Рулевой. Книга 1. Испытание огнем

Глава 18. Переход

Тёплый ветер шевелил листья деревьев над стоянкой, когда я подошёл к «Калине». Никак крутился у ног, нервно обнюхивая асфальт – будто чуял что-то мне не доступное.

Я открыл дверь, усадил пса на сиденье, сам неспешно опустился за руль.

Двигатель заурчал с первого поворота ключа – редкая удача для моего видавшего лучшие времена старого ведра.

Конверт, вручённый мне Алексеем, лежал на панели. Чёрный, матовый, будто поглощающий свет. Я провёл указательным пальцем по краю – клей держал намертво. Пришлось рвать.

Внутри была единственная фотография. Чёрно-белая. Небольшая группа не современно одетых людей на фоне какой-то горы. Отец стоял чуть в стороне, руки в карманах, на губах та самая полуулыбка, которую я помнил с детства.

– Ну и что тут особенного? – хмыкнул я, поворачивая снимок в свете уличного фонаря.

И тут заметил. Тени. У всех – длинные, чёткие, падающие влево. У отца – нет. Совсем. Будто свет проходил сквозь него.

Я перевернул фото. Оборотная сторона была слегка обожжена по краям, но чётко читалась полузатёртая надпись: «Экспедиция на Холат-Сяхыл. Тридцать первое февраля тысяча девятьсот девяносто девятого года»

– Это еще что за хренотень... – прошептал я.

Никак внезапно ткнулся носом в фотографию, зарычал, затем резко отпрянул, будто обжёгся. Его шерсть встала дыбом.

Я достал телефон, набрал номер деда.

– Алло? – хриплый голос ответил после первого гудка, как будто он ждал моего звонка.

– Деда, это я. Надо бы переговорить. Кажется, уже пора. Вопросов у меня много накопилось.

– Я не против, Стас, – раздалось в трубке. – Приезжай в любое удобное.

– Сегодня уже поздно, дед. – Бросил быстрый взгляд на часы. – Давай с утра я сразу к тебе.

– Договорились. Напеку пирожков к твоему приезду, – ответил дед.

– До завтра. И спокойной ночи! – я закончил вызов. Не спеша вырулив со стоянки, направился через ночной город домой. Я вырулил на стоянку во дворе, припарковался. Вышел, подождал пока выберется пёс. Щёлкнув сигналкой послушал, как «Калина» вздрогнула и замолчала, будто с облегчением.

Ключ почему-то застревал в замке, приходилось его подёргивать. "Надо завтра посмотреть, что с ним. Вроде бы раньше такого не было", — автоматом мелькнула мысль. Но когда дверь наконец поддалась, я увидел разбросанную по полу прихожей одежду и обувь.

— Что за...

Пол был усыпан содержимым ящиков и полок. Книги и подушки с дивана образовали в прихожей что-то вроде баррикады. Никак проскользнул между моих ног, нос его дрожал, улавливая чужие запахи.

— Спокойно, дружок. Просто воры. Наверное, ошиблись квартирой.

Однако через минуту я уже понял, что ошибся. Это точно были не воры. Они не оставляют на стене отпечаток обугленной ладони. Не вываливают одни вещи из шкафа, при этом другие аккуратно складывают, как было сделано с одеждой Кати. Я поднял футболку. От неё пахло стиральным порошком и... чем-то сладковато-гнилым. Как в морге.

Кухня выглядела наиболее пострадавшей. Холодильник стоял открытым, свет внутри мигал. Все банки с крупами были высыпаны в раковину, образуя странные узоры — кто-то водил пальцами в гречке.

Чайник оказался цел. Я механически наполнил его. Руки сами нашли банку с крепким чаем. Пока вода закипала, я собирал осколки посуды. Набралось почти полное мусорное ведро. Целыми остались только пара металлических чашек, собачья миска и старая керамическая кружка, почему-то не разбившаяся от падения на пол.

