Очнулся голым на холодном кафельном полу, поднёс дрожащие руки ко рту и дышал на них, согревая. Когда понял, что особого тепла это не приносит, стал растирать себя до красноты.
Очень смутно помнил, что происходило до того, как оказался здесь и вообще не представлял процесса моей транспортировки в очень, сука, холодную душевую!
Холод и влажность пронизывали насквозь, добираясь до каждой несчастной косточки, сковывали ужасно прочными цепями. Растирание не помогало, хоть и шевелить пальцами стало ощутимо легче.
Попробовал встать. Опёрся на руки и резким движением привёл тело в вертикальное положение. Дрожал, как кролик, глядя в глаза удава, но в отличие от этого кролика мог сделать шаг.
И сделал, шагнул вперёд, без мыслей. Мозг словно замёрз, тело получало команды с задержкой. Осознавая это, я словно расщеплял сознание. Одна его часть заторможенно отправляла команды нервной системе, а другой являлся я сам. Чувствовать это, понимать всю неправильность такого сознания — откровенно пугало.
Липкий, животный страх овладел каждой моей клеточкой. Хотелось вырваться, только откуда и куда совсем не понимал. Понимал только одно: нужно сделать это прямо сейчас, иначе ты отсюда не выйдешь.
Только вот, что сделать? Как сделать и куда идти? Оставалось только биться головой об мокрый кафель, пока мозги не встанут на место или лоб не расшибу.
И вот представьте такую картину: стоит голый мокрый чувак в душе с пустым взглядом и до крови разбивает себе лоб об стену, а потом поворачивается в вашу сторону, заливаясь безумным смехом. Что бы вы сделали? Правильно, достали бы ствол, снятый с предохранителя, и выстрелили психу в сердце или голову. Но с Босяка за косяк спросили очень серьёзно, так что он просто встал рядом и начал долбиться башкой вместе со мной.
Второй раз испытав катарсис, отметил, что, кажется, меня отпустило или отпускает. Хрен пойми эту дурь!
Кое-как растормошил Босяка за плечо. И, либо я слишком долго тупил, либо душ тут очень жёсткий. Одежда на нём почти насквозь промокла. Кожу покрыли стада мурашей, когда как я просто чувствовал себя, словно в морозилке на скотобойне стоял.
— Босяк! Эй, приём, меня слышно!
— Ха-ха-ха, — раздался смех со стороны входа. — Похоже, наш друг проникся твоей идеей разбить себе голову. Это будет для него всяко лучше, чем натаскать твою тушку до гладиатора, типа Дрызги, — я узнал этот голос. Он принадлежал Коновалу.
Встал в анфас к бывшему хирургу. Ногата не стесняла и уверенности не придавала, она просто была, как и я сам. Полупоклон вышел неловким, деревянным, привстав на носочек левой ноги, как видел в каком-то фильме про средневековых лордов и графов, чуть не упал головой вперёд.
— Похвально, очень похвально. Первый раз вижу, чтоб кто-то из попавших к нам при виде меня делал книксен, тем более из мужиков, — Коновал прищурился и лукаво спросил: — Ты часом не пидорок?
Опешил от подобной постановки вопроса, тем более в такой обстановке, да ещё и с пытавшимся расколотить свою черепушку Босяком под боком. Что не так скажи — сразу под нож пустят, да так и так пустят, не верю, что из-за косяка одного раздолбая меня перевели из касты «мяса» в касту «мясо с потенциалом» и теперь хотят вырастить из меня «крутого пацана».
Ещё раз прокрутил в голове варианты ответа и выбрал наиболее нейтральный:
— С какой целью интересуешься?
— Да ни с какой, — пожал бывший хирург плечами. — Тут, по сути, всем похер, а в некоторых муровских стабах даже специальные бордели есть для реальных пацанов с петушками. Я так-то привёл этого кадра отмокать. Не ожидал, что ты с двойной дозой в крови так быстро оклемаешься.
— Да, должен признать — убойная хрень. Я чуть голову не расхерачил себя об стенку душевой. Если бы Босяк не зашёл — так и сделал бы. Где берёте?
— Янтарь перегоняем, а его берём из тварей, близких к элите или элитников. Пошли в раздевалку, выдам тебе «комплект новичка», обвыкаться будешь.
— А ничего, что я как бы не хочу людей на органы отправлять? — возмутился от чистого сердца.
Честно признаться, так я вообще ничего не хотел. Радость от известия о неожиданном помиловании сменилась всепожирающей пустотой внутри, так как Босяк успел обмолвиться, что назад дороги нет. И здравым скепсисом, вот не верилось мне, что дамоклов меч опустился в миллиметре от моей спины.
