Искусство войны

Глава 21

— И зачем тебя надо будить в пять? — поинтересовался Гвидо.

— А? Что? — Я помотал головой. — А что? Ты не разбудил?

— Почему? Вот, бужу.

— Спасибо, — сказал я, уже совсем проснувшись.

— Кажется, ты обещал ребятам, что на сегодня всё, — осторожно заметил Гвидо.

— Чего ты со мной, как с тираном? — обиделся я. — Осторожничаешь! Как обещал, так и сделаю. Что, все, кто может, спят?

Заботливый отец-командир Гвидо утвердительно покивал головой.

— Понятно. Ладно, оставь мне график караулов и ложись поспать сам.

Гвидо помотал головой:

— Обойдешься. Роберто поспит еще час — и меня сменит.

— А я когда?

— А ты никогда! Не твоя забота, — резко возразил Гвидо.

Я открыл рот, дабы сообщить ему, что я думаю о его наглой самоуверенности. Потом закрыл, потом опять открыл, не зная, что сказать. Вот это да! И это мой братишка, вечно оглядывающийся с вопросительным видом: «А правильно ли я делаю?» Хм, эта метаморфоза мне нравится: «Я — начальник твоего штаба, у меня есть определенные обязанности, а ты или не вмешивайся, или снимай меня с должности!» — говорил его взгляд.

— Джен и при тебе выразил свое восхищение нашими порядками? — с легкой иронией поинтересовался я.

Гвидо хмыкнул:

— Если бы не он, я бы и не узнал, что бывает иначе.

— И мою дурацкую реплику насчет «когда же он думает» он тебе тоже пересказал, — утвердительно заметил я.

— Не дурацкую, — посерьезнел Гвидо.

— Тогда мне и впрямь пора подумать, — заявил я, поднимаясь на ноги.

Гвидо кивнул и ушел: у него по-прежнему много дел.

Пока я спал, штабная палатка тоже претерпела метаморфозу: Джен, Карло и Марко были куда-то выселены, у стен остались только три спальника, с одного я только что поднялся, на другом спал Роберто, а третий был предназначен для самого Гвидо. Зато посередине был сооружен стол из пустых коробок от рационов, а вокруг него несколько табуреток из того же материала. «Мебель» аккуратно склеена универсальным клеем. Да-а, Гвидо услышал комплимент и решил ему соответствовать, все-таки пленные и «мертвые» вражеские солдаты — не самое обычное украшение интерьера штаба современной армии. И начальник штаба навел порядок. Так, конечно, и должно быть, но мир что-то при этом утратил: безумное чаепитие закончилось, Алису разбудили раньше времени. Кстати, как раз файф-о-клок. И есть хочется сказочно!

На этот раз я сначала умылся, а потом сел обедать. Время уже почти мирное, осталось только победить самого умного из врагов. А может, самого безынициативного? Хм, для него одно другому не противоречит, вот если бы я отдал инициативу — был бы дурак.

А он? Эрнесто хочет победить именно меня для того, чтобы выиграть; Валентино — из личной вражды; а я хочу поскорее побить их обоих, чтобы они не побили меня. Джорджо, как та обезьянка из китайского стихотворения, может сидеть на дереве и спокойно любоваться дракой двух тигров внизу.[11]

Итак, я не Джорджо, что я должен делать на своем месте? «Во-первых, похвалить своих ребят, а то скоро станешь как Скандиано», — заявил внутренний голос. Не-е, строить их ради этого я не буду, они обидятся — и правильно сделают. Во-вторых, победить «дельфинов». Я развернул карту на столе: действительно очень удобно. И Гвидо уже отметил на ней точное расположение «дельфиньего» лагеря.

