Император Пограничья 9

Глава 10

Днём ранее

Вечер после победы в арбитраже княжеской канцелярии о применении ментальной магии я провёл в кабинете, обсуждая со Стремянниковым результаты его юридических изысканий. Пётр Павлович выглядел утомлённым — видно было, что адвокат не жалел времени, роясь в старых судебниках и уставах, а в его возрасте такие подвиги давали о себе знать.

— Итак, Ваше Сиятельство, — начал юрист, откладывая толстую папку с документами, — начну с неутешительных новостей. Я проверил генеалогическое древо юных Бутурлиных. У них действительно нет иных родственников, которые могли бы взять над ними опеку. Материнская линия пресеклась, а по отцовской остался лишь тот самый господин, — собеседник вложил в голос всё доступное ему презрение.

Я кивнул. Этого следовало ожидать — Николай Константинович не раз упоминал, что его род сильно поредел в последние десятилетия.

— Что касается возможности назначения опекуна не из числа родственников, — продолжил Стремянников, поправляя очки, — я проверил все возможные варианты по действующим законам. Здесь закон категоричен. Пока имеются родственники, пусть даже двоюродные, опекунство может быть передано только им. Единственное исключение — если все родственники откажутся от опеки в письменной форме или будут признаны недееспособными. Но Сергей Михайлович явно не собирается отказываться…

— А эмансипация? — спросил я, хотя по выражению лица юриста уже догадывался об ответе.

Пётр Павлович тяжело вздохнул:

— Вот тут ситуация особенно сложная. Видите ли, процедуру эмансипации наследников аристократов недавно существенно ужесточили. И произошло это конкретно в Сергиевом Посаде, в связи с парой громких случаев.

— Расскажите подробнее.

— Два года назад юный боярин Кротов, едва получив эмансипацию в шестнадцать лет, за полгода промотал часть своего родового состояния игрой в карты и кутежами. А в прошлом году боярыня Соловьёва, также прошедшая процедуру досрочного совершеннолетия, влюбилась в проходимца-авантюриста и переписала на него всё имущество. Оба случая вызвали большой скандал в высшем свете.

— И теперь?

— Теперь для эмансипации требуется выполнение целого ряда условий. Во-первых, наследник должен доказать свою финансовую состоятельность — иметь собственный доход не менее пятисот рублей в месяц. Во-вторых, необходимо пройти экзамен на знание законов и основ управления имуществом перед специальной комиссией. В-третьих, требуется поручительство не менее трёх знатных особ знатного достоинства. И в-четвёртых — что самое сложное — нужно личное одобрение князя.

Я откинулся в кресле, обдумывая услышанное. Условия действительно были почти невыполнимыми для молодых Бутурлиных, особенно в краткие сроки.

— Однако, — Стремянников поднял палец, и в его глазах блеснул азарт, — я нашёл кое-что интересное.

Юрист достал из папки потрёпанный том в кожаном переплёте.

— Это судебник двухсотлетней давности. Многие его главы уже отменены или заменены новыми редакциями, но я проверил — глава о службе в Пограничье до сих пор действует. Никто просто не удосужился её отменить, поскольку ею давно не пользуются.

— И что там сказано?

— Лазейка заключается в следующем, — Стремянников открыл закладку и процитировал: — «Ежели благородные особы добровольно поступают на государеву службу и отправляются в Пограничье для защиты обжитых земель от нечисти, сатанинских отродий именуемых Бездушными, и иных угроз, то на время их службы, при отсутствии родни, коей сии особы желали бы добровольно доверить управление своим имуществом, казна обязуется блюсти их владения, дабы не были оные растащены или разорены за время отсутствия служивых».

Я медленно улыбнулся, начиная понимать.

— То есть, если Илья и Елизавета добровольно отправятся служить в Пограничье…

— Именно! Их имущество на время службы автоматически переходит под управление и защиту казны. А поскольку они не доверяют управление Сергею Михайловичу, он не сможет получить доступ к их наследству. Более того, пока они на службе, любые попытки завладеть их имуществом будут расцениваться как посягательство на казённое добро.

— Блестяще, Пётр Павлович! Вы проделали отличную работу.

Адвокат смущённо поправил очки:

— Есть один нюанс, Ваше Сиятельство. Этот обычай хоть и действующий, но устаревший. Для такой службы требуется согласование князя. Нужно получить его дозволение отправиться служить в Пограничье и его одобрение на передачу управления властям над семейным имуществом.

