В себя пришёл, как и ушёл, от удара. Милицейский УАЗик подпрыгнул на ухабе, и я как следует приложился затылком об крышу. К постоянной ноющей боли от этого непонятного сушняка и затёкших мышц добавилась пульсирующая.
Соображал туго, но таки сообразил. Угодил в поезд, который пересёкся с товарняком с химией на борту. Не стал зомби — единственный плюс, а то, что бы я делал, запертый самим собой в купе? Единственный вариант — бился бы головой в оконное стекло, пока не разбил бы его и не выбрался. Странно, человеку и зомби пришли в голову одни и те же мысли!
Брр! Саня, сука, не отвлекайся!
Брёл по железке, чуть не поймал пулю, попался беглым. Взять с меня нечего, так они решили взять меня. Единственный вопрос: зачем? А вот его и задам, заодно анальгина попрошу, ух! Опять трясёт всего!
Собравшись с духом, скрепил перетянутые жгутом руки «в замок» и начал стучать в переднюю стенку. На стук обернулся недавний знакомый — Босяк. Посмотрел на меня скучающим взглядом, зевнул и спросил:
— Чего тебе, мясо? Поссать, пососать? — и тут я испугался, сказано это было настолько нейтрально-похуистически и с лицом, не выражающим абсолютно ничего, что стало понятно; обе просьбы он удовлетворит с одинаковым усердием, только ссать буду я и сосать тоже.
— Да не, фраер, у меня колокол гудит и чувствую кондратий скоро хватит.
— Цыц! Про кондратия ты правильно сказал, только тут он страшнее. А в остальном — как был лохом пустым, так им и остаёшься. Думал пару слов по фене, и мы тебя как своего примем? Лох — это судьба, — Босяк повернул голову к водителю. — Тормози, Лом! — взял в руки рацию. — Приглашаю всех доблестных пацанов нашего фраерского ордена посмотреть представление «Свежак пробует фирменный живец Босяка»! Кто хочет, прошу пройти к третьему УАЗику.
Босяк выпрыгнул из машины, хлопнул дверью, а через пятнадцать секунд показался в задних дверях с улыбкой доброго мороженщика на лице. Схватил меня за шиворот, выволок как скотину на дорогу — разбитую колею — посадил около колеса, упёрся коленом в грудь, свинтил с пояса флягу.
Мне не сказать, что всё равно, сил бороться просто не осталось, да и откуда им взяться, если десять часов на ногах без отдыха и еды. Тем более плохую вещь «живец» не обзовут.
Приставил горлышко ко рту и немного наклонил. Горло обожгло и вместе с тем пришёл вкус. Протухшие яйца в самогоне, настоянном на носках, которые месяца четыре не стирали, не снимали и вымочили прямо вместе с немытыми ногами. И это — самая лестная характеристика для такой бурды.
Хотел сплюнуть, но фляга, всунутая почти в самую глотку, мешала. После третьего глотка этого «напитка богов», Босяк отнял флягу, а я закашлялся, в который раз за эти сутки «ухнул», и меня прополоскало прямо себе под ноги.
— Гляди-ка, опростался-таки мяса кусок! Я уж думал проспоренные спораны отдавать, — обрадовался моему конфузу водила.
— Нет, так не пойдёт, ты давай глотай иначе замёрзнешь, потом с тебя даже одного спорана не возьмёшь, — сказал Босяк и вновь пропихнул флягу мне в горло. — Да твою-то матушку! Пей давай!
Пришлось глотать. Второй раз пошло легче, оно не удивительно, когда знаешь, чего ожидать и когда организму нечего исторгать из себя кроме желчи, в сущности, ничего другого не остаётся.
— Вот, хороший кусок мяса! — Босяк поднял меня за шкирку, встряхнул и спросил: — Поссать надо, нет? — отрицательно мотнул головой. — Смотри, зассышь машину — коновал будет самым зверским образом тебя органов лишать и прежде всего твоего шланга, по полсантиметра в день, если маленький, то по три миллиметра.
