H.I.V.E. Удача любит смелых

Глава 20

«Дорога, дорога, ты знаешь так много!..», — напевал себе под нос детскую песенку, вновь сидя на месте штурмана, от которого успел отвыкнуть за месяцы вместе с новичками. Статус важнее, а потому на место штурмана к Ведьмаку сажали Пуха. Его сейчас с нами не было, в дело я взял только старую команду. Иначе группа прошедших через черноту с пленными мурами выглядела бы максимально подозрительно. Да и не становится охотниками за головами зелень, иногда могут дать такой заказ, который и старожила Улья положит влёгкую.

Нашу легенду поддерживает то, что на западе от стаба Пекло, на востоке внешники из технологически развитого мира, на юге стена черноты, а на севере столь непостоянные кластеры, что легче тропу через эту самую черноту найти.

Хотя, по рассказам Босяка, некоторые смельчаки всё-таки проходили через эту стену и даже возвращались несколько лет спустя совершенно другими людьми. Ведьмак таким способом и попал к ним, перешёл через черноту не в то время не в том месте и пожалуйста, теперь ты в мурах нах.

В этот раз тропу нашли караванщики, а потому до ближайших перезагрузок путь был относительно известен, чем мы и воспользовались. Беда состояла только в том, что транспорт придётся оставить на том тройнике, где проводилась сделка с внешниками.

На вопрос: «Как его протащили караванщики?» Босяк многозначительно ответил: «У них всегда есть свои пути, — а потом мрачнее добавил. — Возможно, эта тропа нас вообще не пустит».

— Всё, приехали! — объявил Босяк на общей чистоте.

— Отлично, хоть ноги размять, да узнать, чем эта чернота вообще опасна, — ответил я, спрыгнув на бренную землю.

— Чем опасна? — спросил Ведьмак. — Например тем, что запирает тебя совершенно в другом районе, выход из которого либо через Внешку, либо через Центр.

— И это тоже, — подтвердил Босяк. Но вообще, сам всё увидишь и почувствуешь.

Временный привал устраивать не стали. Просто перепроверили снаряжение, закинули рюкзаки с обмотанным спецлентой всем — «Чтоб не разлагалось» — и пошли.

Уже стоя на границе обычного кластера с мёртвым, я словно смотрел на обычный мир под чёрно-белым фильтром. Только чёрный цвет по ту сторону словно живой манил к себе. Вещи блестели на солнце, переливаясь всеми оттенками чёрного. Это завораживало и пугало.

Неслышно чертыхнувшись, Босяк повёл группу вперёд. Стоило ему только ступить на чёрную траву, как она рассыпалась мелкой крошкой, которую хотел подхватить ветер, зашедший на проклятую землю вместе с ним. Но вместо того, чтобы унести прах дальше или вынести на тройник, ветер докоснулся до него и затих. Рассыпался сам.

Я словно слышал хруст под ногами. Даже пыль перетиралась в нечто куда более мелкое и неосязаемое. Старожилы смело вдыхали мёртвый воздух, я же опасался этой... субстанции. Повязал бандану в качестве маски на лицо и ступил на территорию мёртвого кластера.

Влияние необычной атмосферы ощутилось мною сразу. Закружилась голова, картина мира перед глазами немного поплыла и потеряла всякий цвет, оставив только черноту и бледные силуэты впередиидущих. Желудок, как и кишечник, начал сокращаться, призывая меня к опорожнению, а вскоре и мочевой пузырь наполнился до самых краёв.

Кое-как справившись с собой, нагнал Босяка и описал ему своё состояние.

— Это обычные чувства для первой ходки по черноте. Она старается нас выжать до самого дна, чтобы мы стали частью этого мира, не вернувшись в мир живых. К этому невозможно привыкнуть до конца, если в отряде нет «ходящего сквозь черноту». Дар чертовски редкий, даже реже клокстопперов. Может, у того каравана, который передал новость, такие есть, потому что они часто ходят через границу районов, а каждый район...

— Ограждён такой вот стеной. Знаю, не надо по новой.

— Что ж, ты прав. Лучше экономить силы, но передвигаться как можно быстрее. Даже монстры Улья, как Коновал, Седой и Ведьмак не могут на черноте дольше суток держаться.

— Кхм, последний рывок к вам занял у меня трое суток, а было это век с лишним назад, — вмешался Ведьмак. — А Седой вообще на черноте месяц стоял, близь этого тройника правда, но стоял.

