Утром я чувствовал себя намного лучше, но ненамного лучше выглядел. Оказывается, вечером, уже после того, как я заснул, Лео назначил дежурного по покраске Энрика, поэтому Алекс разбудил меня минут за десять до подъема: красить. И все эти десять минут мы с ним героически не хохотали.
— На Земле, — тихо сказал Алекс, опрыскивая длинные синяки на моей спине «ядом горыныча», — есть такие полосатые лошади, зебры называются, очень на тебя похожи.
— Тебя обманули, — заверил я его, — не бывает полосатых лошадей. У Кальяри был альбом со всеми мастями, я его смотрел.
— Ну, может, это какие-нибудь генно-модифицированные, — Алекс не стал со мной спорить.
Тут прозвучал сигнал «подъем», и мы захохотали.
— Чего? — спросил Гвидо спросонья.
— Он говорит, что я похож на полосатую лошадь, — объяснил я.
— Нет, это полосатая лошадь похожа на тебя! — возразил Алекс.
— А такие бывают? — влез любознательный Тони.
— Нет, не бывает, — решительно ответил я.
Тони был разочарован.
— Тигр и должен быть тигром, полосатым! — произнес Роберто, который тоже тигр. На физиономии у него было написано желание сделать что-нибудь этакое. Вот черт!
— Но-но, — остановил его Лео, — только не вздумай повторять его подвиги. Аэрозоля не хватит.
— Я придумаю что-нибудь своё, — весело возразил Роберто.
Лео помрачнел:
— Не надо.
— Угу, — согласился Алекс, — а то скрутим, свяжем и выпустим завтра утром.
— Ну чего вы? — возмутился Роберто.
— Завтра соревнования по скалолазанию. А потом — подряд — полоса препятствий, стрельба, кемпо, ночной бой. А победитель по сумме мест во всех видах получает право первым выбирать маршрут похода. Еще никто ни разу не пожалел.
— Понятно. Надо выиграть, — резюмировал я.
Роберто согласно кивнул.
— Выиграть надо в любом случае, — меланхолично заметил Лео. — И по возможности всё. Ты как? В форме?
— Завтра буду в форме, — обещал я весело. Лео посмотрел на меня укоризненно и вздохнул:
— Так ты ничего и не понял.
— Ну вот еще! Понял, — легкомысленно ухмыльнулся я. — Мне надо было прыгнуть в море со скалы, — и пусть бы они меня заметили, всё равно бы не узнали, — и плыть обратно. Я вылез бы на мыс или даже на пляж раньше, чем тот, кто караулил меня у КПП, успел бы туда прибежать. А потом пробрался бы сюда темными аллеями. И был бы сейчас в полном порядке.
— Я и говорю: ничего не понял.
— Лео, я тебя понял, — возразил я уже серьезнее. — Я просто проанализировал свои действия как военную операцию. Это было не лучшее решение.
— Стратег! — фыркнул Лео. — Новосицилийский! — Придумать эпитет поуничижительнее он не сумел.
— Ага! Побежали на зарядку, а то опять придется отжиматься, да еще всем сразу. А это плохо с военной точки зрения.
После этой истории Лео стал еще более молчаливым и задумчивым, чем обычно, а когда мы забрались на очередную скалу и оказались далеко от ушей нашего сержанта, выяснилось, что мой друг со мной еще не закончил.
— Если ты еще что-нибудь такое учинишь… — Он сделал паузу, и я в нее вклинился:
— Лео, ты меня не заложишь, даже если тебя утопят в бочке с пентатолом, зачем ты это говоришь?
— Я сделаю хуже, — ответил он. — Пойду и скажу, что это был я.
— Тогда мне придется идти и признаваться, и я легко докажу, что это был я, а ты тут ни при чем. Ты не знаешь подробностей, — я еще не понял, насколько он серьезно.
Он заскрипел зубами:
— Черт тебя подери!
— И, пожалуйста, никогда мне не угрожай!