Так, что Джорджо будет делать? Опять нападет? Вряд ли, слишком уж солоно ему пришлось: его бойцы прошли сегодня семь километров туда и столько же обратно, приняли два боя, один из которых вчистую проиграли, а победу во втором у них отнял собственный командир. Не верю я, что он не мог перебить деморализованных, равнодушных ко всему «драконов». Я его понимаю и мысленно аплодирую, а вот поймут ли разгоряченные боем ребята? Сомнительно. Сколько у него сейчас солдат? В лучшем случае семнадцать боеспособных плюс два «раненых». У меня больше. Нет, не станет он нападать сегодня ни днем, ни ночью. Зато оборонять свой лагерь он может доволен успешно. Пока я спал, он, наверное, выяснил, что «Орла» и «Дракона» больше нет. И мы оба точно знаем, что я хочу победить, ничья мне не нужна, значит, мне и бластер в руки. Мораль: я должен на него напасть.

Я прикончил один обед, подумал и принялся за второй: как хорошо, что мы взяли много рационов!

Смотрим карту: Джорджо действительно умен, его палатки стоят на открытом месте, на самом краю игровой территории. Только небольшой язык леса тянется к его лагерю, как будто приглашая: цып, цып, цып. Валентино, наверное, так и сделал — рванул вперед под прикрытием деревьев, а там его уже ждали. Надо будет попросить Алекса рассказать подробности.

Мы так делать не будем. А что мы будем? Ползком пятьсот метров? Заметят. Напасть ночью? Ну, я бы развел несколько костров по периметру, метрах в пятидесяти от палаток, и все, бей любого агрессора на выбор. Проверить, делает ли так Джорджо? Можно. Послать кого-нибудь разведку этой ночью, а завтра ночью напасть, если он не догадался. Ммм, а если у него кто-нибудь сбежит — у меня уже не останется времени, чтобы его поймать? Или окажется, что он разводит костры. Тогда будет ничья. Я не хочу. И вообще, моя победа должна стать результатом того, как хорошо думаю я, а не как плохо — он.

В палатку просунулся Гвидо, а вслед за ним Алекс:

— Картина маслом «Великий полководец перед генеральным сражением», — усмехнулся он.

— Ты-то мне и нужен, — заметил я, облизывая ложку. Хотел бы я знать, делал ли так Наполеон перед Аустерлицем.

— Ой! — притворно испугался Алекс.

Гвидо разбудил крепко спавшего Роберто и опустился на свой спальник.

— А вы будете разговаривать? — жалобно спросил замотанный до последней степени начальник штаба.

— Мы уходим.

Алекс покачал головой:

— Лучше ты иди спать к моим разведчикам. И мотай на ус: в штабной палатке никто не спит. Пригодится на будущее.

Я помотал головой:

— Не мучай человека, пошли наружу.

Мы спустились к ручью и сели на теплые валуны. Я посмотрел вверх, а потом огляделся вокруг: небо очистилось от туч и облаков, но обычной для раннего вечера жары нет, тишина и красота. Птицы поют в отдалении: нас слишком много, и мы лазаем по деревьям. Впрочем, сейчас все, кроме часовых, спят: замучил я свою армию (надеюсь, Гвидо догадался не назначать в караул снайперов Лео: они сегодня два раза ходили со мной в рейд). Палатки стоят на излучине глубокого чистого ручья, лучи еще довольно высоко стоящего Феба пробиваются сквозь листву и играют с волнами на воде. Вид портят только красные пятна на стволах деревьев и невысоких кустиках на левом берегу, но это ничего: к завтрашнему утру краска испарится.

Алекс тоже немного полюбовался видом.

— Рассказывай подробно про Джорджо и про бой, — велел я.

— Там такое открытое место, — начал Алекс, — еле-еле нашел, где пристроиться. Лагерь стоит на южном берегу речки, в которую сливаются все ручьи этого леса, ну, ты видел на карте.

— Ага, — подтвердил я.

