ЭнергоМорф IV. Холпек. Том II: Спуск к ядру

Глава 2

Едва сознание Крaса выплыло из пучины беспокойного сна, он тут же ощутил на себе тяжёлый, изучающий взгляд, будто чьи-то невидимые пальцы осторожно ощупывали каждую черту его лица. Он не мог быть уверен — действительно ли наступило утро, или это лишь очередная грань между явью и забытьём, где время теряет всякий смысл.

Когда веки, наконец, разомкнулись, перед ним, словно древний монумент, высеченный временем, возвышался Гироха. Старик сгорбился под незримой тяжестью прожитых лет, его костлявые пальцы сжимали узловатую трость — не просто опору, а верного спутника, хранящего следы бесчисленных дорог. Одежда его, сшитая из грубого, но добротного полотна, казалась продолжением его существа: простая, лишённая вычурности, но дышащая некой аскетичной благородностью.

Лицо Гирохи было испещрено морщинами, словно карта забытых царств, а в глубине потускневших огненных глаз ещё тлели искры былого пыла — будто угли, присыпанные пеплом, но готовые вспыхнуть при малейшем дуновении ветра. Всё в нём выдавало воина, познавшего вкус и крови, и мудрости: осанка, хоть и согбенная годами, хранила отголоски былой выправки, а взгляд, острый как клинок, пронзал насквозь, выискивая малейшую фальшь.

Он молча рассматривал Красa, будто пытался разгадать зашифрованное послание в чертах его лица. И, как ни странно, его безмолвная оценка была пугающе точна — словно старик уже знал то, о чём сам герой лишь смутно догадывался.

Гироха усмехнулся широко улыбнувшись, и его голос, пропитанный годами, как старый дуб смолой, прозвучал с едва уловимой ноткой насмешливого снисхождения:

— Вот, знаешь, малахольный, — протянул он, намеренно растягивая слова, будто давая им время впитаться, — гляжу я на тебя, да всё никак не возьму в толк: что такого особенного нашёл в тебе Уравнитель?

Старик прищурил свои потускневшие, но всё ещё пронзительные глаза, внимательно изучая Краса, словно старался разглядеть скрытую под кожей тайну.

— С виду — обычный зелёный салага, мальчишка, недавно познавший женские ласки — продолжил он, постукивая тростью по полу в такт своим словам, — хоть сейчас и вырядился в обличье взрослого мужа. Но глаза… глаза, дружок, — зеркало, в котором вся подноготная как на ладони. Их не проведёшь, не замажешь красивыми словами.

Гироха сделал паузу, давая своим словам повиснуть в воздухе, затем медленно покачал головой:

— В твоих очах — чистейший страх перед тем, что ждёт твою душу впереди. Будто мышь, что учуяла кота, но не знает, с какой стороны ждать когтей. Нет, парень, не тянешь ты на вершителя судеб. Но с кем попало Уравнитель связываться не станет — уж поверь мне. Значит, есть в тебе что-то… только вот что?

Гироха говорил спокойным и уверенным тоном, и его слова звучали как истина. Крас чувствовал себя немного смущённым, но он знал, что старик прав. Он не был тем, кто мог бы влиять на судьбы людей, и он не знал, почему уравнитель выбрал именно его.

Крас резко вскинул брови, его голос прозвучал с раздражённой откровенностью, будто он наконец сорвал с души накопившуюся оскомину:

— Да Вед, чёрт возьми! Можешь звать его Вед, мне так более привычно! — выпалил он, размашисто рубя воздух ладонью. — Хоть капля ясности в этом безумном калейдоскопе! Я сразу понял, о ком речь.

Он пристально впился взглядом в Гироху, и в его глазах плескалась целая буря противоречий — от детской растерянности до едва сдерживаемой злости.

— Слушай, старик, я вообще не пойму, как тебя воспринимать! — Крас нервно провёл рукой по волосам, словно пытаясь стряхнуть налипшие воспоминания. — В первый раз ты предстал передо мной этаким седобородым добряком, эталоном мудрости и спокойствия. Да, именно ты — не Вед в твоей потрёпанной шкуре! Ты смотрел на меня так, будто видел насквозь, но без ехидцы — и я, дурак, повёлся. Готов был поверить каждому слову, как ребёнок сказке на ночь.

Голос его дрогнул, воспоминания явно оживали перед глазами:

— А потом, во вторую нашу встречу? Ты просто — бац! — и пихнул меня в тот чёртов портал, будто ненужный хлам в мусорный люк! Я пережил там такое, что даже сейчас, стоит закрыть глаза — и всё всплывает, как свежий ожог. А после ты ещё и вывалил на меня ушат помоев, смешал с грязью и обозвал расистом… Хотя я, между прочим, им не являюсь и никогда не был!

Крас горько усмехнулся, сжимая кулаки:

— А теперь вот корчишь из себя пророка, сыплешь «мудростями», будто соль на рану. Да плевать мне, старик, что ты там о мне думаешь! Могу, конечно, для порядка на твоей плеши гнездо свить и туда личинку отложить — но, увы, аппетит подвёл. Давно не ел. Делай со мной что угодно — только, ради всего святого, хватит бубнить, как заплесневелый оракул и гнусить как старый дед!

После яростной тирады Краса, лицо Гирохи озарилось едва уловимой улыбкой, будто он втайне праздновал маленькую победу. Его морщинистые губы искривились в хитром полуухмыле, а глаза, мутные от возраста, внезапно сверкнули живым огнём — точно угли, раздуваемые внезапным порывом ветра.

Казалось, весь этот разговор был тонко сплетённой ловушкой, расставленной с единственной целью — разжечь в Красе пламя гнева, вытащить наружу грубость и ярость, запертые за замками страха и неуверенности. Старый шаман словно играл на нервах, как на струнах, намеренно задевая самые больные места, чтобы проверить — осталось ли в этом измученном парне хоть что-то от того бойца, что мог постоять за себя?

Гироха отлично понимал, через что прошёл Крас. Испытания, что сломали бы любого другого, оставили на его душе глубокие шрамы — но не добили до конца. И теперь, когда впереди маячили новые тяготы, шаману нужно было узнать — сумеет ли парень собрать волю в кулак, или уже сломлен окончательно?

И он нашёл самый жёсткий, но и самый верный способ это выяснить — разозлить Краса, заставить его выплеснуть всё, что копилось внутри. Ведь только в гневе, когда разум отступает, а на первый план выходят инстинкты, можно увидеть истинную суть человека. И если даже сейчас, после всего пережитого, в Красе тлеет искра бунтарства — значит, ещё не всё потеряно.

Шаман кобольдов не просто так дразнил его, называл «малахольным», бросал обвинения. Он хотел помочь — но помощь эта была подобна горькому лекарству, которое сначала обжигает, а потом лечит. И теперь, глядя на разъярённого Краса, Гироха почти убедился — этот парень ещё способен бороться.

Старый кобольд поднял руку в умиротворяющем жесте, его голос прогремел глухо, словно отголосок древнего эха, но в то же время в нём звучали нотки одобрения:

— Тише, отрок, тише… — произнёс он, намеренно растягивая слова, будто давая им осесть в сознании Краса. — Ты… не разочаровал меня.

