Белая молния, словно шрам от плети рассекает черное небо, но ни один раскат грома не нарушает могильной тишину жуткого леса. Молнии вспыхивают снова и снова, мертвенно-бледным сиянием озаряя исполинское чардрево, воздевшее ветви-руки. На ветру трепещут кроваво-красные листья и тягучие алые капли стекают с них на землю. Огромные черные звери внизу жадно лижут кровавые лужи и вороны, рассевшиеся по ветвям, раскрывают клювы, ловя брызжущую кровь. Она стекает с вершины древа — там, где в переплетении белых ветвей восседает, словно на троне, тощий человек с мертвенно-бледным лицом. Тощее, будто иссохшее, тело совершенно наго: лишь длинные, снежно-белые волосы, укрывают его с головы до пят. Ноги, неестественно скрюченные, наполовину вросли в древо, закрытые толстой корой. На руках странного создания ростут грибы мерцающие ядовито-зеленым светом, а на лбу — кроваво-красные листья. Один из глаз закрыт отечным веком, сросшись с кожей, второго нет вовсе — вместо него в пустой глазнице извивается большой белый червь. Огромный ворон садится рядом с лицом вросшего в дерево человека и острый клюв вонзается в его глаз, выклевывая червя из глазницы. Кровь потоком хлыщет из раны, стекая по впитывающей ее кое и в этот миг во лбу существа вдруг открывается третий глаз. Огромный, в три раза больше обычного человеческого, лишенный век и зрачка, мутное, налитое кровью око, проникающее взором везде и всюду. Огромные крылья, с черными как уголь перьями, вздымаются над спиной существа в древе и с раскатистым хохотом оно взлетает над миром, испуганно сжавшимся от предчувствия непоправимой беды.
Бран вынырнул из сна, словно из глубокого омута, тяжело дыша и стуча зубами от холода. Небольшой костер, разведенный им днем, давно погас, а выпавшая роса убила остатки тепла в золе. Кутаясь в свое черное одеяние, Бран уселся, оглядываясь по сторонам: он находился все в том же месте, что он выбрал своим ложем — небольшой яме, оставленной корнями вывороченного дуба. Сверху его укрывал разлапистый куст крыжовника, так что найти Верховного Септона было бы сложно что человеку, что зверю. Впрочем, звери и не искали с Браном лишней встречи — при виде его спутника даже самые свирепые кабаны и медведи не рисковали связываться со странной парой.
Вспомнив о своем звере Бран сосредоточился, выходя из тела… и волна множества запахов привычно захлестнула его сознание: запах прелых мокрых листьев, аромат лесных цветов, птиц копошащихся в вершинах деревьев, вони лисы, притаившихся за соседними кустами. Но сильнее всего был запах крови и сырого мяса, которое рвали клыкастые челюсти. Он чувствовал вкус этого мяса, столь ясно, как будто ел его сам, пил еще теплую кровь, разрывая прочную шкуру поросшую жесткой щетиной. Краем глаза он увидел кабанью голову: матерый секач, с огромными желтыми клыками валялся с разорванным горлом, мертвыми глазами уставившись на шумевшие над ними лесные ветви. Его убийца — исполинский волк с черной шерстью, вырывал из тушки огромные куски мяса и глотал их не жуя.
— «По крайней мере, сегодня это не человек» — подумал Бран и тут же уловил отголосок злобного веселья в сознании волка. Драуглуин, Отец Волколаков почти не уступал интеллектом человеку, обладая даже схожими с ними чувствами, но среди них не было ни одного из тех, что у людей принято считать «добрыми». Вот и сейчас зверь открыто потешался над человеком, все еще испытывавшим угрызения совести от того, что его могучий спутник не видел разницы чьим мясом утолять голод — звериным или человеческим.
Правда, подобные чувства посещали Брана все реже и реже. Он еще не дошел до того состояния, когда ему тоже будет все равно, но кровавое мясо давно стало частью его пищи. Тем более, что костер потух, огниво отсырело, а ноющая пустота в желудке становилась все сильнее. Бран пошарил вокруг, нащупывая ковер, произнес знакомое заклятие и взмыл в воздух, направлясь к месту, где волколак завершал свою трапезу. Спустя миг и сам верховный септон, всевидящий Трехглазый Ворон, скорчившись сидел у кабаньей туши, отрезая ножом полоски мяса и с жадностью их поедая. На ветвях, с громким карканьем, рассаживались вороны, в ожидании когда и им достанется пожива.