— Это я беру на себя, — решительно сказал я, поднимаясь. — Ещё раз благодарю за помощь.

Проводив юриста, я немедленно связался с Трофимовым. Помощник князя ответил после третьего гудка.

— Добрый вечер, Владимир Сергеевич. Прохор Платонов беспокоит.

— Ваше Сиятельство, — голос Трофимова звучал устало. — Чем могу быть полезен?

— Помните наш разговор о молодых Бутурлиных? Я нашёл вариант, при котором князю практически ничего не нужно будет делать, но это поможет наследникам.

— Прохор Игнатьевич, — в голосе помощника появились нотки напряжения, — я же объяснял, что Его Светлость сейчас крайне занят. Южные районы, реформа органов власти, угроза войны с Владимиром… У него действительно нет возможности ввязываться в этот судебный процесс.

— Выслушайте меня, прошу вас. Всего минуту.

Трофимов вздохнул:

— Хорошо, я слушаю.

Я кратко изложил суть найденной Стремянниковым лазейки. По мере моего рассказа дыхание Трофимова становилось всё более заинтересованным.

— Любопытно, — протянул он, когда я закончил, — но всё равно, князь ясно дал понять, что не желает вмешиваться в семейные дрязги Бутурлиных.

— Владимир Сергеевич, — я сделал паузу, тщательно подбирая слова. — Николай Константинович Бутурлин погиб, защищая Сергиев Посад от Бездушных. Он отдал свою жизнь, уничтожая тварей, которые угрожали городу и его жителям. В том числе и семье князя.

Молчание.

— Разве самое малое, что князь может сделать для детей павшего героя — это помочь им сохранить наследство? Тем более что от Его Светлости требуется лишь поставить подпись под разрешением. Все дальнейшие хлопоты я беру на себя.

Трофимов тяжело вздохнул:

— Вы умеете находить правильные слова, маркграф. Хорошо, я поговорю с князем. Но ничего не обещаю.

— Благодарю. Буду ждать вашего звонка.

Ровно через четверть часа магофон зазвонил вновь.

— Его Светлость дал добро на ваш план, — без предисловий сообщил Трофимов. — Завтра утром он будет ждать вас и молодых Бутурлиных во дворце. Князь также просил передать, что помнит подвиг Николая Константиновича и ценит вашу заботу о его детях.

— Передайте Его Светлости мою искреннюю благодарность.

— Передам.

Завершив разговор, я откинулся в кресле с чувством глубокого удовлетворения.

Ранним утром следующего дня я встретил Илью и Елизавету Бутурлиных у парадного входа в гостиницу. Молодые люди выглядели взволнованными, — Илья теребил манжеты своего парадного костюма, а Лиза то и дело поправляла складки тёмно-синего платья. Оба были одеты подобающе визиту к князю, но в их глазах читалось беспокойство.

— Не нервничайте, — сказал я, усаживаясь с ними в машину. — Всё пройдёт гладко. Главное — следуйте инструкциям.

— А если князь откажется? — Елизавета сжала в руках бархатную сумочку. — Или не примет наше предложение?

— Его Светлость — умный человек. Он прекрасно понимает, что происходит. Формально мы действуем в рамках закона, и отказать ему будет сложно. Да и незачем.

Илья выпрямился, стараясь выглядеть увереннее:

— Мы готовы, Прохор. Просто… всё это кажется таким странным. Ещё вчера мы были под угрозой попасть в сети дяди, а сегодня…

— Сегодня вы берёте судьбу в свои руки, — закончил я. — Помните: вы должны говорить искренне. Желание служить в Пограничье, защищать людей от Бездушных — это должно звучать от сердца. Упомяните вашего отца, его подвиг. Скажите, что хотите отомстить.

Дорога до княжеского дворца заняла четверть часа. Величественное здание из белого камня с изящными башенками и резными балконами производило впечатление даже в утренней дымке.

В приёмной нас уже ждал Владимир Трофимов. Помощник князя окинул взглядом молодых Бутурлиных и едва заметно кивнул мне.

— Его Светлость ожидает вас в малом тронном зале, — сообщил он, ведя нас по широкому коридору с портретами предыдущих правителей Сергиева Посада.

