Император Пограничья 9

Глава 8

Я помог промокшему Илье забраться в машину, усаживаясь рядом с ним на заднее сиденье. Полина устроилась с другой стороны, а Коршунов занял место впереди, рядом с Безбородко. Гаврила забрался в грузовой отсек, освободив место спереди.

— Рассказывай подробнее, что случилось, — попросил я, доставая из кармана платок и протягивая его Бутурлину.

Илья принял платок с благодарностью, вытирая мокрые волосы и лицо.

— Сегодня утром, часов в десять, к нам в дом явились… — он поморщился, словно от зубной боли. — Двоюродный брат отца, Сергей Михайлович, со своей супругой Аделаидой Карловной. Приехали из Твери, якобы выразить соболезнования.

— Якобы? — уточнил я.

— Прохор, ты бы видел их лица! — Илья сжал кулаки. — Они едва скрывали радость. Прошло всего два дня со смерти родителей, ещё даже не было похорон, а эти… эти стервятники уже делят наследство!

Полина всплеснула руками:

— Какой ужас! Неужели люди могут быть настолько бессердечными?

— Могут, — мрачно подтвердил я. — А что за отношения были у твоего отца с этой роднёй?

Илья покачал головой:

— Плохие. Очень плохие. Отец никогда не рассказывал подробностей, но я знаю, что они не общались лет пятнадцать. Мы никогда не ездили в Тверь, и они к нам не приезжали. До сегодняшнего дня.

— И что они делают в доме?

— Всё! — в голосе юноши прорвалось отчаяние. — Распоряжаются слугами, как будто уже хозяева. Аделаида Карловна заперлась в кабинете отца с документами. Сергей Михайлович ходит по дому, оценивающе разглядывает картины и мебель. Они даже дворецкому приказали подготовить для них лучшие гостевые покои!

— Боже мой! — охнула Полина. — Это же форменное нахальство!

Я нахмурился, обдумывая ситуацию.

— Илья, твой отец владел табачными фабриками, насколько я помню?

— Да, три фабрики плюс сеть табачных лавок по всему Содружеству. Ещё у нас есть плантации махорки в Черниговском княжестве и контракты с заморскими поставщиками настоящего табака. Отец… — голос его дрогнул, — отец очень гордился тем, что смог наладить поставки виргинского табака в обход монополии Ломбардской лиги.

— Солидный бизнес, — кивнул я. — Есть что делить. Скажи, а завещание отец оставил?

Илья беспомощно развёл руками:

— Понятия не имею! Мы с Лизой были… мы просто не могли ни о чём думать после того, что произошло. Разбирали мусор, вывозили обломки дома… Я даже не вспомнил про семейного юриста. А теперь эти твари роются в бумагах отца!

— Почему они вообще решили, что имеют шансы на наследство? — спросил я. — Вы с Елизаветой — прямые наследники.

— В том-то и дело, — Илья опустил голову. — Нам обоим восемнадцать исполнится только через полгода. До совершеннолетия мы не можем полноценно распоряжаться имуществом. Нужен опекун из числа родственников.

— Вот оно что, — протянул я. — Теперь картина проясняется. Илья, я должен спросить прямо: ты боишься за свою жизнь? За жизнь сестры?

Юноша удивлённо посмотрел на меня:

— Что? Нет, конечно! Они же всё-таки родня…

Я мрачно хмыкнул:

— Друг мой, ты хоть представляешь, сколько крови пролилось в этом мире из-за наследства? Родные братья убивали друг друга за власть и золото. А уж двоюродная родня, с которой не общались пятнадцать лет…

Полина побледнела:

— Прохор, думаешь, они способны на… на убийство?

— Я думаю, что к любой угрозе нужно относиться серьёзно, — жёстко ответил я и повернулся к водителю. — Степан, поезжай к особняку Бутурлиных. Быстро, но без нарушений.

— Будет сделано, Ваше Сиятельство, — ответил Безбородко трогаясь с места.

Я посмотрел на Коршунова:

— Родион, мне нужна информация об этих тверских родственниках. Всё, что сможешь выяснить — их финансовое положение, связи, репутацию.

— Займусь немедленно, — кивнул начальник разведки. — У меня есть контакты в Твери.

— Отлично. Степан, довези его вначале до дома.

Через десять минут, когда машина затормозила, Коршунов быстро выскочил под дождь, по привычке слегка прихрамывая на только что исцелённую ногу, но двигаясь с завидной для бывшего калеки скоростью. Я проводил его взглядом — хороший человек, надёжный. Такие на дороге не валяются.

