Император Пограничья 9

Глава 7

Я выдержал долгую паузу, а затем продолжив, смягчив тон:

— Жителям Владимирского княжества я хочу сказать: это не объявление войны. Это провозглашение независимости тех, кого ваши правители бросили на произвол судьбы. Мы по-прежнему готовы к мирной торговле, к добрососедским отношениям, но мы больше не будем платить дань тем, кто не считает нужным выполнять свои обязательства. Это последствия решений вашего собственного князя.

В финале я подался на локтях вперёд, к магофону:

— А новому правителю Владимира, графу Сабурову, я хочу напомнить: те, кто приходят к власти через кровь, редко удерживают её надолго. Берегитесь собственных союзников, граф. Они могут оказаться столь же… решительными, как и вы.

Я кивнул Полине, и она выключила запись. В зале повисла тишина.

— Прохор… — девушка смотрела на меня широко раскрытыми глазами. — Ты понимаешь, что только что сделал? Это же… это же открытый вызов!

— Давно пора, — спокойно ответил я. — Выкладывай всё в Эфирнет. И убедись, что копии попадут во все крупные издания. Не забудь отправить копию моему кузену, ладно?

Пока Полина загружала материалы, я думал о последствиях. Сабуров будет в ярости — его попытка использовать меня обернулась публичным унижением. Но что он может сделать? Послать войска? В его шатком положении это самоубийство. Объявить меня изменником? Я уже фактически отрёкся от Владимира.

— Готово! — объявила Полина. — Уже пошли первые просмотры… Ого! Сотня за минуту!

Я улыбнулся. Камень брошен. Теперь посмотрим, какие круги он вызовет на воде истории.

— Спасибо за помощь, — сказал я.

Полина вскочила и импульсивно обняла меня.

— Это тебе спасибо! За то, что не молчишь! За то, что защищаешь нас!

Она тут же смутилась своего порыва и отступила, залившись румянцем.

— Я… я пойду отслеживать реакцию публики, хорошо?

— Конечно, не буду больше тебя задерживать.

Я откинулся в кресле, размышляя о произошедшем.

Моё решение о разрыве с Владимиром было принято, слова сказаны, мосты сожжены. Но это служило лишь закономерным итогом более ранних событий сегодняшнего дня. Настоящее решение судьбы Угрюма произошло несколько часов назад, в рабочем кабинете князя Оболенского…

Двумя часами ранее

Массивные двери кабинета закрылись за спиной Трофимова, оставив нас с князем наедине. Матвей Филатович выглядел усталым — под глазами залегли тени, а на лысой голове проступила еле заметная щетина. Впрочем, после дня, проведённого в сражениях с Бездушными и последующей зачистке города, это было неудивительно.

— Присаживайтесь, боярин, — князь указал на одно из двух кресел сбоку от своего рабочего стола. — Нам есть что обсудить.

Я опустился в предложенное кресло, отметив, что Оболенский не стал садиться за стол, демонстрируя превосходство, а занял соседнее кресло — признак разговора равного с равным. Или, по крайней мере, жест искреннего расположения.

— Прежде всего, — начал князь, сцепив пальцы в замок, — позвольте ещё раз выразить благодарность. Без вашего своевременного вмешательства город, может, и не был бы потерян, но число жертв исчислялось бы тысячами. И дело не только в бое у пролома или восстановлении крепостной стены. Раскрытие агентурной сети… — он покачал головой. — Страшно представить, что могло произойти, останься эти предатели на свободе.

— Я защищал своих людей, Ваша Светлость. Персонал моих магазинов и другие мои подчинённые находились в городе.

— Не скромничайте, — Матвей Филатович слегка улыбнулся. — Вы могли просто вывезти своих и укрыться в Угрюме. Вместо этого рискнули жизнью ради чужого города. Это достойно уважения. И награды.

Князь сложил руки на столе, его взгляд стал торжественным.