Старик сделал паузу, его трость слегка постукивала по полу, отбивая ритм его размышлений. Глаза, те самые потускневшие, но всё ещё пронзительные, сверлили Краса насквозь, словно пытаясь заглянуть в самую глубь его души.

— Большинство разумных, — продолжил он, насмешливо скривив губы, — услышав такие слова, начали бы юлить, оправдываться, лепить из себя праведников. Старались бы угодить, подлизаться к тому, кого считают сильнее. А ты…

Гироха внезапно рассмеялся, его смех был похож на скрип старого дерева, но в нём звучало неподдельное восхищение:

— Ты сразу перешёл в нападение! Без раздумий, без попыток казаться лучше. Схватил нож правды и воткнул его мне прямо в горло! Мне нравится твой настрой, мальчишка. Может, из тебя и правда выйдет толк…

В его голосе прозвучала твёрдая уверенность, но за ней скрывалось нечто большее — как будто старый шаман видел в Красе то, чего не замечал даже сам Крас.

Крас закатил глаза к потолку, и сорвался в отчаянную тираду, его голос звенел усталой истерикой:

— Да твою ж мать, Гироха! — выдохнул он, шаря руками в воздухе, будто искал невидимую стену, чтобы врезаться в неё лбом. — Опять эти чёртовы тесты⁈ Сколько можно⁈

Он сжал виски пальцами, лицо его исказилось в гримасе, напоминающей то ли смех, то ли рыдание:

— Когда вы, наконец, перестанете меня испытывать⁈ Можно мне, ради всего святого, хотя бы недельку пожить как нормальному человеку? Без этих вечных квестов, порталов в неизвестность, и мудрых старцев, которые норовят запихнуть меня в очередную мясорубку⁈ — взмолился Крас.

— Я уже, блядь, прошёл через столько дерьма, что любой бы давно сломался! Мне бы поспать, поесть, может, девку какую простую повстречать… А нет! Вместо этого — опять проверки, опять уроки, опять «покажи, на что способен»!

Гироха расплылся в широкой, почти отеческой улыбке, его глаза прищурились, образуя целую карту морщин вокруг все ещё пронзительного взгляда.

— Да пожалуйста, отрок, хоть сотню лет отдыхай! — прокатился его голос, будто тёплый ветер по пустыне. — По-моему, именно такой срок тебе и назначили в наказание. Можешь не торопиться — ведь у тебя же нет никаких дел и обязательств на Земле, верно?

Он заметил, как Крас нахмурился, и рассмеялся ещё громче, звук его смеха напоминал потрескивание сухих веток в костре.

— Не смотри на меня так, будто я только что украл твой последний кусок хлеба! — Гироха поднял палец, будто собираясь прочесть лекцию. — Я знаю о тебе… многое. Очень многое. Урав…… прости, Вед, поделился со мной кое-какими подробностями.

Вдруг его брови поползли вверх, выражая искреннее недоумение:

— Хотя вот что действительно странно… почему ты голодный? — он развёл руками, указывая на окружающее пространство. — В этом доме еды навалом!

Наступила пауза. Гироха почесал подбородок, затем лицо его озарилось догадкой, и он хлопнул себя по лбу с таким звонким шлепком, что эхо разнеслось по всему помещению:

— Ах, да я же старый дурак! Ты ведь не разобрался, как пользоваться энергоинтерфейсом жилища! — в его голосе прозвучало неподдельное раскаяние. — Зря, очень зря… Хотя, если честно, это моя вина — должен был объяснить. Прости уж старика, память уже не та…

Закончив речь, шаман резко замолчал, уставившись на Краса вопрошающим взглядом, будто пытался прочесть ответ прямо на его лице. Его потускневшие глаза сверлили Сергея с интенсивностью древнего пророка.

Крас непроизвольно замер, ощущая, как по спине пробегают мурашки. Он ловил себя на мысли, что бессознательно сжимает кулаки — ногти впивались в ладони, оставляя чёткие полукруги. «Чего он от меня хочет? Это опять проверка?» — метались в голове обрывки панических мыслей.

Гироха театрально закатил глаза — так выразительно, что казалось, они вот-вот исчезнут под веками — и шумно выдохнул, словно устал от глупости смертных.

Гироха наклонился чуть вперед, опершись на резную трость, и его огненные глаза вспыхнули особым внутренним светом, когда он заговорил:

— Юноша, — произнёс он, тщательно выговаривая каждое слово, — когда кобольд склоняет голову в извинении, это не просто формальность. В наших землях такой жест — что крепкое рукопожатие у людей, только втрое значимее.

Он сделал паузу, позволяя словам осесть в сознании Краса, затем продолжил, его голос обрёл ещё большую твёрдость:

— Ты можешь принять эти извинения — и тогда между нами восстановится доверие. Или отвергнуть — но тогда помни: для моего народа это будет знаком, что путь к дружбе для тебя закрыт. Мы, кобольды, не терпим лжи и неискренности — как не терпит сухая земля солёной воды. Запомни этот совет.

Гироха замолчал, не отводя проницательного взгляда от лица Краса, словно пытаясь заранее прочесть его ответ. Его поза, выражение лица, сама атмосфера вокруг — все говорило, что произнесённое — не просто слова, а многовековая мудрость его народа.

Крас быстро закивал, его слова посыпались как горох из дырявого мешка, но в глазах так и читалось неподдельное недоумение:

— Конечно-конечно, я принимаю твои извинения, — затараторил он, махая руками, словно отгоняя назойливых мух. — Хотя, если честно, вообще не пойму, в чем ты провинился. Ну не накормил — так это ж…

Он на секунду задумался, почесал затылок, затем оживился:

— Да ладно, моё пропитание — это вроде как моя же головная боль, да? — Крас нервно хихикнул, бросив взгляд на пустой живот. — Хотя если уж совсем по-честному, то да, было бы неплохо, если бы кто-то подсказал, как эту твою… энергокухню включать.

Гироха расплылся в широкой улыбке, услышав слова Краса, его глаза сощурились, образуя лучики морщинок, будто солнечные лучи на закате. Он покачал головой, когда заговорил тёплым, почти отеческим тоном:

— Нет-нет, мальчик мой, — прокатился его голос, напоминающий журчание лесного ручья, — твой голод — не моя вина. Но вот то, что я не удосужился растолковать тебе премудрости энергоинтерфейса…

Он внезапно стал серьёзен, складки на лбу углубились, придавая лицу выражение профессора, осознавшего свою оплошность:

— Видишь ли, вчерашний переход… — Гироха провёл ладонью по воздуху, будто рисуя невидимую карту, — должен был доставить нас прямо в эти покои. Но пустота сыграла с нами злую шутку — вышвырнула прямиком в центральный зал инкубатора. И твоя… э-э-э… эффектная презентация тамошней публике — полностью на моей совести.

Старик опустил голову, его трость слегка дрогнула, когда он сделал шаг вперёд:

— Прими мои искренние извинения. И позволь загладить вину — я научу тебя управляться с энергоинтерфейсом. Еда, одежда, все необходимое — все это буквально на расстоянии мысли.