— И вокруг ни деревца, ни кустика. Только с запада вдоль реки довольно чахлые вязы, их вода здорово подмывает, вот-вот упадут. И вдоль этих вязов Скандиано решил подобраться к лагерю, со всеми вытекающими последствиями. Сам Джорджо подоспел уже к шапочному разбору, у него там в лагере оставалось, наверное, человека три, не больше. Тем не менее Скандиано не прорвался. И, знаешь, мне показалось, что Джорджо отпустил «драконов» нарочно. Мог перебить, но не захотел.

— Угу, я тоже так подумал. Из трех командармов наших противников он единственный, кого следует воспринимать всерьез. Ни Эрнесто, ни Валентино я бы роту не доверил.

— Ха, ты доверил роты Ари, Берну, Бенни и Крису, про которых вообще ничего не знал.

— И целый день держал их у кого-нибудь на глазах. Ты много бегал по лесу и не видел. А они сами по себе ни минуты не ходили. Или Лео, или Роберто, или я. Сегодня уже оставлял их на Гвидо, но он многому научился за день, да и они тоже.

— Ясно, — задумчиво проговорил Алекс. — Победа неизбежна, как восход Феба.

— Не говори «гоп»! Я же сказал, что он серьезный противник. Как взять неприступную твердыню?

— Вспомнить, что таких не бывает.

— Если у тебя сколько угодно времени, то да, — в тон ему ответил я.

— Все очень просто, — легкомысленно заметил Алекс, — сядь и подумай.

Я посмотрел на него с более чем тяжелой иронией:

— У тебя что? Свои мозги высохли? Что ты на меня все время оглядываешься? Скажи лучше что-нибудь умное!

— Летать мы не умеем, по земле — нельзя, деревьев рядом почти нет. Отбросьте всё, чего нельзя сделать никогда, остальное, как бы невероятно это ни выглядело, возможно. Это я Холмса перефразировал, — пояснил Алекс, на тот случай, если я не узнал цитату. Но я узнал.

— Ну вот, это другое дело, — со вздохом облегчения сказал я. — Кусок веревки у тебя есть?

— Сейчас принесу, — удивленно ответил Алекс.

Когда он вернулся, я уже был в одних плавках и пробовал ногой воду в быстром, холодном ручье. Какого черта! Я уже в нем плескался рано утром, тогда было еще хуже.

— Что это ты задумал? Топиться или вешаться? — ехидно поинтересовался Алекс.

Я помотал головой:

— Не дождешься! В оплетке есть такой слой — сплошная пластиковая трубочка. Мне нужна только она, но целая.

— Понял! — воскликнул Алекс и сразу же зажал себе рот рукой.

— Ага, вообще-то ниндзя использовали бамбук или тростник, но здесь они не растут, я, во всяком случае, не видел. И я не могу понять, как это делается на практике, трубочку же надо согнуть.

— Ммм, может, они плавали под водой на спине, — предположил Алекс, снимая оплетку с мономолекулярной нити.

— Осторожно. И не бросай ее. Вот это точно мусор, и преопасный, — предупредил его я.

— Держи, — Алекс протянул мне трубочку. — Надо, наверное, как-то закрепить.

— Пластырем, на виске. И поаккуратнее, — дернулся я, — а то потом придется выстригать. И мы будем не «прыгающие тигры», а лысые.

— Это ты будешь лысый тигр, — заметил Алекс.

— Ха, думаешь, я один пойду стрелять «дельфинов»? Сразу надо было догадаться: «дельфинов» стреляют в воде.

Я прыгнул в ручей и поплыл вдоль самого дна. Метров через пять я слишком сильно ушел вниз и вдохнул солидную порцию воды. Откашливаясь, я выскочил на поверхность.

— Так не пойдет, — заметил Алекс, — прямо под выстрел. А речка гораздо глубже, и шансов уйти слишком глубоко больше.

— Угу, — прохрипел я, — надо потренироваться и придумать что-нибудь такое, чтобы вода не затекала. Или дышать поосторожнее. Будем считать это базовой идеей. План сейчас придумаем.

