Ни у кого из нас не было сил рассказывать еще что-нибудь после обеда. Все повалились на травку поспать полчасика, пока неумолимый сигнал в комме не поднимет нас для очередного броска: до того самого родника оставалось еще двадцать километров.
Интересно, почему я полдня не чувствовал, как больно впивается лямка рюкзака в мое левое плечо? Почему бы моему организму не вести себя так же хорошо еще несколько часов?
В 17:00 тигрята с рюкзаками за плечами и самым серьезным видом ожидали моих ценных указаний.
— Ну что, — спросил я, хитро улыбаясь, — двадцать километров выдержите?
Если бы они начали презрительно хмыкать, я бы забеспокоился: чрезмерная самоуверенность никому не на пользу. А так — они посерьезнели еще больше и неуверенно покивали. Правильно: не говори «гоп».
— Через десять километров, — добавил я, — будет маленький привал. Около семи вечера.
— А можно я пойду первым? — спросил Нино.
Я покачал головой:
— Нет, ты еще не умеешь держать темп, — и пошел вперед: плечо будет болеть все сильнее и сильнее, а если я пойду первым, никто не сможет заглянуть мне в лицо. Я включил режим транса и, декламируя про себя «Пыль» Киплинга, за два часа промаршировал десять километров, ни разу не остановившись. Здорово: никто из тигрят не пожаловался на усталость.
— Энрик! Стой! — крикнул мне сзади Алекс.
Я обернулся:
— Что?
— Привал.
Я огляделся: редкий сосновый лес. Под ногами невысокая травка пробивается сквозь упавшую хвою — по такой пружинящей почве можно идти и идти. Надо же, десять километров прошел — и не заметил. И птицы поют, а я не слышал. Однако вокруг никаких полянок. Ладно, мы тут проведем минут двадцать. Тигрята, слегка задрав носы, то ли для того, чтобы смотреть мне в лицо, то ли от гордости — прошли и не ныли, непроизвольно выстроились передо мной. Я сбросил рюкзак на землю:
— Молодцы, тигрята! Я вами просто горжусь! — заявил я серьезно. — Привал. Ботинки снять, носки — тоже, лечь на спину, ноги — на рюкзаки. Гвидо, выдай им по шоколадке, пожалуйста.
Малыши повалились на травку.
— Жаль, что они не в виде медалей, — проворчал Гвидо, оделяя детей лакомствами.
Мы тоже задрали носы и чувствовали себя победителями: каких тигрят мы приведем в лагерь!
Ой, не говори «гоп»! Опыт показывает, стоит мне так сделать, как все летит в тартарары. Я загнал поглубже свою улыбку триумфатора.
Через пятнадцать минут я поднялся на ноги. Смертельно усталыми выглядели не столько тигрята, сколько мы сами: рубка тростника — тяжелая работа.
— Пойдем дальше, — тихо произнес я с полувопросительной интонацией.
Ребята покивали и поднялись.
— Еще пять минут, — потянул Нино жалобно.
— Скоро закат, — возразил Лео мягко, — нам и так придется идти в темноте. Ты как, — обратился он ко мне, — плечо болит?
Я только поморщился:
— Дойду.
Пристыженный Нино поднялся на ноги, остальные тигрята тоже заворочались — надо обуваться и вставать. Я приобнял своих:
— Сил хватит?
Вито и Романо согласно кивнули. Устали они кошмарно, сил нет улыбнуться.
Может быть, стоит отклониться на два километра в сторону и там остановиться на ночь? Тогда завтра нам придется либо пройти сорок один километр, либо провести еще одну ночь в лесу. Это не страшно. Плохо другое — мы не одержим победу, которую могли бы одержать. А значит, потерпим поражение, а значит, наши тигрята смогут вернуться к исходному состоянию нытиков и пакостников. Ну нет! Зря мы, что ли, старались? Правда, синяк болит распрозверски.
Я надел рюкзак на правое плечо, увидел, как подозрительно смотрит на меня Лео — сейчас пойдет разгружать, и вставил левую руку в лямку: я не могу устать сильнее других и не могу нести меньше. То есть могу, но — не при детях.
О чем это Лео шепчется с Алексом? Что-то они решили, и Алекс твердо произнес:
— Я пойду первым.
