво покуривая трубку. Он не спорил. И это запомнилось мне сильнее, чем её слова. Потом он что-то тихо ей сказал.

— Аль-Мут'нафис, — ответила она тогда деду. — Дышащий серой?, — переспросил дед. —Серьёзно?Женщина кивнула. — Я не буду называть полное имя, чтобы не привлечь его внимание, — пояснила она тогда. Тогда, в детстве, мне это не казалось чем-то важным. А теперь я понял, что это гораздо более настоящее имя того существа, известного мне как Азар. Ещё недавно всесильный Азар... или Аз'хаар — беззвучно рухнул на колени, как подкошенный. Его голова склонилась к полу, лоб коснулся камня. Плечи сотрясались. То ли от злобы. То ли от страха. Я застыл. Не смел дышать. Фигура в сером определённо имела огромную власть над ифритом. Это был кто-то выше по рангу, а возможно и древнее, чем сам Азар.

А ещё вдруг показалось, что фигура смотрит прямо на меня. Из-под капюшона. Сквозь ткань. Сквозь слои мира. И мне стало по-настоящему холодно.

***

Я не сводил глаз с Азара.

Ещё недавно — повелитель огня, исчадие древнего пламени, ифрит с безумным взором и голосом, раздирающим сознание. А сейчас — согбенное жалкое существо, вжимавшееся лицом в камень, словно пытающееся спрятаться от всего мира. Он медленно, с видимым усилием поднял голову. Его лицо больше не сияло жаром, не пылало всепоглощающим самодовольством. Оно было… человеческим. Или, скорее, напоминало человека, столкнувшегося с приближением собственной гибели. Губы его дрожали, а глаза метались. В них был не просто страх. В них отчётливо виднелась паника.

Он знал, кто это. Джинния. Не просто одна из... а из тех, кто уполномочен следить за равновесием. Её имя он боялся даже произносить.

— Ты не можешь быть здесь... — прохрипел он. — Тюрьма была...

— Ты сбежал, — прозвучал голос. — Но свобода не вечна.

Азар шагнул назад. Хотел исчезнуть. Раствориться в воздухе. Но не мог. Что-то — кто-то — держал его в этом месте. Это была она. Она его нашла.

— Ты… — прошептал он. — Ты не должна быть здесь. Ты была с Эрешкигаль... Фигура молчала.

— Ты — Нурия... — выдохнул он, пятясь назад. — Джинния надзора.

Он ещё раз попытался испариться, раствориться, как делал это не раз. Но не смог. Его сила здесь... больше не слушалась. Он понял. Её присутствие блокировало его выход. Он был заперт в этом месте. И больше — не бог, не владыка, а беглый заключённый, пойманный с поличным.

Я снова услышал этот жуткий язык — наполненный гортанными щелчками, сипами, полный надрывного вкрадчивого звучания, которое скребло уши, но, определённо было… пронизано мольбой. Азар умолял.

Он делал просящие жесты — сложенные ладони, поклоны, вытягивание рук. Один раз даже ткнулся лбом в пол, как паломник перед священным камнем. Он простирал руки, будто клянчил пощаду, возможно, предлагал какую-то сделку. Указывал на алтарь, на Катю, на меня. Снова склонялся. Размахивал руками, прижимал их к груди. Я смотрел, как эта воплощённая гордыня превращается в воплощённую мольбу. Ответом ему была тишина. Нет. Фигура в сером стояла неподвижно. Ветер не колыхал её балахон. Насекомые за её спиной жужжали, но она была похожа на стержень реальности. Сосредоточие воли.

Наконец, она пошевелилась. Голова чуть наклонилась — будто в ответ. И из-под капюшона раздалось одно слово. Всего одно. На том же языке. Шипящее, режущее, словно сквозь хруст сломанного дерева.

— Нахш’ту.

Я не знал значения этого слова. Но я понял. Нет.

Это было отрицание. Окончательное. Безапелляционное. Бесповоротное.

Азар вздрогнул, будто его ударили. Он отпрянул, сел на пятки, замотал головой. Потом заговорил — быстрее, более нервно. Его руки дёргались, как у человека, которому сейчас отсекут пальцы. Фигура в сером не ответила. И тут я понял: его просьбы не имеют никакого значения. Всё уже решено.И приговор оглашён.

