Плеск воды и игривый девичий смех Рейнис услышала еще до того, как вошла в купальню — его Королевское Величество не скрывал своих шалостей. Купальня находилась в подземельях Драконьего Камня, обустроенных из пещер Драконьей Горы. Вулканическое пламя подогревало выходящие из-под земли источники, наполнявшие небольшую пещеру паром и легким запахом серы. Две трети пещеры занимал вырубленный в камне бассейн, наполненный горячей водой. В ней и лежал король Эйгон, совершенно обнаженный. Серебристые волосы разметались по плечам, сиреневые глаза, шальные от похоти и вина, с ленивым вожделением осматривали прильнувших к нему девушек. Справа лежала зеленоглазая блондинка, забросившая на короля белую стройную ногу. Тонкие пальцы умело оглаживали вздымавшийся из воды член, тогда как зубы игриво покусывали ухо молодого монарха. Справа же от него, накрыв тело Эйгона длинными черными волосами, миниатюрная, отлично сложенная, смуглянка покрывала грудь и живот юноши быстрыми легкими поцелуями, спускаясь все ниже.
Все трое были настолько увлечены друг другом, что заметили Рейнис, только когда она подошла вплотную к купальне.
— Пекло! — Эйгон нервно засмеялся, увидев вынырнувшую из пара уродливую фигуру, — решила к нам присоединиться, дорогая женушка?
— Вижу вам хорошо и без меня, — неопределенно произнесла Рейнис, с сожалением осмотрев мускулистое тело супруга, — в прошлом я много развлекалась таким образом.
— Да, предки умели радоваться жизни, — кивнул Эйгон, — жаль, что тебе это больше не дано.
Рейнис скрипнула зубами, но промолчала — ей не привыкать к завуалированным оскорблениям от венценосного супруга. Тщеславный юнец, искреннее убежденный в своем высоком предназначении, с самого начала дал понять Рейнис, что их брак чисто политический — что, впрочем, и так было ясно. Рейнис, понимая, сколь трудно молодому здоровому мужчине сдерживать свои плотские побуждения, поначалу смотрела сквозь пальцы на его шалости с девицами из Лиса и Волантиса. Тем более, что сам Эйгон поначалу соблюдал хоть какие-то приличия, скрывая свои похождения от супруги. Однако со временем природа и гордый нрав стали брать свое — и Эйгон уже не просто не скрывал своих развлечений, но и порой издевательски предлагал Рейнис присоединиться — прекрасно понимая, сколь ранит его изуродованную супругу вид ее мужа, рядом с полуобнаженными красотками. Слишком сильно все это напоминало Рейнис о том, как она развлекалась сама — в этих же самых купальнях, с Эйгоном или с кем-то еще, наслаждаясь каждым мигом изысканных любовных ласк. Она не думала, что будет так больно… смотреть, как это делает кто-то другой.
«Наверное, именно это чувствовала Висенья» — подумала Рейнис.
— У тебя отличные подруги, — продолжал Эйгон, — по-настоящему любят тебя.
— Кто любит меня, тот любит и моего мужа, — сказала Рейнис, обходя бассейн, — они знают, что мне радостно, когда моему мужу хорошо.
— Верность достойная похвалы, — величаво кивнул Эйгон, — клянусь Балерионом, я понимаю, почему Завоеватель так ценил тебя.
Рейнис встала над ним и Эйгон, встревоженный ее исчезновением, завертел головой, пытаясь найти взглядом супругу.
— Да, — сказала она, — думаю, ты бы понял — за что.
Она сделала неуловимый жест рукой и Эйгон закричал от боли, когда лежавшая рядом с ним блондинка, вдруг с неженской силой выкрутила его руку, заставив его выгнуться от боли. В уши ударило жуткое шипение и, обернувшись, Эйгон закричал еще страшнее увидев уставившиеся на него змеиные глаза. Толстые кольца, покрытые снежно-белой чешуей, обвивали его левую руку и ногу, не давая им пошевелиться. С правой стороны, его обвил иссиня-черный змей, вырастающий прямо из головы смуглой красавицы.
— Жаль, что ты не увидишь, — продолжала Рейнис, — за ЧТО любил меня Эйгон. Но увидят и восхитятся другие — у меня их будет куда больше, чем у тебя шлюх.
В ее руке блеснула сталь и Рейнис медленно начала спускаться к забившемуся в змеиных кольцах Эйгону. Раздалось негромкое шипение и между ее ног бесшумно скользнул еще один змей, с черной чешуей и человеческой головой.