— Как и обещал, за проявленную доблесть при обороне Сергиева Посада и спасение жизней его граждан представлю вас к Ордену Святого Владимира 1-й степени. Церемония награждения всех отличившихся защитников города состоится послезавтра во дворце.

Я склонил голову в знак признательности. Орден Святого Владимира — это не просто награда, это признание заслуг на уровне всего Содружества. Его носитель автоматически вызывает почтение даже у совершенно незнакомых людей. Купцы предложат лучшие условия сделок, стражники будут салютовать при встрече, а аристократы, прежде смотревшие свысока, посмотрят с бо́льшим уважением. Это своего рода универсальная рекомендация, открывающая двери, которые иначе остались бы закрытыми.

— Благодарю, Ваша Светлость. Для меня честь.

Я решил, что пора переходить к главному вопросу.

— Ваша Светлость, помнится, я упоминал вам о планах превратить Угрюм в Марку. Рад сообщить, что все формальные требования выполнены.

Матвей Филатович заинтересованно подался вперёд.

— Вот как? Расскажите подробнее.

— Угрюм официально получил статус острога — спокойно ответил я. — Численность населения превышает необходимый минимум. Гарнизон укомплектован. Школа и больница построены и функционируют. Налоги выплачены досрочно и в полном объёме.

— Владимирской канцелярии, — уточнил князь, и в его голосе прозвучала ирония.

— Именно так. Формально Угрюм всё ещё находится под юрисдикцией Владимира.

Оболенский откинулся в кресле, разглядывая меня внимательным взглядом.

— И вы полагаете, что князь Веретинский, признает ваши притязания на титул маркграфа?

— Мы оба знаем ответ на этот вопрос, Ваша Светлость.

— Да, знаем… — согласился князь. — Особенно после текущей… неприятной истории с диверсией в моём городе. Благодаря вашей информации мы знаем, что за этим стоит Владимир.

Я кивнул. Собеседник же продолжил размеренным тоном, за которым пряталась глухая ярость:

— Веретинский зашёл слишком далеко. Если бы не ваше расследование, последствия могли быть катастрофическими.

— Это даёт вам серьёзные основания для претензий к Владимиру, — заметил я.

— Более чем серьёзные, — подтвердил Оболенский. — Диверсия на территории моего княжества — это фактически акт войны. Я был бы в своём праве обрушить снаряды и магию на столицу вражеского княжества…

«…но делать этого не стану». Именно такой текст остался неозвученным.

В кабинете повисла тишина.

— Знаете, боярин, — продолжил князь после паузы, — мне всегда казалось несправедливым, что такой стратегически важный пункт, как Угрюм, фактически брошен Владимиром на произвол судьбы. Да, географически вы ближе к ним, но что толку от близости, если они отказались защищать вас во время Гона?

Похоже, свои информаторы в городе оппонента были не только у Веретинского…

— Ваше поселение охраняет торговые пути между нашими княжествами, и мы в Сергиевом Посаде это ценим. Да, формально вы их вассал, но фактически? Вы торгуете через наши рынки, ваши люди лечатся в наших больницах, даже священника вам прислали из нашей Лавры. Владимир относится к вам как к обузе, а не стратегически важному форпосту. Логично было бы…

— Перейти под вашу юрисдикцию? — закончил я.

— Именно. Как автономная Марка, разумеется. Со всеми вытекающими правами и привилегиями.

В душе я улыбнулся, но внешне сохранил спокойное выражение лица. Это было именно то, на что я рассчитывал.

— Владимир не признает такого решения, — хмыкнул я.

— А кто будет спрашивать Владимир? — князь ответил мне своей собственной усмешкой. — После саботажа, устроенного их агентами в моём городе, они потеряли моральное право что-либо требовать. Более того, учитывая свой провал в нашем уничтожении, сомневаюсь, что Веретинский рискнёт и дальше открыто конфликтовать со мной. Его агентурная сеть раскрыта, диверсия не достигла цели, а у меня теперь есть документальные доказательства его вероломства. Стоит мне опубликовал протоколы допросов, и Владимир окажется в полной изоляции. Даже безумец поймёт, что продолжать открытое противостояние в такой ситуации равносильно самоубийству

Я задумался. Предложение было щедрым, но в политике не бывает бесплатных подарков.