— Ладно, — небрежно согласился я. Заговорщики… Теперь Лео с меня глаз не спустит, чтобы вовремя поймать, когда упаду. За тигренком своим следи!
Вперед шагом марш. Послезавтра самый длинный день в году, сегодня тоже длинный, но около восьми уже стало темнеть. Через двадцать минут Алекс закрепил и зажег налобный фонарь. Лео, Роберто и Гвидо последовали его примеру, я не смог: тьма меня почти сломала. Ну, еще только пять километров!
— У тебя плечо болит, да? — спросил Вито.
Я кивнул.
— Давай, я возьму твой фонарь? — предложил он.
— Давай, — согласился я.
— А я? — разочарованно поинтересовался Романо, очень недовольный, что не он первый догадался. — Давай, ты отдашь мне один рацион или веревки…
Я улыбнулся: мои тигрята поняли главное и уже начали демонстрировать свою силу. Не «почему я?», а «почему не я?».
— Нет, — покачал я головой, — лучше не останавливаться. Через пятнадцать минут у Вито устанет шея — и ты его сменишь, хорошо?
Он кивнул, но был разочарован. Я взял его за руку, и мы пошли вслед за Вито.
— Смотри под ноги, — насмешливо напомнил я ему, — у тебя тоже нет крыльев.
— Конечно, я же тигр! — устало улыбнулся он.
Мы шли, и шли, и шли. Вдруг я услышал чей-то жалобный стон… или плач. Я остановился:
— Слышите?
— Что? — спросил Лео, подходя ко мне.
— Кто-то плачет.
Мы замерли, прислушиваясь. Полная тишина. Внезапно я понял, что никто и не плакал, Дар помог мне услышать чей-то безмолвный призыв о помощи. Я напрягся и вошел в Контакт: «Подай голос, иначе я не смогу тебя найти», — попросил я. Через мгновение Алекс поднял палец: тихо, не дышите!
— Там! — Он махнул рукой в нужную сторону.
Я сбросил рюкзак на землю:
— Тигрята, стойте здесь. Гвидо, пригляди за ними. Светите, чтобы мы не потерялись. Пошли.
Врубив фонари на полную мощь и светя себе под ноги, мы растянулись в цепь и пошли вперед.
«Пискни еще разок», — велел я тому, кого мы сейчас искали. Это какой-то мелкий звереныш, но какой, я не понял.
Метров через сто Роберто наткнулся на толстую, лежащую поперек нашего пути сосну. Писк раздавался из-под нее. Старое дерево упало и придавило лисью нору. Мордочка мертвой этна-лисицы торчала из-под острого сука, пригвоздившего ее к земле.
— Там, наверное, лисенок или лисята, — предположил Роберто.
— Ага, — согласился я, — ну, взяли, только осторожно.
Пыхтя от напряжения, мы приподняли дерево и бросили его рядом. Полуразрушенная нора нашлась сразу же, и мы ее раскопали. Из четырех детенышей в живых оставался только один. Я взял его на руки. Лисенок дрожал мелкой дрожью и тихо плакал.
— Бедолага. Ох, он же голодный. Гвидо, — связался я по комму с начальником штаба, — мы возвращаемся. Разведи в стаканчике сухого молока.
— Ara, — согласился Гвидо. — Когда-нибудь я тебя задушу! Ты скажешь, что там случилось?!
— Мы нашли осиротевшего лисенка, — пояснил я.
Мы отправились обратно к Гвидо и тигрятам.
По счастью, лисенок оказался уже достаточно взрослым, чтобы лакать самостоятельно. Позабывшие про усталость тигрята с восторгом его разглядывали.
— А что с ним будет дальше? — забеспокоился Вито.
— Да уж не брошу его на дороге, — ответил я.
— А тебе разрешат?!
Алекс хмыкнул:
— У них там такой парк, можно и не спрашивать, просто выпустить его — и всё. В жизни не найдут. Только он Диоскуров твоих съест!
— Не съест, — возразил я, — Геракл же не съел!
— Ну, то Геракл. Самый мудрый зверь на свете. Иногда мне кажется, что он надо мной смеется.
Я хмыкнул: Геракл так и делает, но говорить об этом я не имею права.