Я ощутил, как по позвоночнику пробежал холодный пот. Не от страха. Нет. От понимания величия происходящего. От осознания, что я — человек — стою в зале, где только что один древний ужас вынес приговор другому. И вот этот, второй, теперь сидит в пыли и сыплет мольбы, как прах в огонь.

— Ты это видишь, Никак? — прошептал я, не отрывая взгляда от сцены.

Никак, всё еще оставаясь в своих гигантских размерах, не рычал. Он просто смотрел. Так же, как и я. На эту молчаливую расправу. Было понятно, что Аз'хаар — сильный, но далеко не главный. Здесь, на земле, он почти бог. Но где-то там, в других слоях мира — есть те, кто гораздо сильнее. И одна из них уже здесь...

Азар молчал. Его лицо оставалось неподвижным, но в глазах метались искры ужаса. Он словно цеплялся за воздух, пытаясь что-то придумать. Что-то невозможное. Что-то, что даст ему шанс выбраться из этой ситуации. И в этот момент он начал исчезать.

Не так, как бывает у телевизионных фокусников. Его очертания начали как-то размываться, растворяясь в пространстве. Контуры его тела дрогнули, стали полупрозрачными, словно фигура теряла плотность, как туман на утреннем солнце.

— Нет, — выдохнул я. — Он пытается сбежать.

Фигура в сером даже не изменилась в лице — если у неё вообще было лицо. Она лишь взмахнула рукой, как бы лениво стряхивая крошку с ладони. И Азар… вернулся. В одно мгновение его тело вновь обрело чёткость. Прозрачность ушла, как будто её и не было. Он отшатнулся, глядя на свои руки, которые снова стали предательски плотными. Недоумение и злость читались на его лице. Он не мог уйти.

— Нет! — прошипел он. — Нет, ты не можешь… Я…

Но фигура молчала. Лишь стояла неподвижно. Тьма под её балахоном казалась глубже самой пустоты. Азар дрогнул, потом, держа руки перед собой, начал чертить в воздухе дугу. Пальцы двигались быстро и точно. Словно он резал ткань пространства. И это пространство действительно дрогнуло.

Появился зияющий разлом — не яркий, не сияющий, а скорее мерцающий, как отражение в бензиновой луже. Внутри него что-то виднелось — то ли оранжевый песок, то ли огонь.

— Портал, — прошептал я. — Он уходит.

Азар рванулся — то ли прочь, то ли в портал, который начал вспыхивать за его спиной, — но вдруг замер. Я не сразу понял, почему. И тут дошло: Фигура в сером. Сама она даже не двигалась, а он… он просто не мог. Его лицо исказилось от усилия, но каждый жест будто вяз в невидимом сиропе. Она блокировала его. Легко. Молча. Вот чего он боялся. Не только разоблачения. Не только поражения. Он знал, что если она пришла — пути назад больше нет.

Фигура в сером снова подняла руку. Очень медленно. И сжала пальцы в кулак. Портал мгновенно закрылся, словно его сжали невидимыми створками. Пространство заворчало, хрустнуло — и стало целым. Азар отпрянул. Потом зарычал. В голосе было всё — страх, ярость, отчаяние загнанного зверя.

— Нет! Эти люди, их кровь, алтарь — всё было как предрешено! — Он сорвался на крик. — Ты не имеешь права!!

Он бросился вперёд — прямо на фигуру. И тут двинулись они. Два чёрных столба мух, стоящих за фигурой, вспыхнули, как живые рты. Они рванулись вперёд — быстро и неумолимо. Плотные вихри рванулись с гулом, от которого уши выворачивались наизнанку. Азар замер на бегу. Понял. Но было уже слишком поздно.

— Подожди! — выкрикнул он. — Дай сказать! Я... я... могу ещё быть полезен!

Но фигура не слушала. Первый столб мух ударил его в грудь — и Азар вздрогнул, как от пули. Его тело начало обволакиваться чернотой, словно плотной живой материей. Второй столб сомкнулся на нём с другой стороны. Они оплели его с головы до пят, не оставляя ни малейшей щели. Азар взвыл.

— Ты не знаешь, что творишь! Я — Аз'хаар ибн-аль-Харам аль-Мут'нафис фи-Ннари аль-Азраиль! Я — живое пламя пустыни, голос лавы, дитя вулкана! Ты не...