— А тут тебя не спросили, — сказал Коновал, направляясь на выход. — Так ты идёшь переодеваться, или запрёшься к Седому в кабинет голым?
— А обязательно к нему идти? Я же свежак, за мной ни косяков, ни прошлого? Тут даже от старых имён отрекаются!
— Да, обязательно. А что касается старых имён — чистой воды суеверие. Знаешь, вроде как: новое имя — новая жизнь, а за старым все проблемы из родного мира тянутся. Хотя я бы не сказал, что тут жизнь дерьмо, что там — невелика разница, — Коновал открыл один из шкафчиков в раздевалке. — Одежда по размеру тут висит, остальное — на твой вкус, всё равно барахла разного приносит — никогда не сносить, — и вышел в коридор.
Выбор одежды был небольшой, но он уже сам по себе был, что всё больше утверждало меня в том, что я больше не мясо. Причины же этого всё ещё скрывались от меня в тени и предстоящий разговор должен вскрыть этот гнойник на жо... душе.
Оделся, как самый обычный охотник и рыбак, то есть в непромокаемые камуфляжные штаны, майку чёрного цвета, белый свитер с горловиной и камуфляжная куртка. На ногах берцы. Встречайте, мама, жениха, как говорится!
Только вот вместо мамы в коридоре меня встретил тот, кем всего сутки, а может и двое, назад меня пугали.
Стоп! А теперь серьёзно!
Я правда ничего не жрал целых четверо суток, только пил.
Стоило об этом подумать, как мой желудок зарычал, аки пиренейский лев.
Послушав эту какофонию желудочных звуков, Коновал сверкнул рядом белых зубов и сказал:
— Ещё один повод закончить официальную часть побыстрее. Пошли, Седой — нормальный мужик, но ждать не любит.
Когда уже потихонечку ненавидимая мной дверь предстала перед взором, вновь приготовился к худшему. Коновал открыл дверь, отошёл чуть вбок, пропуская вперёд. Прошёл, не дурак, а он — следом, закрыв за собой дверь.
По пути до стола осмотрел кабинет. Вкус у Седого имелся. Путь от двери к столу выстлан чёрным ковром, что на тёмном парке смотрится не так вычурно, как красный. Рядом со столом, перекрывая окно, стоит книжный шкаф, заполненный под завязку. Сам стол сделан из крепкого ясеня. Хозяин кабинета сидит не сказать, чтобы в роскошном, но кожаном коричневом кресле с мягкими подлокотниками — такому креслу самое место у камина. Гостям предоставлен выбор гораздо скромнее — обычный стул или офисное кресло без колёсиков.
Выбрал обычный стул по левую руку от Седого. Коновал встал по правую. Хозяин кабинета начал первым:
— Здрав будь! Смотрю, Коновал не теряет навыка?
— Здравствуйте! Да, мне определённо гораздо лучше, чем было вчера, — постарался добавить в голос как можно больше дружелюбия, но он всё равно предательски дрожал.
— Это хорошо! Теперь, ответь на все мои вопросы предельно искренне, иначе ты отправишься на перезагрузку обычного кластера, — Седой покатал сигарету между пальцев, смял фильтр, закурил.
— Да, я постараюсь.
— Итак. Как тебя зовут?
— Харьков Александр.
— Погоняло крёстного?
— Откуда я знаю? Не виделся никогда с ним и креста с сознательного возраста не ношу.
— Не врёт, — кивнул Седой Коновалу. — Помнишь? Привезли как-то одного фрукта, так тот начал комедию ломать, типа только из квартиры, чуть ли не в трусах выскочил, потому как жена чуть не загрызла, а стоило ему про меня узнать — вскрыться попытался, не хотел общак группы выдавать.
— Было такое дело, я ещё палача на нём натаскивал для Капитоновских, — с охотой подтвердил Коновал.
— Пляши, паря, прошёл ты тест, — поспешил обрадовать хозяин кабинета. — Впрочем, это скорее я плясать начну, так как люди с такой способностью, как у тебя, попадаются нечасто и большинство из них — хигтеры. Такого кадра упускать ни в коем случае нельзя, но пацанам всё равно придётся показать, что ты не мяса кусок, а чего-то да стоишь. Например, потраченного на твою тушку спека.
— О чём вы? Я ничего не чувствую, третий глаз у меня не открылся, только потряхивает после вашей наркоты — это да.