— Так вы меня на органы взяли? Пацаны, не надо, у меня все лёгкие загазованные и почки ни в пизду!
— Чувак, ты не въехал, здесь не твой родной мир, здесь реальные пацаны, и такие косяки Стикс правит, как нам два пальца обоссать, — Босяк закинул меня внутрь и захлопнул двери.
Удивительно, но «живец» подействовал самым лучшим образом. Тело, конечно, как было затёкшим, так и осталось, а вот башка прояснилась и кости ломить перестало.
Машина тронулась и меня потянуло в сон, чего на голодный желудок никогда не случалось. За счёт чего и держался долгими предзачётными ночами, но это лирика моего студенческого прошлого. Похоже теперь не самого худшего.
Как там Босяк сказал? «Стикс»? Река смерти, единственный путь в АИД. Ну, если Харон оставил свой пост, неудивительно, что тут хмыри с автоматами бегают. Куда как более удивительно, что я сюда попал и за какие, спрашивается, грехи? И как на земле расценят моё отсутствие? Хотя, глядя на официальную статистику пропавших без вести, этот вопрос отпадает — просто спишут Александра Харькова и дела нет. Родителей, конечно, жалко, немолодые уже, чтоб второго заводить, а девушка погорюет, да найдёт другого.
За такими мыслями не заметил, как заснул.
Засыпая в позе гусеницы, человек должен учитывать, каково ему будет по пробуждению. Я не учёл, за что и поплатился отнятыми ногами, дикой болью в суставах и ударом головой об дверь от неожиданности.
Причиной пробуждения стала пулемётная очередь. Потом вторая. Судя по звуку, работали из крупняка, РПК или тот же ПКМ так не работают. В детстве смотрел с отцом военные передачи, думаю, кое-что знаю.
Кое-как подполз к стене в салон, поднял руки, которые не размыкал из «замка» и вряд ли теперь смогу, даже если меня развяжут. Приготовился стучать по перегородке, но Босяк сам повернул голову в мою сторону.
— Чо, мясо? Интересно, страдания кого закончились, а кого только начинаются? Ковыряться Толик всё равно будет долго, так что чо бы и не размяться? — сказал он и вышел из машины.
Двери распахнулись, Босяк поманил меня пальцем и изрёк:
— Давай, в этот раз сам будешь ножками землю топтать. Ты, конечно, фуфел дрыщеватый, но я не ломовая лошадь, чтоб тебя каждый раз на горбу таскать, да?
Скрипя всем, чем можно и чем нельзя, выполз на свет божий. Чудом перевернулся, вытянул ноги к краю и спрыгнул. Сука! Как же это больно! Еле разогнулся обратно, благо не упал иначе было бы совсем позорно.
— Идём, посмотришь на местную фауну в первый и последний раз, — кинул Босяк через плечо и пошёл дальше.
Пошёл следом за ним, а куда деваться от вооружённого головореза в чужом мире, если ты не знаешь местности? Да и если бы знал — не бежал бы, пулю промеж лопаток хватать не хочется, а пожить пару лишних часов перед тем, как тебя распилят, хочется.
Мертвяк заставил колонну остановиться в достаточно живописном месте. На поле около дороги во всю рос подсолнух, а невдалеке от места остановки отходила накатанная колея, что вела в деревню за полями буквально на самом горизонте. Щурься не щурься, а кроме серой полосы не увидишь ничего.
С другой стороны грунтовки, по которой катила колонна, картина отличалась только тем, что поле засеяли злаковыми, а на горизонте неровными рядами стояли берёзы.
Закончив осмотр местности, взглянул на причину остановки... и лучше бы не смотрел.
Нечто под четыре метра ростом, с непропорционально большими мышцами груди, закрытыми такой бронепластиной с шипами, что любой бронежилет, покажи ему их, тихо заплачет в тёмном уголке. Голова тоже выглядела слишком огромной для моего восприятия и почти везде закрытой такими же пластинами-наростами. В общем и целом, монстр выглядел как-то даже гармонично, устрашающе.