Долгий, чуть ли не через весь Вестерос, путь подходил к концу.
Пребывание в теле Драуглуина отличалось от вхождения в тело любого иного зверя — да и человека тоже. За широким лбом, поросшим черной шерстью, мало того что таился разум — во всем существе волколака угадывался отголосок некоей несокрушимой силы, чья злоба и могущество многократно превосходила Душелова. Бран касался лишь малой части той силы, когда его сознание сливалось с сознанием волка — но и этого ему хватило, чтобы измениться. Все чаще Бран бродил по Волчьему Лесу разделив с Драуглуином тело огромного волка: вместе с ним он пожирал кровавое мясо, пугал жутким воем забредших слишком далеко охотников, становился свидетелем охот в ночном лесу, после которых во многих семьях не насчитывались одного, а то и нескольких кормильцев. Принимал он участие и в волчьих свадьбах в лесной чащобе — не только Нимерия, но и все волчицы огромной стаи ныне несли волколачье семя, давая начало новой породе волков Севера. И все это время темная мощь, таившаяся в уродливом теле Драуглуина, все больше сливалась с сознанием Брана, исподволь меняя и искажая его самого. Странные мятежные думы завладевали Трехглазым Вороном, разрывая узы, наложенные Душеловом, но порождая новые, еще более пагубные. В его снах являлись пугающие видения, где Бран видел себя всевидящим властелином, простершим темную длань над Вестеросом.
Эти же видения позволяли ему прозревать доселе скрытые места, где таились источники новой силы. Одно из таких видений и заставило Брана с Драуглуином покинуть Север. Они прошли Перешеек, спустившись по течению Зеленого Зубца, задержались у Харенхолла, общаясь с населявшими его крылатыми созданиями, после чего продолжили свой путь на юг. Передвигаясь лишь ночью, старательно обходя все города и замки, Отец Волколаков и Трехглазый Ворон вступили в Королевский лес.
Насытившись сырым мясом Бран оседлал ковер и они двинулись дальше. Идти они предпочитали по ночам, особенно сейчас, когда они вышли близко к людским поселениям. К утру они перешли Путеводную, обойдя замок Феллвуд, после чего укрылись в небольших холмах — первых предвестниках далеких Красных гор. Здесь они прятались днем, — Драуглину удалось унести теленка из крестьянского стада и Бран вновь насытился кровавым мясом. С наступлением темноты они вновь пустились в путь — и вскоре усилившийся ветер и грохот волн подсказал, что они подходят к цели. Вскоре перед ними замаячили стены Штормового Предела.
За всю свою долгую историю твердыня Баратеонов, а до них — Штормовых Королей, никогда еще не была взята штурмом. Однако сейчас этого и не требовалось — замок охраняла лишь горстка солдат, привыкших к тому, что о замке давно все забыли. Всевидящего Брана и его летающего ковра никто предвидеть не мог: дождавшись ночи Бран, перелетев через стены, спустился в подземелья замка, украв ключи, за которыми никто не следил. Стены темных коридоров оказались достаточно широки для летающего ковра и хоть факелов здесь почти не было, Бран пробрался незамеченным к большой решетке, прикрывавшей вход в пещеру, на дне которой плескались морские воды. Здесь его ждал Драуглуин — огромный волк стоял по брюхо в воде, нетерпеливо клацая клыками: он проплыл целую милю в бушующих волнах, прежде чем нашел потайной ход в Штормовой Предел. Бран открыл ему дверь и оба путника — человек и зверь, — устремились наверх. Трехглазому Ворону не нужно было знать расположение всех ходов здешних подземелий — близкая цель тянула его словно огромным магнитом, заставляя кровь быстрее течь по жилам, а сердце колотиться так, что казалось, что его стук поднимет всю стражу в замке. Рядом бесшумно мчался черный волколак и его глаза светились во тьме как две алые луны.
Лишь один человек встретился им по дороге — толстый рыцарь с вислыми черными усами, пьяно выпучил глаза, не веря своим глазам. Крикнуть он не успел — метнулось огромное тело, ржавые латы зазвенели по камню, послышался негромкий вскрик, перешедший в предсмертный хрип. В следующий миг Драуглуин поднялся на ноги, облизывая мокрую от крови морду.