— Коновал? — выгнул Седой правую бровь и добавил металла в голос.
— К слову не пришлось, — сказал тот буднично-нейтральным тоном.
Что-то тут происходит и лучше мне молчать пока в тряпочку.
— Да? А тут ты по-другому пел, дорогой мой псих! Мол, у него дар козырный и негоже на фарш этого додика пускать, ась?!
— Было такое, я и сейчас от своих слов не отказываюсь. Поговори я с ним сразу — он бы заболел синдромом героя, а после такого только лотерейщикам на корм.
— Это да, сколько было тех, кто пальцы гнул и скольким мы погнули, — вздохнул Седой и обратился ко мне. — Чо делать с тобой, пацанчик?
— Не знаю, может, идея пустить мою тушку на органы не самая худшая?
— Не теперь, — отрезал Седой. — Теперь ты наш, — и плотоядно улыбнулся. — Я бы, может, тебя и отпустил, из глубокого уважения к Коновалу и воле Улья, но на десяток километров ни одного стаба, а столько пешим переходом, да без оружия, не каждый старожил выдюжит.
— Деваться некуда, а жить охота, — протянул, мысленно примеряя шкуру ренегата. Мол не я такой, а жизнь. Только вот никак не получалось, трескалась пока и не настолько оскотинился за четыре дня.
— Будем считать это согласием на сотрудничество. Коновал, расскажи пацану про дар и передай в надёжные руки, скажи: «Жало поручил».
— Да, Седой. Пошли!
Коновал опять открыл дверь и пропустил впереди себя. Выходя из кабинета, чувствовал, словно гору с плеч сваливал. Самое сложное позади, ага, только вот местных реалий не знаю, вокруг одни волки, а единственный нормальный человек обладает репутацией психа и практически только что признался в том, что натаскивает себе подобных время от времени.
Видя мой настрой, Коновал спросил:
— Что, Иванушка, невесел — буйну голову повесил?
— Оцениваю будущие перспективы. Ты вот — знахарь, при каждом стабе нужный, конечно, работа на муров и внешников тебя не красит, но это же решается. А мне куда идти? Тут я в любом случае не останусь, а в любом стабе, где есть ментант мне кранты. Сразу на столбе повесят.
— Да нет, не при каждом стабе. На такое могут закрыть глаза, только если ты Великий Знахарь и все суеверия Стикса на хую вертел и то, не все. Тут куда ни кинь — всюду клин, но у тебя реально есть шанс выжить и подняться. Пойдём ко мне в кабинет, про дар расскажу и несколько полезных вещей по его развитию.
Кабинет Коновала находился буквально в шаговой доступности от подвала-пыточной. И находился в противоположном крыле от отстойника, то есть, в подвал вели два входа и ни один не выходил на улицу.
В самом кабинете царили простота и нищета. Обычный письменный столик. Кушетка для осмотра, да два стула — всё убранство.
— Скромно у тебя здесь.
— Зато в подвале полный набор инструментов. Не прошёл бы проверку — завидовал бы сейчас мёртвым, — мрачно усмехнулся Знахарь. — Садись на кушетку, — натянул перчатки. — Будем тебя горохом поить — это такая хрень, типа живчика, только не для развития дара, ну и активации, само собой.
Коновал взял в руки литровую банку с мутноватой жижей неопределённого цвета и подозрительным осадком.
— Вот это, — покрутил банку в руке. — Гороховый раствор. Горох добывается из заражённых, близких к высшим, начиная с лотерейщика, его так и прозвали из-за того, что может быть горошина, а может и не быть. Растворяется в уксусе и гасится содой, отстаивается несколько часов и процеживается, чтоб избавиться от осадка, как и живчик. Теперь понял? — утвердительно кивнул, сидя на кушетке и потея. С детства недолюбливаю медкабинеты. — Банку я утром поставил, перед тем как идти в камеру тебя будить, остаётся только процедить и выпить. Сам справишься?
— Нет, что-то я очкую.
— Да не бойся ты! Я тыщу раз так делал! Поэтому один из сильнейших муровских знахарей, чтоб тебя! Но, если очкуешь, просто внимательно наблюдай, — сказал Коновал, поставил баночку на стол, достал из выдвижного ящичка марлю, процедил. — Процесс понятен?
— Да, и мне теперь это пить?