Звук затихал. Последние слова человеческим ухом расслышать было невозможно. Чёрная масса сжалась, сделалась плотнее, Азар перестал быть виден. Только две груды гудящей тьмы свернулись в единую форму, которая постепенно оттянулась за спину фигуры в сером, словно ничего и не было.

В помещении стало тихо.

Тьма не исчезла сразу. После того как жужжащие столбы вновь заняли место за спиной фигуры в сером, всё вокруг будто застыло. Воздух был совершенно неподвижен. Лишь тусклое свечение пяти активированных знаков мерцало в полумраке.

Я не знал, как долго мы стояли в этой тишине: я, Никак и существо в сером балахоне, около которого только что исчез Азар. Моё сердце всё ещё билось часто, в висках тяжело стучало. И вдруг она зашевелилась. Ткань на капюшоне дрогнула, словно от лёгкого ветра. Потом фигура медленно протянула руку к лицу, взялась за край капюшона и сбросила его. Мутные черты лица существа начали обретать знакомые очертания. Через несколько секунд я увидел, что это была... Нурия.

Та самая. Чёрные волосы, янтарные насмешливые глаза, спокойное лицо.

Она выглядела почти точно так же, как я её помнил. В своей машине, на дороге под Уфой, у костра с моим дедом. Только теперь в ней ощущалась другая сила. Как будто её прежняя форма была лишь маской.

— Ты... — начал я, но голос дрогнул.

— Я, — тихо ответила она. — Здравствуй, Станислав.

— Что теперь будет? — выдавил я из себя, всё ещё не двигаясь.

— С кем? — её голос был мягким и звенящим, как натянутая струна.

— Ну, для начала, с Азаром.

Она кивнула, повернувшись чуть в сторону, туда, где ещё совсем недавно проводился ритуал.

— Он отправится туда, откуда сбежал. И надолго.

— Как надолго? — спросил я, прищурившись.

— По вашему летоисчислению... пара — тройка тысяч лет. Но это не мне решать.

Я кивнул медленно. Мысль о том, что это существо теперь где-то далеко и надолго, была одновременно облегчением и новым грузом.

— А со мной теперь что? — задал я следующий вопрос, почти опасаясь ответа.

— Будешь жить дальше, — просто сказала Нурия.

— Боюсь, как раньше теперь не получится.

Она чуть улыбнулась — уголком губ, еле заметно.

— Как раньше ты теперь и сам не захочешь.

Я шумно выдохнул, смахивая каплю пота со лба.

— Ты ведь давно знала деда. Я помню, как вы сидели у костра. Тогда, в лесу.

Скажи, зачем нужна была твоя метка?

Нурия чуть склонила голову в сторону, будто обдумывая, как именно объяснить.

— Преемственность. — Она сделала шаг ко мне. — В каждом поколении шаманов был кто-то, кто принимал знание, силу, память предков. Метка — это не просто знак. Это… приглашение. Указание пути. Она показывает, что ты стал частью круга. Сегодняшнее событие — твой первый шаг. Первый этап посвящения.

— Хех. Первый... — я покачал головой. — А когда будет второй?

— Узнаешь, когда придёт время, — её взгляд стал чуть печальнее. — Так всегда бывает. Слишком рано — невозможно. Слишком поздно — бесполезно.

Я хмыкнул. Повеяло вековой мудростью на первый взгляд, но прозвучало как загадка.

— А что будет с Братством Огня теперь?

— Без Азара они — ничто. Или станут ничем. Они заключили с ним договор и клялись в верности. Теперь, возможно, их судьбы изменятся навсегда. И совсем не так, как они хотели.

Я взглянул на пса. Он стал немного меньше, возвращаясь в свою привычную форму. Но свет… он ещё оставался. Блёклый отблеск, еле заметное послесвечение. Никак сидел тихо и смотрел на нас, высунув кончик языка.

— А с моей собакой что теперь? Он так и останется таких размеров? Я же его не прокормлю.

Нурия усмехнулась — мягко, почти по-человечески.

— А вот тут я тебе не помощница. Тот, кто его прислал, действует так, как считает нужным. Сегодня он решил вмешаться. И именно он не дал Азару завершить ритуал до моего прихода.

