ЭнергоМорф IV. Холпек. Том II: Спуск к ядру

Глава 3

Крас резко заморгал, его веки слипались, будто склеенные сладким сиропом. Солнечный свет (вернее, его жалкая подделка, просачивающаяся сквозь светящиеся кристаллы на потолке) резал глаза, заставляя щуриться. И тут он ощутил ЭТО — то самое противное чувство, будто кто-то методично сверлит тебя взглядом в переносицу.

Резко открыв глаза, он увидел в десятке сантиметров от своего носа морщинистую физиономию Гирохи. Старый кобольд сидел на корточках у его кровати, его жёлтые глаза светились, как два прогорклых лунных серпа.

— Что, думаешь, какая участь тебя ждёт? — прошипел старик, и его дыхание пахло вчерашним грибным элем, — уже придумал, как будешь удирать от своей участи? Или смирился, как тот глупый жук, что полез на раскалённую сковороду?

Крас отпрянул к изголовью кровати, а его рука инстинктивно потянулась к котомке, где обычно находились кинжалы.

— Ты, старая развалина, — выдавил он, его голос звучал хрипло от только что прерванного сна, — Ты умеешь читать мысли или просто любишь подкрадываться к спящим, как голодная крыса к амбару?

Гироха лишь рассмеялся, и этот звук напоминал скрип ржавых петель.

Краса разъедало навязчивое чувство, будто старый кобольд видит его насквозь — словно все тайные мысли, все тщательно скрываемые эмоции распластаны перед этим существом как карты на игровом столе. Неужели Гироха действительно мог считывать малейшие подрагивания век, случайные закусывания губ, едва заметные изменения ритма дыхания? На миг в сознании вспыхнула параноидальная догадка: а вдруг это настоящая телепатия? Но нет — его разум был окружён непроницаемой ментальной защитой, доставшейся в наследство от величественных медведей, чья ментальная броня не поддавалась даже древней магии. Оставалось лишь одно слабое место — смутное понимание, что законы чтения мыслей могут быть куда изощрённее, чем он себе представлял.

Гироха, заметив мельчайшую складку между бровями Краса и застывший в воздухе взгляд, сразу понял — бледнолицый увяз в попытках разгадать этот феномен. Старый кобольд усмехнулся, обнажив желтоватые клыки, и провёл костлявой ладонью по резной трости.

— Не усложняй, — хрипло пробурчал он, — с годами учишься читать разумных, как вывески на базаре. По дрожи век, по искорке в зрачках… Особенно у вас, бледнокожих — всё словно чернилами на пергаменте прописано. Да и любая тварь, загнанная в угол, начинает метаться мыслями, ища лазейку. Хорошо хоть зубы в ход не пускаешь — уже прогресс.

В его голосе плескалась странная смесь насмешки и чего-то, отдалённо напоминающего одобрение.

Гироха усмехнулся, постукивая когтями по резному дереву трости:

— Если ты ощущаешь себя, как та самая крыса в ловушке, значит, подобные мысли тебе действительно знакомы.

Крас откинулся на грубоватые, но удивительно удобные подушки, разминая плечи:

— Знаешь, старик, ты прав лишь наполовину. Да, будущее моей личности меня тревожит. Но насчёт ловушки… — Он окинул взглядом тёплые каменные стены, подсвеченные мерцающими светляками в стеклянных сосудах. — Эти покои — пожалуй, самое уютное, что со мной случалось на Холпеке. Разве что кроме релакс-комнаты у Крога и Дрога.

Он хмыкнул, вспоминая:

— Поверь, справлять нужду в тепле куда приятнее, чем в ледяной пещере, где кажется, будто срёшь сосульками. Хотя, — его губы дрогнули в полуулыбке, — это было недалеко от истины, без моей регенерации жопа бы наверно месяц болела.

Пальцы Краса нервно застучали по подушке и он добавил:

— Ладно, вряд ли ты припёрся обсуждать мои испражнения. Так с чем пожаловал?

Крас говорил сквозь сжатые зубы, и в его глазах читалась неподдельная тревога. Вторые сутки в этих стенах — не пытка, но сам факт заточения заставлял кровь бурлить в жилах. Комфортные апартаменты внезапно стали напоминать позолоченную клетку.

Гироха, заметив напряжение в плечах молодого человека, тяжело вздохнул:

— Не нервничай, и не грызи себя. Иного выхода не было. — Его когти прочертили борозды по рукояти трости. — Твоё появление в Ха-а-ле вызвало… нездоровый ажиотаж. Пришлось пустить слух, будто ты перебежчик, сдавший маршруты вылазчиков. Теперь официально ты под нашей защитой.

Старый кобольд приблизился к светящемуся мху, встроенному в стену, и его морщинистое лицо искривилось в гримасе:

— Среди кобольдов очень много предателей, поэтому я и не тащу тебя в нашу столицу на нижних уровнях, тут ты в относительной безопасности.

В его голосе прозвучала неожиданная нота почти отеческой заботы, странно контрастирующая с обычной едкой манерой речи.