— Всё, пора идти, — сказал я, когда лисенок, захлебываясь от жадности, долакал молоко и согласился устроиться у меня за пазухой, расцарапав мне кожу сквозь футболку острыми коготками.
В половине десятого, когда мы должны были быть у родника, сломался Траяно:
— Ну, все? — спросил он истерически, когда Алекс остановился, чтобы оглядеться и прислушаться.
— Нет, — серьезно ответил Гвидо, — надо еще найти воду.
— Я больше не могу, — захныкал парнишка.
— Тихо! — прикрикнул Алекс. — Не мешай.
Траяно заткнулся. Мы замерли: в такой тьме родник можно найти только по звуку текущей воды.
— Слева, — сказал Лео через пару минут.
— Угу, — согласился Алекс.
Я лично ничего не слышал, но поверил. Траяно снова начал всхлипывать.
— Тигренок, прекрати! — велел Гвидо.
Траяно, похоже, вспомнил, кто он такой. Мы побрели влево и, метров через сто, при свете наших фонарей, увидели, как сверкает вода в маленьком ручейке.
— Ну, всё, — утешил Алекс смертельно уставших тигрят, — родник в ста метрах, не больше, и там полянка.
Когда мы остановились, Траяно рухнул на землю, даже не сняв рюкзак. Гвидо хмыкнул и занялся этим вопросом сам.
Очень осторожно я стянул лямку с левого плеча. Еще палатки, костер, топливо…
Лео положил руку на мое правое плечо и надавил:
— Сядь, без тебя обойдемся, — заботливо прошептал он. Я помотал головой:
— Нельзя.
Лео посмотрел на меня нахмурившись. Летучие коты! Хватит спорить!
— Романо, — скомандовал я, — ты пойдешь с Лео за топливом. Гвидо, костер чтоб горел через три минуты. Вито, ты будешь моей левой рукой. Давай, доставай плащ-тенты.
Лео недовольно покачал головой, но отправился за дровами, забрав с собой Нино и Романо.
— Траяно, встань. Возьми фонарь и посвети нам, — моя жестокость когда-нибудь войдет в легенды.
Мальчишка со стоном поднялся, я отдал ему пригревшегося, задремавшего лисенка:
— Подержи. Чем быстрее мы разобьем лагерь — тем скорее отдохнем, — заметил я.
Пока Алекс, Роберто и я с помощью тигрят (объяснять как не было сил, поэтому мы только командовали «подай то, подержи это, потяни здесь») ставили палатки, Лео с Нино и Романо притащили довольно большую сухую сосну: на всю ночь хватит, а Гвидо разжег костер.
Следующая педагогическая задача: мне пора прекратить так явно демонстрировать Луиджи свою неприязнь, поэтому говорить ему «я тебе не доверяю…» я не буду. Запихнуть их всех в одну палатку? Э-э-э, чем-то мне это не нравится. Наши тигрята весь день вели себя идеально и всячески старались наладить отношения со старшими товарищами, а вот между собой… Бедняге Луиджи сегодня никто из них ни одного слова не сказал, с самого утра. Траяно тоже оказался на отшибе. У Тони с Романо какой-то конфликт, и я не знаю, в чем дело.
— Ты сядешь наконец?! — рявкнул на меня Лео. — Или тебя завтра надо будет нести в виде трупа.
Я схватил его за рукав, подтянул к себе, заставил сесть рядом и очень тихо объяснил, какая задача ввергла меня в ступор.
— Все вместе… Они опять передерутся, — заметил Лео.
— О! — обрадовался я. — Так я и скажу. Хотя не будут они драться, сил нет. Ну, я понял, ладно.
— Тогда снимай камуфляжку, если сможешь, — немного насмешливо предложил мне Лео. — Будем тебя лечить.
Камуфляжка снялась, а вот футболка — нет: плечо отекло и раздулось до устрашающих размеров.
Лео разорвал футболку по шву, стянул ее с меня, смочил в ручье и сделал мне ледяной компресс.
— Ды-ды-ды-ды, холодно, — пожаловался я.
— Потерпишь, — отрезал Лео, — глупость наказуема.