Лео отвернулся. Я тоже. Какого ястреба он на меня взъелся? Тогда не надо было обо мне так заботиться: меня бы вычислили — и всё.
Гвидо и Тони были просто напуганы. Алекс удивился — он явно обдумывал какой-то план. Роберто, казалось, хотел что-то сказать и не решался.
— Ладно, — проворчал я, — полезли вниз.
Мы с Лео не сказали друг другу ни одного слова до самого обеда и во время его тоже.
После еды я не пошел купаться, а побрел погулять по аллеям, пустынным в это время дня, — весь лагерь не вылезает из моря.
Несколько раз я встретил такого же одинокого Лео, мы проходили друг мимо друга, как будто даже не были знакомы.
Может, он прав? В конце концов, не так давно я сам здорово разозлился на Алекса, когда под Мачератой его понесло в разведку гораздо дальше, чем это было необходимо. Но в том, что он делал, по крайней мере, был смысл. А я? Зачем я все это сделал? Просто так. Лео меня спас, наверное, он имеет право рассчитывать, что я кое-что понял. С другой стороны, вся эта эскапада была практически безопасна. Ну что такого ужасного могло произойти? Ну влетело бы мне на всю катушку, неприятно, конечно, даже очень, но не смертельно. Нет, не понимаю.
Роберто стоял у меня на дороге и сходить с нее не собирался.
— Пойдем со мной.
— Куда?
— Тебе не всё равно?
— Ну-у, в общем-то, всё.
И мы пошли, куда он хотел. На маленькой полянке нас ждали Алекс и Лео. Следовало ожидать, сейчас нас будут мирить. Ну, я «за». Лео тоже не делал попыток убежать.
Роберто кивнул Алексу, и тот убрался. Ничего себе! Кто тут играет первую скрипку!
— Я скажу только одну фразу, — предупредил нас Роберто.
Я удивился: зачем предупреждать, можно же было сразу сказать ее? Или это какое-то великое открытие? Лео тоже смотрел вопросительно.
— Мои родители развелись этой зимой. И мне пришлось решать, с кем я хочу жить, с матерью или с отцом.
Роберто резко развернулся и ушел.
Лео был в таком же недоумении, что и я, это было ясно написано у него на лице.
Развод — это редкость и тщательно скрываемый позор! Мужчина не смог удержать женщину, которой обещал защиту и поддержку! Общественное мнение, по древней традиции, не очень-то считается с тем, что женщины и сами умеют думать и чувствовать, а значит, могут просто разлюбить. Когда это я обращал внимание на то, что думают «все»? Но все равно, как он решился? Зачем-то Роберто это сказал?
Понял! Если мы сейчас не помиримся, нашим друзьям тоже придется выбирать. И это будет очень больно. А конфликт, по совести говоря, фальшивого сестерция не стоит.
Лео улыбнулся одними уголками губ. Я тоже. Мы протянули друг другу руки и синхронно с облегчением вздохнули.
— Я так и не понял, — признался я. — Наверное, я очень глуп. Но если ты объяснишь, я постараюсь понять.
— Во-первых, ты мог утонуть.
— Ха!
— Ну-ну, думаешь, тебе суждено быть повешенным?
— Конечно!
— Казнь через повешение запрещена галактическим кодексом как особо негуманная. Во-вторых, для Тони и Гвидо ты герой сказки… А если кто-нибудь из них сделает что-нибудь подобное, его поймают наверняка.
— Я понял, — кивнул я серьезно. — Если делать глупости, то не у них на глазах.
— Угу, — тут Лео широко улыбнулся. — Как тебе удалось не попасться? Сколько их было?
— По крайней мере шестеро, — ответил я. — Но они играли честно. От ИК-сканеров я бы не мог скрыться. Но я решил, что Ловере не будет ловить меня так… И выиграл.
— Сказочный герой!
— Ха, все мы сказочные герои. Вспомни Джильо.
— Ну, «Феррари» новый, а их катера устарели.