Плохое предчувствие обуяло Трехглазого Ворона еще до того как Смауг опустился во внутреннем дворе Драконьего Камня. Восседавший на его спине Бран, облаченный в черный дублет, украшенный клочками меха и расходящимися от горловины вороньими перьями, выглядел неподвижным, будто черная статуя, но внутри него все кипело от злости — которую испытывал вовсе не он.
Проклятые людишки! Снова они его подводят!
Ситуация пока не вышла из-под контроля, но все же выглядела весьма неприятно — и это накануне битвы, что решит судьбу этого мира. Как нельзя лучше бывший и будущий Черный Властелин осознавал правильность своих намерений — все эти страсти и чувства будут помехой новому порядку. Только мертвые — покорные, непрекословные, ничего не чувствующие способны создать идеальный мир будущего.
К сожалению, пока без людей ему не обойтись, мрачно думал Бран, спускаясь в подземелья Драконьего Камня и невольно морщась от доносящихся снизу воплей.
— Ты лгал!!! Подлый червяк, ты обманул меня!!!
Крики Рейнис разносились по всему подземелью, так что Бран легко нашел купальню. Он подоспел вовремя: Рейнис, угрожающе размахивая кинжалом, надвигалась на злобно шипящего змея, пятящегося от разъяренной женщины. Обезображенное лицо королевы сейчас выглядело особенно страшно — будто маска разгневанного демона, обуянного страстью к уничтожению. Одного взгляда хватило Брану, чтобы понять, что непоправимое уже случилось: вода в купальне окрасилось кровью, а на ее краю лежало, обезображенное нечто, в чем лишь с большим трудом можно было опознать бывшего короля Эйгона. Кровью были начерчены на полу и стенах причудливые знаки и письмена, кровь покрывала лицо и все тело Рейнис, также как и кинжал в ее руках. Арабелла и Марселин, в своем полузмеином обличье, расползлись по углам, не вмешиваясь в драку.
— Что здесь произошло? — Бра шагнул между королевой и человекозмеем, угрожающе положив руку на рукоять Буреносца. Это подействовало даже на Рейнис — она уже знавшей на что способен рунный меч.
— Эта гадина, — королева обвиняюще ткнула в змея, — обещала, что жертвоприношение Таргариена исцелит меня. Что кровь, омывшая мои раны, поможет вернуть мою красоту.
— И что?
— И ничего!!! — обезумевшая Рейнис придвинулась к нему, тычка пальцем во все свои ожоги и шрамы, — видишь, все осталось, как было!!!
— Вижу, — покривил губы Бран, — и этому есть два объяснения. Или он и вправду врал тебе.
— Подлая тварь!!!
— Или наш волантийский друг не был настоящим Таргариеном, — продолжал Бран, равнодушно глянув на окровавленный кусок мяса, пару часов назад бывший королем.
— Всегда это подозревала, — фыркнула Рейнис, — и эта мужская шлюха носила имя моего брата!
— Эта шлюха была мне полезна, — задумчиво произнес Бран, — была. Сейчас у меня есть ты, а у тебя — еще есть шанс вернуть свое красивое личико. Личико… и все остальное.
— Вернуть?
— Ну, если твой пресмыкающийся друг не соврал, — сказал Бран, — скоро у тебя представится возможность это узнать. Скоро сюда прилетит твоя далекая прапрапраправнучка или правнучатая племянница — уже не так важно. Но она — определенно Таргариен, оседлавшая настоящего дракона. И тебе придется немало постараться, чтобы проделать с ней то же, что и с ним, — он небрежно кивнул на «Эйгона».