Закончив говорить, Гироха пристально наблюдал за Красом, ожидая вопросов. И не ошибся. Герой с неохотой поднялся с постели, лениво потянулся, на ходу натягивая помятые штаны, и хрипло спросил:

— Объясни толком, почему именно здесь безопасно?

Кобольд усмехнулся, поглаживая резной набалдашник своей трости:

— Ха-а-ль — не просто убежище. Это наша школа, где растёт новое поколение. Место изолировано от основного мира — попасть сюда можно только через телепорт. — Он ткнул когтём в потолок. — А между пятым и седьмым уровнем климат для твоего бледнокожего нутра самый щадящий.

В его глазах вспыхнуло что-то опасное:

— И хватит сомневаться. Если б я хотел тебя сдать, то уже давно открыл бы пустоту прямиком к Гольту и отправил тебя к нему — с почётом и потрохами.

Последние слова повисли в воздухе, наполненном ароматом свежескошенной травы и невысказанными угрозами.

Сергей медленно провёл рукой по щетине, в его глазах играл холодный огонь недоверия:

— Убедительно, конечно. Но знаешь, я слышал истории, где свинью сначала откармливали… перед тем как пустить на колбасу. Может, ты сейчас как раз торгуешься с Кругом, набивая мне цену?

Гироха внезапно вскипел, его когти вонзились в матрас кровати:

— Идиот! — его голос прозвучал как удар хлыста. — За твою жалкую голову — награда всего сотня золотых! Гроши! Одна только операция по твоему спасению обошлась мне в десять раз дороже! Тридцать бойцов лишились званий и отправились на копир — и всё потому, что слепо поверили мне!

Он резко вдохнул, пытаясь сдержать ярость:

— Совет уже готовит заседание. И мне придётся доказывать, что ты стоишь больше, чем проблемы, которые принёс. Так что хватит нести чушь!

В воздухе запахло гарью — светящийся мох на стенах пульсировали в такт его гневу.

Сергей провёл ладонью по щетинистому подбородку, в его глазах мелькнула искорка чёрного юмора:

— Ох, какая трогательная речь. Ты хочешь услышать от меня «Ну, извините, да спасибо»? Жаль, произносить эти слова мне не за что. Поверь, меня втянули в эту авантюру не по собственной воле — Он с силой потянулся, хрустнув плечами. — Но вот в чём можешь не сомневаться: я всегда свожу счёты и плачу по долгам. Раз уж вляпался по уши, значит, отработаю по полной программе и то обязательно отплачу добром, за твой поступок.

Он резко повернулся к Гирохе, скрестив руки на груди:

— Так что у нас на повестке? Пустые разговоры или конкретные действия?

Кобольд фыркнул, доставая из-за пояса свёрток с подозрительно пятнистой кожей:

— Ты прав, хватит трепаться. Душ. Еда. Сборы. Сегодня перекраиваем твой образ — рожа Хана Кви Су уже украшает каждую доску объявлений от Тутовых плантаций до кобольдских рудников.

Он развернул пожелтевший пергамент с криво нарисованным портретом Краса:

— Хан Кви Су, особо опасный преступник, специалист по… межрасовым разборкам. — Гироха язвительно ухмыльнулся. — Обвиняешься в систематическом истреблении одиноких кобольдов. Хитро — теперь даже мои сородичи будут рвать тебя на части. Дело времени, когда кто-то из кобольдов тебя узнает и предаст наше общество.

Крас задумчиво почесал подбородок, обдумывая слова Гирохи, затем небрежно пожал плечами, словно говоря: «мол, ну бывает же» и, громко зевнув во весь рот, потянулся с таким видом, будто обсуждали не его смертельную опасность, а прогноз погоды. Затем спокойно направился к душевой, насвистывая под нос беспечный мотивчик.

Этот непринуждённый жест заставил Гироху непроизвольно приподнять брови. Старый шаман мысленно перечеркнул своё прежнее мнение о «сопливом мальчишке». Перед ним явно стоял человек, привыкший ходить по лезвию ножа и не моргнув глазом встречать опасность.

Гироха, приготовившийся успокаивать истерику или хотя бы видеть тень страха в глазах собеседника, остался стоять с раскрытым ртом. Вместо ожидаемой паники — лишь равнодушное пожатие плечами и звук льющейся из душа воды.

«Интересный экземпляр…» — прошептал себе под нос кобольд, потирая морщинистый лоб. В его глазах впервые за долгое время мелькнуло нечто похожее на уважение.

Однако Гироха заблуждался насчёт его полного спокойствия. Пока струи тёплой воды омывали тело, Сергей стиснул зубы до хруста, его пальцы судорожно впились в каменную стену. Мысли носились, как ураганные вихри Холпека — он действительно был на грани паники.

«Межрасовая рознь… Гениально. Теперь вся планета будет охотиться за моей головой», — мысленно ругнулся он, яростно намыливая волосы.