Гаврила занял освободившееся место, проверив боезапас пары пистолетов в наплечных кобурах. Парень за последние месяцы заметно возмужал, превратившись из деревенского охотника в профессионального бойца.

— В особняк Бутурлиных, — повторил я, и машина тронулась с места.

За окном мелькали огни вечернего Сергиева Посада. Дождь усиливался, барабаня по крыше автомобиля. Я обдумывал предстоящую встречу с алчной роднёй. Если мои подозрения верны, эти тверские родственники не остановятся ни перед чем ради богатого наследства. А значит, действовать нужно быстро и решительно.

Пока машина катила по мокрым улицам Сергиева Посада, я достал из кармана магофон и набрал номер Ярославы. Княжна ответила после второго гудка.

— Засекина слушает, — её голос звучал по-деловому сухо.

— Ярослава, это Прохор. У меня к тебе вопрос об одном гусе.

— О ком конкретно? — в трубке послышался шелест бумаг.

— Сергей Михайлович Бутурлин. Двоюродный брат покойного графа Николая Константиновича.

На том конце повисла пауза, затем княжна негромко выругалась.

— Этот упырь здесь, в Сергиевом Посаде? — в её голосе прорезались стальные нотки.

— Приехал выражать соболезнования. Уже хозяйничает в чужом доме.

— Ясно. Слушай внимательно, Прохор. В Твери у Сергея Михайловича репутация… скажем так, специфическая. В лицо ему этого никто не скажет — связи у него обширные. Но за глаза называют не иначе как «Кровопийцей».

— Вот как?.. С чем это связано?

— В основном криминал, но не только. Ростовщичество под драконовские проценты, скупка долгов, выбивание имущества через подставные суды. Поговаривают, что несколько его должников покончили с собой при странных обстоятельствах. А пару лет назад его конкурент по бизнесу сгорел в собственном доме вместе с семьёй. Поджог так и не доказали.

Я покосился на побледневшего Илью, сидевшего рядом.

— Спасибо за информацию, Ярослава. Ты мне очень помогла.

— Всегда пожалуйста, — в голосе княжны появились шутливые нотки. — Кстати, раз уж ты позвонил… Когда мне ждать обещанный танец? На княжеское торжество ты взял графиню Белозёрову, а я так и осталась с носом.

Я невольно улыбнулся. Даже в такой ситуации Засекина умудрялась сохранять боевой дух.

— Что-нибудь придумаю. За мной не заржавеет.

— Держу тебя за слово, воевода. Ах прошу прощения, маркграф! И будь осторожен с этим Сергеем. Он из тех, кто бьёт исподтишка.

Попрощавшись, я убрал магофон в карман. Машина как раз сворачивала к воротам особняка Бутурлиных — внушительному трёхэтажному зданию в стиле позднего классицизма с колоннами и лепниной. Если бы не разрушенная боковая стена, смотрелось бы совсем замечательно.

— Стоять! — окрикнул нас охранник у ворот. — Велено никого не пускать!

Илья высунулся из окна:

— Ты что, Прокофий, меня не узнаёшь? Открывай немедленно!

Охранник замялся:

— Илья Николаевич, простите, но господин Сергей Михайлович строго-настрого…

— Плевать я хотел на его приказы! — рявкнул юноша с такой яростью, что стражник попятился. — Это дом моего отца, а не его! Открывай, или завтра же будешь искать новую работу!

Ворота поспешно распахнулись. Когда машина въехала во двор, Илья повернулся ко мне и беспомощно развёл руками:

— Видишь? Вот так всё и начинается. Персонал уже не слушается прямых наследников. Ещё немного — и нас вообще на порог не пустят.

Степан остановил автомобиль у парадного входа. Я вышел первым, помогая Полине и Илье. Гаврилу попросил на всякий случай подождать в машине. Не то чтобы я верил, что нам тайком проколют колёса, но…

Едва мы вошли в просторный холл с мраморной лестницей, как навстречу выпорхнула дама лет пятидесяти в безвкусно пышном платье. Лицо её было бы заурядным, если бы не хищное выражение маленьких глазок, тонкие губы, сложенные в подобие улыбки, и мышиные светлые волосы.

— Кто вы такие? — пронзительный голос резанул по ушам. — Илья, зачем ты привёл посторонних? Мы же договорились — никаких визитёров в траурные дни!

— Мы ни о чём не договаривались, тётя Аделаида, — холодно ответил Бутурлин. — Это мои друзья.

Я слегка поклонился:

— Маркграф Прохор Платонов. Друг семьи Бутурлиных. А это графиня Полина Белозёрова.