Гироха уже открыл рот, готовый продолжить объяснения, но Крас резко вскинул руку, словно перекрывая невидимый кран с мудростью:

— Погоди-погоди! — выпалил он, морща лоб в тщетной попытке собрать мысли в кучу.

— Очень интересно, но ничего не понятно! Я как слепой котёнок в подвале — ни черта не соображаю! Жилой блок — это, получается, типа моей квартиры? А тогда что за жуткое слово «инкубатор»? И главное — где мы вообще находимся?

Его голос звучал всё выше, отражая нарастающую панику, а глаза метались по комнате, будто ища хоть какую-то знакомую деталь.

Гироха замер на мгновение, его брови поползли вверх от неожиданности, затем он тяжело вздохнул, похлопав себя по лбу узловатыми пальцами:

— Прости, старый дурака… — пробормотал он, качая лысой головой. — Конечно, я должен был начать с самого главного.

Сказал Гироха и опять на него вопросительно уставился.

— Да чёрт с этим, старик! — бросил он, горячась. — Хватит извиняться за каждую мелочь, давай договоримся, что я прощаю тебе все будущие косяки авансом! Ну серьёзно — ты мне мозги этими извинениями вынесешь быстрее, чем всеми своими порталами.

Он нервно провёл рукой по волосам, взъерошив и без того растрёпанную шевелюру, затем неожиданно усмехнулся, и глаза его блеснули любопытством:

— Давай уже продолжай, мне же интересно. Только, ради всего святого, объясняй как пятилетке — без этих твоих «энергоинтерфейсов» и прочей чертовщины. А то я скоро начну думать, что попал не в мир научной фантастики, а в учебник по квантовой физике.

Гироха вдохнул полной грудью, расправив плечи, и начал объяснять размеренным тоном, будто читал лекцию упрямому студенту:

— Хорошо, слушай внимательно, — начал он, постукивая тростью по каменному полу в ритме своих слов. — Как я вчера уже говорил, мы сейчас находимся в поселении Ха-а-ль. Этот городок, словно ласточкино гнездо, приютился между пятым и седьмым уровнем Подземелья — в бывшем улье скальных червей, вернее в их яслях.

Он сделал паузу, давая Красу осознать сказанное, затем продолжил, его голос приобрёл лёгкий оттенок академичности:

— Инкубатор… Это священное для нас место, где растят молодое поколение. У кобольдов иные представления о семье, отличные от ваших. Как только мать перестаёт кормить дитя грудью…

Крас невольно скривился представив это действие, в его воображении всплыли картины, заставившие его кожу покрыться мурашками. Он резко дёрнул плечом, словно стряхивая неприятный образ. Гироха краем глаза заметил эту реакцию, но лишь слегка поджал губы, решив не комментировать. Вместо этого он продолжил, его голос вновь стал ровным и спокойным:

— … Ребёнка передают в инкубатор — там о нём позаботятся воспитатели, обучат, дадут всё необходимое. Дальше его воспитанием занимается всё общество. Таким образом, наша раса с младенчества растёт в тесном социуме и считает каждого кобольда своим братом или сестрой. И воспитывать будущих воинов, политиков, охотников или домохозяек, очень почётное занятие. У нас даже очень высокий конкурс на должность воспитателей.

Гироха замер на мгновение, его пальцы сжимали трость чуть крепче, когда он обдумывал что бы ещё рассказать герою. Морщинистый лоб покрылся новыми складками, словно старая карта, разворачиваемая для изучения.

Этой короткой, но красноречивой паузой тут же воспользовался Крас — его глаза загорелись живым интересом, а тело непроизвольно подалось вперёд, словно он боялся пропустить хоть слово:

— Слушай, а как у вас вообще это работает? — выпалил он, сжимая кулаки от нетерпения. — Кто решает, кем станет ребёнок? Воином, политиком, охотником или… ну, там, домохозяйкой? У вас тесты какие-то, или жребий бросаете, или…

Его голос звучал с искренним любопытством, но в тоне сквозила тень скепсиса — будто он заранее готов был оспаривать любую систему, отличную от человеческой.

Гироха широко улыбнулся, обнажив ряд острых желтоватых зубов, и его глаза сверкнули удовлетворением — вопрос Краса попал точно в цель, давая желанный повод для разъяснений.

— О-о, вот это уже по-настоящему мудрый вопрос, юный друг, — прокатился его голос, напоминая журчание подземного ручья. — У нас всё устроено… рационально. Мы наблюдаем. Мы испытываем. Мы находим истинное призвание каждого дитя.

Он сделал театральную паузу, проводя ладонью по резным узорам на своей трости, затем продолжил с возрастающим энтузиазмом:

— С самого нежного возраста мы подвергаем детей… особым проверкам. У нас есть специальные тесты и испытания, которые помогают нам определить, к чему предназначено дитя. Если малыш хватает палку, а не зерно — перед тобой будущий воин. Если успокаивает плачущих сверстников — возможно, в нём дремлет дипломат. Если ребёнок проявляет способности к риторике и дипломатии, мы обучаем его искусству управления и делаем из него политика. А если он чует руду сквозь толщу породы… — Гироха щёлкнул пальцами, — добро пожаловать в братство охотников-рудознатцев! Огромное количество детей проявляют способности к распознаванию руды и выживанию, тогда мы обучаем их искусству охоты и шахтёрскому мастерству, ибо эти профессии тесно связаны. И так далее.

Его глаза заблестели, когда он начал рисовать в воздухе выразительные жесты:

— Представь: целая система, отточенная веками! Никаких слепых решений, никакой тирании случая. Каждый находит своё место, как шестерёнка в идеально отлаженном механизме.

— Ладно, с инкубатором разобрались… — проговорил Крас, судорожно сглатывая. — Но ты там мельком ляпнул что-то про «улей» и «скальных червей».

Герой вздрогнул, непроизвольно потирая предплечья, словно пытаясь стряхнуть невидимых ползучих тварей. Его лицо искривилось в гримасе, напоминающей человека, случайно откусившего лимон:

— Это что, здесь их что ли, выращивают? — его голос дрогнул на последних словах, а пальцы нервно забарабанили по бедру.

Он резко огляделся по сторонам, будто ожидая увидеть шевелящиеся в темных углах тени, затем продолжил, искренне содрогаясь:

— Только представь — целая куча этих скользких тварей! Бр-р-р… — он даже закрыл глаза на секунду, чтобы прогнать неприятный образ. — Мерзость редкостная! Ты уж сразу скажи — мне тут надо спать с топором под подушкой или как? А то у меня мороз по коже, как подумаю, что могу попасться в ловушку из кучи червей.

— А-ха-ха-ха, юноша, ты видимо не знаешь, кто такие скальные черви. Хотя это не удивительно, многие жители Холпека, слышали о них только из легенд, ибо встретить этих архаичных животных практически не возможно.

Гироха разразился густым смехом, который разлетелся эхом по каменным стенам, словно перекатывающиеся в бочке гальки.

— А-ха-ха-ха! Ох, юноша, — проговорил он, смахивая слезу смеха узловатым пальцем, — да ты, я смотрю, совсем не знаком со скальными червями! Хотя… чего уж тут удивляться — даже среди пришлых жителей Холпека редко кто видел их воочию. Разве что в древних свитках да бабушкиных сказках! Встретить этих архаичных животных окромя как на отлаженных маршрутах нижних уровней, практически не возможно.