— Танг Синг… — прошептал я.Ветер прошёл по залу, как дыхание. И на миг мне показалось, что я слышу ответ. Не голос. Не слова. Просто… согласие.

— А если бы завершил? — спросил я.

— Для вас, человечков... ничего хорошего. Что-то вроде того, что вы называете апокалипсисом. Только без киношного хэппи-энда.

Я поёжился.

— У меня ещё куча вопросов. Может, встретимся как-нибудь в спокойной обстановке? Не в этой пыточной комнате с мухами и знаками.

Нурия сделала шаг назад. Её глаза стали чуть грустнее.

— Всё может быть в подлунном мире. Но не рассчитывай особенно. Мне здесь, в вашем мире, больше нечего делать. Азар пленён. Моя миссия завершена.

— Тогда как мне получать знания? Ты ведь говорила, что теперь я… посвящённый.

Она посмотрела прямо в мои глаза, и мне показалось, что я вижу в них прошедшие эпохи. А потом, впервые за всё время, она улыбнулась, по-настоящему. Не насмешливо. Не многозначительно. Просто... по-человечески.

— В тебе проснётся то, что уже заложено. Не мной. И даже не твоим дедом — хотя он был последним, кто сумел сохранить Путь. Это — глубже. Старше. Древнее. Всё, что ты должен знать, уже в тебе. Но это знание — как зерно. Его нужно будет вырастить. И этот рост будет сопровождаться болью. И правдой. И выбором.

Она замолчала на секунду. Казалось, даже воздух вокруг затих, прислушиваясь.

— Мы... — она качнула головой в сторону исчезнувших столбов тьмы, — не вмешиваемся часто. Мы приходим, когда всё висит на грани. И уходим, когда решающее слово сказано. Я появилась здесь не для того, чтобы учить. А для того, чтобы быть рядом, когда ты сделаешь свой выбор.

— Но... кто ты на самом деле? — выдохнул я.

Нурия подошла ближе. Её пальцы на миг коснулись моего плеча, нежно, словно дыхание. И всё же это прикосновение отозвалось где-то в груди.

— Скажем так: я из тех, кто помнит всё. Кто несёт в себе долги старых времён. И иногда, очень редко, я прихожу... чтобы закрыть один счёт. И открыть другой.

Я молчал.

— Запомни, Стас, — тихо добавила она, — знание — не оружие. Воля — не дар. Сила — не защита. Всё это — ответственность. И однажды тебе придётся передать её дальше. Как передали тебе. Она посмотрела вверх — туда, где угасли знаки, и сказала уже почти шепотом:

— Я долго жила в ожидании. И вот теперь — я могу быть свободна.

Я кивнул, не зная, что сказать, потому что всё, что нужно было сказать, уже прозвучало.

— В тебе раскроется память предков. То, что передал тебе дед Исмагил перед самым своим уходом. Это будет происходить не сразу. Но… предупреждаю: это может быть болезненно для тебя.

Я кивнул. Болезненно — это я уже понял. Просто не будет.

— Пора прощаться, Станислав, — сказала она. — Я хочу сделать тебе подарок напоследок.

— Ого, надеюсь, приятный? — спросил я.

— Ну это уже тебе решать. Твой отец - он не погиб в той экспедиции.

— Тогда где же он? — в горле внезапно пересохло.

— Далеко. Очень далеко. В этом мире его нет. Но он сам захотел, чтобы ты об этом узнал. — ответила Нурия. Я застыл. Всё тело как будто онемело.

— Что?.. — выдавил я, но Нурия уже отворачивалась от меня.

— Подожди! А откуда тогда у Алексея старая фотография моего отца? — Кто такой Алексей? — спросила Нурия.

Я открыл рот, чтобы объяснить, но вдруг сам мысленно споткнулся.Как объяснить, что старый друг, встретившийся «случайно», вдруг оказался... не тем, кем был? Я вспомнил его глаза — слишком спокойные, как будто в них больше не отражалась душа. Вспомнил, как он почти механически повторял мои фразы, как будто подыгрывал. Что-то в нём было неправильным. Или чужим. И почему он появился именно сейчас?

— Мой армейский друг. Отличный парень, которого давно не видел и встретил случайно на днях. Ну почти случайно.