Больше им никто не попался — даже оружейная комнату осталась без охраны. Дверь была заперта, но волколак, внимательно ее обнюхав, презрительно рявкнул и в мощном прыжке обрушил на нее тяжесть своего тела. Ржавые петли жалобно треснули и дверь с грохотом обрушилась внутрь. Внизу послышались встревоженные голоса и топот ног, но Бран уже не замечал этого: влетев в оружейную он с восторгом рассматривал наяву то, что много раз видел во сне. Огромный меч из черного металла, с рукояткой из крыльев дракона и лезвием, покрытым чуть светящимися рунами. Он протянул руку и меч сам собой слетел в распахнутую ладонь, улегшись как влитой. С силой, которой Бран никогда не мог в себе представить, его пальцы сомкнулись вокруг рукояти меча и он услышал, как черный металл испускает странные звуки — будто далекое пение, зловещее и прекрасное.
— Кто ты такой, Неведомый тебя подери?!
В дверях оружейной толпилось с десяток солдат — больше удивленных, чем встревоженных неожиданным вторжением. На миг Бран почувствовал легкое сожаление, когда меч, словно сам собой рванул его руку вперед. Острый клинок разом пронзил сталь доспехов, разрубил плоть и кости, выйдя из спины ближайшего стражника. Драуглуин отрывисто рявкнул и ворвался в толпу, сея смерть направо и налево. Еще быстрее летал черный меч с легкостью отбивая поднятое оружие, прорубая доспехи и плоть. С первым же убитым Бран почувствовал прилив сил, каких никогда не имел раньше, словно жизненная сила стражника перелилась в его тело. Снова и снова разил черный меч — и все ярче светились руны на клинке и все больше сил обретал Бран, чувствуя себя могучим рыцарем, вроде тех, каким он мечтал стать в детстве. Вскоре в оружейной не осталось живых — кроме огромного волка, забрызганного кровью и хрупкого молодого человека с восторгом, рассматривавшим чудесное оружие. Переполняемый обуревавшими его силами, на миг забывшись, Бран спрыгнул с ковра — и радостно рассмеялся, почувствовав, как его ноги твердо встали на холодный камень.
— Буреносец! — благоговейно произнес он неведомо как всплывшее в его мозгу имя.
Все же полученных сил хватило ненадолго — сделав несколько шагов, Бран был вынужден снова сесть на ковер. Однако он знал где пополнить силы: снизу снова слышались голоса и новые стражники бежали на шум из оружейной. Бран перекинулся взглядом с Драуглуином и направил ковер навстречу новому врагу.
Уже светало, когда в замке осталось лишь два живых существа — Трехглазый Ворон и его зверь. Все остальные пали перед черным мечом — и все существо Брана ликовало, когда он чувствовал как кровь приливает в его увечные ноги. Их хватило на то, чтобы самому спуститься во внутренний двор замка — туда, где раньше стояла богороща с чардревом, вырубленная и сожженная еще Станнисом Баратеоном. Сейчас же, на месте сожженного пня высилась черная статуя Душелова. Бран посмотрел на прекрасное улыбающееся лицо, недобро улыбнулся и занес руку…
Меч сам собой метнулся вперед, метя изваянию под левую грудь, но едва острие коснулось черного камня, как в уши Брана ударил протяжный вой, сменившийся злорадным хохотом. Грянул взрыв — и куски черного камня разлетелись по двору, каким-то чудом не задев Брана. В следующий миг они рассыпались черной пылью, тут же унесенной ветром. Ошеломленный Бран, почувствовав внезапную слабость в ногах, покачнулся и упал бы, если бы не подозванный вовремя ковер.
И где-то далеко, за гранью миров, в безводной и безлюдной пустыне, где Душелов спала, прислонившись к чешуйчатому боку дракона, колдунья с криком вскинулась, выдернутая из сна пронзившей все ее тело невыносимой болью. Она сразу прошла, но осталось понимание: один из источников ее силы оказался уничтожен с помощью незнакомого ей колдовства. К счастью, наложенные на статую заклятия предусматривали и этот вариант, поэтому колдунье не было причинено особого вреда. И все равно новость была скверной: кто-то из ее слуг восстал против нее — и остался жив!
Рассвет застал Брана сидящим на башне-барабане Штормового предела, закатившим глаза, так что виднелись одни зрачки. На его коленях лежал меч с мерцавшими черным светом рунами. Ему не удалось насытиться жизненной силой принесенных Душелову жертв, но это не беда — в скором времени Буреносец получит много душ, дав Трехглазому Ворону новые силы. Назревала большая война — и Бран, реющий над морем в сознании большого ворона, видел первых ее вестников: с востока к Штормовым Землям шло множество кораблей под черным стягом с красным трехглавым драконом.