Заварил себе чай. Он получился горьким, как полынь. Я сидел за кухонным столом и разглядывал следы сапог на столешнице. Грязь от этих следов была слегка красноватой, будто замешанной на пыли с того пустыря за бетонным заводом.

— Кажется, хорошо, что сегодня у нас ужин прошёл вне дома, — сказал я псу. Никак обнюхивал разбросанные вещи и периодически фыркал.

— Давай сходим, выбросим это всё, — сказал я ему, собирая в пакеты битый хлам.

Возвращаясь от мусорных контейнеров, я присел на лавочку у подъезда. Никак запрыгнул и устроился рядом. От всех пережитых за этот день волнений отчаянно захотелось закурить. Но вместо этого я и Никак просто сидели рядышком и молча смотрели на почти полный лунный диск в звёздном ночном небе.***

Утро встретило меня затхлым запахом майского дождя. Я плохо спал, всё ворочался, вглядываясь в потолок, где плясали отражения фар редких ночных машин. Всё казалось каким-то зыбким, будто грань между сном и явью истончилась.

Никак с утра вёл себя странно. Он метался по квартире, принюхивался, ворчал на пустые углы. Но обращать на это внимание не было времени. Меня ждал дед.

Схватив сумку, я почти бегом спустился вниз. Дорога до квартиры Исмагила заняла меньше часа, хотя я никуда не гнал. Просто шоссе словно само растягивалось под колёсами.

Дверь в квартиру деда была приоткрыта. Я замер на пороге. Изнутри пахло дымом, железом и ещё чем-то терпким, старым, как забытые под солнцем травы.

— Деда?

Ответа не последовало. Я шагнул внутрь. Никак заскулил и проскользнул вперёд. Коридор встретил нас своим привычным видом. Но дальше, в комнате, была просто жуть— обугленные пятна на стенах, словно здесь бушевал огонь, но ничего, кроме края старых ковров и пары стульев, не тронул.

Дед лежал на диване, укрытый старым шерстяным одеялом. Его лицо казалось сухим, будто высеченным из дерева. Глубокие морщины, седая щетина. Он выглядел как старый орёл: израненный, но всё ещё гордый. Его глаза были открыты. Я вздохнул с облегчением, заметив, что он жив.

— Добрался-таки, — прохрипел Исмагил. — Садись, внучек. Время поджимает.

Я сел рядом на табурет. Дед взял мою руку своей шершавой ладонью. Его пальцы были горячими, как угли.

— Они приходили ночью, — сказал он почти шёпотом. — Трое. Из Братства Огня. Но не за ответами. Их прислал Азар. Он знал, кто способен ему помешать. Хотел убрать меня, пока не стало поздно.

Я почувствовал, как что-то сжалось в груди.

— Они тебя… ранили?

Дед усмехнулся, но в его усмешке не было радости.

— Ничего у них не вышло. Я сумел прогнать их. Но плата за бой оказалась высокой. Ветхий сосуд не выдержал той силы. Жизнь уходит. Огонь требует платы, Стас. Даже если ты отражаешь его.

Он перевёл дыхание, на мгновение закрывая глаза.

— Слушай внимательно. В моих венах текла кровь тех, кто хранил древние секреты. Теперь очередь за тобой.

— Что нужно делать? — спросил я с учащённым дыханием. — Дай свою руку. — Он взял мою ладонь в свою и устало прикрыл глаза.— К тебе скоро попадёт знание. Но откроется не сразу, со временем. Оно должно немного отлежаться и привыкнуть к новому носителю. Как собака к хозяину.

— Никак… он ведь не совсем собака, да? — спросил я, не в силах больше молчать. Дед кивнул слабо, глаза уже начинали стекленеть. — Ты сам всё поймёшь. Когда увидишь… знаки Танг Синга — их не спутать ни с чем. Он не друг. И не враг. Он… след. Как отпечаток огня. — Но зачем он пришёл ко мне?