— Ну не обливаться же, ёбаный ты об пень! Смотри! — приказал бывший хирург и выпил половину банки. — Видишь? Если бы я хотел твоей смерти — не собирал бы вчера по частям. Только погодь пить, надо сначала про способность твою объяснить. Она у тебя боевая — это раз. Активируя её, ты разгоняешь своё восприятие до запредельных, для обычного человека и большинства иммунных, скоростей, также незначительно увеличивая силу, но с клокстоппером всё равно не сравнишься. Он даже себе может навредить, если будет слишком активно шевелиться в ускорении. Ты же максимум словишь головокружение на выходе. Называют её по-разному, где «прокатчик», где «мозголом», а где вообще «выблядок». Первое и последнее могу объяснить, а вот почему «мозголом» так и не понял, но название такое есть. Активировать дар просто, подумай об этом и пошевели мизинцем левой ноги. Ну, пробуй.
— Погоди, прокатчик ещё как-то влезает в мою картину мира, хоть она и потрескалась, а вот насчёт выблядка — не понятно.
— Некоторые рейдеры называют всех прокатчиков выблядками потому, что они совмещают в себе способность силача и клокстоппера, хоть и в сильно урезанном виде. Я удовлетворил твоё любопытство?
Сдержанно кивнул, окинул взглядом весь кабинет, уставился в одну точку на ней и... нихрена! Подумал о том, как хорошо бы было удрать из кабинета, с базы и вообще домой, прихватив еды в дорожку, пошевелил мизинцем на ноге. И словил самый настоящий приход!
Рассматривал каждую зависшую в воздухе пылинку, трещинки на руках. Попробовал встать и сделать шаг — время тут же вернулось в норму, в глазах зарябило и начало мутить. Вновь потревоженный желудок заурчал сильнее, чем прежде.
Коновал посмотрел на меня, удивлённо присвистнул и сказал:
— Две секунды ускорения и просрать такую возможность к бегству! Я поражён! Ну да ладно, сбежать ты бы всё равно никуда не успел — слишком слаб дар. Вот чтоб в следующий раз смог — пей горох, — и протянул мне наполовину пустую банку.
Выпустил воздух, как заправский алкоголик, и, в три глотка, опустошил банку.
— Ну, а теперь пошли в столовую, а то твой желудок активно против голодовки и гороха, что ты в него залил.
— Погоди, поесть всегда успеется. Что насчёт приёма этой дряни и живца, а то Босяк объяснил, словно одолжение сделал. Про процеживание, то же, от тебя узнал, а так отравился бы нахер.
— По дороге объясню, пошли. Заодно отдам тебя в хорошие руки, — Коновал улыбнулся, открыл дверь из кабинета и пропустил меня вперёд.
Мать его! Он издевается! Только сейчас дошло: неудачный полупоклон, вопрос про ориентацию и постоянные пропускания вперёд! Только что шляпу не снимает, была бы она у него...
— Прекращай! Я — не кисейная барышня и по дамам.
— Да ну? Всего лишь подколка, чтоб в тонусе оставался.
— В тонусе, мать твою, в тонусе?! Да для меня с момента попадания в эту вашу мозаику злоебучую отдых был только в отключке! Остальное — сплошной тонус!
Вспылил так, что не заметил, как активировал дар. Коновал очень медленно поднимал руки в успокаивающем жесте и улыбался. Сделал шаг, ударил. Мир потерял большинство красок. Из носа брызнула кровь. Голову словно кто на части разрывал, причём изнутри, подвесив предварительно за ноздри. Выкашлял из лёгких всю кровь, что там оставалась. Упал на колени, вытянул руки вперёд, чтобы не пасть окончательно. Руки тряслись легче, чем без живца, но всё равно заметно. Дыхание то и дело прерывалось. Хорошо хоть не отключился, хотя, спасительную тьму я бы предпочёл тому, что испытывал.
Не выдержал, распластался по всему кафелю у ног Коновала. Тот спокойно стоял и вправлял повреждённый нос.
— У щенка-таки есть зубки? — оскалился он и посмотрел на меня так, что понимание, почему его боятся и уважают все, пришло в тот же миг. — Только зря ты это, ох зря. Приём пищи опять придётся отложить на неопределённый срок — перегруз дара. Покой, еда и капельница с живцом. Но я запомнил, помни и ты! — сказал и ушёл из кабинета, оставив меня в неизвестности.
Последние его слова означали, что я нажил себе первого серьёзного врага и к ближайшим перспективам добавилась позиционная война на уничтожение. Либо я, либо он — иного здесь не дано...
«Надейся на лучшее — готовься к худшему», — так говорит народ, но к Стиксу эта пословица неприменима. Здесь стоит готовиться к большему дерьму и радоваться меньшему.