Малый тронный зал оказался не таким уж и малым — высокие потолки с лепниной, огромные окна с видом на город, мраморные колонны по периметру. Князь Матвей Филатович восседал в резном кресле на небольшом возвышении. Несмотря на ранний час, он был в полном парадном облачении.

— Ваша Светлость, — я поклонился, за мной последовали Бутурлины.

— Маркграф Платонов, — князь чуть наклонил голову. — Юный граф Бутурлин, графиня Елизавета. Чем обязан столь раннему визиту? — спросил он так, словно с ним вчера не согласовывали наше посещение.

Я сделал шаг в сторону, давая молодым людям возможность говорить самим. Илья прокашлялся и выступил вперёд:

— Ваша Светлость, мы пришли с просьбой. После… после гибели нашего отца мы много думали о будущем. Отец погиб, защищая Сергиев Посад от Бездушных, и мы хотим продолжить его дело.

— Достойное желание, — князь откинулся в кресле, и в уголках его губ появилась едва заметная улыбка. — Продолжайте.

Елизавета подхватила:

— Мы желаем поступить на службу в Пограничье. Хотим сражаться с тварями на передовом рубеже обороны человеческих земель. И… мы просим разрешения служить в Пограничной Марке Угрюм под командованием маркграфа Платонова.

Князь перевёл взгляд на меня, и в его глазах блеснула хитринка. Он прекрасно осознавал подоплёку происходящего, но играл свою роль безупречно.

— Служба в Пограничье — тяжёлое испытание, — произнёс Оболенский, обращаясь к молодым людям. — Это не романтические подвиги из баллад, а грязь, кровь и постоянная опасность. Вы уверены в своём решении?

— Да, Ваша Светлость! — Илья и Лиза ответили одновременно.

Князь поднялся с кресла и спустился к нам. Его осанка и манера держаться выдавали человека, привыкшего к власти.

— Что ж, в такие неспокойные времена каждый меч и каждый маг на счету. Особенно когда речь идёт о защите наших рубежей. — Он сделал паузу, окидывая взглядом молодых Бутурлиных. — Ваш отец был достойным человеком и верным вассалом. Он отдал жизнь за наш город. Если его дети желают с честью продолжить семейную традицию служения… кто я такой, чтобы препятствовать?

Князь повернулся к Трофимову:

— Владимир Сергеевич, подготовьте документы. Граф Илья Николаевич Бутурлин и графиня Елизавета Николаевна Бутурлина с сегодняшнего дня поступают на службу в Пограничье, в Марку Угрюм под командование маркграфа Платонова.

— Будет исполнено, Ваша Светлость, — Трофимов поклонился и вышел.

Оболенский вернулся к своему креслу:

— Надеюсь, молодые люди, вы понимаете всю серьёзность принятого решения. Служба в Пограничье — это не увеселительная прогулка. Маркграф Платонов известен как требовательный командир.

— Мы понимаем, Ваша Светлость, — твёрдо ответил Илья.

— И готовы к любым испытаниям, — добавила Елизавета.

Через несколько минут вернулся Трофимов с готовыми документами. Князь поставил свою подпись и печать, после чего протянул бумаги молодым Бутурлиным.

— Да хранит вас Бог в вашей службе. И помните — честь рода Бутурлиных теперь в ваших руках.

Мы откланялись и покинули тронный зал. Только выйдя из дворца и сев в карету, Илья и Лиза позволили себе расслабиться.

— Неужели всё прошло так просто? — Елизавета смотрела на документ в своих руках с недоверием.

— Князь всё понял, да? — Илья повернулся ко мне. — Он же знал, зачем мы пришли?

Я усмехнулся:

— Конечно, знал. Во-первых, формально он выполняет свои прямые обязанности, поэтому никто не может упрекнуть его в том, что он влез в дворянский конфликт. Во-вторых, князь демонстрирует заботу о детях павшего вассала.

— А что теперь? — спросила Лиза.

— Теперь самое интересное. Нам предстоит визит в канцелярию, где заседает совет по делам несовершеннолетних. И вот там вы увидите выражение лица вашего дорогого дяди Сергея, когда он поймёт, что именно произошло.

Юноша сжал кулаки:

— Я буду наслаждаться каждой секундой.

— Только держите лица, — предупредил я. — Никакого злорадства. Вы — молодые патриоты, желающие служить Родине. Скорбь по отцу привела вас к решению посвятить жизнь борьбе с Бездушными. Это ваша официальная позиция.