Гироха замер на мгновение, его трость застыла в воздухе, прервав свой ритмичный стук. Он медленно поднял голову, его взгляд утонул в мерцающем сине-зелёном свечении пещерного мха, будто выискивая в его переливах вдохновение для рассказа.

В глубине его потускневших глаз вспыхивали отблески тысячелетних знаний — казалось, в этот момент через старика говорила сама история.

Неспешным движением он достал из складок одежды небольшой продолговатый предмет, который тут же заиграл в свете мха холодными бликами. Это была изящная фляга из серебристого металла, искусно украшенная инкрустацией из сапфировых звёзд и рубиновых зигзагов — явно работа мастеров, чьи секреты давно канули в Лету.

Пальцы с натруженными суставами ловко открутили винтовую крышку со слабым шипением — будто даже воздух внутри спешил вырваться на свободу. Гироха сделал аккуратный глоток, его лицо на мгновение исказила гримаса, затем разгладилось в блаженной умиротворённости.

Поставив флягу на колено, он провёл ладонью по подбородку, собираясь с мыслями, и наконец заговорил — теперь его голос приобрёл особую, почти шаманскую глубину:

— Давным-давно, — начал он голосом, в котором звенели отголоски древних эпох, — ещё до того, как Крох поглотил наше солнце и обратил поверхность в ледяную пустыню, скальные черви были истинными владыками подземного царства. Они жили в самых глубоких пластах планеты, питаясь самой её горячей кровью — тепловой энергией недр.

Гироха сделал новый глоток из фляги, его глаза вспыхнули странным внутренним светом, когда он погрузился в воспоминания, затем прищурился, видя, как Крас непроизвольно сморщил нос при слове «черви»:

— Не смей представлять себе этих скользких, дрожащих созданий, что копошатся в грязи! — воскликнул Гироха, ударив тростью по камню, так что искры посыпались из-под древка. — Скальные черви — это исполины, чья мощь и разум превосходили всё, что ты можешь вообразить!

Старик внезапно встал, его тень, увеличившись втрое, и заколыхалась на стенах:

— Только вдумайся: все эти бесконечные тоннели Ха-а-ля, эти величественные залы и переходы — всё это прогрызли… их личинки. Да-да, всего лишь детёныши, не доросшие даже до сотой доли мощи взрослых особей! Вот почему я назвал это место яслями — это была всего лишь… детская площадка для их молоди.

Крас застыл с открытым ртом, его глаза буквально полезли на лоб, будто пытаясь убежать от услышанного. По спине пробежала ледяная волна мурашек, когда в сознании всплыл обрывок давно забытого фильма — этот дурацкий ужастик из его студенческих лет, который он смотрел с друзьями под пиво и чипсы.

Перед глазами чётко всплыли кадры: древние подземные чудовища, разбуженные строительными работами, выползающие из-под земли и пожирающие жителей какого-то захолустного городка. Он даже помнил, как тогда смеялся над дешёвыми спецэффектами — но сейчас, те шутки казались куда менее смешными.

Гироха, видя его реакцию, лишь многозначительно поднял бровь, словно говоря: «Ну что, теперь понимаешь масштаб?»

— Так вот, после того как Кроха заточили внутрь ядра Холпека, он начал источать более концентрированную энергию и черви переселилась ближе к сердцу планеты.

Гироха глубоко вздохнул, его пальцы нервно обхватили трость, когда он продолжил свой мрачный рассказ:

— В большинстве своём они постоянно спят в наркотическом опьянении от энергии Кроха, и не тревожат местное население, но бывают и просыпаются, — Гироха резко хлопнул ладонью по камню, заставив Краса вздрогнуть — тогда они уничтожают целые крупные посёлки. Запомни, юноша: если стены вдруг задрожат, будто в лихорадке, лучше беги без оглядки, ведь их молодняк более активный и иногда развлекается, пытаясь пробиться на поверхность, строя таким образом новые пути к шахтам и выходам из подземелья.

Крас медленно обвёл взглядом своды комнаты, его глаза расширились от осознания масштабов. Пальцы непроизвольно провели по шероховатой поверхности пола, словно пытаясь ощутить следы древних зубов:

— Ты хочешь сказать… — его голос дрогнул, — что все эти бесконечные тоннели, вся эта сложная система ходов… Это просто… следы от их… прогулки?

Гироха самодовольно поднял указательный палец, его глаза сверкнули азартом учителя, поймавшего ученика на ошибке:

— Позволь поправить, юный друг! — воскликнул он, искусственно растягивая слова. — Не скальных червей, а их личинок! Представь, каковы же тогда были взрослые особи, если их детишки могли… — он широко развёл руками, — создать всё это в качестве побочного продукта своих игр!

Крас задумчиво почесал подбородок, затем внезапно рассмеялся — резким, немного истеричным смехом:

— Знаешь что? Этот мир ещё безумнее, чем я мог представить в самых горячечных фантазиях. Ну что ж, Хан к вашим услугам, когда будем объезжать червей? — Спросил герой.

Гироха резко встряхнул рукой, и трость громко стукнула о камень, высекая искры:

— Во-первых, забудь про «объездить», — прорычал он, а глаза внезапно вспыхнули яростным огнём. — У них ментальная защита, что непреступная крепость — абсолютная, непробиваемая. Равновесие постаралось на славу — такие «аргументы» в господстве над Холпеком должны оставаться нейтральными. Иначе какой-нибудь вселенский маг-менталист уровня бог, рано или поздно устроил бы из них цирк со зверушками!

Он сделал паузу, вдруг смягчив выражение лица, но в глазах осталась стальная серьёзность:

— А во-вторых… Ты больше не Хан.

Крас аж подпрыгнул на месте, будто наступил на раскалённый уголь. Его лицо мгновенно покраснело, а из глаз, казалось, вот-вот брызнут искры:

— Э-э-э… как это понимать⁈ — зашипел он, размахивая руками, словно пытаясь поймать ускользающую мысль. — Я только, блядь, начал привыкать к этому имени! Ты представляешь, сколько времени ушло, чтобы я начал оборачиваться, когда кто-то кричит «Эй, Хан!»? А теперь опять переучиваться⁈

Его возмущение витало в воздухе почти осязаемым облаком, а пальцы судорожно сжимались и разжимались, будто уже представляя, как вцепляются в уродливую рожу старика.

Гироха тяжело вздохнул, его пальцы сжимали трость так крепко, что костяшки побелели. Глаза старика стали холодными, как глубинные льды Холпека:

— А вот так, — произнёс он, отчеканивая каждое слово. — Имя «Хан» теперь для тебя яд, оно скомпрометировано. Его внесли во все базы, твою энергетическую матрицу загрузили даже в самые захудалые сканеры захолустных деревень. Ни один проход в мир людей для тебя не откроется — разве что в кандалах да под конвоем.

Крас насупился, его брови сомкнулись в одну сплошную тень. Он отвернулся, уставившись в стену, но видел не камень, а крутящиеся в голове мысли. Его пальцы непроизвольно сжались в кулаки — ногти впились в ладони, оставляя полумесяцы красных отметин.