Дед выдохнул, и в его голосе прозвучала печаль:— Потому что твоя тропа — последняя. А он всегда идёт по последним следам.

Он начал говорить на странном, щёлкающем языке. Слова резали воздух, как невидимые клинки. Метка на ладони вспыхнула жаром. Я вскрикнул, но дед лишь крепче сжал мою руку. Мир вокруг потускнел. Звуки словно упали в колодец. Я почувствовал, как земля уходит из-под ног…

— Слушай... — выдохнул он, глаза были мутными, но голос вдруг стал почти ясным. — Он… не погиб. Я наклонился ближе, не веря в услышанное.

— Кто?— Он… шагнул дальше. Не умер. Просто… ушёл, — губы еле шевелились. — Он… просил… чтобы ты знал. — Папа?.. Но дед уже не слышал. Он говорил не со мной. Или не только со мной. А может — вообще не мне. Голос его затихал, как пламя в лампе без масла.

— Не бойся, внучек, — услышал я последний шёпот деда. — Ты пройдёшь Переход.

Это были последние слова, что я услышал. Я потерял сознание.

Это было Ничто.

Не пустота, нет— скорее, огромное белое полотно без верха, низа и краёв. Я парил в нём, и сквозь моё тело протекали знания.

Я видел Исмагила в молодости— его обучение у шаманов в Забайкалье, обряды у костров, ночи под древними священными деревьями.

Видел отца— его страх и гордость, когда он отказался продолжить дело рода, спрятал знания глубже, чтобы уберечь свою семью.

Я видел Азара.

Не человека. Существо, полыхающее изнутри. Огромный, бесплотный, жуткий. Его цепи были разорваны. Он шёл по миру, собирая вокруг себя тех, кто поклоняется силе огня.

Я видел Нурию.

Тонкую, светлую, с глазами цвета янтаря. Она скользила между мирами, ища Азара, пытаясь предупредить его поимку. Её путь был полон ловушек и обмана. Нурия была не человеком — джиннией, созданной из первозданного света и огня, древним существом, что подчинялся лично Владычице Подземного мира — Эре́шкигаль.

Именно Эре́шкигаль послала Нурию в мир людей: отыскать Азара, пленить его и вернуть в темницу подземных глубин. Но Азар был хитрее. Он ускользал, оставляя за собой лишь пепел и обман. Нурия, нарушая законы своего рода, обратилась за помощью к смертным. К Исмагилу. К моему отцу. И теперь… ко мне.

Слова древнего заклятия разносились в этом белом Ничто, ввинчиваясь в мою память, словно гвозди:

"Где стоял алтарь, там и найдёшь корень беды. Где треснет камень, там пролей кровь. Где пламя погаснет, там восстановится мир."

Я выдохнул, и полотно мира задрожало.

Очнулся на коленях перед диваном. Рука деда выпала из моей ладони. Его глаза были закрыты, а на лице застыло спокойствие и умиротворение, как будто он просто спит.

Исмагил умер.

Сколько я так просидел, не в силах пошевелиться — не знаю. Никак стоял в дверях. Не подходил. Только смотрел. Я впервые увидел, как он будто... кланяется. Склонил голову и, почти по-человечески, зажмурился.

— Ты ведь знал его, да? — спросил я.Ответом было молчание. Но оно было настолько осмысленным, что я вздрогнул.

Только когда за окном прозвучал первый крик неизвестной мне птицы, я поднялся. Теперь всё было предельно ясно. Я знал, кто такой Азар. Знал, кто такая Нурия. Знал, что алтарь нужно найти и уничтожить. И знал, что времени осталось чертовски мало.

В прихожей я заметил странную деталь. У двери— пятно сажи. Тонкий, почти незаметный след. Культисты Братства Огня действительно приходили. Они пытались забрать секреты моего рода. Но дед не сдался. И теперь это знание было моим.

На кухне, на столе, лежал конверт. Обычный серый почтовый конверт, запечатанный сургучной печатью. На нём было написано: "Стасу. В случае моей смерти."