— Понятно, — кивнула Елизавета. — Мы справимся.

Остаток пути прошёл в обсуждении деталей предстоящей встречи. Молодые Бутурлины заметно воодушевились — впервые за последние дни в их глазах появилась надежда. А я думал о том, что Сергей Михайлович очень скоро пожалеет о своей алчности. Перед лицом закона и княжеской воли все его интриги окажутся бессильны.

Настоящее

— Совет постановил: назначить опекуном над несовершеннолетними наследниками графа Николая Константиновича Бутурлина его двоюродного брата, Сергея Михайловича Бутурлина, до достижения подопечными совершеннолетия. Решение вступает в силу немедленно.

Тишина в зале была оглушающей.

Я улыбнулся.

«Кровопийца» медленно поднялся со своего места, и на его мясистом лице расцвела торжествующая ухмылка. Он повернулся ко мне, явно наслаждаясь моментом триумфа, не замечая моего спокойствия.

— Ну что, маркграф? — его голос сочился самодовольством. — Не помогли ваши связи и титулы? Закон есть закон, и он на моей стороне. Теперь-то я наведу порядок на табачных фабриках покойного кузена. Заставлю их работать как следует, а не прозябать в безвестности!

Я откинулся на скамье, сохраняя невозмутимое выражение лица.

— Боюсь, это будет весьма непросто, Сергей Михайлович. Особенно учитывая, что управление семейными активами перешло под контроль княжеской канцелярии.

Самодовольная улыбка застыла на его лице.

— Что за чушь вы несёте? — он даже привстал от возмущения. — Я только что назначен опекуном!

— Совершенно верно, — кивнул я. — Опекуном над несовершеннолетними. Но не над их имуществом. Или вы, может быть, замышляете государственный переворот, чтобы отобрать у князя то, что уже находится под его управлением?

Лицо Сергея побагровело. Он открыл рот, но слова не шли. Зато один из его юристов — на удивление смышлёный и подкованный в юриспруденции молодой человек — быстро схватил суть происходящего.

— Позвольте, — юрист поднялся, поправляя очки. — Даже в случае ухода на службу в Пограничье имущество несовершеннолетних наследников переходит под управление их родственников или назначенных опекунов. Это прописано в статье…

— Вы абсолютно правы, коллега, — Стремянников встал, и в его голосе звучало плохо скрываемое удовлетворение. — Если бы господа опекуны формально вступили в свои права, они действительно могли бы взять на себя управление имуществом на время службы подопечных в Пограничье. Есть только одна небольшая деталь.

Пётр Павлович сделал театральную паузу, наслаждаясь моментом.

— Илья и Елизавета Бутурлины успели оформить все необходимые документы до того, как опека формально началась. Не имея на тот момент опекунов, они, согласно древнему, но действующему закону, передали своё имущество под управление княжеской канцелярии на время службы.

— Это невозможно! — взревел Сергей, и его второй подбородок затрясся от ярости. — Они не могли!

Я достал из внутреннего кармана сложенный документ и развернул его так, чтобы все видели княжескую печать.

— Посмотрите на дату и время, Сергей Михайлович. Утро, девять часов тридцать минут. А решение совета принято в… — я посмотрел на часы, — четыре часа пополудни. Неприятно, не правда ли?..

Бутурлин-старший схватил документ трясущимися руками. Его глаза забегали по строчкам, лицо из багрового становилось пунцовым.

— Вы… вы специально! Это подлог! Мошенничество! Я не позволю!

Он швырнул документ на стол и повернулся к членам совета.

— Уважаемые господа! Это явная провокация! Эти… эти мошенники специально обошли закон!

— Обошли? — я поднял бровь. — Интересный выбор слов для человека, который пытался захватить чужое наследство. Мы всего лишь следовали действующему законодательству. Разве это преступление?

Чиновник за столом поморщился и сухо ответил:

— Ваше Сиятельство, прошу вас успокоиться. Вопросы управления имуществом не находятся в нашем ведении. Прошу вас перенести эту дискуссию за стены нашего учреждения.

Сергей повернулся ко мне, и в его глазах плескалась ненависть:

— Это ничего не меняет! Я всё равно их опекун! Я буду решать, где им жить, что есть, с кем общаться!