— Это я так тороплю Алешу, мы можем растянуться и плестись, аки гусеницы, но как бы мы уже не опоздали. Битвы на черноте — это нечто страшное. Особенно с Неназываемыми. Они — единственные существа Улья, которые переносят черноту вообще без последствий для собственного здоровья.

Сложно представить, какой силой должен обладать человек, способный продержаться на мёртвом кластере месяц. Впрочем, живой пример перед глазами у меня был.

Ведьмак — полная загадок личность, предавшая сильнейшую (или просто самую известную) секту в Улье, называющую себя её детьми. Один из сильнейших рейдеров, которых я встречал, не раскрывший даже одной четвёртой своих сил. «Иногда мне кажется, что при желании Ведьмак может раскидать весь отряд в одиночку и вернуться в Большой Стикс, совершенно не опасаясь за свою жизнь».

Примерно на втором часе пути дико захотелось курить. Плюнул на это желание, так как сигареты с зажигалкой тоже были обмотаны и закинуты в рюкзак из особого материала. Не сказать, что чернота не брала такой рюкзак совсем, но для сравнения прочности я повесил на рюкзак ещё один рюкзак — самый обычный походный.

Результаты эксперимента планировал узнать на ближайшем тройнике. Наиболее полная карта маршрута каравана хранилась у меня в голове, а также в головах Босяка и Ведьмака. Мне её дали, как главному штурману и картографу групп. И тут важно уточнить то, что для мёртвых кластеров в Улье большинство рейдеров использует иное обозначение всего, за которым скрывается простое: «Это не трогай, туда не ходи — умрёшь». Единственное, в чём на таких картах можно быть на сто процентов уверенным — это зелёные зоны. Малые стабильные кластеры или обычные кластеры, на которые чернота ещё не оказала своё тлетворное влияние.

— Когда ж там будет этот тройник? Курить хочу — не могу! — облегчил душу.

— Нескоро, Алеша, ой нескоро, — ответил Босяк. — И да, сними ты эту маску! Не помогают они нихера. Чувствуешь, что тебя мутит? — кивнул в ответ. — Вот, это борьба споранов внутри нас с тлетворным влиянием местной атмосферы. Каждую секунду, которую ты стоишь на мёртвом кластере — ты умираешь и собираешься заново. Те же несчастные, которым не повезло стать антрацитом, просто истощили свой организм до такой степени, что ему неоткуда стало брать ресурсы на пересборку. Как-то так, — философски закончил он, после чего поправил лямки рюкзака и ускорил темп.

Ещё через час пришёл раздирающий душу кашель, такой силы, что маска тут же стала влажной, а кровь с неё в одно мгновение высыхала и осыпалась чёрным пеплом. Фил быстро снял её и дышать стало не то что легче, но как-то иначе. Воздух словно сам стал легче и чуть слаще на вкус. Сладость прибавляла моя кровь.

С каждым пройденным километром различия этих кластеров от обычных всё больше стирались из памяти. Казалось, будто весь Улей — это мир без красок, который убивает тебя, выжимая по капле. И самое страшное — это не монстры, люди или неназываемые, это — сама природа.

Местные виды прекрасны в своей мертвоте и вечности. Например, где ещё можно увидеть цветок, с одним опавшим на землю лепестком и севшей на него бабочкой? Правильно. Только среди мрака, где всё замирает. «Прямо как в стрип-клубе: смотреть можно, а трогать нельзя».

Скривился от собственной мысли, но долго бегать от природы и инстинктов не получится, а потому, когда разведка миром будет завершена, нужно будет отдохнуть не только физически, но и ментально. Ни разу за всё это время, мне так и не попадались иммунные девушки, а насиловать будущий труп — мерзость. «„Мерзость“, через которую ты пропустил Фила», — вновь напомнил внутренний голос.

Всякий раз, когда я уже хотел погрузиться в глубокий транс, сознание давало оплеуху в виде укола совести. Отвлекаясь на застывших бабочек, цветы, даже на солнечный свет, который не обжигал, сам теряя как в яркости, так и в теплоте. На Солнце можно смотреть без солнцезащитных очков — величайшая радость для многих детишек и взрослых, застрявших в детстве, наталкивающая меня на мысли о чём-то непомерно далёком.

Словно ощущаешь на себе прикосновение вечности, заглядываешь под тёмное одеяло, расшитое бисером звёзд, стремясь увидеть начало начал самой великой из блудниц — самой вселенной, матери всего. И если уж Стикс сшит из множества кусков такого одеяла, есть ли конец у жизни?

— Конечно есть, — услышал, как сквозь вату, голос Ведьмака. — Твой чуть не настал только что, а для наших врагов у нас припасено несколько десятков концов!