Но месяцы тренировок на Фараде, и многочисленные медитации взяли своё — когда он вышел из душа, на лице уже красовалось привычное невозмутимое выражение. Ловко орудуя ножом, Сергей нарезал местные фрукты, внешне полностью сосредоточившись на завтраке.

«Главное — не подавать виду», — промелькнуло у него в голове, когда он сглотнул комок в горле и спросил с нарочитой небрежностью:

— Ну что, шаман, продолжаем экскурсию по прелестям моего нового положения? Или у тебя уже есть гениальный план, как вытащить меня из этой помойки?

Его голос звучал ровно, и только едва уловимая дрожь в руке, подносящей ко рту кусочек фрукта, выдавала внутреннее напряжение.

Сергей, доедая последний кусок странного местного фрукта, поднял глаза на Гироху:

— Объясни наконец, как вы собираетесь менять мою внешность? — он провёл рукой по лицу. — У нас на Земле для этого нужны хирурги, скальпели, месяцы реабилитации…

Гироха загадочно ухмыльнулся, его жёлтые глаза сверкнули в полумраке комнаты:

— Твои «пластические хирурги» мне неведомы. — Он швырнул Сергею свёрток с одеждой. — Но скоро ты всё увидишь сам. А пока… — кобольд потёр лапы с явным удовольствием, — раз уж твоя рожа в последний раз выглядит именно так, предлагаю немного развлечься.

Он резко встал, трость его глухо стукнула по каменному полу:

— Вставай. Пора. — В его голосе звучала зловещая игривость. — Обещаю, будет… познавательно.

Сергей почувствовал, как по спине пробежал холодок. То ли от сквозняка, то ли от того, как неестественно блеснули клыки Гирохи в тусклом свете светящегося мха.

Швырнув грязную тарелку в очистной ящик (та с глухим звоном исчезла в его недрах), Крас натянул просторную рубаху с капюшоном, напоминавшим монашеский куколь, и лениво поплёлся за Гирохой.

Коридоры, по которым они петляли следующие пять минут, напоминали лабиринт древнего подземелья — низкие своды, сырой воздух и… неожиданно высокотехнологичные указатели. Переключив зрение в энергетический спектр, Сергей с удивлением разглядел на стенах мерцающие символы:

«Сектор 7-G — 120 шагов»

«Хранилище артефактов — уровень ниже»

«Карантинная зона — НЕ ВХОДИТЬ»

Это напоминало схему метро, если бы метро строили гномы-техноманьяки — та же практичная компактность, но вместо поездов — лишь бесконечные туннели, уходящие в темноту.

— Эй, шаман, — Сергей догнал Гироху, — у вас тут вообще есть что-то, что не выглядит как декорации к средневековой киберпанк-опере?

Кобольд лишь хрипло рассмеялся, ускоряя шаг.

Сергей шёл за Гирохой, внимательно изучая стены. Его глаза, переключённые в особый режим, чётко различали скрытые символы:

— Если верить вашим указателям, — произнёс он, — лабиринт не такой уж и запутанный. Я бы и сам нашёл дорогу назад в блок С-14–43.

Он провёл пальцем по грубой каменной поверхности, словно ощупывая невидимые знаки:

— Вам не приходится напрягаться, чтобы видеть эти надписи? — спросил Сергей, щурясь от напряжения. — Или они специально замаскированы от посторонних?

Гироха лишь хрипло рассмеялся, не замедляя шага, его трость глухо стучала по каменному полу, оставляя царапины на древней кладке. Сергей машинально отметил, что даже эти следы складываются в некий узор, возможно, несущий смысл.

Гироха остановился, повернувшись к Сергею. Его жёлтые глаза в полумраке тоннеля светились, как два кусочка серы:

— Наши глаза устроены иначе, чем ваши, бледнокожие, — кобольд шлёпнул ладонью по стене, и камень глухо отозвался. — Видим не только знаки. Любой сородич определит, где порода богаче, просто проведя рукой по поверхности.

— Твоя глушилка использует похожий принцип. Только нам не нужны костыли — мы чувствуем вибрации кожей. — Старый кобольд гордо выпрямился, его тень на стене изогнулась, как сталактит. — Мы — дети камня. Рождаемся в его объятиях, живём в его сердце…

Глубокий вздох заставил его кожаный плащ зашелестеть:

— И в камень же возвращаемся в конце пути.

На последних словах его голос приобрел странную, почти печальную ноту. В воздухе повис запах пыли и чего-то древнего — возможно, того самого камня, о котором он говорил с таким почтением.

Сергей задумчиво почесал подбородок, его глаза сузились в ироничной усмешке:

— Минуточку, на Холпеке же никто не умирает по-настоящему. Выходит, вас специально обделили? — Он покачал головой, делая драматическую паузу. — Вот обидно-то было бы: все вокруг в каком-то смысле бессмертные, иномирцы живут вечно, а ты — как последний смертник…

Гироха резко развернулся, его плащ взметнулся, словно крылья раздражённой летучей мыши:

— Ты мыслишь как слепой щенок! — прошипел он. — Те разумные, которые живут очень долго и решают закончить свой жизненный путь, соглашаются на добровольное подчинение. После того, как их души помещают в кристалл, наши герои выбирают вечный покой. Их души в кристаллах летят в ядро планеты, становясь частью Холпека. Таким образом, они служат нашему миру даже после своей гибели. — Голос кобольда внезапно смягчился. — Их имена высекают в Чертогах Памяти… на века.