— А корабль тоже устарел?
— Не-е, там тоже было чудо. Убедил. Давай пойдем хотя бы окунемся, нам скоро на стрельбище.
Мы побежали к нашей палатке. Когда до нее оставалась пара метров, Лео внезапно встал как вкопанный, я едва не сбил его с ног. И услышал тихий всхлип. Лео обернулся и вопросительно поднял брови. Я покачал головой: нет, Роберто не захочет, чтобы кто-нибудь знал. Лео согласно кивнул. Очень тихо мы прошли мимо и побежали вниз к морю, раздеваясь по дороге.
На берегу Алекс и Гвидо под руководством маленького тирана Тони строили песчаную крепость. Им приходилось одновременно делать новые постройки и ремонтировать те, что подмывало волнами, поэтому их труд не мог быть завершен.
Я схватил под мышку главного сизифа:
— Пошли купаться, пропесоченные!
Все-таки они здорово волновались из-за нас. Счастливый Тони задрыгал ногами и завопил:
— Поставь меня на место!
— И где оно? — поинтересовался я, бросая его в море. После купания я тихо подошел к нашей палатке: нет, Роберто еще не успокоился, значит, стрелять мы пойдем без него. Я так решил, и пусть Бовес удавится.
Алекс чуть было не поинтересовался, что это мы учинили с бедным мальчиком. У него такое особенное выражение лица, когда он собирается сказать что-нибудь вредное… он даже рот открыл, но вовремя остановился.
Тони собирался сбегать за Роберто, но Лео поймал его за шкирку.
Гвидо ни о чем не спросил. М-м-м, мне очень нравится, что он мне доверяет, но… Как далеко простирается его доверие? Не станет ли он «идеальным солдатом», хорошим, пока есть кому им командовать? Не знаю.
— Похоже, у вас потери, — ехидно заметил Бовес, когда мы пришли на стрельбище.
Я на него так посмотрел… проф не советовал мне смотреть так на вооруженного человека. Бовес не испугался:
— Это значит: «Если ты, чертов солдафон, не сделаешь вид, что не заметил, будешь иметь дело со мной?»
— Именно! — вызывающе подтвердил я.
— Дерзкий щенок, — улыбнулся сержант. — Ну-ну, грош цена тому командиру, что не стоит за своих горой. Я не заметил.
Да, понятно, что имел в виду проф, когда говорил о самых лучших инструкторах. Но, похоже, их не слишком проредили. В конце концов, армии пришлось организовать еще десять, может быть, двенадцать таких лагерей. А всего их несколько сотен. Так что Меленьяно заметен, но не определяющ. Правда, те ребята, которых он курирует, наверняка так не думают.
Бовес еще пару минут полюбовался очками, быстро растущими на наших табло, и побежал к группе мальков, которых он тоже опекал: они требовали больше внимания.
К тренировке Роберто пришел в себя и присоединился к нам:
— Что сказал Бовес? — тихо спросил он у меня.
— Он не заметил.
— Как это?!
— Не бери в голову, всё в порядке.
Роберто нахмурился: соображал, что именно мне известно. М-м-м, говорить правду на сей раз не стоит.
— Я понял, что ты расстроился и захотел побыть один. Это со всеми бывает.
— Спасибо, — кивнул он.
Сегодня на кемпо не в форме был Роберто. Дронеро недоумевал: вроде бы не было ночного переполоха.
Пора завязывать с разными заморочками, завтра начинают считать очки. А уехать отсюда с какими-нибудь медалями очень хочется. Я никогда не участвовал в спортивных соревнованиях, надо попробовать. Что-то в этом есть привлекательное, иначе почему Марио бывает так счастлив, когда возвращается в парк после чемпионата Палермо (чемпионата Этны отчего-то не существует), весь побитый, но с медалью? Почему так страдал Рафаэль, когда на каких-то гонках разбил свой мобиль? В новостях говорили, что он чудом остался жив. Радоваться надо было.