Василиса замерла, её изумрудные глаза расширились от изумления. Несколько мгновений она молча смотрела на меня, словно пытаясь понять, не ослышалась ли.
— В Москву? К моему отцу? — наконец выдавила она, и в её голосе прозвучала смесь недоверия и тревоги. — Прохор, ты что, с ума сошёл? Зачем это делать именно сейчас?
Я откинулся на спинку стула, сцепив пальцы в замок. Её реакция была вполне предсказуемой — за те месяцы, что мы знакомы, я успел изучить, как болезненно Василиса воспринимает любые упоминания о родном доме.
— Помнишь наш уговор? — спокойно напомнил я. — Мы договаривались, что в какой-то момент нам придётся взять инициативу в свои руки. Самим наладить контакт с твоим отцом, а не ждать, когда он случайно узнает о твоём местонахождении.
Геомантка нервно заправила прядь чёрных волос за ухо — жест, который я замечал за ней в моменты волнения.
— Но почему именно сейчас? Может, стоит подождать ещё немного? — в её голосе звучала почти мольба.
— Потому что с каждым днём вероятность случайного раскрытия растёт, — терпеливо объяснил я. — Население острога увеличилось в разы. Мы планируем продолжать принимать новых беженцев, ремесленников и купцов. Это сотни новых людей, Василиса. Кто-то из них мог видеть тебя в Эфирнете на фотографиях с приёмов в Московском Бастионе, кто-то может узнать твоё лицо. И тогда слухи дойдут до князя Голицына совсем не так, как нам хотелось бы.
Она прикусила губу, явно обдумывая мои слова. Я продолжил, стараясь говорить убедительно, но без давления:
— Представь, что произойдёт, если твой отец узнает от третьих лиц, что его дочь находится в Угрюме. Первая мысль — её удерживают силой. Вторая — это политическая игра против Московского княжества, попытка надавить на них через тебя, заполучив какие-то преференции. Он пришлёт не переговорщиков, а армию для твоего «освобождения». И никакие объяснения уже не помогут.
Василиса медленно опустилась на скамью, разглаживая складки платья. В её движениях сквозила усталость от груза, который она несла все эти месяцы.
— А если мы сами приедем, — подхватил я, — ситуация кардинально меняется. Ты приезжаешь не как беглянка, которую поймали, а как… назовём это дипломатическим визитом. Со мной, маркграфом Угрюмским, находящимся под покровительством князя Оболенского.
При упоминании моего нового титула в глазах девушки мелькнуло понимание. Она выпрямилась, и я увидел, как в ней просыпается аналитический ум, за который я её ценил.
— Титул маркграфа сам по себе мало что значит для отца, — покачала головой она, — но статус автономной Марки под покровительством Сергиева Посада — это уже политический фактор. Отец не сможет просто ворваться на территорию, защищённую князем Оболенским, иначе это будет жестом войны. И то, что ты не просто дворянин, а правитель пусть небольшой, но автономной территории… Ему придётся учитывать дипломатические последствия и вести переговоры, а не просто отдавать приказы… А это даёт нам пространство для манёвра.
— Именно, — кивнул я. — Сейчас наши шансы на успешные переговоры выше, чем когда-либо. У нас есть статус, защита влиятельного князя и, что немаловажно, экономическая независимость.
Василиса глубоко вздохнула, и на её лице отразилась целая гамма эмоций — от тревоги до обречённого принятия.
— Ты прав, — наконец выдохнула она. — Как всегда, впрочем. Просто… — её голос дрогнул, — мне совсем не хочется возвращаться в тот дом. Там слишком много плохих воспоминаний.
Я встал и подошёл к окну, давая ей время собраться с мыслями. За стеклом кипела жизнь Угрюма — дружинники тренировались на плацу, женщины несли корзины с бельём, дети играли у колодца.