«Черт возьми… Всё рухнуло в одно мгновение», — прокрутилось у него в голове. План, который казался таким чётким, рассыпался как песочный замок. Герою требовалось как можно скорее набрать необходимое количество метеоритного железа и свалить с этой гадкой планеты. Но для этого был необходим доступ на Вокзал в Пределе, чтобы он мог телепортироваться в пещеру с полезными ископаемыми. Но в глубине сознания уже змеилась новая мысль. Губы Краса искривились в безрадостной усмешке.

— Значит, теперь мне придётся прятаться среди вашего племени, пока я не свалю с этой чёртовой планеты? И целыми дня смотреть на лысых сморщенных детёнышей кобольдов? Чёрт, прости, что-то меня понесло. — его голос звучал, как скрип ржавых петель, выдавая смесь раздражения и безнадёги.

Гироха внезапно фыркнул. Он поднял палец, будто собираясь прочесть нотацию нерадивому ученику, но решил опустить расистский момент и с насмешкой начал:

— Щяз-з-з, размечтался, какой же ты наивный, юноша! — прокатился его голос, наполненный ядовитой иронией. — Ты правда думаешь, мы будем кормить и поить тебя все эти месяцы? Приютим, как дорогого гостя? — Он покачал головой, и его глаза сверкнули азартом, словно перед разгадкой интересной загадки.

Старик наклонился вперёд, и его шёпот стал едва слышным, но от этого ещё более зловещим:

— Знаешь, почему о кобольдах так мало известно? Почему мы спокойно проходим через любые сканеры? — Его губы растянулись в ухмылке, обнажая желтоватые клыки. — Да потому, что мы умеем править матрицы! Вот только есть одна загвоздка, на людях это не очень хорошо работает, как дохлый дракон — вроде бы крылья есть, а летать не может.

Крас резко поднял ладони, словно пытаясь остановить поток информации, его глаза округлились до размеров чайных блюдец:

— Стоп, стоп, стоп-машина! Подожди, можно поподробнее на этом моменте? — затараторил он, голос взлетел на октаву выше. — Давай начистоту: «не очень хорошо работает» — это как? У меня хвост отрастёт или рога? Глаза станут как у хамелеона? Или, не дай бог, я начну блеять по ночам? — Он нервно хмыкнул, но в его шутке явно дрожала тревожная нотка.

Гироха вздохнул так глубоко, что его голова колыхнулась, как ветер в поле:

— Ох, юноша… — произнёс он, потирая переносицу. — Если бы всё было так безобидно. Из тысячи подопытных выживал… один. Да и тот, как правило, заканчивал свои дни, рисуя узоры собственным дерьмом на стенах психушки. — Его трость зловеще стукнула по камню. — За всю историю таких операций выжило с десяток людей и то, они были абсолютами менталистики и защищали свой рассудок, а не такими… э-э-э… энтузиастами, как ты.

Старик внезапно оживился, его глаза сверкнули:

— Но Марик уверял, что ты подготовлен! Что твой разум защищён лучше, чем королевская сокровищница!

Крас аж подпрыгнул на месте, его лицо исказилось в гримасе:

— В-о-у, в-о-у, в-о-у, подажи! Ты меня за нижеумка и полного дебила то не держи. Я вообще в менталистике почти ничего не понимаю. Вы хотите поджарить мои мозги в яичницу и в овощ превратить? Чтобы я потом в уголке сидел, слюни пускал и на стенке горох считал? — Обеспокоенно протараторил Крас.

Гироха скрестил руки на груди, его трость зловеще постукивала по камню, отмеряя секунды на раздумья. Глаза старика сверкали холодным расчётом, словно он уже знал ответ, но ждал, пока Крас дойдёт до этого сам.

— Выбор за тобой, юноша, — проговорил он, и каждый звук падал, как камень в колодец. — Либо процедура коррекции матрицы — и, кстати, у тебя шансы неплохие, если верить твоим показателям. Либо… — он широко развёл руками, — добро пожаловать в клуб отшельников. Весь срок. Без сокращений.

Крас сжал кулаки так, что костяшки побелели. Перед глазами всплыли образы родного дома — того, что остался где-то там, в другом мире, под голубым небом Земли. Он представил, как инопланетные захватчики методично стирают с лица поверхности улицы, парки, всё, что он когда-то знал. А потом… потом они доберутся до людей. До тех, кто ещё помнил его имя. Кто, возможно, до сих пор ждал его. И кто был очень дорог герою.

Горло внезапно сжалось, будто невидимые пальцы обхватили его. Век. Целый век в этих проклятых пещерах, пока там, дома, гибнет всё, что ему дорого. Нет, это даже не выбор. Это издевательство.

— Чёрт… — прошипел он, глаза горели яростью и отчаянием. — Ладно, старик, ты меня убедил. Готовь свою адскую машину. Но если я сдохну — приду за тобой в следующих жизнях, договорились?

Гироха не оставил выбора Сергею. Крас понимал, что целый век он не желает тут отсиживаться.

— Но я хочу узнать всё про эту процедуру. Я не плохо разбираюсь в информации и если мне дать подробное описание процесса, с побочными эффектами, возможно я смогу снизить риски для себя. А ещё как мне теперь называться, раз имя Хан не в почёте?

Гироха внимательно изучал Краса, его прищуренные глаза сверкали, как полированный обсидиан на солнце. Морщинистое лицо старика отражало неподдельный интерес, а тонкие губы непроизвольно растянулись в одобрительной полуулыбке.

Ветхие пальцы, покрытые шрамами былых сражений, бессознательно сжали трость крепче, когда кобольд осознал, с какой самоотдачей герой готов рисковать. Большинство существ, оказавшись на месте Сергея, предпочли бы тихое прозябание в тени, приспособившись к вечному одиночеству. Но этот человек горел, как факел в кромешной тьме, и пламя его решимости освещало даже самые потаённые уголки пещеры.

Гирохе не требовалось слов — всё, что нужно было знать, читалось в глазах собеседника: в их стальном блеске, в упрямом напряжении век, в едва заметной дрожи ресниц. Это был взгляд того, кто сражается не за себя, а за нечто большее. За родные края, за близких, за сам смысл существования.

Старый кобольд кивнул, и в этом простом жесте было больше уважения, чем в тысячах напыщенных речей

Гироха почесал свой подбородок, его глаза сощурились от едва сдерживаемой усмешки. Ушные раковины кобольда дёрнулись, словно у старой совы, услышавшей нелепую шутку.

— Когда ты вывалился из пустоты, — начал он, нарочито медленно облизывая клыки, — и корчил из себя последнего идиота, ты представился как Хан. Но учитывая, что перед тобой был молодняк, да ещё и с твоим… э-э-э… «уникальным» произношением… — он сделал театральную паузу, — сомневаюсь, что кто-то разобрал это имя правильно. Так что, просто перевернём его и дело в шляпе.

Крас скривил губы в глуповатой ухмылке, его брови поползли вверх, словно пытаясь сбежать со лба. Он развёл руками, будто демонстрируя полную невинность:

— Так что, теперь меня будут звать Нах? — выдавил он, едва сдерживая смех. Голос его дрожал, как у школьника, пытающегося не заржать на уроке.