Он нервно провёл когтями по стене, оставляя царапины:

— Так что ты не прав, на Холпеке есть способы умереть окончательно, хотя кто знает, куда отправляются души умерших кобольдов? Ура… прости, Вед твердит, что можно вытащить душу обратно из неосферы… — Гироха судорожно сглотнул. — Но это — святотатство. Как вырвать корни у Мирового Древа

— Так на Холпеке же никто не умирает, нестыковочка получается. Или вы и тут какие-то особенные, только в отрицательную сторону? Я бы сильно обиделся, на вашем месте, если бы иномирцы жили вечно, а вас обделили такой возможностью

Слова Гирохи ударили Краса как обухом по голове. Вся кровь отхлынула от его лица, оставив кожу мертвенно-бледной — странный контраст с обычно румяными щёками бойца. Пальцы непроизвольно впились в каменную стену, будто ища опору.

«Значит смерть здесь всё-таки возможна…» — пронеслось в голове, и это осознание сковало тело ледяными оковами. Всё это время он наивно полагал, что главная опасность — лишь вечное заточение на Холпеке. Но оказалось, можно и вовсе исчезнуть из Равновесия — раствориться без следа, как дым от костра.

Гироха, заметив реакцию, ехидно скривил морщинистую морду:

— Что, бледнокожий, не ожидал такого поворота? — Его когти поскрипывали по древнему камню. — Наш мир полон сюрпризов… особенно для тех, кто слишком уверен в своей неуязвимости.

Крас резко выпрямился, пытаясь скрыть дрожь в коленях. Где-то в глубине туннеля завыл ветер, словно предвещая недоброе.

Гироха усмехнулся, заметив, как пальцы Краса непроизвольно сжались в кулаки. Жёлтые глаза кобольда сверкнули в полумраке, словно два тлеющих уголька.

— Я смотрю ты занервничал, после моих слов. Наш бледнокожий герой дрожит? — прошипел он, обнажая ряд острых зубов. — Не переживай, если ты согласишься на подчинение, то по сути будешь уже мёртв, ибо после этого твоя память стирается, и твои воспоминания исчезнут, как рисунки на мокром камне — его коготь чертил по воздуху зловещие круги. — Без памяти личность перестаёт существовать, а душа просто превращается в сосуд энергии, без прошлого ты станешь пустой скорлупой. Так что не бзди и лучше не соглашайся на подчинение. Всё мы пришли, заходи.

Гироха и пара его неизменных охранников остановилась и ждали пока их нагонит герой. Группа замерла перед исполинской дверью, заставившей Краса невольно запрокинуть голову. Трёхметровые арки подавляли своим величием, их поверхность мерцала живыми энергетическими узорами, будто под кожей двери пульсировали светящиеся вены. Это даже скорее была не дверь, а целые ворота, она разительно отличалась от остальных: рама сверкала полированным металлом холодного голубоватого оттенка, словно выкованным из арктического льда. Золочёные петли, украшенные замысловатыми рунами, оказались чисто декоративными. Всем своим видом, вход говорил, что за ним находиться не просто жилой сектор.

Когда старик приложил ладонь к скрытому сканеру, створка сначала едва заметно дрогнула, затем плавно выдвинулась вперёд и скользнула в сторону, растворяясь в казавшейся монолитной стене. Это выглядело словно волшебство, ведь до этого Крас не заметил ниши в стене, дверь казалась одним целым со скалой, и какого же было его удивление, что распашные, массивные петли оказались лишь элементом декора.

Крас непроизвольно ахнул, от увиденного.

Перед ними разверзлось гигантское сферическое пространство, заставляющее непроизвольно замереть. Десятиметровые своды, словно небесный купол, сплошь покрытые биолюминесцентным мхом, излучали призрачное сине-зелёное сияние. Свет пульсировал неровными пятнами, создавая иллюзию звёздного неба в миниатюре.

Крас присвистнул, его голос разнёсся эхом:

— Вы это… прямо в скале выгрызли? — Даже не вооружённым взглядом было ясно, что помещение выдолбили прямо в толще породы.

Пол, отполированный до зеркального блеска, странно контрастировал с грубыми поперечными насечками, намеренно оставленными для сцепления. Каждая царапина ловила свет, создавая сложный узор, напоминающий гигантские когтистые следы.

Гироха шаркнул подошвой по поверхности, вызывая короткую искру:

— Наши предки знали толк в долговечности. — Его трость глухо стукнула по полу. — Эта зала видела поколения до нас и увидит ещё десятки после.

В воздухе витал терпкий аромат влажного камня и чего-то электрического — будто где-то рядом бился пульс самого Холпека.