— Что вы хотите взамен, Ваша Светлость?

Матвей Филатович одобрительно кивнул, оценив мою прямоту.

— Умный вопрос. Во-первых, верность. Не слепое подчинение, но готовность поддержать Сергиев Посад в случае конфликта. Полагаю, с этим проблем не возникнет. Вы уже не раз доказывали, что на вас можно положиться. Во-вторых, торговые преференции. Реликты и Эссенция из Пограничья должны в приоритетном порядке проходить через наши рынки. В-третьих… — он сделал паузу и на его губах возникла невинная улыбка, — тот меч из Сумеречной стали, что вы мне обещали. Сами видели, дедушкин фламберг уже порядком затупился. Стоит сменить его на что-то помощнее.

— Меч будет готов в ближайшие дни, — заверил я. — Что касается остального — условия приемлемые.

— Отлично. Тогда решение принято — Угрюм переходит под покровительство Сергиева Посада как автономная Марка. А вы, Прохор Игнатьевич, получите титул маркграфа.

Князь откинулся в кресле, довольный достигнутым соглашением.

— Официальная церемония состоится одновременно с вручением орденов. Там же будет публично объявлено о вашем титуле. Это придаст событию должный вес.

— Благодарю за доверие, Ваша Светлость. Постараюсь оправдать.

— Уверен, что оправдаете, — Оболенский протянул руку для рукопожатия. — Добро пожаловать под знамёна Сергиева Посада, будущий маркграф Платонов.

Мы пожали руки, скрепляя соглашение.

— Ваша Светлость, — заметил я, — считаю необходимым предупредить. Я планирую в ближайшее время записать обращение для Эфирнета с официальным заявлением о разрыве вассальных отношений с Владимиром и переходе под ваше покровительство.

Князь приподнял бровь.

— Так быстро? Не хотите дождаться официальной церемонии?

— У меня есть документальные доказательства коррупции владимирских чиновников — требования взяток за защиту во время Гона, отказы в помощи Пограничью. Хочу обнародовать всё это вместе с объявлением о переходе. Пусть вся страна увидит истинное лицо Веретинского и поймёт причины моего решения.

— Хитро, — одобрительно кивнул Оболенский. — Вы не просто уходите, но и наносите репутационный удар. Правильно, нужно ковать железо, пока горячо… Действуйте.

Следующие несколько минут обсуждали технические детали — размер податей, права и обязанности, процедуру официального объявления. Когда основные вопросы были решены, я поднялся, готовясь уходить.

У самых дверей я остановился и обернулся.

— Ваша Светлость, есть ещё один вопрос. Касается Родиона Коршунова.

— Вашего человека? Да, Трофимов докладывал о его участии в поимке агентов. Весьма эффективная работа.

— Именно. Человек проявил себя наилучшим образом. Было бы справедливо отметить и его заслуги.

Князь прищурился.

— И что именно вы имеете в виду?

Я озвучил свою просьбу. Князь выслушал, помолчал несколько секунд, обдумывая, затем кивнул.

— Конечно, это возможно.

— Благодарю, Ваша Светлость.

Я вышел из кабинета с ощущением, что только что изменил ход собственной судьбы и всей современной истории. Владимир потерял Угрюм, а я обрёл могущественного союзника и новый статус.

Оставалось только объявить об этом всему Содружеству.

Два дня спустя

Парадная лестница княжеского дворца утопала в сиянии многочисленных светокамней. Я поднимался по мраморным ступеням, чувствуя на себе взгляды лакеев и стражников. Справа от меня шла Полина в изумрудном платье. Слева — Родион Коршунов в новеньком смокинге, купленном специально для сегодняшнего вечера. Мой начальник разведки заметно нервничал, постоянно поправляя галстук-бабочку.