— Смерть матери, — тихо продолжила Василиса за моей спиной. — Появление Елены Строгановой, которая с первого дня возненавидела меня. Как она стирала любые следы матушки из дворца, словно та никогда не существовала. Новая свадьба отца через полгода после похорон…
Я повернулся к ней, видя, как она сжимает кулаки, борясь с нахлынувшими эмоциями.
— Мы пробудем там ровно столько, сколько потребуется, — заверил я. — Это не возвращение домой, Василиса. Это деловой визит. К тому же, — я позволил себе лёгкую улыбку, — у меня есть и другие дела в Московском Бастионе.
Геомантка подняла на меня вопросительный взгляд, явно благодарная за смену темы.
— Вторая задача — поиск горняков для шахты, — пояснил я. — Именно то, о чём ты просила сегодня днём. В Москве, с его развитой промышленностью, будет проще найти квалифицированных специалистов.
— Это правда, — оживилась она. — В Бастионе работает несколько артелей вольных шахтёров, — пояснила она. — Они берут разовые подряды, когда крупным компаниям нужна дополнительная рабочая сила. Между контрактами многие ищут постоянное место. А ещё есть выпускники Горного училища и мастера из мелких рудников, которые закрылись из-за истощения жил. И, наконец, там проживает много опытных горняков, которые ушли с рудников по возрасту или из-за травм, но ещё способны передавать свои знания. Они часто берутся обучать молодёжь или консультируют небольшие артели. Для нового проекта с хорошей оплатой такие специалисты — находка. В общем, при правильном подходе можно собрать хорошую команду.
— Отлично. Третья задача — выполнить обязательства перед Терновским, — я прошёлся по комнате, обдумывая детали. — Помнишь, я договаривался о поставке пяти центнеров слитков Сумеречной стали после Гона?
Василиса задумалась, явно производя в уме подсчёты.
— Давай посмотрим… За три плавки мы получили почти полторы тонны чистой стали.
— И сколько ушло на патроны?
— Чуть меньше восьми центнеров на сто четырнадцать тысяч особых пуль, — она нахмурилась. — Получается, у нас осталось около шести центнеров.
Я кивнул, довольный её точностью и отменной памятью.
— Хорошо. Значит, обязательства перед Москвой мы выполнить можем. К тому же… — я задумался, вспоминая недавние бои, — большую часть отстрелянных пуль я собрал с поля боя. Примерно семьдесят процентов удалось найти и переместить в мастерскую.
— Ты сможешь их восстановить? — с интересом спросила собеседница.
— Те, что сохранили форму — да. Но часть деформировалась настолько сильно, что превратилась в металлическую пыль. Прикидываю, что смогу вернуть в оборот около пяти центнеров Сумеречной стали.
— Впечатляет, — призналась она. — Это существенно улучшает наше положение с ресурсами.
— В любом случае, пять центнеров для Терновского у нас есть, — подытожил я. — Четвёртая задача — навестить Федота. Парень уже больше месяца проходит обучение в ратной компании «Перун». Пора проверить его успехи.
При упоминании молодого дружинника лицо Василисы смягчилось. Она помнила, как отчаянно тот защищал Угрюм во время первых столкновений с Бездушными.
— Пятая задача более специфическая, — продолжил я. — Нужно купить особые материалы для тигля. Карбид кремния, карбид бора или оксид циркония.
— Для чего это? — удивилась геомантка.
— Помнишь, Полина отдала свои фамильные рубины для создания тигля? Я обещал вернуть ей драгоценности. А для этого нужны материалы, способные выдержать экстремальные температуры.
— Почему не тугоплавкие металлы? Вольфрам, молибден, тантал?..
— Изучал этот вопрос, — покачал я головой. — Они требуют инертной атмосферы или вакуума при высоких температурах. Иначе окисляются и разрушаются. Нам нужны именно керамические материалы.
Василиса кивнула, принимая объяснение. Я заметил, как она расслабилась, увлечённая технической стороной вопроса. Обсуждение конкретных задач помогло ей отвлечься от тревожных мыслей о предстоящей встрече с отцом.