Крас медленно повертел головой, его взгляд скользил по бесчисленным стойкам, ломящимся от холодного оружия всех мыслимых форм. Клинки, топоры, копья — всё аккуратно развешено на стенах, будто экспонаты в музее смерти. В воздухе витал характерный запах масла для заточки и пота, въевшегося в кожаные рукояти.

— Ну что, бледнокожий, — Гироха щёлкнул языком, — догадался, куда я тебя привёл? Или тебе нужно, чтобы кто-то написал «Добро пожаловать в ад» над входом?

В дальнем конце зала ряды манекенов-мишеней, больше похожих на распятых людей, пестрели торчащими из них стрелами. Одна из мишеней особенно пострадала — её «голова» висела на последнем клочке материала.

У противоположной стены качались боксёрские груши, похожие на повешенных преступников. Песочные мешки, обшитые прочной кожей, были покрыты потёртостями и тёмными пятнами — свидетельствами тысяч ударов.

— Обучалка? — Крас поднял бровь, пнув ногой валявшийся под ногами тренировочный меч. — Или клуб для садистов?

Гироха только усмехнулся в ответ, его когти поскрипывали по рукояти боевого топора.

Гироха с церемониальным видом вручил свою драгоценную трость помощнику — будто передавал скипетр на коронации. Размах его плаща мог бы позавидовать любой театральный злодей, когда он грациозно (для дряхлого кобольда) вышагнул на арену.

— Добро пожаловать в наш скромный спортзальчик, — прошипел он, делая поклон в стиле «добро пожаловать на свою казнь». Его жест «подходи-ка сюда» напоминал приглашение на расстрел.

Крас застыл с выражением лица человека, которого только что попросили пнуть щенка. Его моральные устои яростно боролись с абсурдностью ситуации:

«Бить стариков нельзя…это строгое табу, мои моральные устои этого не позволят, даже если это морщинистый кобольд-провокатор… даже если он явно напрашивается…»

Гироха, заметив его колебания, оскалился в улыбке, демонстрируя полный набор желтоватых клыков:

— Что, бледнокожий рыцарь? Этикет не позволяет? — Он похлопал себя по морщинистой шее. — Не волнуйся, мои позвонки уже пережили три восстания — твои тычки будут просто милым массажем.

Один из помощников фыркнул, быстро сделав вид, что подавился собственной слюной.

Крас отпрянул, как будто ему предложили пнуть мумию в музее. Его руки совершали защитные жесты, достойные мима на площади:

— Старый, ты что собрался со мной драться? Дедуля, ты там с дуба рухнул? — голос его прыгал на две октавы. — Это не смешно, я почтительно отношусь к старшим и не собираюсь тебя дубасить. Я даже бабушку на лавочке не толкну, что бы та подвинулась, а ты тут со своими старческими костями…

Гироха широко улыбался, как крокодил перед обедом. Его «доброжелательный» жест рукой больше напоминал приглашение на эшафот:

— О, благородный рыцарь! — просипел он сладким голосом. — Не стесняйся, бей как по мешку с костями. Ты можешь использовать все свои способности, бой будет вестись до сдачи одного из нас. Выиграешь — угощу деликатесом: креветками горного озера Блайз, которых я ЛИЧНО буду ловить своим артритным когтём.

После этих слов охранники Гирохи начали переглядываться. Видимо этот продукт был очень редок на Холпеке, возможно как чёрная икра или трюфели на Земле.

Один из помощников кашлянул в кулак, но по дрожащим плечам было ясно — он еле сдерживает хохот. Второй демонстративно изучал потолок, видимо, вспоминая, что забыл покормить кота.

Но странным оказался тот факт, что они никак не отреагировали на то, что старик собрался драться с противником, который намного его моложе, сильнее физически, да и что там говорить, как минимум в два раза больше. Это немного настерегло героя.

Крас перестал корчить рожу святоши и включил «режим боевого хомяка». Герой решил не шутить с Гирохой, он принял его вызов, усилив свой энергокаркас, ускорил мышцы, а так же напитал их энергией для более мощных ударов и приготовился к схватке.

«Ну что ж, дедуля, получай пенсионера года», — промелькнуло у него в голове, когда он принял боевую стойку.

Гироха понял, что Сергей готов и начал странно водить руками. Это было похоже на позёрство фокусника, он развёл свои трясущиеся лапки в замысловатом па, словно пытался показать тени-зверюшки при свете костра. Закончив с пасами руками, старый кобольд развёл ладони в стороны, и между бойцами образовалась лёгкая пелена из энергетического барьера. Она мерцала в воздухе словно водяная штора, этакая полупрозрачная простыня, бликующая как дешёвая неоновая вывеска в подпольном баре.

— О, — саркастично протянул Крас, — это у нас бой или сеанс магического шоу? Может, ещё кролика из шляпы достанешь?

Гироха лишь подмигнул (или у него просто дёрнулся глаз — сложно сказать):

— Не волнуйся, мой дорогой, это всего лишь… страховочка. Чтобы ты случайно не разнёс мои старческие кости в пыль.