За несколько дней до решающей битвы Бран отправил в Чаячий город Арабеллу, представленную им, как знатная дама из Мира. Ранее Джеймс Аррен, совершив визит на Драконий Камень, дабы преклонить колено перед Эйгогом и Рейнис, не на шутку увлекся зеленоглазой блондинкой — и Рейнис, по слову Брана, дала согласие на этот брак. Арабелла отправилась в Долину, а взамен Бран рассчитывал получить корабли Арренов. Со своими морскими силами у Таргариенов было не густо: с тех пор как Вольные Города отозвали флот, Таргариены смогли собрать у Драконьего Камня лишь сорок галей и тридцать коггов. Сил было недостаточно для того, чтобы противостоять даже одному Браавосу, не говоря уже о прочих Вольных Городах. Из сухопутных сил на Драконьем Камне собралось двадцать тысяч воинов — наемники, воины Веларионов и других лордов Узкого моря, а также дорнийцы под командованием Майи Уллер, она же осуществляла и общее командование. Конечно, оставались еще армии Простора и Штормовых земель, но их пришлось оставить на континенте против собранной на Западе разношерстной коалиции. Ворон еще не знал толком, кто ему противостоит ему: он еще мог видеть все и вся в Вестеросе, но кое-что оставалось неясным, размытым, будто он пытался угадать движение рыбы в мутной воде. Кое-что рассказала Тхуренгветиль, зализывающая раны в Харенхолле, впрочем после битвы у Красного Зубца ситуация менялась с каждым днем, что приводило Ворона все в большее раздражение. Все опять идет не по плану!
Впрочем, скоро и это потеряет значение. Судьба Вестероса и всего мира решится здесь — и не на море и не на земле.
А в воздухе.
Смауг примостился на гигантском уступе Драконьей Горы, чуть ниже жерла вулкана. Золотисто-красная чешуя блестела в лучах восходящего солнца, из пасти вырывались струйки дыма и языки пламени. На его спине, припав к острому гребню, сидела Рейнис. Чуть ниже, у входа в небольшую пещеру, сидел и Бран на своем летающем ковре. Время от времени к Трехглазому Ворону подлетали вороны обычные — чтобы вновь с хриплым карканьем унестись в сторону моря. Глаза и уши Брана, эти вороны видели много дальше людей и даже драконов — и они же первые увидели кружащее в небесах черное облако. Ветер донес до них хриплое карканье и Рейнис вопросительно посмотрела на Брана.
— Вороны, — процедил Бран, — Душелов рядом.
И в этот момент на горизонте появились паруса.
Сощурив глаза, Трехглазый Ворон наблюдал за флотом противника. Он попытался направить воронов ближе — но его птиц непрестанно атаковали крылатые твари Душелова. С хриплым карканьем две черные стаи атаковали друг друга: без устали работали острые когти и черные клювы, в воздухе витали серые и черные перья. Впрочем, вскоре корабли подошли настолько близко, что их было хорошо видно и простым взглядом. Бран признал легендарные галеи Браавоса, о двух, трех, а то и четырех сотнях весел. Все паруса выглядели достаточно однообразно, словно разделенные невидимой чертой на две половины — черную и белую. Посреди каждого паруса красовалось изображение огромного клыкастого черепа, также разделенного на две половины — черная на белой стороне и белая на черной. В глазницах были намалеваны красные пятна.
Корабли подходили все ближе, так что можно было видеть палубы утыканные скорпионами и катапультами, заряженными огненными снарядами. За браавосийскими галеями шли корабли Тироша, Мира и Лиса, тоже о двуустах и трестах сотнях весел, за ними скромно следовал немногочисленный флот Пентоса и Лората. Ну а замыкали строй массивные, уродливые корабли, напоминающие морских чудовищ — без сомнения, иббенийские китобои, переделанные под боевые суда. Бран знал, что низкорослых и волосатых полулюдей не стоит недооценивать — умелые моряки и храбрые воины, они могли свирепо драться, особенно когда чуяли выгоду.
Всего по приблизительным оценкам здесь собралось около семисот кораблей.
Ветер донес рев труб и рокот барабанов, звучавший словно свирепая воинская песнь, под которую вражеский флот устремился в атаку. Флот Таргариенов не принял боя — при таком подавляющем превосходстве это было бы самоубийством. Впрочем, некоторые корабли попытались обменяться с противником несколькими залпами и поэтому не успели отойти. Возмездие не заставило себя долго ждать: в ответ на пущенные снаряды, на королевский флот обрушился настоящий огненный шквал. Сразу заполыхало около дюжины кораблей, еще на десяти мечущиеся матросы пытались погасить объявшее паруса пламя, черпая воду из моря. Рыком левиафана проревело множество труб и новый залп уничтожил и эти суда. Крики несчастных заглушались свирепым боем барабанов, под который вражеский флот устремился на галеи под черным знаменем с красным драконом Изрядно потрепанный флот Таргариенов распался — те, кто находился ближе к Драконьему Камню, стремились добраться до родной гавани, остальные — наиболее быстроходные, уходили на запад в сторону Морского Рубежа.