— И последняя, шестая задача — продать излишки Реликтов, — завершил я перечисление. — Нам нужно прикрытие для растущего благосостояния Марки. Никто не должен догадаться, что основной источник дохода — Сумеречная сталь.
— Разумно, — согласилась она. — Если мы внезапно разбогатеем без видимых причин, это вызовет ненужные вопросы. А торговля Реликтами — вполне правдоподобное объяснение.
Я вернулся к столу и сел напротив неё.
— Итак, у нас шесть веских причин для поездки в Москву. Встреча с твоим отцом — лишь одна из них, хоть и важнейшая.
Василиса усмехнулась, но в её глазах всё ещё плескалась тревога.
— Ты всегда умеешь представить дело так, будто это единственное разумное решение.
— Потому что так оно и есть, — спокойно ответил я. — Мы не можем вечно прятаться от большого мира, Василиса. Рано или поздно придётся выйти на свет. И лучше сделать это на своих условиях.
Она помолчала, глядя в окно на вечереющее небо. Солнце садилось за лесом, окрашивая облака в багряные тона.
— Когда выезжаем? — наконец спросила она, и в её голосе я услышал решимость.
— Через два дня. Нужно завершить кое-какие дела и подготовиться — собрать слитки, упаковать Реликты, подобрать подходящую охрану.
— И предупредить отца, — добавила Василиса. — Нельзя просто явиться к воротам Кремля. Нужно послать официальное письмо о визите маркграфа Угрюмского.
— Об этом я тоже подумал. Напишем завтра. О тебе, естественно, пока уведомлять не будем. К нашему приезду князь будет готов к встрече.
Геомантка встала, расправив плечи. В этот момент в ней проступила та самая княжеская стать, которую она так старательно скрывала все эти месяцы.
— Что ж, маркграф Платонов, — произнесла она с лёгкой иронией, — похоже, мне предстоит вспомнить уроки этикета и придворных манер. Надеюсь, я не слишком отвыкла от жизни в высшем свете.
— Уверен, ты справишься, — заверил я. — В конце концов, ты всегда оставалась княжной, даже когда учила деревенских детей грамоте.
Мы ещё некоторое время обсуждали детали предстоящей поездки — кого взять с собой, какие документы подготовить, как лучше представить наш визит. Василиса постепенно входила во вкус планирования, и тревога в её глазах сменилась деловой сосредоточенностью.
Когда она ушла, я остался в зале, размышляя о предстоящем. Встреча с князем Голицыным обещала быть непростой. Могущественный правитель Московского Бастиона вряд ли обрадуется, узнав, что его дочь сбежала не просто так, а нашла союзника в лице молодого маркграфа. Однако откладывать этот разговор больше нельзя — слишком высоки ставки.
Следом я направился в лабораторию Зарецкого. Та встретила меня привычным запахом трав и реактивов. Александр склонился над столом, что-то яростно записывая в толстую тетрадь. Рядом аккуратными рядами были разложены образцы различных Чернотрав.
— Воевода! — вскинулся алхимик, заметив меня. — О чём хотели поговорить?
— Об улучшениях бойцов на основе Реликтов. О твоём открытии и его практическом применении.
— Ааа! Так и подумал, если честно. Тогда вы как раз вовремя. Я сегодня днём закончил все расчёты и протоколы.
Тёмные круги под его светло-карими глазами стали ещё заметнее — парень явно не спал несколько ночей, дорабатывая методику.
— Покажи, что у тебя получилось, — я присел на стул напротив.
Александр развернул передо мной несколько исписанных листов со схемами и формулами.
— Помните, я говорил о постепенной фиксации временных эффектов через профильные нагрузки? Так вот, я разработал точные протоколы для каждого типа улучшений. Смотрите — укрепление костной структуры через Костяницу.
Он ткнул пальцем в первую схему.