Осмотрелся. Я лежал на траве, на границе с чернотой.

Обычная зелёная трава, которая хрустит под ногами только после росы, в которой приятно пробежать босыми ногами. Потрогал рукой — ну точно! Недавно сюда легла роса!

— Это что ж, вы больше суток меня сюда тащили?

— Кто знает, кто знает... может мы все унеслись в вечность и застыли на середине пути?

— Не пугай босса! — вступился Алик. — Я ещё помню свой первый переход по черноте, как она тянет к себе. Это реально страшно.

— Да, особенно если есть склонность к философии и тяга к эстетике, — подтвердил Босяк. — А у тебя, Алеша, очень сильно и то, и другое, ещё и тяга к вечному.

— Так сколько вы меня на себе тащили? — мысли путались, а в голове всё ещё витали остатки вечности.

— Часов пятнадцать так точно, — прикинул Бык. — Может, чуть больше. Часы-то все остались в мешках.

— И надолго мы на этом стабе?

— Пока ты в себя не придёшь, и все не отдохнут. Да... давно я такой мощный поток сознания, направленный всюду и приходящий из ниоткуда, не чувствовал. Аж у самого голова заболела.

— Я примерно тоже самое почувствовал, — подтвердил Ведьмак. — Для пограничья мысли Алеши слишком чёткие. Как бы не прервали процесс познания «ходящего».

— Так вы с Босяком телепаты, что ли? — устав гадать, бормотал ли я под нос всё то, о чём думал, спросил напрямую.

— Да, мой дар в направленном сканировании людей. Что-то среднее между телепатом и ментантом, — ответил Босяк. — Седой потому меня в самые жопы отправляет — закаляет, чтобы ему смена была в командовании и наборе кадров.

— Ну а я — полноценный телепат, — присоединился Ведьмак. — В ментаты мне путь закрыт, ибо любое отрицательное намеренье бьёт по ментальному здоровью сильно.

«Ну, что ж, одним вопросом меньше, — решил я. — Зато добавилась куча новых, самые важные из которых, кто же эти ходящие по черноте и что именно за процесс осознания? Неужели, способность переносить черноту — это нечто большее, нежили простой дар Улья?».

Однако сколько бы я не бился над этими вопросами, постоянно оказывался у поворота в тупик, словно решение находилось либо чуть раньше по улице, и я его уже прошёл, либо чуть дальше, и надо просто пройти чуть больше.

Я стоял и смотрел на мёртвый кластер, пытаясь вновь ухватить то состояние, но чем меньше во мне оставалось влияния черного кластера, тем дальше от вечности. Попытка задуматься над теми же вещами в обычном состоянии вызвала лишь головную боль и прилив крови к голове такой силы, что из носа потекла тонкая струйка тёплой солёной крови.

Бросив попытки познания, стал помогать отряду с лагерем и чисткой оружия. Как оказалось, я не совсем правильно понял суть воздействия черноты на предметы. Пока человек жив ему нечего бояться за одежду на нём и за то, в чём нет механических деталей, зато стоит черноте поглотить его окончательно, как абсолютно всё становится частью проклятой земли. Отдельной статьёй стоит как раз-таки всё механическое. Всё вооружение, часы и даже моя зажигалка изнашивались сильнее, словно лежали десятилетиями и просто ржавели.

На тройнике, со всех сторон окружённом чернотой, мы провели только ночь, не учитывая часы на подготовку лагеря и сбор. Во время этого Босяк с Ведьмак спорили, что именно делать с моей тушкой, если я вдруг снова отправлюсь разумом в вечность.

В конце концов они пришли к согласию, что в случае чего будут тащить меня и до следующего тройника, но если же моё познание вечности за второй переход так и будет витать вокруг да около истины, не сдвигаясь ни на йоту дальше, то в третьем переходе — финальном — просто бросят мою тушку посреди черноты.

— Что ж, жестоко, парни, но и в этом своя правда есть, — согласился я и вновь последним ступил на мёртвую землю. Ради эксперимента закурил сигарету. Что с ней станет? Стоило сделать затяжку, как сигарета рассыпалась, а внутрь лёгких попал её прах.

К сожалению или к счастью, в первые часы перехода ничто не натолкнуло меня на рассуждения о том, о чём даже мудрейшие из людей имеют лишь понятие столь зыбкое, что оно рассыпается, только дотронься. Ни красоты, ни ужаса столь сильного не увидел.