Вскоре вражеский флот встал перед замком. Вновь проревел сигнал и множество горящих снарядов обрушились на Драконий Камень. С замка отвечали — Майя позаботилась, чтобы на каждой башне стояли скорпионы, требушеты и катапульты, заряженные горящим ядрами. Здесь уже у них оказалось преимущество — и защитники замка не преминули им воспользоваться, поливая врага из-за толстых стен. На палубы кораблей рушились горшки и бочки с горящей смолой, превращавшей людей в кричащие живые факелы, а сами корабли — в грандиозные плавучие костры. Тучей летели стрелы и копья — и множество людей, пронзенных ими, валились на палубу или за борт. Но и враг отвечал — ответные залпы потопили остатки флота, загородившие вход в порт Меж тем с браавосийских галер летели не только огненные шары, но и более тяжелые снаряды, с грохотом врезавшиеся в стены Драконьего Камня. Замок держался — даже самых мощных орудий было недостаточно, чтобы сокрушить твердыню Таргариенов. Но кое-где по стенам все же пошли трещины и каменные блоки с грохотом рушились вниз.
Чуть в стороне от основного боя причаливали громоздкие китобои — и из их трюмов, словно мохнатые бесы, вылезали иббенийцы, потрясавшие боевыми топорами. Вслед за ними сходили и более привычные глазу лица — наемники, собранные Вольными Городами откуда только можно. Вскоре солдаты начали высаживаться и с основного флота — там, где кораблям удавалось причалить. Все они, прикрываясь щитами, волокли к стенам Драконьего Камня осадные лестницы и тараны.
Бран вновь посмотрел на небо — дракона по-прежнему не видать, но медлить больше нельзя. Он переглянулся со Смаугом и тот, огласив воздух громовым рыком, сорвался с Драконьей горы, делая круг над полем боя. На кораблях его заметили: множество стрел защелкали о его чешую, мелькнули и более массивные снаряды с баллист и скорпионов, но в следующий миг на вражеский флот обрушилось огненная лавина. Не менее сотни кораблей запылало разом, а люди в отчаянии прыгали в воду, чтобы быть раздавленными горящими обломками или свариться заживо в кипящей воде. Дракон завис в воздухе, выпустив еще одну струю пламени, затем, словно удар гигантского бича ударил хвост, ломая мачты и весла, снося вся и всех на палубах. Огромная голова нырнула в воду и тут же появилась вновь, держав в пасти множество кричащих, вырывающихся людей. Страшные челюсти сомкнулись, брызнула кровь и покрытое чешуей горло несколько раз дернулось, проталкивая добычу. Утолив первый голод, дракон устремил взгляд своих пылающих огнем глаз на людей и даже те, кто находился вдалеке от исполинского ящера, невольно задрожали, когда из огнедышащей пасти вырвался злорадный хохот.
— Я - Смерть!
Вновь ударил смертоносный бич и новая огненная волна выплеснулась на корабли. Оседлав самую большую галею Смауг, непрестанно размахивая крыльями, чтобы удержаться на весу и поливал вражеский флот огнем, временами прерываясь лишь затем, чтобы отправить в пасть очередную порцию кричащей от ужаса закуски.
Дракон взревел — и тут сверху послышался не менее громкий ответ. Из-за облаков вдруг вырвался второй дракон, весь в черной чешуе. Огненный шторм обрушился на Смауга, однако отродье Моргота оказалось быстрее, стремительно отпрянув в сторону. Все же полностью уклониться ему не удалось — драконье пламя опалило ему хвост и задние лапы, заставив Смауга взреветь от боя. Выпустив в ответ пламя, Смауг взвился в небо и, сложив крылья, устремился навстречу несущемуся на него Дрогону. Черный и золотой драконы сошлись в ожесточенной битве, терзая друг друга клыками и когтями.
Бран заметил на спине Дрогона фигурку в черном одеянии и с развевающимися серебряными волосами. Еще некто — тоже весь в черном, — соскользнул со спины Дрогона, предоставляя второй наезднице продолжать бой. Ее же Хозяйка, сидя на летающем ковре поднялась чуть повыше, чтобы не быть затертой в схватке крылатых ящеров.
— Хитрая сука, — процедил Бран, поднимая в воздух ковер. Руны на Буреносце вспыхнули синим цветом, когда Трехглазый Ворон мчался навстречу Душелову, чтобы вступить в столь долгожданный бой. Именно он станет битвой, победитель в которой заберет все.