Я вышел на берег погреться на солнышке.

— Ты просто замерз, — ехидно заявил Алекс, — а то бы еще поэкспериментировал.

— Ага, раздевайся и поэкспериментируй над собой, — предложил я.

— Это приказ?

— За кого ты меня принимаешь?! — обиженно спросил я, лязгая зубами от холода.

— Извини, — смутился Алекс. — Это была глупая шутка.

— Угу, — кивнул я.

Алекс вздохнул и начал снимать комбинезон: решил себя наказать. Я не протестовал.

Не стоящий в караулах и не ходящий в рейды Джен долго ныл, пытаясь выбить из меня разрешение поучаствовать в наших забавах. Я только мотал головой: он еще простудится, а виноват буду я, он мой пленный, и я за него отвечаю как ни за кого здесь. Тут несколько дней назад один лопух перекупался и начал чихать и кашлять, так синьор Адидже его три часа лечил! И, говорят, все эти три часа ругался.

Через полчаса очень мокрых и холодных опытов два продрогших экспериментатора нашли выход из положения: ткань, из которой делают плащ-тенты и маскировочные десантные комбинезоны, пропускает воздух, но не воду.

На закате большая часть моей армии наконец отоспалась и выбралась из палаток. Мы с Алексом, уже одетые, планомерно уничтожали результат многих веков технологической цивилизации: никогда не рвущуюся веревку, которую, тем не менее, довольно легко можно разрезать десантным ножом. Но не любым, а только таким, который сделан той же фирмой, что и веревка: какая-то очень сложная химия.

— Присоединяйтесь, синьоры, — предложил я, — нам понадобятся дыхательные трубки.

— Ты проиграл мне свой «десантник»! — радостно заявил Ари Берну.

Берн вытащил из кармана нож и протянул его победителю. Ари перевел взгляд на несчастное лицо проигравшего, забрал нож и протянул в обмен свой.

— Зачем мне два «десантника»? — смущенно пробормотал он.

Берн просиял. Ребята сдавленно засмеялись.

— А что такое? — заинтересовался я.

— Мы поспорили. Я сказал, что ты придумаешь что-нибудь эдакое, а Берн — что нам придется атаковать «дельфинов» в лоб.

— Приятно, когда твоя армия верит в твои способности, — проворчал я, стараясь не показать, как польщен на самом деле. — Ну, значит, так тому и быть: Берн будет демонстрировать лобовую атаку, а ты, Ари, мерзнуть под водой.

— А я? — спросил Крис. Кажется, он испугался, что оставлю его в лагере.

— Это еще почти шутка, — ответил я серьезно. — Я пока не придумал в подробностях, что мы будем делать. Но сделаем мы это завтра на закате, так что ты успеешь «вылечиться», — успокоил я Криса. — Утром потренируемся как следует… Э-э, этот план очень хрупкий, — попытался объяснить я, — он легко может сорваться из-за какой-нибудь мелкой случайности.

Крис понимающе кивнул. Я оторвался от своего занятия и решительно поднял голову:

— Я не похвалил вас, ребята, сегодня. Вы все молодцы! — Вот черт, почему так сложно сказать человеку что-нибудь приятное? И слов почти нет подходящих. Не могу же я всерьез заявить, что они герои: — Это не настоящая война, и никому из нас не грозит ничего страшнее нескольких синяков и ссадин. Хотя во время боя об этом забываешь.

Мои лейтенанты смутились так же сильно, как и я сам. Выслушивать похвалу тоже сложно. Но и не хвалить их нельзя. У Скандиано только двое приятелей сволочи, а остальные ребята такие же нормальные, как мои, и что? Армия, которая не хочет воевать. Четырнадцатилетние мальчишки, которые не хотят играть в войну. Этого просто не может быть. И тем не менее есть.