Один из помощников уже открывал бутылку с какой-то жидкостью — то ли для ритуальных нужд, то ли просто решил подготовиться к предстоящему зрелищу.

Крас решил, что это защитный, силовой барьер, поэтому сконцентрировался и собрался его пробить. Крас, сжав кулаки, ринулся вперёд, как торнадо в трусах — с полной уверенностью, что сейчас устроит этому барьеру «разборки по-мужски». Но то, что произошло, после того, как он прошёл через эту невидимую стену из энергии, обескуражило героя, едва он прорвался сквозь мерцающую завесу, его тело устроило настоящий саботаж. Все его приготовления моментально слетели. Он чувствовал, что энергокаркас не слушается его команд, энергокаркас отключился с видом «ваш звонок для нас очень важен», а мышцы и сухожилия стали слабыми и непослушными, они расслабились, будто в первый день отпуска. Ноги начали танцевать непонятный стиль, который даже кобольды не смогли бы повторить, Крас начал мотаться из стороны в сторону, как пьяный.

«Отлично, — подумал Крас, шатаясь как студент после зачёта, — значит, сейчас я — просто мешок с костями в стиле "современный танец».

Зрение начало его подводить, перед глазами встала мутная пелена, руки и ноги практически не слушались, он ясно мыслил и отдавал мысленные посылы на восстановление нормализации процессов организма, но они словно не доходили до адресата. Он пытался послать команды телу, но они терялись где-то по дороге, как эсэмэски в зоне плохого приёма.

Гироха наблюдал за этим «концертом», скрестив руки.

— Ну что, бледнокожий, как тебе наш «фитнес-клуб»? — Его усмешка могла бы растопить ледники. — Первое занятие всегда бесплатно… если выживешь.

Кобольд с проворством пьяного гнома на рождественской вечеринке выхватил из рукава пузырёк с подозрительной жидкостью. «За здоровье!» — должно быть, подумал он, опрокидывая содержимое в глотку одним махом. Пустой флакон полетел в сторону с таким безразличием, будто это был билет на уже уехавший поезд.

И тут началось самое интересное: Старикан вдруг ожил, как батарейка «Энерджайзер» в теле старого будильника, или студент после третьей чашки кофе перед сессией. Два прыжка — и он уже перед беспомощным Красом. Оттолкнувшись от пола с грацией старой, но опытной горной козы, Гироха влепил герою ногой в лоб с точностью почтового голубя, доставляющего счёт за ЖКХ. Удар пришёлся ровно между глаз, с тем характерным глухим звуком, который издают спелые арбузы при проверке на зрелость.

«Вот тебе и старый пердун», — вероятно, успел подумать Крас, прежде чем мир перед ним превратился в фейерверк из звёздочек.

Это действие, вызвало дезориентацию, и Крас рухнул на спину, как мешок с мокрым песком. Собрав последние силы в кулак, он смог подняться и встал в боевую стойкую, качнувшись, подумал — героический дух есть, а вот координация явно взяла отгул. И он не видел старика, тот словно растворился в воздухе.

«Где этот чертов…» — он едва успел подумать, как получил апперкот в челюсть. Звон в ушах заиграл марш «Прощание славянки».

И тут начались настоящие чудеса. Гироха появлялся, будто не откуда, и наносил очень болезненные удары по Сергею. Большинство, которых приходилось по лицу. Началось цирковое шоу «Невидимый дед-садист»: Бамс! — удар в нос (спасибо, хоть не сломал), Хрясь! — подсечка, когда уже падал, Шлёп! — подзатыльник для полного комплекта. Он лупил героя в голову, а затем, когда тот собирался падать, наносил удар сзади, не давая свалиться тому как мешку с дерьмом. Гироха носился вокруг, как: призрак обиженного фитнес-тренера, или очень злая мушка, которую никто не видит. Крас крутился на месте, как: пьяный медведь в карусели или новичок в VR-очках. Это было похоже на то, как тень избивает человека-неваляшку. Гироха появлялся из невидимости, наносил удар и моментально исчезал. «Ну хоть бы упал нормально!» — должно быть, думал кобольд, устало пиная живую грушу.

Один из помощников уже заваривал чай — видимо, понимал, что это надолго.

Итогом оказалось полное избиение Кравцова. Его лицо превратилось в месиво. Когда цирк закончился, Крас напоминал фаршированный перец после кулинарного мастер-класса для слепых: нос сломан в нескольких местах, словно произведение современного искусства в стиле «разбитый модерн», брови рассечены, губы напоминали треснувший кафель в общественном туалете. Он лишился больше половины зубов, оба глаза заплыли, уши переломаны, старик даже умудрился вырвать несколько клоков волос, с головы героя. Красу стало страшно, он не мог отправить команду на регенерацию и восстановление. Хорошо, что его способность заглушать боль ещё работала, и он не отключился от болевого шока.

— Хва…тит… — булькал Крас, но Гироха продолжал свой «мастер-класс» с упорством пенсионера, добивающего последнюю банку тушёнки.