— Проклятая удавка, — пробормотал он себе под нос. — В наружке было проще…

— Не дёргайся, — тихо посоветовала Полина. — Ты только сильнее затягиваешь узел.

В парадном зале уже собрался весь цвет Сергиева Посада. Дамы в роскошных платьях, господа во фраках и мундирах. Воздух звенел от перезвона бокалов и негромких разговоров. Стоило нам появиться, как многие головы повернулись в нашу сторону.

— Боярин Платонов! — первым подошёл какой-то пожилой купец с окладистой бородой. — Позвольте выразить восхищение вашей доблестью! Как вы умудрились восстановить стену? Это же невозможно!

— Ничего невозможного, — ответил я, стараясь быть вежливым. — Просто нужно было правильно распределить имеющийся материал.

— Но ведь тысячи тонн камня! — не унимался купец. — И всего за какие-то минуты!

— Потихоньку-потихоньку…

Следующий час превратился в череду похожих разговоров. Любопытные аристократы, купцы и промышленники окружали меня, засыпая вопросами о битве, о восстановлении стены, о моих планах. Я отвечал коротко, стараясь не вдаваться в подробности. Полина элегантно отвлекала особо назойливых, а Коршунов просто молча стоял рядом, создавая своим видом некий барьер.

Сквозь толпу ко мне пробиралась знакомая фигура в строгом тёмно-синем платье. Виктория Горчакова выглядела озабоченной, её обычно уверенное лицо было омрачено тревогой.

— Боярин Платонов, — она кивнула мне, затем Полине. — Графиня Белозёрова. Простите, что прерываю, но мне необходимо с вами поговорить.

— Конечно, Виктория Константиновна. Что-то случилось?

Она отвела меня чуть в сторону, понизив голос:

— Вы навещали Илью и Елизавету после… после того, что произошло?

Я почувствовал беспокойство.

— Нет. Не хотел навязываться. Подумал, им нужно время, чтобы… справиться с потерей, — ответил я.

Горчакова посмотрела на меня так, словно я сказал какую-то нелепость.

— Время? Боярин, им сейчас нужна поддержка близких людей, а не одиночество! Вы же были другом их семьи!

Я собрался ответить, но она перебила меня.

— Я не зря спросила, Прохор Игнатьевич. Вы отважный воин, но если б я знала вас хуже, подумала бы, что вы чёрствый сухарь. В такие моменты человеку необходимо знать, что он не один. Что есть те, кому не всё равно.

Её слова задели меня сильнее, чем она могла предположить. Я вспомнил, как сам переживал смерть Хильды. Как запирался в своих покоях, отгоняя всех, кто пытался утешить. Как нуждался в одиночестве, чтобы прожить эту боль, переварить её, принять. Только побыв наедине со своим горем, я смог вернуться ко двору и поддерживать маску нормальности. Мне было необходимо это уединение, эта возможность скорбеть без свидетелей.

И я, не задумываясь, решил, что Илье с Лизой нужно то же самое. Дал им то, что требовалось мне самому во время потери близкого человека — пространство и время. Но немудрено, что не все переживают утрату так, как я.

— Вы правы, — признал я. — Надеюсь, ещё не поздно это исправить.

Виктория обрадовалась:

— Лиза вчера спрашивала о вас. Думаю, ей было бы важно знать, что вы помните о них.

— Обязательно навещу их, — пообещал я.

В этот момент раздался звук фанфар. Церемония награждения начиналась.

Князь Оболенский стоял на возвышении в парадном мундире, увешанном орденами. Рядом — придворные и высшие офицеры. Трофимов держал бархатную подушку с наградами.

Первыми награждали простых солдат и младших офицеров. Каждый получал свою медаль или орден под аплодисменты зала. Я наблюдал за лицами этих людей — усталыми, но гордыми. Они заслужили признание.