— Боец принимает зелье утром натощак. Эффект проявляется через двадцать минут — кости становятся прочнее примерно на тридцать процентов. Затем три дня интенсивных силовых тренировок — приседания с весом, отработка ударов, работа с тяжёлым оружием. Физическая нагрузка заставляет организм адаптироваться к изменениям, а энергетическая оболочка постепенно синхронизируется с новым состоянием тела.
— А побочные эффекты? — уточнил я.
— Минимальные при соблюдении протокола. Лёгкая ломота в костях первые сутки, повышенный аппетит — организму нужен строительный материал. После трёх дней тренировок — четыре дня полного покоя. Никаких нагрузок, никакой магии. Только отдых и усиленное питание.
Зарецкий перелистнул страницу.
— После семи-десяти таких циклов эффект становится постоянным. Микродозы Реликта откладываются в костной ткани, меняя её структуру на клеточном уровне. Боец получает кости, способные выдержать удар боевого молота без перелома.
— Впечатляет, — признал я. — Что ещё?
— Вот протокол для повышения выносливости через Агнолию, — алхимик показал следующую схему. — Принцип тот же, но тренировки другие — длительный бег, плавание, марш-броски с полной выкладкой. А это — усиление реакции через Маранику. Тут нужны упражнения на координацию, работа с метательным оружием, спарринги.
Я внимательно изучал расписанные протоколы. Александр проделал колоссальную работу, продумав каждую мелочь.
— Отличная работа, — похвалил я. — Когда можем начать?
— Хоть сейчас! — загорелся молодой алхимик. — У нас в хранилище столько Реликтов, что хватит на целую армию. Я могу производить по двадцать-тридцать доз в день каждого типа эликсира.
— Нужно привлечь Светова для медицинского контроля добровольцев, — добавил я. — И Бориса — он будет руководить тренировками.
— Уже думал об этом, — кивнул Зарецкий. — Составил список первой экспериментальной группы — двенадцать человек из лучших бойцов дружины. Все прошли проверку на скрытый магический потенциал — это важно для безопасности процедур.
Он протянул мне список. Я пробежал глазами по именам — действительно, лучшие из лучших. Мои спецназовцы возглавляли список, что немудрено, а за ними шли проверенные в боях дружинники.
— Начинай немедленно, — распорядился я. — Но помни — безопасность превыше всего. При малейших отклонениях от протокола прекращаем эксперимент.
— Будет сделано, воевода, — Александр уже потянулся к склянкам с ингредиентами. — Я начну с производства эликсиров для первого цикла. К утру всё будет готово.
— И не забывай про другие проекты, — напомнил я, поднимаясь. — Усиливающие снадобья для магов, стимуляторы для массового применения — всё это тоже важно.
— Справлюсь, — заверил алхимик. — Анна мне помогает, да и новые ученики быстро осваиваются. Кстати, не помню, говорил я или нет… — он рассеянно перевёл взгляд на стену, спохватился и продолжил, — Дмитрий и Раиса полностью стабилизировались после пробуждения дара. Аппетит нормализовался, физические показатели остались на прежнем усиленном уровне.
— Отличные новости. Продолжай в том же духе.
Покинув лабораторию, я направился к тренировочной площадке. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в багряные тона. У старой липы по нашему уговору меня ждал Егор — мой ученик выглядел мрачнее тучи.
— Добрый вечер, наставник, — буркнул он, не поднимая глаз.
— Что случилось? — я сразу почувствовал, что парня что-то гложет.
Парень помялся, явно подбирая слова.
— Отец… мы с отцом поругались. Он считает, что я зря время трачу на всякие боевые фокусы. Говорит, что металломант должен в кузнице работать, оружие ковать, а не мечтать о подвигах.
Я присел на скамью, жестом приглашая ученика присоединиться.
— Расскажи подробнее.