Руки дрожали, когда я вскрыл его. Внутри было два листа. На первом— схема. Старый район Москвы, закоулки промзон, странные знаки на полях. На втором— короткое письмо:

«Стас,

Если ты читаешь это, значит, время пришло. Путь этот труден, но ты не один. Никак будет с тобой. Ты не понимаешь его силы, но он поможет тебе. Алтарь находится в старой части города. Там, где под землёй люди забыли о старых богах. Ищи под станцией, где юг и запад сливаются в одно. Пока не стало поздно. Помни: пламя боится чистой воли.Прощай, внук.Исмагил.»

Я сжал листы в руках.

— Обещаю, дед, — сказал я вслух. — Я всё сделаю.

Никак тихо тявкнул, будто соглашаясь.

Мы вышли из квартиры, оставив дверь приоткрытой. Солнечный свет медленно заполнял старую комнату. Он лёг на лицо деда, словно последний прощальный поцелуй.

***

Я вышел из подъезда и тяжело опустился на скрипучую лавочку у входа. Телефон в руке казался свинцовым. Никак устроился рядом, ткнувшись носом в мою ногу.

Сглотнув, я набрал номер скорой помощи.

— Скорая помощь. Что случилось? — сухой голос оператора.

— Человек умер. Пожилой мужчина. Восемьдесят четыре года. Улица Мира, дом шестьдесят три, квартира двадцать два, — выдавил я. — Я его внук.

— Насильственная смерть?

— Нет. Кажется, просто возраст.

— Бригада выехала.

Связь оборвалась так резко, будто меня выключили вместе с телефоном. Я посмотрел на серое утреннее небо. Оно было тяжёлым и промозглым, как моё настроение.

Опять разблокировал телефон и набрал полицию. Ответили быстро:

— Полиция. Дежурный старший лейтенант (дальше была какая-то скороговорка). Что у вас?

— Смерть в квартире. Улица Мира, дом шестьдесят три…

— Почему сразу не сообщили о насильственной смерти? — перебил невидимый дежурный. — Вы кто такой?

— Каримов. Стас Каримов. Я внук. Насильственной смерти нет.

— На месте оставайтесь. Наряд будет через десять — пятнадцать минут. Встречайте.

Положив трубку, я уставился на экран. Пальцы машинально прокрутили список контактов. Остановились у надписи:"Роман — брат".

Палец застыл над кнопкой вызова.

Предательство Романа встало перед глазами так живо, что я едва не швырнул телефон об асфальт. Вместо звонка я набрал короткое сообщение: "Дед умер." И отправил.

Прошло около десяти минут. Подъехала скорая. Медработники, наверное, фельдшера — двое мужчин лет под пятьдесят с тяжёлыми, усталыми лицами — вышли из машины.

— Ты Каримов? — спросил один.

— Да.

— Где тело?

Я молча повёл их наверх.

Они спокойно и быстро делали свою работу. Внимательно осмотрели деда, подтвердили смерть. Заполнили какие-то бумаги.

— Старческая, — буркнул один. — Но без полиции забирать не можем.

Они остались ждать в коридоре. Открыли форточку на площадке. Тот, что повыше закурил, глядя в окно. Я стоял чуть в стороне, чувствуя, как сдавливает грудь. Второй фельдшер махнул подбородком в сторону окна. Первый, с сигаретой, так же молча кивнул.

Через минуту я понял, что подъехала полиция.

Из машины вылезли двое. Молоденький сержант, выглядящий как школьник, и капитан — седой, жёсткий, с глазами, которые словно прожигали насквозь. Представляться сотрудники полиции не посчитали нужным.

— Каримов? — холодно спросил капитан.

— Да.

— Проходим.

Они осмотрели квартиру. Делали это долго и тщательно. Открывали шкафы, заглядывали в ящики, даже проверяли за холодильником.

— Ты когда обнаружил тело? — спросил капитан.