— Боярин Прохор Игнатьевич Платонов! — наконец прозвучало моё имя.

Я поднялся на возвышение под взглядами сотен глаз. Князь смотрел на меня с лёгкой улыбкой.

— За проявленную доблесть при обороне Сергиева Посада, за спасение жизней граждан и восстановление городских укреплений награждается Орденом Святого Владимира первой степени!

Матвей Филатович взял с подушки тяжёлый золотой крест, покрытый красной эмалью с чёрной каймой. В центре на белом поле красовался вензель святого Владимира под княжеской короной. К кресту прилагалась широкая трёхполосная лента — чёрная по края и красная в центре, а также восьмиугольная звезда с девизом «Польза, честь и слава».

Князь собственноручно надел мне звезду на левую сторону груди и повесил ленту с крестом через плечо. Зал взорвался аплодисментами.

— Но это ещё не всё, — продолжил Оболенский, когда шум стих. — Недавние трагические события, при всей их тяжести, сделали нас сильнее. Мы увидели истинные лица — как героев, так и предателей. В ближайшее время в нашем княжестве пройдут реформы, направленные на искоренение коррупции и укрепление обороноспособности.

Он сделал паузу, обводя взглядом притихший зал.

— Также рад сообщить, что территория нашего княжества приросла. Марка Угрюм добровольно перешла под покровительство Сергиева Посада!

По залу пробежал шёпот. Далеко не все были в курсе этой новости, хотя Эфирнет весьма сильно всколыхнуло моё публичное обращение к Владимирскому княжеству.

— Боярину Прохору Игнатьевичу Платонову жалуется титул маркграфа Угрюмского! Отныне к нему надлежит обращаться «Ваше Сиятельство»!

Аплодисменты на этот раз были разными. Кто-то хлопал искренне, восхищаясь моим взлётом. Кто-то — из вежливости. А в некоторых взглядах я читал плохо скрытую зависть и даже враждебность. Что ж, неожиданное возвышение «выскочки» не могло всем прийтись по душе.

Через некоторое время после церемонии Трофимов подошёл ко мне.

— Его Светлость просит вас зайти в кабинет. На чашку кофе.

Я кивнул. Перед уходом шепнул Полине, чтобы не скучала, и последовал за помощником князя.

В кабинете Оболенский уже переоделся в более удобный камзол. На столе дымились две чашки ароматного напитка.

— Присаживайтесь, маркграф, — князь указал на кресло. — Как ощущения от нового титула?

— Непривычно, Ваша Светлость. Но я справлюсь.

— Не сомневаюсь. Кстати, Трофимов упоминал, что у вас есть для меня что-то?

Я мысленно поблагодарил себя за предусмотрительность. Перед церемонией я передал Владимиру на хранение меч, понимая, что носить оружие в тронный зал не позволят.

— Обещанный клинок, Ваша Светлость. Как и договаривались.

Князь заинтересованно подался вперёд. Трофимов вышел и через минуту вернулся с длинным свёртком.

Я развернул ткань, являя взору полуторный меч. Клинок длиной в девяносто сантиметров мерцал серо-синим отблеском Сумеречной стали. Узкое четырёхгранное сечение идеально подходило для пробивания доспехов или прочной шкуры Стриг и Жнецов. Протяжённое рикассо позволяло использовать различные хваты. Изогнутая гарда защищала кисть, не мешая сложным манёврам.

Но главным украшением был крупный красный кристалл Эссенции в навершии рукояти. Я вложил в него заклинания Медвежьей силы и Воздушного шага. Самое то для мечника.

Вчера Тимур Черкасский по моему приказу тайно привёз мне из Угрюма слиток Сумеречной стали. Несколько часов я работал над клинком, вкладывая в него не только мастерство, но и уважение к будущему владельцу.

Оболенский взял меч, пробуя вес и баланс.

— Великолепная работа, — в его голосе звучало искреннее восхищение. — Идеальный баланс. И эти руны…

Он провёл пальцем по выгравированным на клинке символам.