Я прервал неловкое молчание:

— Алекс, нам понадобится полная тайна, чтобы ни один «дельфин» к нам завтра близко не подобрался.

— Дашь мне одну роту — сделаем, — обещал Алекс.

— Дам, — согласился я. — А сколько ты насчитал ребят у Джорджо? Я понимаю, что должен был поинтересоваться первым делом, а ты первым делом сказать. Но ладно уж.

— Я видел десятерых, плюс двое раненных в ноги, потому что их волокли. Да, и еще, он тоже сделал лагерь-приманку, ну там, где у него костер горел вчера. Только, похоже, никто не клюнул.

— Ясно, — кивнул я и посмотрел на своих бойцов. — А что, если мы разожжем костер?

Совсем новенький узкий серп Эрато как раз убрался за горизонт, и стало совсем темно.

— Кто не разрешил Лео взять гитару? — поинтересовался Алекс.

— Ну я, — признал я свою вину. — Кто ж знал, что выпадет такой вечер.

— Тогда расскажите, как вы воевали под Мачератой! — попросил Берн. — Только подробно, а не как ты у Ловере: «Ну компас не работал, ну бластер стрелял, ну карта была», — передразнил он меня.

— Я понял, чего я не умею, — печально признался я, — внушать подчиненным священный трепет.

— Возьми пару уроков у Скандиано, если, конечно, хочешь проиграть следующую войну, — ехидно предложи мне Алекс. — Слышал, как он орал, еще перед игрой?

— Угу. Его поражение было предрешено уже тогда, — я огляделся по сторонам и обнаружил, что таки умею внушать священный трепет: рядовые солдаты моей армии стояли или сидели в отдалении и не решались приблизиться своему командиру.

Ну вот. Этого мне только не хватало. Я приглашающе помахал руками:

— Идите сюда, ребята, не торчите в стороне.

Тихий летний вечер прошел в воспоминаниях. Я ломал тонкие веточки и кидал их в костер, рядом Алекс, иногда с юмором, иногда очень серьезно, рассказывал о нашей партизанской эпопее. Лео время от времени вмешивался, дабы уточнить, что не такие уж мы герои. Смена караула прошла дисциплинированно, но под громкие недовольные стоны: когда же мы это еще услышим? Однако Гвидо, раненный под Мачератой храбрец, был непоколебим: лагерь надо охранять. Под конец чересчур честный командир разведроты рассказал, как он ходил в последнюю разведку и как мы ругали его после этого. «А если вы полезете на рожон, он вас вообще убьет!» — закончил Алекс свой рассказ суровой моралью.

— Ага, — подтвердил я. — Всё, отбой по гарнизону. Гвидо, по-моему, ты как-то маловато спал, — заметил я начальнику штаба.

— Четыре часа, — ответил очень удивленный моей заботой братишка. — А что? Нормально. И сейчас посплю до следующей смены караула. Еще целый час.

Я покачал головой:

— Ну смотри! Чтоб завтра был бодр и свеж. Ты еще и стрелок, не забыл?

— Нет, — улыбнулся Гвидо.

— Алекс, — позвал я.

— Ау, — откликнулся тот.

— Мы все встаем в семь, а вот один из твоих ребят — в пять. И идет наблюдать за Джорджо. И это будешь не ты.

— Тогда Марко? — ответил Алекс с вопросительной интонацией.

— Это твое дело.

— Э-э-э, а что тебе не нравится?

— Всё нравится. Я сказал именно то, что имел в виду: это твое дело.

— Понял. Меня тихо и незаметно высекли за попытку переложить на других свою ответственность.

— Мне вот что непонятно, — задумчиво проговорил я, — почему мы играем в войну не всё время? Все так резко повзрослели и поумнели. Я просто чувствую заливающуюся в меня из космоса мудрость.

— Э-э-э, «война — это та же жизнь, только гораздо быстрее».

— Здорово! — восхитился я. — Сам придумал?

— Не-а, прочитал где-то.