Пока я скакал вокруг мёртвого монстра, пытаясь воссоздать в голове что-то наподобие диафильма, где он сжирает весь конвой, остальные занимались делом. А именно зачем-то спиливали затылочную пластину болгаркой. А детина, стоящий в стороне от них, презрительно улыбался и точил клинок.
Видя интерес на моём лице, Босяк с демонстративной ленцой начал объяснять:
— Оценил? Вижу, что оценил. Эта сука зовётся всеми кусач за ниебически здоровый хлебальник и аппарат по перемолке всего живого и неживого. Данный экземпляр почти отожрался до полноценного рубера, скорее всего на деревеньке за полем, поэтому ловить там нечего, разве что мародёрить, но не наш это профиль. И такие кенты тоже не наш профиль. Наш профиль — мясо, то есть такие, как ты. Так вот: два честных фраера сейчас спины гнут не за здрасьте, а за долю с почившего, а там и спораны и горох и при особой удаче можно разжиться красным или чёрным жемчугом. Но всё это богатство кусач прячет за затылочной пластиной в споровом мешке. Институтские говорят, что и у нас этот самый споровой мешочек есть, только в другом виде. Задавай вопросы, всё равно возиться они будут минут десять ещё, а время убить надо.
Босяк словно насквозь меня видел. За десять минут режима «вопрос-ответ и немного справки» я узнал «всё, что хочет знать смертник», — как пошутил он, когда закрывал меня внутри УАЗика.
В пакет смертника входили общие знания о местной фауне, то есть разного рода заражённых, о том, как вообще выжить и что делать, если вы обосрались. А я обосрался, по признанию Босяка, то есть попал к ним, что автоматически хуже смерти и обращения. В данном случае он посоветовал скрестить пальцы и уповать на чудо, так как Бог отвернулся от этого мира.
Как-будто я этого сам не понял! Хорошие люди даже в таком дерьмовом месте стараются помочь друг-другу. Плохие, как выяснилось, сотрудничают с непонятными «Внешниками» и продают им органы иммунных оптовыми партиями, так как народу в Стикс попадает просто немерянное количество.
А сам народ делится на две вышеупомянутые категории. «Заражённых» и «иммунных». Вторых, как и положено постапокалиптическому миру, меньшинство, особенно в дефиците женский пол. И у всех, кто не обратился есть спящие способности, которые активирую «знахари», всё сложно, но также просто.
А первых — большинство, но особенно много пустышей, чуть меньше бегунов и топтунов, и далее по количественной нисходящей вплоть до вершины пищевой цепочки заражённых — элиты, настолько сильной, что каждая особь уникальна как внешне, так и по набору способностей.
Про последнее не очень понял, а Босяк не спешил уточнять. Да и зачем лишняя информация куску мяса, что всю свою недолгую жизнь проведёт на «ферме» по выращиванию органов в живых людях?
Перспективы не радовали, да и не могли обрадовать никак. Верно сказал Босяк, попал, так попал, что и не выбраться теперь.
— Начальник, живца дай! — крикнул в перегородку без надежды.
— Лови тару, не будем из-за тебя, осла, конвой по-новому тормозить, не прокатило представление, — процедил сквозь зубы урка и пропихнул мне в подставленные руки флягу.
Дождался ровного участка дороги, поставил флягу на лавку, с трудом отвинтил крышку, глотнул... Чёрт! Как жжёт-то без еды! Неприятная хрень, но без неё не выжить. Одно радует, пока я буду свежим на «ферме» и у меня не начнётся «трясучка», меня не отправят на окончательную разборку. Что такое «трясучка» Босяк предпочёл умолчать, но не думаю, что что-то хорошее.
***
На «ферму» прибыли только следующим утром, пару раз разбирались с крупными тварями, а один раз удирали от элитника и его свиты — тройки руберов — было страшно, но желание закончить в пасти заражённого и стать топливом для его эволюции всё ещё пересиливал страх смерти на столе у Коновала.