— Сегодня утром.

— С кем был? Один? — Да. — Дверь была заперта? — Чуть приоткрыта. На сантиметр буквально. — Странно. — Капитан хмыкнул. — И ты не почувствовал угрозы? Не вызвал полицию? — Я вызвал скорую... — начал я, но капитан махнул рукой. — Скорая — это не полиция. Тебя что, совсем не удивило, что дверь открыта? Где было тело старика? Следы борьбы были? — Никаких следов борьбы не было. И... я знал, что он болел, — сказал я, чувствуя, как внутри закипает раздражение. — Болел? А справку покажешь? Диагноз какой у него? Хоть какие-нибудь медицинские документы имеются? Я замялся. Конечно, никаких справок у меня не было. — Понятно, — сказал капитан, делая пометку в блокноте. — Где был прошлым вечером? — В персидском ресторане. На Каганке. Встречался с другом. — Кучеряво живёшь, Каримов. Имя друга? Я назвал имя Алексея и ресторан. Капитан поджал губы и долгим внимательным взглядом посмотрел на меня. — Очень интересные у тебя друзья, Каримов, — медленно проговорил он сквозь зубы. — Ну уж какие есть, — ответил я и пожал плечами. — Значит, старик этот родственник твой? — с сомнением спросил он, перелистывая блокнот. — Родственник. Я его внук. — И что же ты не приехал к деду вечером, если он болел? А? Плохо заботишься о родных, Каримов.

Я слегка сжал кулаки в карманах куртки.

— Мы договорились встретиться сегодня утром. Он сам предложил это время. — А почему не вечером? — с нажимом спросил капитан. — Дед предложил утром, — повторил я ещё раз. — И умер в ту же ночь. А тут ты как раз очень вовремя пришёл. Роковое стечение обстоятельств? Совпадение? Не думаю, — капитан подошёл ближе и просверлил меня пристальным взглядом.

Я же смотрел неподвижным взглядом в точку на стене и молчал. Капитан всматривался в меня так, словно собирался прожечь взглядом дыру в черепе.

— Возможно, тебе придётся подъехать завтра в отделение. Дать развёрнутые показания по поводу вчерашнего вечера и сегодняшнего утра. А пока не уезжай из города, Каримов. И не заставляй себя искать. Тебе всё понятно? — пожилой сотрудник снова пытался изображать из себя плохого копа.

— Понятно, — выдавил я сквозь зубы. — У вас есть мой номер телефона. Буду нужен — наберёте. — Наберём, не сомневайся . Мы так тебе наберём, —— многообещающе протянул оскалившийся капитан и этим начал выводить меня из себя. — А знаете, я тут вспомнил кое-что. Завтра я буду очень занят. Так что, если захотите со мной встретиться — вызывайте повесткой. Адрес места жительства у вас записан. — Да ты, Каримов, сильно умный, как я посмотрю! Знаешь ли ты, что бывает с теми, кто думает, что сильно умный? — побагровел лицом служитель закона.

Я решил не продолжать эту дискуссию и отвернулся к окну. Во дворе малышня начала обсиживать песочницу.

Полицейские задержались ещё минут на двадцать, перетряхивая всё подряд и заглядывая в каждый угол. Я стоял, чувствуя, как под кожей расползается раздражение и усталость.

Когда они наконец уехали, заполнив все бумаги, я вышел наружу, к скрипучей лавке.

Из дверей подъезда показались санитары. Между ними, на каталке лежал чёрный мешок. Дед. Я встал, глядя, как они медленно катят его к машине. Ветер трепал края медицинских халатов. Мешок казался таким лёгким, будто в нём была не жизнь, прожитая в борьбе, в знании, в долге, а просто прах. Машина скорой хлопнула дверями и тронулась с места. Я смотрел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом. Никак ткнулся носом в мою руку. Я опустился на корточки, прижал его к себе.

— Пошли, дружок, — шепнул я хриплым голосом. — Часики тикают.