Аделаида Карловна смерила нас оценивающим взглядом, словно прикидывая, можно ли нас использовать или следует избавиться.

— Сергей! — пронзительно крикнула она. — Сергей, иди сюда немедленно!

Через минуту из боковой двери появился мужчина лет пятидесяти пяти — полный, с редеющими волосами, зачёсанными на лысину. Маленькие глазки на одутловатом лице настороженно забегали, когда он увидел меня.

— Что вам здесь нужно? — спросил он без предисловий.

Я выдержал его взгляд:

— Забавно. Я мог бы задать вам тот же вопрос. Насколько мне известно, вы не бывали в этом доме последние пятнадцать лет. А теперь вдруг решили навестить родственников. Как… трогательно.

Лицо Сергея Михайловича начало багроветь:

— Я не позволю разговаривать со мной в подобном тоне в моём собственном доме!

— Это не ваш дом! — взорвался Илья.

— Молчать, щенок! — рявкнул дядя. — Пока ты не достиг совершеннолетия, твоё мнение здесь ничего не значит! Научись уважать старших!

Сергей повернулся ко мне:

— А вам, молодой человек, советую покинуть этот дом. Ваше Благородие явно не понимает, с кем имеет дело.

— Ваше Сиятельство, — поправил я с лёгкой улыбкой.

— Что?

— Ко мне следует обращаться «Ваше Сиятельство». Я маркграф Угрюмский. Так что давайте соблюдать приличия.

Бутурлин-старший скрипнул зубами так громко, что это услышали все присутствующие.

В этот момент из-за лестницы появился пожилой дворецкий в безупречной ливрее:

— Может, господа желают кофе? Или чаю?

— Гости здесь надолго не задержатся, — процедил Сергей.

— О, вы абсолютно правы, — кивнул я. — Гости действительно надолго не задержатся.

На шум сверху по лестнице сбежала Елизавета. Девушка выглядела измождённой — покрасневшие глаза, бледное лицо, растрёпанные волосы.

— Прохор! — она бросилась ко мне. — Слава богу, ты пришёл!

— Немедленно вернись в свою комнату! — приказал Сергей. — Охрана! — крикнул он, когда Лиза не пошевелилась. — Охрана, ко мне!

Я сделал шаг вперёд. Что-то во мне изменилось. Просто моё терпение лопнуло, словно переключился невидимый рычаг. Воздух в холле стал плотным, тяжёлым. Хрустальная люстра зазвенела от невидимого напряжения.

— Слушайте меня внимательно, — мой голос прозвучал негромко, но в нём была такая сила, что все замерли. — Вы сейчас же покинете этот дом. Быстро. Бегом. И не смейте приближаться к нему ближе чем на сто метров.

Императорская воля обрушилась на тверских родственников как молот. Аделаида Карловна взвизгнула, схватила мужа за руку, и они бросились к выходу с такой прытью, словно за ними гнались все демоны преисподней. Дверь хлопнула, и через окно было видно, как две фигуры несутся под дождём прочь от особняка, спотыкаясь и толкая друг друга.

Дворецкий озадаченно почесал седую голову:

— Хм, удивительно. Обычно от моего кофе убегают только после того, как попробуют…

Все выдохнули разом. Напряжение спало.

— Наверх, — позвала Лиза. — Пожалуйста, нам нужно поговорить.

Мы поднялись на второй этаж и устроились в уютной гостиной с камином. Дворецкий, невозмутимый как истинный профессионал, принёс поднос с кофейником и тарелку пирожных.

Когда он удалился, я посмотрел на осиротевших детей. Илья сидел, обняв сестру за плечи. Оба выглядели потерянными, словно корабли без якоря в бушующем море.

— Я знаю, что никакие слова не вернут ваших родителей, — начал я, вспоминая совет Виктории Горчаковой. — Но я хочу, чтобы вы знали: я дорожил дружбой с вашим отцом. Николай Константинович был достойнейшим человеком, и его смерть — огромная потеря для всех нас.

Елизавета всхлипнула, утирая слёзы кружевным платочком.

— Вы не одни, — продолжил я. — Обещаю присмотреть за вами. Никакие стервятники больше не посмеют причинить вам вред. Ни тверские родственники, ни кто-либо ещё.

— Спасибо, — прошептал Илья. — Отец… отец говорил, что на вас можно положиться. Что вы человек слова.

— Мы просто не знали, что делать, — добавила Лиза, прижимаясь к брату. — Когда они приехали, начали командовать… А мы даже возразить не могли. Словно оцепенели от горя.

Полина села рядом с девушкой, обняв её:

— Это нормально, милая. Горе парализует. Но теперь всё будет хорошо. Прохор о вас позаботится.