Как выяснилось, «Коновал» — это погоняло местного знахаря, пацана с убеждениями, что как попал в Стикс, так и пошёл по трупам. Судя по рассказу и живописанию Босяка с Ломом — бывший хирург, у которого слетели тормоза, когда обращённая жена во время интима откусила ему болт под корень. Орган отрос, а травма осталась. И с этим человеком я очень скоро познакомлюсь.
Меня выгрузили из машины два дюжих молодца без признаков интеллекта на лице, загнули «гуськом» и повели в здание бывшей тюрьмы. И надо ж было такому заведению стать стабильным кластером! Теперь она реально «дом родной», прошлое не отпускает таких людей и находит даже в другом мире.
Было бы смешно, если бы меня не вели в отстойник, где организовали медблок.
Двери на большинстве камер поменяли и даже сделали что-то вроде ремонта в «цивильной» части. Вообще не понимаю, зачем меня скрутили, не вырвусь же — некуда. На мою нейтрализацию и экскурсовода уже много.
— Босяк, скажи ты им, не сбегу я! — взмолился, когда почувствовал, что при ещё одном повороте эти два деревянных солдатика порвут мне мышцы.
— А вдруг ты на самом деле в Стиксе прожил хуеву тучу лет и просто довёл себя до спорового голодания или под перезагрузку попал и сейчас под дурачка косишь, чтоб всех наших ночью вырезать? Вот наш ментант поговорит с тобой по душам, тогда и решим, нужна тебе усиленная охрана или нет.
— «Ментант»?
— По-другому ещё «ментат» — гибрид слов «ментал» и «мент». Нужный в любом приличном стабе человек, лучше любого детектора лжи и сывороток правды — всех насквозь видит. Правда из-за таких вот нам, приличным пацанам, в лоховские стабы путь заказан. Вот спросят тебя: «С мурами или внешниками дела имеешь?!», — нет скажешь — соврёшь, к стенке поставят, по честняку всё выложишь — опять к стенке. Патовая ситуация.
— А «муры» — это кто?
— Это все, кто с разными внешниками дела имеет по лоховскому убеждению. И зацени, получается, что все Институцкие так или иначе — муры, потому что с Нолдами дела имеют. Объяснить природу Стикса с помощью земной науки пытаются — идиоты. А мы, кстати, пришли.
Босяк остановился перед самой обычной дверью, два раза постучал, кашлянул в кулак и открыл дверь. Через семь минут выскочил, словно ему прут кто вставил и провернул для верности. Красный, как чёрт, посмотрел на меня. Я чуть не кончился.
— Ведите его в отстойник, пацаны, да отпинайте на всякий случай так, чтоб он без живца даже вздохнуть боялся. Некогда нашему ментанту, через часов пять, может, освободится.
Меня оторвали от земли и грубо развернули. Долго вели по всяким коридором. На втором крытом переходе перестал пытаться запомнить дорогу. Какая разница, если на мне через пять минут не останется живого места?
Когда один из громил выпустил мою руку для того, чтобы открыть дверь, я почувствовал просто неземное облегчение и понял, это — последний приятный момент в моей жизни, дальше только боль, страх и смерть.
Второй подвёл меня к камере, а потом они вдвоём перехватили тело, как таран и размахнулись для дальнего броска.
Соприкасаюсь ногами со стеной, отдалённо слышу хруст собственных костей и теряю сознание. Боли не почувствовал, нет, просто отрубился.
Когда открыл глаза, увидел, что несколько рёбер торчат наружу и подо мной лужа крови. Как со свиньи натекло. Страх сдавил горло, откуда-то пришло понимание; «ты должен благодарить этих двоих за использование тебя в качестве тарана». На живую такое просто не переносится. Удивительно, как я вообще пришёл в себя.