— Вы же помните, как я во время сбора Лунного покрова помог щитоносцу? — Егор наконец поднял на меня глаза. — Заставил щит «поймать» когти Стриги? Так вот, я потом много думал об этом. О том, как можно использовать металл в бою. Представляете — создавать клинки прямо из воздуха, управлять вражеским оружием, превращать доспехи противника в ловушку!
В глазах парня загорелся огонёк воодушевления.
— Я начал тренироваться. Пытался метать гвозди, как вы учили чувствовать траекторию металла. И вот сегодня отец застал меня за этим занятием. Разозлился страшно. Сказал, что я позорю ремесло предков, что если уж мне выпал такой чудесный дар, то нужно быть созидателем, а не разрушителем.
— И что ты ему ответил?
— Что в Пограничье нужны не только кузнецы, но и воины, — Егор сжал кулаки. — Что если бы я не научился управлять металлом в бою, тот щитоносец был бы мёртв. Но отец… он сказал, что лучше бы я вообще не проявлял дар, чем использовал его для убийства.
Я помолчал, обдумывая ситуацию. Конфликт отцов и детей — вечная тема, но здесь я видел кое-что другое. В словах Фрола слышался не упрямый консерватизм, а страх. Он прожил всю жизнь в Пограничье, видел, как гибнут люди, хоронил друзей. И теперь его единственный сын рвётся туда же — в самое пекло, где металломантия из ремесла превращается в оружие.
— Пойдём, — я встал. — Поговорим с твоим отцом вместе.
— Наставник, не надо, — испугался Егор. — Он ещё больше разозлится.
— Доверься мне.
Мы направились к кузнице. Фрол как раз заканчивал работу, укладывая инструменты. Увидев сына, он сразу догадался о теме разговора и нахмурился.
— Вечер добрый, Фрол, — поздоровался я.
— Воевода, — сухо кивнул кузнец. — Зачем пожаловали?
— Поговорить о твоём сыне и его обучении.
Фрол выпрямился, скрестив могучие руки на груди.
— Тогда скажу прямо — не нравится мне, чему вы его учите. Пусть лучше в кузнице остаётся. Мне он нужен живой, а не геройски погибший.
— А если попытка отсидеться в безопасности тоже приведёт к его смерти? — спокойно спросил я.
Кузнец дёрнулся, как от удара.
— Что вы имеете в виду?
— Фрол, мы живём в Пограничье. Здесь мало быть мастером своего дела. Здесь нужно уметь защищать себя и других. Твой сын спас жизнь человека в Копнино, используя боевые навыки металломантии.
— Один раз повезло, — упрямо возразил кузнец, — но если он будет лезть в драки, рано или поздно его удача кончится.
Я подошёл ближе, глядя собеседнику прямо в глаза.
— А если он не будет уметь защищаться, его жизнь кончится ещё раньше. Ты сам видел, что творилось во время Гона. Думаешь, Бездушные пощадят талантливого кузнеца? Они придут за всеми — и за теми, кто куёт мечи, и за теми, кто ими сражается.
Фрол помолчал, переваривая мои слова.
— Я не спорю, что боевые навыки нужны, — наконец произнёс он, — но зачем эти фокусы с метанием металла? Пусть учится владеть оружием, как все.
— Потому что его дар даёт ему преимущество, — терпеливо объяснил я. — Представь — враг думает, что обезоружил вашего сына. А Егор создаёт клинок из пряжки его же пояса. Или превращает вражеский доспех в смертельную ловушку. Это не фокусы. Это навыки выживания.
Я повернулся к Егору.
— Покажи отцу, чему ты научился. Но сначала — основы.
Парень кивнул и подошёл к наковальне. Положил руку на холодный металл и закрыл глаза. Через мгновение наковальня едва заметно завибрировала.
— Я чувствую каждую частицу металла, — тихо произнёс Егор. — Каждую трещинку, каждое несовершенство. Вот здесь, — он провёл пальцем по казалось бы идеальной поверхности, — микротрещина. Ещё пара лет интенсивной работы, и наковальня расколется.