Следующий час мы провели в тихой беседе. Илья вспоминал, как отец учил его фехтованию, а Лиза — как мать пела ей колыбельные на французском языке. Слёзы текли свободно, но это были уже не слёзы отчаяния, а слёзы очищения.

Наконец, когда эмоции немного улеглись, я перешёл к практическим вопросам:

— Мне нужны контакты вашего семейного юриста. Выясню, какие у нас есть законные способы оградить вас от притязаний родни.

— Стригайлов Борис Петрович, — ответил Илья. — У отца в кабинете должна быть его карточка. Он ведёт дела нашей семьи уже двадцать лет.

— Отлично. Завтра же с ним побеседую.

— Я предупрежу его о твоё звонке.

— А я знаю одно верное средство избавиться от назойливой родни, — мрачно пошутила Полина. — Навсегда.

Я покосился на неё:

— Графиня, я определённо плохо на вас влияю.

Девушка фыркнула:

— Наоборот, Ваше Сиятельство, — с иронией заметила она, — это вы слишком мягкий. Я бы этих подлецов… — она осеклась, вспомнив о присутствии Лизы.

Мы пробыли в особняке ещё около часа, убедившись, что с молодыми Бутурлиными всё в порядке. Я попросил звонить при малейшей необходимости.

Когда мы вернулись в гостиницу, было уже за полночь. Дождь прекратился, оставив после себя блестящие лужи и свежий запах мокрой листвы.

— Спасибо, — сказала Полина, когда мы поднимались по лестнице. — За то, что взял меня с собой. И за то, что помог им.

— Не за что. Спокойной ночи. Завтра будет трудный день.

В своём номере я долго не мог уснуть, обдумывая произошедшее. Тверские родственники отступили, но вряд ли сдадутся так просто.

Утро выдалось пасмурным. Я сидел в номере гостиницы «Троицкая», глядя на низкие серые облака за окном, когда зазвонил магофон. На экране высветился номер Коршунова.

— Доброе утро, Родион, — поздоровался я. — Есть новости?

— И вам не хворать, Ваше Сиятельство, — в голосе начальника разведки слышалась усталость человека, проработавшего всю ночь. — Информацию собрал. По Сергею Михайловичу Бутурлину картина… скажем так, неприглядная.

— Слушаю.

— Мои источники в Твери подтверждают: у Бутурлина дурная репутация, связи с криминалом, но это только вершина айсберга. Ростовщичество — так, для прикрытия. Основной доход идёт от наркоторговли.

Я выпрямился в кресле.

— Наркотики?

— «Чёрная зыбь», — мрачно подтвердил Коршунов. — Тот самый дурман на основе Реликтов, что распространял в нашем городе покойный Кабан. Помните его, надеюсь?

Ещё бы мне не помнить. Я лично отправил эту мразь на тот свет вместе с его подручными.

— Значит, связи идут через Восточный каганат? — уточнил я, вспоминая допрос Дорофея Савина.

— Именно. Позвольте небольшую вводную, — Родион откашлялся. — Восточный каганат — это такая помойка на юге от Иркутска. Земель у них немного, зато грязи хватает на всё Содружество. Там правят не князья или бояре, а криминальные авторитеты, продажные чиновники и промышленники без совести. Мой информатор, бывший профессор, назвал это… как же… клептократией. Власть воров, если по-простому.

— И Сергей Бутурлин с ними работает?

— Не просто работает. Он один из основных каналов поставки «Чёрной зыби» в центральные княжества. После смерти Кабана тверская ветка взяла на себя часть его маршрутов. Деньги огромные, связи — до самого верха.

Я потёр переносицу, обдумывая услышанное. Ситуация оказывалась хуже, чем я предполагал.

— Что ещё?

— Тверские Бутурлины юридически очень подкованы, — предупредил Коршунов. — У них целая свора адвокатов, связи в судах, договорённости с чиновниками. Если полезут через закон — будут биться до последнего. Держите ухо востро, Ваше Сиятельство.

— Спасибо за предупреждение, Родион. Отличная работа.

Отключив магофон, я откинулся в кресле и закрыл глаза. Картина становилась всё яснее, и от этого понимания делалось тошно. Сергей Бутурлин добивался опеки не из родственных чувств — ему нужна была законная власть над племянниками и их наследством. И за полгода до совершеннолетия Ильи могло произойти очень многое. Либо «любимые» племянники «добровольно» решат переписать семейный бизнес на заботливого дядю, либо внезапно и трагически погибнут в каком-нибудь несчастном случае. А тогда и делиться наследством не придётся вовсе.