Я только вздохнул: Лео тоже тиран, вроде меня. Тигрята смотрели на меня с жалостью, вот черт, этого мне только не хватало! Траяно, то ли чтобы избавиться от обузы, то ли чтобы меня утешить, отдал мне спасенного звереныша. Я его помыл, поливая нагревшейся за день водой из фляжки. В отличие от серебристо-серой матери детеныш был покрыт желтым младенческим пушком. Лапы казались слишком массивными для такого хрупкого и изящного существа. Острая лисья мордочка и огромные уши. Он был невероятно обаятелен, как все дети. Интересно, детеныши горынычей тоже симпатичные? Смыв с лисенка грязь, я завернул его в чье-то полотенце. Он свернулся калачиком у меня на коленях и опять задремал.
Все уселись в кружок у костра и принялись за поздний ужин.
— А как его зовут? — спросил Тони, кивая на лисенка.
— Э-э-э… Стратег! — заявил я серьезно. — Это чтобы Лео было кого так назвать!
Ребята тихо рассмеялись. Новоокрещенный Стратег проснулся и заинтересовался нашим ужином. Я предложил ему размоченные в теплом молоке крекеры, и он занялся едой.
— А про римских легионеров… — разочарованно спросил Вито.
Мы устало посмеялись.
— Никакого угомону! — заметил Роберто.
— Не сейчас, — серьезно сказал я. — Как поужинаем — сразу спать. Надо их положить через одного, — продолжил я, — а то опять передерутся. Так что в маленькой палатке — Вито, Романо, Нино, Лео и я. А все остальные — в большой.
На усталом, осунувшемся лице Луиджи стала появляться робкая улыбка. Настоящая, не как у мелкого пакостника. Потом он вспомнил, что крайний срок наступает уже утром, и посмотрел на меня с испугом. Я промолчал. Разговор будет завтра, и не по моей инициативе — тебе придется набраться храбрости! А там посмотрим.
Мальков загнали спать (на этот раз без особого труда), и Гвидо распределил вахты, этой ночью моя очередь наступала последней.
— По-моему, — грустно произнес я, обращаясь к Алексу, но так, чтобы все слышали, — Гвидо мне за что-то мстит.
— Конечно, — легко согласился Гвидо. — Нечего было записывать меня в калеки. Вот сам и попробуй!
— Послезавтра поваляешь его по песочку на пляже, — пресек Лео взрыв моего возмущения. — Тащи сюда свои синяки, — он продемонстрировал мне наше универсальное лечебное средство.
— Знаю я, как оно работает, — проворчал я, подвигаясь к нему поближе и снимая с плеча уже нагревшуюся мокрую тряпку, — ни один нормальный организм не захочет повторения — вот и вылечивается.
Стерпев очередной терапевтический сеанс, я полез в палатку. Тигрята лежали поверх спальников, и Романо яростно доказывал Нино, что я более великая и героическая личность, чем Лео. Вито поддакивал. О, Мадонна! Вот за это точно надо шлепать.
Заметив меня, мальчики замолчали. Я сел на свой спальник, недовольно покачал головой и приказал Романо:
— А ну-ка перевернись.
Он удивился и перевернулся на живот, и я его так шлепнул, аж звон пошел. Тигренок только охнул.
— Спать, — велел я, — а то у Лео рука еще тяжелее.
Нино показал Романо язык и полез в спальник, наверное, чтобы его было трудно шлепать.
Романо надулся и смотрел на меня обиженно и недоумевающе.
— Не понимаешь? — спросил я. Он помотал головой.
— Ну, подумай немножко.
— Угу, — пробормотал он, моргая, чтобы не заплакать. Я обнял и его, и Вито, чтобы никому не было обидно:
— Бедные дети, — прошептал я, — замучили, загоняли.
Возревновавший Стратег вцепился коготками в мою шею. Я дал пальцем ему по носу: не хулигань. Романо хмыкнул. Нино вылез из спальника и начал подбираться ко мне поближе. В этот момент в палатку вошел Лео, и Нино переменил свои намерения — пусть его Лео обнимает. Лео, конечно, так и сделал.
Через пару минут Вито и Романо уже спали, прижавшись ко мне, Нино — к плечу Лео.
Мы с Лео запихнули тигрят внутрь спальников — ночью будет не жарко, синхронно облегченно вздохнули и тоже рухнули спать. Все-таки римские легионеры проходили свои сорок километров по хорошей римской дороге!