Гироха серьёзно кивнул, хотя уголки его рта предательски дёргались:

— А почему бы и нет? — проговорил он, нарочито чётко артикулируя. — Нах — имя как имя. Звучит бодро, запоминается легко. Да и вообще… — он многозначительно постучал пальцем по виску, — чем проще — тем лучше.

Крас резко замотал головой, его нос сморщился, будто он учуял тухлый запах.

— Не, не, не, это немного меня унижает. Ну тебя, старик, — буркнул он, а глаза сверкали, как лезвия на солнце, — может, для твоего Холпека «Нах» и звучит гордо, но у меня аж зубы сводит от такого имени! Давай что-то… благороднее. Как насчёт Оптимуса? — Попытался Крас обозваться одним роботом из популярного фильма. В голосе прозвучала наигранная невинность, словно он и правда считал, что это удачная идея.

— Нет, Нах, ты сам спалился перед кобольдами, придётся выбирать что-то созвучное с Хан. Так что бери что-то похожее — Хэн, Хон, Хун, чёрт возьми. Поверь, в стане моего народа предателей хватает. И если сначала прибыл Нах, а потом вдруг стал Оптимусом, то это вызовет много вопросов.

В словах старого шамана, действительно, звучала железная логика — как будто кто-то методично выкладывал перед ним каменные плиты неоспоримых фактов. Если они смогли провернуть такой многоходовый план по спасению его «драгоценной шкуры», стоило ли рушить всё из-за пустяка вроде имени?

Он глубоко вздохнул, и резко выдохнул, будто выталкивая последние сомнения. Глаза сузились, принимая то самое выражение, которое всегда появлялось, когда он сдавался, но не сдавался окончательно. Решив сильно не спорить, он выдал свой последний аргумент.

— Да твою же мать, ну давай хотя бы Нагх, это не так режет мне слух. — Сквозь зубы пробурчал Крас.

— Вот и славно! Нагх, так Нагх. Нагх Оде Жю — звучит солидно, очень по-человечески. Затеряешься в толпе — Кобольд хитро прищурился, и в его взгляде мелькнуло что-то от старого лиса. — А теперь к делу поважнее: твоя матрица и эта… он презрительно махнул рукой в сторону лица Краса, — незадачливая физиономия. Можешь сегодня полюбоваться в последний раз — завтра проснёшься другим.

Крас язвительно фыркнул, осматривая свои загрубевшие ладони:

— Знаешь, я не стану лить слёзы по этому перекошенному рылу уголовника. Разве что… Он вдруг потрогал себя ладонью между ног, — этого красавца я бы сохранил. Для памяти.

Гироха прикрыл глаза, его плечи слегка тряслись от сдерживаемого смеха, а ушные раковины дёргались, как у зайца, поймавшего чей-то секрет. Он облизнул острые клыки, прежде чем продолжить:

— Может, превратим тебя в женщину? — произнёс он, искусственно растягивая слова, будто пробуя их на вкус. — У нас это… ммм… прекрасно получается. — Его трость дрогнула, когда очередной приступ смеха попытался вырваться наружу. — А если хочешь настоящего мастерства — сделаем кобольдом! Вот где маскировка на века!

Крас резко вскинул голову, его глаза сузились до опасных щелочек.

— Даже не мечтай, старый тролль, — прорычал он, каждая буква в его голосе звенела, как затачиваемый клинок. — Не вздумайте надо мной издеваться. Ограничимся сменой внешности, и точка. Да, и сделай меня помоложе — лет так на двадцать. Но пол и расу оставь как есть, иначе я тебе эту твою волшебную трость засуну, куда свет не попадает…

И сделал выразительный жест, не требующий пояснений.

Губы Гирохи дрогнули, но он лишь развёл руками, словно говоря: «Как угодно, упрямец».

Крас внезапно замер, его брови поползли вверх по лбу, словно пытаясь скрыться в волосах. Губы искривились в странной полуухмылке, когда в голове пронеслась безумная мысль:

«Хотя, а почему бы и нет, это… чертовски гениально! Стану этой обезьяной и меня точно не запалят на Холпеке. „Круг“, однозначно не ожидает такого поворота. Это же и правда, маскировка выше похвал. Не-е, что-то я совсем походу головой поехал. Схожу с ума ещё до процедуры правки матрицы. Сам себя уважать перестану, если стану одним из этих мелких уродцев. Как я потом в зеркало смотреть буду? А ещё я молчу про то, что даже не знаю, как устроены их половые органы и способы выведения отходов. Не хотелось бы, потом узнать, что приматы размножаются почкованием и гадят через рот. Фу мерзость. — Лицо его передёрнулось от отвращения, как будто он случайно лизнул что-то противное. В горле встал ком, а по спине пробежали противные мурашки. — Может я правда Расист? Только межмировой расист. Ведь человекоящер во мне тоже вызывал отвращение, хотя я наверно просто испугался до усрачки, увидев такую огромную рептилию, которая ещё и говорила. А-ха-ха-ха-ха, какой же жалкий я раньше был. Так, что-то я задумался, этот старпёр на меня уже искоса смотрит, пора, что-то говорить».

Краем глаза он заметил, как Гироха начал косо поглядывать на него. Пора было что-то говорить, пока старик не решил, что матрицу надо править не только телу, но и рассудку.

Гироха прищурил свои раскосые глаза, его тонкие губы растянулись в ухмылке, обнажая ряд острых желтоватых клыков.

— Что, задумался о перспективах стать одним из нас? — прошипел он, намеренно растягивая слова. — И теперь ломаешь голову, насколько… э-э-э… различаются наши виды? Особенно в вопросах физиологии? А так же как мы испражняемся и размножаемся? — Его трость легонько ткнула Краса в живот, будто проверяя, не начались ли уже изменения.

Крас аж подпрыгнул на месте, его лицо моментально залилось густым румянцем, словно его облили раскалённым вином. По спине струйками побежал липкий пот, а в ушах застучала кровь. Он почувствовал себя лабораторной крысой, за которой наблюдают через увеличительное стекло.

— Я… это… — начал он, но язык будто прилип к нёбу. Его лицо покраснело, словно парень сидел в бане.

Мысли метались, как перепуганные мыши: «Чёрт, я что, такой предсказуемый? Или он умеет читать мысли?..»

Гироха лишь многозначительно поднял бровь, наслаждаясь моментом. В воздухе повисло молчание, густое, как пещерная сырость.

Крас резко закашлялся, искусственно громко, будто пытаясь заглушить собственные мысли. Его пальцы нервно забарабанили по бедру, а взгляд заскользил по потолку, якобы изучая вентиляционные отверстия:

— Тут чертовски душно! — выпалил он, голос на октаву выше обычного. — Как вы вообще регулируете температуру? И… э-э-э… у меня во рту с утра маковой росинки не было! — последние слова прозвучали так неестественно, что даже стены могли бы заподозрить неладное. Он просто пытался сменить тему разговора.