— Парень? —Мне показалось, что джинния хотела рассмеяться во весь голос, но почему-то передумала. — Человек! Хах! Ты забавный, Станислав. Не смог заметить, что это не человек? И в целом, давно не тот хороший парень, которого ты когда-то знал? Ладно. Наверное, это от неожиданности встречи. У вас, людей, всегда эмоции мешают рациональному взгляду. Думаю, обо всём этом тебе лучше узнать у него самого. Если он предоставит тебе такую возможность.

— Что всё это значит? — я, кажется, полностью запутался в происходящем.

— Как мне найти отца?

Нурия посмотрела на меня долгим пристальным взглядом и отвернулась.

Два столба мух за её спиной начали подниматься, обволакивая её фигуру. Пространство задрожало. Взрыв света — и они исчезли. Мгновенно.

Комната снова стала пуста. Знаки мерцали. Воздух дрожал. А со мной что-то…

Мне показалось, что земля под ногами внезапно исчезла. Не ушла, не провалилась — а именно исчезла, как будто никогда и не существовала. В одно мгновение всё вокруг сорвалось в бездну — звук, свет, даже ощущение времени. В голове вспыхнуло давление, как перед обмороком, только это было что-то совсем иное. Головокружение на грани потери себя. Я успел только подумать: «Вот и всё, не вытянул...» А потом — темнота. Не чёрная. Не абсолютная. А как если бы тебя накрыли серым, полупрозрачным покрывалом, которое глушит все чувства, мысли и даже дыхание.

Очнулся я резко, как будто кто-то выдернул шнур из розетки и снова вставил. Холодно. Подо мной — не каменные плиты зала, не проклятый алтарь, не руины. Асфальт. Шершавый, тёплый от вечернего солнца. Я сидел, прислонившись к тёплой стене возле станции метро Юго-Западная, почти на том же месте, где и вошёл в ту злополучную дверь. Дверь?

Я резко повернул голову. Её не было. Просто серый бетон. Ровный. Без швов, без проёмов. Ни малейшего намёка, что здесь, буквально пару... минут? секунд? лет? назад была дверь, ведущая в преисподнюю.

— Вот ведь... — выдохнул я, не договорив. Горло пересохло.

Рядом раздался приглушённый фыркающий звук, и что-то тёплое ткнулось мне в нос.

— Давай сейчас без этих нежностей, Никак, — пробормотал я.

Пёс стоял передо мной кажется, с полным осознанием происходящего. Он прищурился, потом вильнул хвостом. И, как бы между делом, обернулся к стене, той самой, где раньше была дверь.

— Ты видел, да? — спросил я его, чувствуя, как медленно приходит в себя тело. — Или мне показалось, а ты просто делал вид, что тоже в теме?

Он не ответил. Только посмотрел на меня своими глубокими, почти человеческими глазами. В них не было удивления. Ни малейшего. Как будто он знал. Как будто всё это — лишь эпизод, не самый яркий, не самый опасный. Просто очередной шаг.

Я вытянул шею, посмотрел по сторонам. Пешеходы шли мимо. Люди, обычные, московские. Уставшие. Кто-то с кофе, кто-то в наушниках. Одна женщина, переговариваясь по телефону, чуть не споткнулась, увидев меня сидящим у стены. Пожала плечами и пошла дальше. Как будто ничего и не было. Как будто за этой стеной не совершал обряд древний ифрит, не висело в воздухе горящее тело, не клубились тени и не звучали древние слова.

Я поднял руку, посмотрел на ладонь. На коже был виден свежий, красный, ещё не заживший порез. След крови. Настоящий. Не сон. Не галлюцинация. Всё было. Просто теперь — исчезло. Время? Я посмотрел на экран телефона. 17:20. Те же самые цифры, что я увидел, впервые попав туда.

— Ладно, — сказал я вслух, поднимаясь с асфальта. Ноги подрагивали, но держали.

— Получается, это самое странное приключение в моей жизни не заняло ни минуты.

Никак фыркнул. И почему-то мне показалось, что он усмехается.

— Не заняло... — повторил я, отряхивая колени. — Или заняло всю жизнь. Пока не решил, если честно.

Мы молча стояли у той самой стены и вечерний ветер шевелил волосы на затылке. Пахло жареными каштанами, сигаретами и весной. Самой обыкновенной, московской весной. Но мне она теперь показалась новой. Почти незнакомой.