— В Пограничье? — я усмехнулся. — Желаю удачи в попытках командовать людьми, находящимися под юрисдикцией военного командира. Хотя, знаете что? У меня есть отличная идея. Вы сами можете поступить ко мне на службу в Угрюм, чтобы быть ближе к любимым племянникам. Глядишь, из вас ещё получится сделать человека. Физический труд на свежем воздухе творит чудеса — избавляет от лишнего жира и дурных мыслей.

Аделаида ахнула от возмущения, а лицо Сергея приобрело оттенок спелой свёклы.

— Представьте только, — продолжил я, наслаждаясь моментом, — Вы в роли рядового дружинника. Утренние построения, тренировки с оружием, патрулирование… За пару месяцев вы станете совершенно другим человеком. Может, даже научитесь зарабатывать честным трудом, а не обирать должников.

— Как вы смеете! — взвизгнул он.

— Впрочем, вы всегда можете подать прошение князю о переводе племянников из Угрюма. Уверен, Его Светлость с пониманием отнесётся к желанию опекуна оторвать молодых патриотов от службы Отечеству.

Это был последний гвоздь в крышку гроба его планов. Все присутствующие прекрасно понимали, что князь никогда не пойдёт на такое — это выглядело бы как потакание алчности в ущерб обороне княжества.

— Сергей, — Аделаида дёрнула мужа за рукав. Её круглое лицо побледнело, а в руке дрожал магофон. — Посмотри… посмотри, что пишут в Эфирнете!

Она повернула экран к мужу. Даже с моего места я видел крупные заголовки: «Тёмные тайны Сергея Бутурлина», «Связи с Восточным каганатом?», «Таинственные смерти должников».

Сергей выхватил устройство из рук жены. С каждой прочитанной строчкой его лицо становилось всё бледнее.

— Это клевета! — Сергей швырнул магофон на пол. Устройство с треском разбилось. — Всё это ложь! Я подам в суд! Я уничтожу тех, кто…

Он замолчал, тяжело дыша. Понимание ситуации наконец дошло до него. Опека без доступа к деньгам. Скандал в прессе. Полный разгром всех планов.

— Если больше вопросов нет, — сухо напомнил чиновник, — заседание совета объявляется закрытым.

— Мы ещё не закончили, Платонов, — процедил он сквозь зубы. — Вы и эти… отродья моего покойного кузена ещё пожалеете. Нужно было соглашаться по-хорошему, когда я предлагал. Теперь пеняйте на себя.

Он развернулся и направился к выходу, сопровождаемый женой и юристами. Аделаида что-то причитала про испорченную репутацию, адвокаты переговаривались вполголоса о возможности обжалования.

Дверь захлопнулась.

— Простите, мне нужно отлучиться на минуту, — сказал я Стремянникову и молодым Бутурлиным. — Подождите меня здесь.

Я быстро вышел в коридор и догнал его. Сергей с компанией уже дошёл до поворота. Тяжёлые шаги эхом отдавались от мраморного пола.

— Сергей Михайлович! — окликнул я. — Минутку вашего времени.

Бутурлин остановился и медленно повернулся. В его глазах плескалась ненависть.

— Что ещё вам нужно, Платонов? Недостаточно унизили?

— Аделаида Карловна, господа юристы, — я вежливо кивнул остальным. — Не могли бы вы оставить нас? Нам нужно обсудить один деликатный вопрос.

— Мне не о чём с вами говорить! — рявкнул Сергей.

— Это касается ваших… восточных партнёров, — я понизил голос. — Уверены, что хотите обсуждать это при свидетелях?

Упоминание о связях с каганатом заставило его напрячься. Он махнул рукой спутникам:

— Идите. Я догоню.

Когда мы остались одни в пустом коридоре, я подошёл ближе. Сергей инстинктивно попятился, но за спиной оказалась лишь немилосердно твёрдая стена.

— Что вы?.. — полузадушенно взвигнул он.

Однако я уже наклонился к его уху.

В моём голосе зазвучали нотки Императорской воли. Это не был громовой приказ, способный подчинить толпу. Скорее тихий, вкрадчивый шёпот, проникающий прямо в сознание.

— Сегодня ночью ты опубликуешь весь компромат на себя, который у тебя есть на руках. Все документы, все доказательства твоих преступлений. И когда я договорю, твой разум забудет мои слова, но тело и душа запомнят приказ.