Гироха прикрыл глаза, его плечи затряслись от беззвучного смешка. Когда он наконец заговорил, голос капал медовой ядовитостью:

— Милый мой, я прожил столько, что научился читать разумных, как дешёвые романы. — Его когтистая лапа похлопала Краса по плечу, оставляя лёгкие царапины даже через ткань. — Твои мысли грязнее подземных источников, но кто я такой, чтобы осуждать? Физиологически мы почти братья…

Тут он откинулся назад, оценивающе оглядел Краса с ног до головы и добавил, обнажая все свои острые зубы:

— Если не считать, что вы, люди, уродливы, как вши на спине пещерного пса! А-ха-ха-ха! — Его смех грохотал, как обвал в соляной шахте, заставляя дрожать светящиеся мох на потолке.

Крас язвительно приподнял бровь, его губы искривились в саркастической полуулыбке. Пальцы непроизвольно постукивали по штанам, выбивая нервный ритм:

— И это ты меня расистом величал? — произнёс он, нарочито медленно облизывая пересохшие губы. — Ладно, старина, раз уж мы такие «братья по физиологии», можешь объяснить, как не опозориться в вашем быту?

Гироха неуважительно покачал головой. Трость с лёгким звоном ударилась о каменный пол:

— Да всё проще простого! — фыркнул он. — Раз вчера не утонул в душе, значит, с энергоинтерфейсом разобрался. Все наши приборы — он широко развёл руками, будто обнимая всю комнату, — работают на внутренней энергии. Потрогал регулятор — стало жарче. Дёрнул выключатель — свет загорелся. Хочешь понять глубже? Прислушайся к своему телу, когда взаимодействуешь с техникой.

Его глаза вдруг сверкнули, как полированные камни в свете факелов:

— Но предупреждаю: если переусердствуешь, ощутишь, как будто тебя облизала стая голодных ящериц. Энергия — она ведь не бесконечна.

— Хорошо, но у меня один вопрос.

Крас нахмурил лоб, образуя глубокую складку между бровями, словно вырезанную резцом. Его пальцы непроизвольно сомкнулись в замок, костяшки побелели от напряжения:

— Постой-ка… — медленно проговорил он, в голосе явственно звучали нотки недоверия. — Если всё завязано на энергии, как этим пользуются обычные кобольды? Не может же у каждого представителя вашей расы быть талант к энергоманипуляциям!

Гироха громко расхохотался:

— А-аха-ха. Вот тут-то ты и промахнулся, юный скептик! Каждый, рождённый под сводами Холпека, носит в крови этот дар. Для нас это так же естественно, как дышать или пить воду!

Он сделал паузу, драматически подняв когтистый палец:

— Ваши жалкие механические безделушки — это детские погремушки по сравнению с нашими энергосистемами. Зачем возиться с шестерёнками, когда можно заключить силу прямо в кристалл? Или ты всерьёз полагал, что наш технологический потолок — это луки да каменные топоры? — последние слова прозвучали с такой ядовитой насмешкой, что Крас невольно сморщился.

После услышанного, Крас ещё больше покраснел, ведь он и правда практически так и считал. Эти мысли ещё больше подтверждали его расистские мысли.

Крас шумно выдохнул, капли пота катились по его вискам, как ручьи во время весеннего паводка. Он оттянул воротник рубахи, обнажая покрасневшую кожу, и начал активно махать полотнищем ткани, создавая подобие ветерка:

— Чёрт возьми, да тут адская кузница! — выдохнул он, выдувая воздух на собственную грудь. — У вас хоть энергокондиционеры имеются, или вы все как саламандры в раскалённой печи живёте?

Гироха усмехнулся, затем облокотился на трость, которая слегка проваливалась в мягкий камень пола и заговорил:

— Привыкай, Нагх. — Его голос звучал, как скрип двери в древней гробнице. — Каждый уровень вниз — плюс два градуса к твоим мучениям. В Пределе ещё терпимо — двадцать-двадцать пять. Здесь уже под сорок. А на двадцатом… — Он многозначительно приподнял бровь, — там даже камни почти плавятся. Так что учись регулировать внутренний жар, раз уж энергетикой одарён.

Старик выпрямился, его тень на стене изогнулась, как готовящаяся к прыжку химера:

— Сегодня отдыхай. А завтра… — Он сделал паузу, драматически щёлкнув когтями, — познакомишься со скульптором личностей. Я лично прослежу, чтобы он не снял с тебя лишнего.

Гироха медленно подошёл к массивной каменной створке, его трость оставляла на полу едва заметные царапины. Он приложил к поверхности ладонь, и на мгновение его когти засветились тусклым багровым светом. Раздалось два металлических щелчка — чётких, как удары кинжала о щит, — и дверь бесшумно отъехала в сторону, выпуская старика в тёмный коридор.

Крас быстро моргнул, переключая зрение в энергетический спектр. Его глаза тут же наполнились мерцающими потоками, и мир преобразился: стены покрылись паутиной синих прожилок, а там, где секунду назад была гладкая поверхность, теперь явственно виднелся сложный узор из рун, пульсирующих, как жилы. Сам замок представлял собой миниатюрный вихрь энергии, тщательно скрытый от обычного взгляда.

Герой невольно присвистнул: механизм был настолько искусно замаскирован, что даже в энергоспектре его едва можно было разглядеть. Лишь тончайшая дрожь в воздухе выдавала местонахождение активатора.

Поняв эту особенность, Крас медленно повертел головой, его зрачки сузились в энергетическом спектре, ловя малейшие всполохи силы. И тогда картина прояснилась: вся кухонная поверхность была испещрена тончайшими энергетическими каналами, переплетавшимися в причудливый узор, напоминающий морозные отметины на стекле.

С осторожностью, словно боясь нарушить хрупкое равновесие, он поднёс ладонь к месту, где сходились основные нити. Кожа на тыльной стороне руки защекотала, будто кто-то водил по ней пёрышком. Лёгкий толчок внутренней энергии — и по выбранному каналу рванул яркий ручеёк, искрящийся, как молния в миниатюре.

Когда импульс достиг стены, камни вдруг зашевелились: из гладкой поверхности бесшумно выдвинулся ящик, его грани мерцали остаточным свечением.

Заглянув в него, Крас замер на мгновение, его глаза расширились от удивления, когда в ящике перед ним открылось неожиданное богатство — аккуратно уложенные стейки, покрытые лёгкой изморозью. Он машинально провёл пальцем по поверхности мяса, ощущая приятный холодок, как от зимнего утра.

С азартом первооткрывателя он продолжил эксперименты. Его пальцы, ещё минуту назад неуверенные, теперь ловко скользили по невидимым узорам энергии. С каждым новым прикосновением из стен появлялись скрытые отсеки:

Один ящик, выдвигаясь, обнажил ряды стеклянных колб с пряностями — их аромат тут же заполнил помещение, смешав запах корицы, перца и чего-то неизвестного, но дразняще-аппетитного.

Другой, с лёгким шипением, показал набор бутылок с жидкостями всех цветов радуги, от янтарного до глубокого фиолетового.

Третий скрывал странные инструменты, напоминающие столовые, но сделанные из какого-то полупрозрачного материала.

Самым удивительным оказалась плита — она возникла буквально из ниоткуда, когда Крас провёл рукой над определённым участком стены. Её поверхность, матово-чёрная, мгновенно засветилась изнутри, словно раскалённые угли.