Наркоторговец с криминальными связями, добивающийся опеки над богатыми сиротами. Какие тут могли быть сомнения в его намерениях?..

Завершив разговор, я набрал номер семейного юриста Бутурлиных. Трубку взяли после третьего гудка.

— Юридическая контора «Стригайлов и партнёры», — прозвучал сухой мужской голос.

— Борис Петрович? Это маркграф Платонов. Мне нужна консультация по делам семьи Бутурлиных.

— А, Ваше Сиятельство, — в голосе юриста появились тёплые нотки. — Илья Николаевич предупредил о вашем звонке. Чем могу быть полезен?

— Вопрос об опекунстве. Могут ли дети вступить в управление семейным имуществом до совершеннолетия?

Стригайлов вздохнул:

— Увы, закон в этом вопросе непреклонен. До достижения восемнадцати лет наследники не могут самостоятельно распоряжаться имуществом. Требуется опекун из числа совершеннолетних родственников. Опекун получает право пользоваться имуществом, но не владеть или распоряжаться им — не может продавать, закладывать, дарить.

— А завещание покойного графа?

— Завещание составлено и заверено должным образом. Один экземпляр хранится у меня, второй — в банковской ячейке Имперского Коммерческого Банка. В нём чётко прописано, что всё имущество переходит детям в равных долях. Но это не отменяет необходимости опекунства до совершеннолетия.

— Понятно. Благодарю за разъяснения, Борис Петрович.

— Всегда к вашим услугам, Ваше Сиятельство. Если понадобится помощь в суде — обращайтесь.

Следующий звонок — Трофимову. Помощник князя выслушал мой рассказ о ситуации с Бутурлиными и взял паузу для консультации с Оболенским. Через полчаса он перезвонил.

— Прохор Игнатьевич, — голос Владимира звучал дипломатично-вежливо, что не предвещало ничего хорошего. — Боюсь, в данный момент Его Светлость не может вмешаться в семейные дела Бутурлиных.

— Но ведь речь идёт о защите несовершеннолетних от алчной родни!

— Понимаю вашу озабоченность. Однако у князя сейчас… как бы это сказать… более масштабные проблемы. Южные районы города всё ещё восстанавливаются после прорыва Бездушных. Идёт реформа органов власти — приходится вычищать коррупционеров из всех управлений. Знатные семьи, потерявшие тёплые местечки, интригуют и жалуются в канцелярию. А тут ещё акт агрессии со стороны Владимира, с которым нужно что-то решать…

Я стиснул зубы, но промолчал. Трофимов был прав — для князя проблемы двух сирот действительно выглядели мелочью на фоне угрозы полномасштабной войны.

— Благодарю за честный ответ, Владимир Сергеевич.

— Удачи вам, Ваше Сиятельство. И будьте осторожны — тверские Бутурлины опасные противники.

Весь день я помогал Илье и Елизавете организовывать похороны. Взял на себя переговоры с похоронным бюро, заказ венков, оповещение родственников и друзей семьи. Церемония прошла достойно — множество людей пришло проститься с графом и графиней. Князь Оболенский прислал представителя с соболезнованиями.

Проблемы начались на следующее утро. Первым о них сообщил Родион:

— Ваше Сиятельство, у нас неприятности. Сергей Бутурлин подал официальную жалобу в княжескую канцелярию. Обвиняет вас в применении запрещённой ментальной магии против мирных граждан.

— Что за чушь? — я поморщился.

— Утверждает, что вы принудили его и супругу против воли покинуть дом родственников, используя ментальное воздействие. Требует расследования и компенсации за моральный ущерб.

Не успел я переварить эту новость, как в дверь постучала Полина.

— Перезвоню, — отозвался я и положил трубку.

— Прохор, ты видел, что творится в Эфирнете? — графиня выглядела встревоженной.

Она протянула мне свой магофон. На экране красовалась статья с кричащим заголовком: «Скандал в высшем свете! Маркграф-выскочка охотится за наследством Бутурлиных!»

Я пробежал глазами по тексту. Анонимный автор живописал, как я «втёрся в доверие к несовершеннолетним сиротам», «выгнал законных родственников» и теперь планирую «прибрать к рукам табачную империю покойного графа».

— Мрази, — выругался я. — А это ещё что?

Полина перелистнула на следующую статью. Там обсуждалось «неподобающее поведение» Елизаветы Бутурлиной, которая «проводит слишком много времени наедине с маркграфом Платоновым». Намёки были настолько грязными, что у меня сжались кулаки.

Н-да, началось в остроге утро…