Я почувствовал сопротивление. Несмотря на рыхлое тело и гнилую душонку, у Сергея Бутурлина была удивительно сильная воля. Я ощутил это ещё во время нашей первой встречи — упрямство и жадность создавали своеобразный ментальный панцирь. Именно поэтому я не смог бы дать ему по-настоящему долгосрочный или самоубийственный приказ вроде «перережь себе глотку». Но опубликовать компромат… это было в рамках возможного. Особенно если учесть, что часть документов уже гуляла по Эфирнету.

Используя Императорскую волю, я всегда ощущал холодок в груди. Это было страшное оружие — способность подчинять чужой разум, ломать волю, превращать людей в марионеток. В прошлой жизни я видел, что происходит с менталистами, опьянёнными подобной властью. Они начинали с благих намерений — защитить невинных, наказать злодеев. Но когда каждый твой приказ выполняется беспрекословно, когда люди смотрят на тебя с обожанием и покорностью… грань между справедливым правителем и тираном становится тоньше паутины.

Я помнил мага Святополка из своего мира. Талантливый менталист, поначалу использовавший дар для раскрытия преступлений. Через десять лет он превратился в чудовище, окружённое безвольными рабами. Его собственная жена была марионеткой, дети — послушными куклами. Он искренне не понимал, почему все его боятся. В его мире не осталось настоящих людей — только исполнители его воли.

Я не хотел такой судьбы. Поэтому установил для себя жёсткие правила. Никогда не использовать Императорскую волю для личной выгоды. Никогда не ломать человека полностью. Никогда не превращать в рабов. И самое главное — помнить, что эта сила не делает меня богом. Я всего лишь человек с опасным даром, который слишком легко может превратить в проклятие.

Сергей Бутурлин заслуживал наказания. Но даже с ним я не переступил черту — не приказал убить себя или своих близких, не стёр личность, не превратил в безвольную марионетку. Просто подтолкнул к тому, что он и так мог сделать в приступе паники. Тонкая грань, но важная. Потому что когда начинаешь оправдывать всё более жёсткие методы «благой целью», однажды просыпаешься монстром.

Сергей моргнул, и на мгновение его глаза стали осоловелыми. Затем взгляд прояснился, и он с отвращением отстранился.

— Не смейте ко мне прикасаться, выскочка! Что вы себе позволяете?

Ничего не ответив, я развернулся и пошёл обратно к залу заседаний, оставив его стоять в коридоре с выражением смешанной ярости и замешательства на лице.

Вернувшись в зал, я застал там только своих спутников — члены совета уже удалились.

Илья и Лиза, всё это время сидевшие как статуи, наконец выдохнули. Юноша повернулся ко мне, и в его глазах плескалось нескрываемое восхищение.

— Прохор, это было… невероятно! Ты видел его лицо?

— Когда он понял, что остался с носом? — Елизавета нервно рассмеялась. — Бесценно!

— Всё в порядке? — спросил Стремянников, внимательно глядя на меня.

— Более чем, — кивнул я. — Просто хотел убедиться, что господин Бутурлин правильно понял ситуацию.

Илья и Лиза переглянулись.

— Что вы ему сказали? — не выдержала Елизавета.

Я невинно улыбнулся:

— О, всего лишь порекомендовал облегчить душу. Знаете, чистосердечное признание иногда творит чудеса для репутации.

Стремянников двусмысленно хмыкнул, явно догадываясь, что дело не только в словах, но Пётр Павлович был слишком умён, чтобы задавать лишние вопросы.

— Что ж, — сказал я, когда мы вышли на улицу. — Первый раунд за нами. Но Сергей Михайлович прав в одном — это ещё не конец. Такие, как он, не сдаются после первого поражения.

— Мы готовы, — твёрдо заявил Илья. — После всего, что он сделал…

— Именно поэтому вы поедете в Угрюм уже завтра, — перебил я. — Чем дальше вы будете от дядюшки, тем лучше. А там посмотрим, что ещё он попытается предпринять.

Глядя вслед удаляющейся машине Бутурлиных, я думал о предстоящей ночи. Сергей Михайлович даже не подозревает, какой сюрприз его ждёт. Императорская воля — штука коварная. Он проснётся утром и обнаружит, что сам опубликовал все свои грязные секреты. И даже не вспомнит, почему это сделал.

Иногда для победы над подлецом нужно дать ему возможность уничтожить себя самого.