Атмосфера уже не давила так сильно, да и природа вокруг не поражала своей необычностью. Однако переносить воздействие черноты стало на порядок легче, чем в первый раз, хотя между переходами прошло явно намного меньше времени, чем должно для полного восстановления.

— Есть несколько путей достичь просветления, — меж тем объяснял Ведьмак. — Первый и самый быстрый — это тот, которым пошёл ты, но он же и самый трудный, ибо познание сути вещей для человека очень сложно с самого начала времён. Второй способ требует больше времени и полноценной жизни среди всех обществ Улья. Я иду им. Жил среди «Детей Стикса», среди рейдеров и муров, но для полноты картины мне не хватает взгляда на институтских и внешников, нолдов и обычных. Хотя, познавшие Улей говорят, что второй путь откроется только для тех, кто сможет прожить хотя бы неделю среди атомитов, мутантов и пережить встречу со скреббером. Третий путь — это дать мёртвому кластеру поглотить себя, уйдя разумом настолько далеко, что станет неотличимо тело от травинки. Практически не различается с первым способом, разве что дар нужен особый, который отделяет дух от тела.

— А-а-а, — вклинился Босяк. — Крыло «Бессмертных»?

— Оно самое.

— Жуткие существа. Неназываемые от мира людей. Не умирают, умеют становиться нематериальными, по черноте ходят, что по обычной земле. Высшая каста килдингов, — пояснил Босяк для меня.

— Да, до «Бессмертных» никому не дотянуться. Разве что тебе, так как ты победил скреббера. Ну, как «скреббера»? Не совсем его. Скорее дух, который нашёл оболочку в виде того элитника, который нас тогда чуть не угробил, но да, они очень похожи на них и на «Бессмертных».

Словно что-то почувствовал во время того, как Ведьмак назвал неназываемого своим именем или тем, что его заменяет.

— Скреббер... — повторил, вслушиваясь в природу вокруг, в себя, в суть.

Травинка недалеко от меня покачнулась, словно от дуновения ветерка. Что-то изменилось вокруг отряда, что-то изменилось во мне. Нарастающее чувство живости этого мира, его понятности.

Травинка покачнулась не потому что я призвал неназываемого на его земле — я смог вдохнуть в неё жизнь. Ещё не до конца понимая, зачем это делаю, пошёл и сорвал цветок, с застывшей... нет... уснувшей на нём пчелой.

Цветок не рассыпался у меня в руках, а лишь тяжко покачнулся, просыпаясь ото сна. Пчела лениво бзыкнула и перелетела с оторванного от корней цветка мне на нос.

— Именем хозяина этих земель, проснитесь, скованные цепями вечности, — слова словно приходили откуда-то. — Покуда Я здесь — эта земля жива, вечность не властна над ней, ибо я живу в гармонии с ней и делить нам нечего.

И мир не приобрёл прежних красок, оставаясь всё таким же антрацитовым, но все почувствовали дуновение ветра. Свободный южный бриз, дующий нам в лица. Моему собственному удивлению не было придела. Не верилось в то, что я смог вдохнуть жизнь во всё вокруг.

— Чёрт, Алеша, ты воистину самый необычный мур, которого я видел! — воскликнул Босяк. — Подумать только, мать моя женщина, «ходящий»!

— Просветление первого пути. Самого трудного, но самого сильного. Если оставить Алешу бродить по черноте, чтобы бросить вызов хозяину здешних земель, то он станет сильнее нас всех вместе взятых, — прокомментировал Ведьмак. — Такие просветлённые черпают свою силу из черноты и «освобождают» кластеры от её влияния.

— В потенциале просветлённый первого пути опаснее крыла бессмертных? — спросил я, смотря, как пчела изучает меня, переползая с пальца на палец.

— Конечно! Будучи обычным иммунным ты победил скреббера, а сейчас ты бы просто поглотил его силу, ну, или он твою, как всегда всё зависит от силы и умения ей пользоваться.

— Ясно, — коротко ответил. — Ну, что теперь? Устраиваем охоту на скреббера или идём своим путём?

— Неплохо было бы составить тебе компанию, чтобы прикрыть, но это — только твой бой. Если хочешь — брось ему вызов сейчас, а хочешь — продолжай идти с нами, — ответил Босяк.

— Что ж, — подумав, ответил я. — Я пойду с вами, всё равно пока не чувствую его влияния.

С каждым пройденным по ожившей земле шагом, чувство, что я становлюсь сильнее, только крепло. Также стремительно нарастало понимание скорой расплаты за свои новые способности. Битва с хозяином этих земель — лишь вопрос времени. «Надеюсь, не скорого».