Так он несколько раз кричал что всё, пора остановиться, но на Гироху не действовали его слова. Молчаливый старикан, словно сумасшедший, лупцевал героя, а его охранники громко при этом смеялись. Крас не выдержал такого издевательства и отключился. Последнее, что увидел Крас перед отключкой — довольную морду старикана, сияющую, как новогодняя гирлянда у алкаша.

— Живой? — Неожиданно раздался голос Гирохи в ушах Краса, с чёткостью будильника в понедельник утром. — Эй, мясной полуфабрикат, ещё дышишь? — старик явно наслаждался моментом. — Я восстановил твою связь с энергокаркасом, можешь отдать приказ на регенерацию век, и открыть глаза, но только век, остальное пока подождёт.

Крас мысленно представил, как посылает энергокаркасу дружеский пинок — и о чудо! Веки послушно зашевелились, как заржавелые жалюзи после долгого простоя. Сняв отёк с глаз, он смог распахнуть свои веки. Открыв один глаз (второй пока отказался сотрудничать), герой осознал: его тело напоминало фарш после Дня благодарения, кобольд размером с табурет устроил ему встречу как с отрядом разъярённых борцов сумо, синева кожи могла бы составить конкуренцию васильковому полю. Всё его тело жутко болело, было такое ощущение, что он попал в мясорубку. Маленький кобольд отдубасил парня как сотня разъярённых бойцов, он был буквально весь синий от гематом. На лице живого места не осталось. Герой даже не мог толком говорить.

— М-м-м… — выдавил Крас, обнаружив, что его рот временно выполняет только декоративную функцию.

— Зжзащ-хр-за, чтоффф, ти-ы-э, так со м-о-ооу-й.-С трудом выговаривая слова произнёс Сергей.

— Зу-уу-рр…

Из перекошенного рта Краса вырвались звуки, напоминающие, сломанный радиоприёмник, или пьяного крота, пытающегося прочитать лекцию по квантовой физике.

— Зжзащ-хр-за… — выдавил он, будто его язык внезапно решил стать самостоятельным организмом.

Гироха вздохнул с видом учителя, слушающего отмазки двоечника:

— Тише, тише, наш многострадальный мешок для битья. Так было нужно, а сейчас помолчи, мы отнесём тебя к скульптуру. Скоро всё закончится.

После этих слов Гироха поднёс к лицу краса свой кулак и раскрыл его. Его ладонь раскрылась с театральным флёром, как у фокусника перед кульминационным трюком, с неё распылился странный порошок,

— Спи, красавчик. — Отечески произнёс кобольд.

Вдохнув его, облачко розоватого порошка, моментально превратило жалобные стоны в храп, подарило Красу желанный отдых от реальности и напомнило, что кобольды явно что-то скрывают про свою «медицину».

Проснулся Крас от острой боли, которая буквально пронзила всё его лицо, сравнимой разве что с ударом рояля в лицо. Кто-то методично давил на его и так многострадальный нос, будто пытаясь вызвать в нём второе пришествие.

— А-а-а-а! — заорал он голосом, в котором смешались, пьяный паровоз, застрявший пылесос, и вся боль этого жестокого мира.

— А-а-а-а-а-а, с-ш-ш-уки, ш-ш-то хв-иы дли-и-ете, хто ос-с-ень по-о-ольно. — Нечленораздельно закричал Сергей.

Гироха, снисходительно пояснил:

— Это не садизм, Нагх, а высокое искусство. Советую не глушить боль, а накачать себя адреналином, как праздничного гуся, дабы не отключиться во время процесса. Так нужно, и не вздумай играть со своими болевыми рецепторами. Ты должен оставаться в сознании и не смей запирать свой разум. — Серьёзно инструктировал Гироха. Его тон напоминал строгого учителя химии, объясняющего, почему нельзя пить реактивы:

— Если отключишься — придётся начинать сначала. А если запрёшь разум — сделаю из твоих ушей сувенирные пепельницы.

Когда Крас наконец смог разлепить веки (что само по себе было подвигом, учитывая, что они напоминали два переспевших баклажана), перед ним предстала «радостная» картина: Над ним склонился кобольд размером с холодильник — не тот новый, slim-версия, а добрый старый советский «ЗИЛ». Его лапы с упоением вдавливали переносицу Краса в череп, будто пытались запустить систему экстренного торможения через лицо.

Попытавшись пошевелиться, парень понял, что он очень крепко связан по рукам и ногам жёсткими ремнями, так, что даже не мог двигать плечами. Эта попытка привела к открытию, что руки пристёгнуты так плотно, что пальцы уже начали делиться последними сплетнями о кровообращении, ноги зафиксированы с усердием, достойным создателей средневековых доспехов, даже бровью пошевелить проблематично — видимо, чтобы не портить «чистоту эксперимента»

— М-м-мфф! — выдавил из себя Крас, что в переводе с «избитого героя» означало примерно: «Ну вы блин даёте, ребята!»