Фрол подошёл ближе, всматриваясь в указанное место.
— Не вижу никакой трещины.
— Потому что она внутри. Но я могу её исправить.
Егор сосредоточился, и я почувствовал, как его сила проникает в металл. Медленно, аккуратно он начал «сращивать» трещину, перестраивая кристаллическую решётку.
— Теперь проверь, — отступил парень.
Фрол взял молот и несколько раз ударил по наковальне. Звук был чище, звонче, чем обычно.
— Как… — кузнец растерянно посмотрел на сына.
— Это созидание, отец, — тихо сказал Егор. — Я могу чинить металл на уровне, недоступном обычному кузнецу. Могу находить скрытые дефекты, усиливать слабые места. Но для этого мне нужно понимать металл полностью — и когда он создаёт, и когда разрушает.
Я видел, как в глазах громилы-отца происходит внутренняя борьба. Упрямство сталкивалось с отцовской гордостью и здравым смыслом.
— А боевые навыки? — наконец спросил он.
Вместо ответа Егор поднял с земли горсть гвоздей. Подбросил их в воздух и замер. Гвозди повисли, медленно вращаясь вокруг своей оси.
— Контроль, — пояснил я. — Чтобы удержать десять предметов одновременно, нужна железная концентрация. Это развивает магические каналы лучше любых медитаций.
Егор направил гвозди в деревянный столб в углу кузницы. Они вонзились точно по одной линии, образовав идеально ровный ряд.
— А это — точность. Которая пригодится и при ковке особо сложных изделий.
Фрол молча смотрел на демонстрацию. Наконец он тяжело вздохнул.
— Ладно. Убедили. Но с одним условием — половину времени Егор работает в кузнице. Ремесло предков забывать нельзя.
— Согласен, — кивнул я. — Более того, иногда я буду заказывать у вас особые изделия, требующие совместной работы отца и сына. Магически усиленное оружие, доспехи с рунами — всё это требует и мастерства кузнеца, и силы металломанта.
Я протянул руку. Фрол слегка замешкался, известие о моём новом титуле дошло в деревне до каждого, и могучий кузнец слегка заробел, но потом решительно тряхнул головой и ответил.
Мы скрепили договор крепким рукопожатием. Егор смотрел на нас с такой благодарностью, что я невольно улыбнулся.
— Отужинаете с нами, воевода? — предложил кузнец. — Жена небось уже заждалась.
Мы провели вечер за столом в его доме, обсуждая планы совместных проектов. Кузнец оказался кладезем идей, когда понял, какие возможности открывает дар его сына. К концу ужина отец и сын уже увлечённо спорили о конструкции магически усиленного нагрудника.
Возвращаясь домой под звёздным небом, я размышлял о тяжёлой доле родителей в Пограничье. Фрол не был упрямым традиционалистом — он был отцом, который каждый день видел, как уходят и не возвращаются чьи-то сыновья. Егор же горел желанием использовать свой дар во всей полноте, не понимая до конца, какую цену могут потребовать его мечты. Найти баланс между защитой близких и позволением им расти — вот что оказалось труднее любого боя.
Ночь прошла спокойно.
Я проснулся на рассвете от непривычного шума, доносившегося откуда-то из острога. Выглянув в окно, попытался разобрать, что происходит — похоже, вся эта суматоха исходила от главных ворот.
Быстро одевшись, я вышел во двор. Утренний воздух был свеж и прохладен, трава блестела от росы. Шум усилился — теперь я отчётливо различал громкие голоса.
И тут над острогом взлетела песня. Женский голос, сильный и чистый, выводил какую-то изумительную мелодию. Голос был особенный — не высокий и не низкий, а что-то среднее, бархатистое и глубокое одновременно. В исполнении певицы даже простенькие слова звучали завораживающе.
— Что за чертовщина? — пробормотал я, направляясь к воротам, откуда доносилось всё это безобразие.