— Прочность, острота, лёгкость… Вы не поскупились.

— Я обещал сделать лучшее, на что способен, Ваша Светлость.

— И всё же, — князь внимательно посмотрел на меня, — откуда металл? Сумеречная сталь — редчайший материал.

— Пограничье полно сюрпризов, Ваша Светлость, — уклончиво ответил я. — Иногда находишь то, что другие пропустили.

Матвей Филатович понимающе кивнул, не настаивая на подробностях. Хотя я не сомневался, что когда мы начнём массово плавить руду и продавать продукцию, нам придётся вернуться к этому разговору.

В дверь постучали.

— Войдите, — разрешил князь.

Появился Трофимов.

— Ваша Светлость, он здесь.

— Отлично. Пригласите.

В кабинет, прихрамывая, вошёл Родион Коршунов. На его обычно невозмутимом лице читалось недоумение.

— Ваша Светлость? Ваше Сиятельство? — он переводил взгляд с князя на меня.

— Садись, Родион, — приказал я.

Начальник разведки опустился в кресло, морщась от движения.

— Я всегда забочусь о своих людях, — продолжил я. — Честная служба должна вознаграждаться. Ты отлично проявил себя во время расследования диверсии.

— Я просто выполнял свой долг…

— Сними протез.

Коршунов замер.

— Что?

— Ты меня слышал. Снимай.

В глазах моего начальника разведки мелькнуло понимание. Дрожащими руками он расстегнул ремни, удерживающие протез на культе левой ноги.

Князь Оболенский встал и подошёл к инвалиду.

— Не двигайтесь, — мягко сказал он.

Матвей Филатович поднял руки над пострадавшей конечностью, не касаясь её. Воздух вокруг его ладоней замерцал зеленоватым светом. Я почувствовал мощный поток целительской магии.

На моих глазах культя начала удлиняться. Сначала появились очертания колена, затем голени. Кости, мышцы, сухожилия, кожа — всё восстанавливалось с поразительной скоростью. Через пять ударов сердца у Коршунова была совершенно нормальная левая нога.

Родион смотрел на неё, не веря своим глазам. Осторожно пошевелил пальцами. Согнул в колене.

— Мать честная… — прошептал он. — Это же… это же настоящая!

Он поднял на нас глаза, полные слёз.

— Ваша Светлость… Ваше Сиятельство… Я не знаю, как благодарить…

— Служи верно, — просто ответил я. — Это лучшая благодарность.

Коршунов сорвал ботинок с протеза и надел на новую ногу. Встал, проверяя вес. Сделал несколько шагов.

— Даже не верится, — он всё ещё был в шоке. — Семь лет с костылём, а теперь…

— Идите, — мягко, но твёрдо сказал князь. — Привыкайте к новой жизни.

Мы вышли из кабинета вместе. Коршунов шёл, едва сдерживая желание пуститься в пляс. Его радость была заразительна.

Через час мы с Полиной и Родионом покидали дворец. Моя спутница всю дорогу расспрашивала Коршунова о его ощущениях, а тот отвечал с непривычным для него воодушевлением.

На ступенях дворца нас ждал неожиданный визитёр. Илья Бутурлин стоял под моросящим дождём без зонта. Промокший плащ липнул к телу, с волос стекали капли. Лицо было бледным, под глазами — тёмные круги.

— Илья? — я поспешил к нему. — Что ты здесь делаешь?

— Прохор! — он схватил меня за руку. — Слава богу, я тебя нашёл! Мне нужна помощь!

— Что случилось? Елизавета в порядке?

— С Лизой всё хорошо. Вернее, насколько это возможно после… — он сглотнул. — Дело в другом. Нам нужна твоя защита!

— От кого? — я нахмурился.

Илья криво усмехнулся, и в его молодом лице мелькнуло что-то совсем не юношеское.

— От треклятых родственничков!