Гироха, наблюдающий в стороне, одобрительно кивнул:

— Отлично, теперь мы готовы к главному представлению. — Его улыбка напоминала ту, что бывает у стоматологов перед словами: «Сейчас будет немного неприятно».

Крас закатил глаза (что, учитывая их текущее состояние, было сродни подвигу) и выдал монолог в своей голове, достойный шекспировской трагедии в исполнении пьяного студента:

«Ну что опять? Мне снова нужно страдать? Твою мать, я попадаю в различные миры, где разумные обуздали энергию, свойства души, знают о богах, да их техники больше похожи на магию, чем на науку, энергию души используют вместо бензина и они не могут провести пластическую операцию без боли? При этом всём никто не может сделать нормальную анестезию? Да это сюр какой-то. — Он фыркнул, тут же пожалев об этом, так как треснутая губа напомнила о себе резкой болью. — Или только я такой везучий? Ладно, хуже уже точно не будет».

Гироха, склонив голову, сидел с выражением разумного, который в сотый раз смотрит плохой спектакль и словно прочитав мысли героя произнёс

— Ты прав, хуже уже не будет. — Его тон обещал ровно обратное.

Как же ошибался Крас в своём наивном «хуже не будет». Адреналин, который должен был помочь, превратил пытку в HD-формат с объёмным звуком — теперь он мог в деталях оценить весь «творческий процесс», начался сущий ад. Скульптор, (а это определённо был он, судя по профессиональному подходу), начал работать с телом Сергея, как с куском мрамора.

Узурпатор буквально разнёс физиономию Краса. Он использовал не только свои мощные кулаки, но так же и небольшие молотки, какие-то стамески, маленькие пилы, особой любовью пользовался скальпель — верный друг, оставляющий автографы на костях. А зубило… о, зубило выбило не только зубы, но и последние иллюзии о гуманности… На протяжении нескольких часов этот огромный кобольд издевался над тушей Сергея. Минуты тянулись, как очередь в налоговой,или последние капли достоинства Краса. Экзекуции подверглось не только лицо, а так же и остальные части его тела. Сергей уже думал, что не выдержит, и опять вспомнил свои мысли про «хуже не будет», как вдруг с него сняли кожу (живьём, без скидок!), вот тогда герой наконец понял — слово «хуже» в словаре кобольдов пишется совсем иначе.

Гироха в углу делал заметки, периодически одобрительно покрикивая:

— Терпи, богатырь! Это же искусство!

От скульптора очень часто прилетали фразы наподобие: «так, замечательно» или «и так сойдёт» после того, как он ломал очередную кость в теле Краса, или «а это тут лишнее», после того как что-то отрезал. Скульптор работал с энтузиазмом шеф-повара на кулинарном шоу:

— Так, рёбра асимметричны… — хрусть — Вот теперь гармония!

— О, этот отросток явно не к делу! — скрежет пилы — Чик — и проблема решена!

Сергей чувствовал себя, словно лежит на столе доктора Франкенштейна, в роли монстра, которого собирают по кускам. Но было одно большое отличие, он был жив и чувствовал все манипуляции со своим телом. Крас ловил себя на мысли, что ощущает себя: глиной в руках увлечённого гончара, икеевским шкафом, который собирает пьяный мастер, но главное — он был живой икеевский шкаф. Каждый «творческий порыв» скульптора сопровождался одобрительным похлопыванием по оставшимся целым частям тела и радостным блеском в глазах, когда находил новую «несовершенную» деталь.

Гироха, наблюдая процесс, периодически поддакивал:

— Да-да, вот эту косточку чуть левее… Ага, идеально!

Обычный человек, скорее всего, сошёл бы с ума, стал религиозным фанатиком и научился разговаривать с потолком после таких издевательств над собой. Но герой не был обычным. Ему уже приходилось терпеть адскую боль, его жизненное «резюме» включало: боль как хобби и страдание как образ жизни. Но тогда он снижал чувствительность своих болевых рецепторов. Сейчас же он ощутил весь спектр боли, от жгучей — будто вены залили кипятком, и острой как миллион иголок под ногтями, до тупой и затухающей, словно в черепе поселился слон-балерина.

Эта адская агония длилось будто вечность. Единственное, что не давало ему отбросить копыта, это умение оперировать своими гормонами, Крас постоянно выплёскивал в организм огромные порции адреналина и эндорфина, да даже никотин синтезировал, используя его как болеутоляющее.

В кульминационные моменты «творческого процесса» Гироха, восседая на табуретке как злой гном на троне, раскидывал руки над Красом. С его ладоней вниз спускала энергетическая пелена. Как потом понял Крас, этот фокус банально не давал Сергею умереть от болевого шока. Когда «скульптор» наконец решил, что шедевр готов, тело героя посыпали каким-то порошком, словно приправили сочный стейк перед отправкой в духовку, и опустили в бочку с очень густым раствором зелёного цвета, в котором он чуть не захлебнулся. После этой процедуры, когда Крас уже собирался сдаться, Гироха снова поднёс свою руку к лицу Сергея и распылил магический порошок перед его лицом, который отправил его в бессознательное состояние.