Он стоял, ошеломлённый, ощущая, как в голове складывается новая картина мира. Эти «пещерные жители» создали технологии, не уступающие земным, но построенные на совершенно иных принципах. Вместо проводов — энергетические каналы, вместо электричества — внутренняя сила, вместо кнопок — тончайшее управление потоками.

Крас медленно провёл взглядом по противоположной стене, и его зрение в энергоспектре выхватывало едва заметное мерцание — ещё один узел силы, аккуратно вплетённый в каменную поверхность. Он подошёл ближе, ощущая лёгкое покалывание в кончиках пальцев, когда те приблизились к невидимому механизму.

Прикосновение ладони к холодному камню вызвало странную вибрацию — будто кто-то провёл смычком по натянутой струне где-то в глубине стены. Мгновение спустя каменная кладка пришла в движение: бесшумно, без скрежета или стука, из стены выдвинулся массивный стеллаж, его полки были плотно уставлены томами в переплётах из странной кожи.

Книги выглядели древними — их корешки потрескались от времени, а страницы пожелтели, но энергия, пульсирующая в них, говорила, что они сохранили своё содержимое в идеальном состоянии.

«А вот и развлечение подъехало, а я думал, буду в потолок плевать весь день, так посмотрим, что тут у них есть».

Взяв первую попавшуюся книгу в руки, Сергей понял, что ни черта не понимает даже того, что было написано на обложке. Крас язвительно усмехнулся, если пальцы постукивали по корешку книги, словно проверяя её на прочность. Его глаза, ещё минуту назад горящие любопытством, тут же потухли, когда он осознал, что перед ним сплошные закорючки, напоминающие следы испуганного паука в чернильной луже.

— Вот тебе и развлечение… — пробормотал он, переворачивая том в руках. Обложка украшалась изображением сурового кобольда в круглых очках, который смотрел на него с немым укором, будто преподаватель, застукавший студента за списыванием.

Он швырнул книгу обратно на полку, она приземлилась с недовольным шлепком. Разочарование кислой волной подкатило к горлу — столько тайн, и все заперты за дверью непонятных символов. Его взгляд, словно пёс, вынюхивающий след, заскользил по корешкам, выискивая хоть что-то знакомое.

И вдруг — на самой верхней полке мелькнул знакомый силуэт. Крас встал на цыпочки, вытянув руку, как заправский баскетболист. Книга, которую он достал, оказалась тоньше остальных, но её обложка переливалась странными бликами, будто под кожей прятались светлячки.

Крас прищурился, его пальцы провели по вытесненным золотом буквам, которые странно отражали свет, будто были выгравированы не на коже, а на тончайшей металлической фольге. Губы непроизвольно шевельнулись, озвучивая строчки:

— «История Кроха глазами иномирцев… с оригинальным текстом. Мысли Юльса Спайкри»… — его голос сорвался на полуслове, когда взгляд скользнул по второй строке, написанной витиеватыми значками, напоминающими сплетённых змей.

Он резко хмыкнул, постучав пальцем по знакомым буквам:

— Ну конечно, двуязычное издание! Как в тех дурацких туристических буклетах… Только тут вместо французского — кобольдская тарабарщина.

Книга лежала на ладони невесомо, хотя по виду должна была тянуть на добрых два килограмма. Страницы при перелистывании издавали лёгкий звон, словно сделанные из тончайшего пергамента, пропитанного металлом. Странный аромат — смесь старого пергамента, дыма и чего-то электрического — щекотал ноздри.

— Похоже, я нашёл то, что искал, название этой книги написано на двух языках, один мне абсолютно понятен, второй как китайская грамота, хотя её я уже тоже знаю, значит и в этих каракулях разберусь.

Крас прищурил глаза, его пальцы лихорадочно листали страницы, оставляя едва заметные следы на пергаменте. Губы шептали непонятные звуки, пробуя на вкус странные сочетания букв. В голове чётко выстраивались ассоциации — это слово явно означало «Крох», вот это — «глаза», а вон та закорючка — «иномирец».

Через час его ментальный блокнот был испещрён столбиками слов — слева кобольдские символы, справа русские аналоги. Язык этой расы оказался удивительно логичным, как математическая формула, только обёрнутая в странные завитки письменности. Навык обучаемости, который он приобрёл ещё на Земле, работал на полную — мозг схватывал закономерности быстрее, чем сознание успевало их осмыслить.

К концу второго часа он уже с лёгкостью читал простые предложения, хотя сложные фразы всё ещё требовали разбора. Но главное — алфавит был расшифрован, а значит, все остальные книги на полке теперь открывали свои тайны. Он откинулся на спинку стула, удовлетворённо щёлкая языком — ещё одна головоломка покорена.

Прочитав книгу, Крас медленно закрыл том, его пальцы оставили влажные отпечатки на потёртом переплёте. В голове роились обрывки только что прочитанного — картины массовых охот, где существа в странных доспехах с холодным безразличием уничтожали целые поселения кобольдов. Это не было войной — это напоминало санитарную чистку, как будто избавляются от крыс в подвале. Сергей понял, что первые иномирцы считали кобольдов местными животными и истребляли их. Это было похоже на геноцид. Сергей не удивился, что эти мелкие создания ненавидят жителей верхних уровней.

Он провел рукой по лицу, ощущая, как под пальцами выступает испарина. Теперь многое становилось понятным: эта глубокая, тлеющая ненависть в глазах каждого кобольда, эти осторожные взгляды, брошенные в сторону верхних уровней. История повторялась — как европейцы истребляли индейцев в Америке, как развитые страны делили Африку. Только здесь все происходило в обратном направлении — не снизу вверх, а сверху вниз.

Большая часть людей, которые родились на Холпеке покинула планету после гибели Кроха, они потеряли свои технологии, а кобольды спустились под землю и долго не могли восстановить своё общество. Крас был поражён, сколько вреда может принести одна очень сильная и властная личность в своих эгоистических алчных желаниях стать ещё сильнее. Миллиарды людей и кобольдов либо погибли, либо лишись всего из-за амбиций Кроха.

Герой сжал страницы книги так, что корешки затрещали, его взгляд застыл на последнем абзаце, где описывался исход цивилизации. Перед глазами вставали образы:

Толпы людей, группами покидающие планету на всём, что могло летать — от роскошных лайнеров до перегруженных грузовых барж. Тысячи межмировых порталов, не выдерживающих людской поток. Кобольды, спускающиеся в глубины, их головы прижаты, а глаза полны животного ужаса. Пустые города на поверхности, где ветер гонял обрывки когда-то важных документов.

Он резко швырнул книгу на стол, она скользнула по каменной поверхности и замерла, как выброшенная на берег рыба. В горле стоял ком — как один человек мог обречь целые расы на вымирание? Крох забрал с собой не только солнце, но и саму душу этой планеты, оставив после лишь пепел цивилизаций.

Сергей встал, подошёл к стене и упёрся в неё лбом, ощущая холод камня. Миллиарды жизней, перемолотых жерновами чьей-то ненасытной жажды власти.

Весь день, пролистывая книги из небольшой библиотеки, Сергей и не заметил, как быстро пролетело время. С грустными мыслями о суровой судьбе кобольдов в этом мире, он лёг спать, долго ворочаясь в постели, из-за стыда и своего отношения к этой расе.