Попытка пошевелиться принесла лишь боль. Завыл бы, если бы смог, но челюсть превратили в кашу, которую перемалывали из крупы ступой очень долгое время. Видел одним глазом, второй выбили... похоже, насовсем. Правой рукой инстинктивно попытался ощупать глаз. Новая вспышка резкой и одновременно тупой боли показала, что этого делать не стоило.
Оставалось только расслабиться и получать удовольствие, что я и сделал, благополучно отрубившись.
***
Пришёл в себя от удара по моему многострадальному лицу. Хорошо хоть кулаком саданули, а не сапогом. И на том спасибо, как говорится.
Отвернулся от ударившего и сплюнул на пол сгусток крови. Недавно натёкшая с меня уже успела присохнуть, значит в отключке я провел часа четыре не меньше. Во рту опять всё жгло. Провёл языком по зубам — парочка шаталась, но это уже от совсем свежего удара. Лицо всё опухло и чесалось, но говорить, по ощущениям, мог.
— Пить!.. — просипел, как последний выживший после месяца скитаний без воды и больше не издал ни звука, сколько не надрывал глотку.
— Живца, наверное, вредно будет... — протянул расплывчатый силуэт, и поднёс флягу, с чистой водой, судя по обрывкам вкуса, к моим губам. — Перестарались парни, а отвечать перед Седым и Коновалом мне. Вот, что за порожняк, а, мясо?
С трудом поднял голову повыше, попытался сфокусировать взгляд. Не получилось.
— Вижу, совсем хреново. На разборку тебя сейчас нельзя — точно знаю, Коновал за такой материал ни за что в жизни не возьмётся. Но к Седому прогуляться придётся, уж не обессудь.
Меня опять подняли на сломанные ноги-спички, но после того, как я упал и мой позвоночник выгнулся, как не должен выгинаться от природы, поняли; «что-то не так» и понесли на руках.
Может быть, это было бы хорошо, если бы несли не к непонятному Седому, что видит всех насквозь, и не полудохлого разобранного с болью в каждой косточке от вибрации шагов.
Что самое противное, отключится не мог, чувствовал: отключусь — уже не встану, поэтому наблюдал резкие лампы дневного света и луч солнца, перечерченный линиями решётки.
На этот раз провожатый, коим, несомненно, являлся Босяк, просто я не мог его разглядеть, не стал стучать, а просто открыл дверь перед носильщиками.
Они вошли в кабинет и бросили меня на пол, как куль с картошкой. Сдавленно охнул, но почувствовал, что таки могу говорить, хоть и аки пропитая сова.
— Гном, Дрызга, испарились отсюда, быстро! — спокойно сказал Седой, но при этом столько власти чувствовалось в его голосе, что им наверняка можно было гнуть проволоку. — А тебя, Босяк, я попрошу остаться, поговорим после вердикта Коновала. Действуй, — кивнул он в сторону мужчины лет тридцати с суровым лицом и стальным взглядом.
Мужчина потёр руки, достал из портфеля, что стоял до момента рядом с ним, сумку, открыл её, вынул два шприца с мутноватой жидкостью янтарного цвета, постучал по ним, проверил на свет, сбрызнул.
— А не много ли ему две дозы спека вне очереди? — озаботился Босяк.
— Иначе не вытяну — помрёт от болевого шока раньше. Но потом и тебе вколем, после «процедур», — улыбнулся Коновал и перетянул мне руку чуть выше локтя жгутом.
Уже приготовился к новой порции боли и кровопускания от того, что он пропил навык и не попадает в вену, но он попал с первого раза и вводил спек очень аккуратно. Спустя десять секунд понял, почему.
Так меня не крыло никогда, перестало заботить вообще всё, в тот момент мне было пофигу, на разбор меня отправят или покорять Эверест голым.
Знаете, как мирно колышется трава на ветру или водоросли под водой? После второго укола я почувствовал себя такой водорослью.
Все манипуляции с моим телом отдавались лишь лёгким покалыванием в районе затылка.
Через некоторое время услышал, как сквозь вату;
— Моя работа закончена, уносите, больше я к нему не притронусь, — и перестал соображать.