H.I.V.E. Удача любит смелых

Глава 9

Пробуждение вечером далось достаточно легко. Без привычной по многим студенческим бессонным ночам с зачётами и «отсыпными» головной боли. Если сравнивать состояние после ночного отдыха от тренировок и этого сна — небо и земля.

Сладко потянулся, отчего лежавшая на груди книга свалилась на пол. Пока доставал её, не вставая с нар, вновь проверил работоспособность всего скелета, поочерёдно прохрустев всеми косточками.

В целом физически себя ощущал примерно на десять по пятибалльной системе. Отдохнувший и вновь готовый сворачивать горы, как по приказу, так и по собственному желанию.

Однако вместо сворачивания гор меня звало дело гораздо более насущное. Снять высушенное бельё с верёвок и в целом обновить гардероб. Сейчас на мне вместо камуфляжа «горки» были те вещи, в которых я прибыл в этот мир. Конечно, иметь два постоянных комплекта одежды для разных случаев и отличает настоящего джентльмена от шмоточника, который меняет костюмы, как только представляется случай. Но в Стиксе данная проблема вообще не стоит, когда на каждого представлено столько одежды, сколько он сможет унести на своём горбу или в «седельных сумках» бензиновых коней.

Стоя в гардеробной, наблюдал очень скудный выбор одежды, всё больше из разрядов «откровенно милитаристическое» и «охотник и рыболов». Ни то, ни другое меня откровенно не устраивало, а потому оставался только один путь — прямиком к завхозу.

Завхоз и торговец у нас в стабе — одно лицо, у которого я уже вполне успешно купил смягчающий вкус живчика порошок неизвестного происхождения, выменял спораны на пистолетные патроны своего калибра и до сих пор не могу понять: это патроны для моего ствола такие дорогие или меня просто развели, наварившись?

Во владения завхоза войти просто, а потеряться ещё проще. Среди кучи стеллажей, ящиков и коробов технического бардака, который для хозяина являл собой первостепенный порядок, он сам лавировал, подобный могучему ледоколу, и для остальных прокладывал путь.

Вещи, на таком стабе, как наш, не стоили абсолютно ничего, однако отбирались завхозом по трём категориям: «практичность» — всякие спортивные костюмы, а также совсем уж экзотические вещи сугубо для тренировок; «удобность» — все вещи для повседневной носки с умеренным... всем. Последний пункт, как можно догадаться: «респектабельность» — включал в себя все костюмы, от классической «тройки» до сборной солянки по собственному вкусу. Также в категории входили и аксессуары, свои для своей. Так, например, в категорию респектабельности входили: часы, цепочки, нательные кресты и прочий лоск жизни. В категорию удобности попали: разного рода браслеты, от обычного фиксирующего нарукавники, до целого спортивного комплекса с метрикой и советами, как именно и какие именно выполнять упражнения. Благо, что растолстеть в Улье практически невозможно и с метаболизмом у всех полный порядок.

В общем, подобрав для себя сборную смесь из всех трёх категорий, вышел с территории завхоза с тем же, с чем и пришёл, только в нагрузку добавились две сумки. В одной классический верх: рубашка, галстук и пиджак, белого и серого цветов соответственно, только сам костюм матово-серый. В другой такой же классический низ: светло-серые брюки строгого кроя, ремни, подтяжки, две пары обуви; лёгкие туфли и запасные берцы.

Когда вернулся к себе в камеру... как звучит-то! «К себе в камеру», скажи мне в прошлой жизни кто, что тюремная камера станет для тебя самым безопасным и чуть ли не родным местом — рассмеялся бы в лицо и был таков. Однако ж, жизнь умеет преподнести самые неожиданные сюрпризы...

Так вот, когда вернулся к себе в камеру, солнце окончательно село. «Самое время для визита в такие места», — решил я.

Включил настольную лампу. Быстро переоделся в тусклом свете. Доверяя собственной тени, поправил воротник. Рукой пригладил волосы. «Хорошо бы в душ сходить, да поздно уже», — отметил гранью сознания.

Решение нашлось так же быстро, как и понимание необходимости принять душ. «У завхоза есть всё, прямо как в Греции. Значит, должны быть и духи», — и вот, данный вывод вновь ведёт меня по коридорам стаба в сторону торгового хозяйства.

Несу в кармане несколько горошин, уж туалетная вода, как предмет косметики, должна что-то стоить. Если же нет, у нас вообще какая-то странная экономика получается: споранов и горошин стоят только патроны с оружием, а в остальном — бери, что хочешь.

После непродолжительного разговора с торговцем, выяснилось, что духи станут моими по совершенно смешной цене. Один пистолетный патрон за любой флакон ёмкостью триста пятьдесят миллилитров.

— Эх, была не была! — подкинул патрон в воздух и указал пальцем на бесцветные духи в серебристом флаконе, которые мне обещала упаковка.

Воспользовался туалетной водой прямо на складе. Не сказать, что перемены в ощущении собственного запаха наступили сразу, скорее, он смешался с чем-то призрачно знакомым и приятным. Аромат не щекотал нос своей резкостью, более того, чем сильнее я пытался принюхаться к нему, чтобы понять, тем больше запах становился неотделимым от меня самого.

Громкий чих, поднявший маленькое облако пыли на складе, стал сигналом того, что пора прекращать строить из себя парфюмера и пытаться разгадать этот аромат. Приятно пахнет, в нос не бьёт и ладно.

Ещё раз сверился со внутренним списком джентльмена. Вроде, для похода в бар всё необходимое собрал. Деньги в кармане, сам в надлежащем виде, разве что бороду можно подравнять, а то и вовсе сбрить. Но с этим ладно, чай дам не очаровывать.

«Если задуматься, то выходит очень странная картина. Стаб целиком и полностью принадлежит мурам, рабов они на нём не держат, при этом ни одной женщины-мура я ещё не видел, а повышенный уровень тестостерона в организме не способствует долгому воздержанию. Уже сейчас жалею о том, что не воспользовался выпавшей три дня назад возможностью „спустить пар“. Вывод напрашивается сам, но там посмотрим, может, большинство справляет нужду в кулак», — за такими странными, но логичными размышлениями дошёл до бара.

Вывеска «Сиськи и Виски» говорила о заведении больше, чем мог бы сказать его завсегдатай. Морально приготовившись, толкнул входную дверь заведения от себя и не ошибся с тем, что ожидал увидеть.

Начать следует с того, что под бар переделали одну из столовых. Точнее сказать, отвинтили всё ненужное, натаскали столов и стульев, кучу, буквально... «раз, два, три...», буквально пять телевизоров. Стойку выдачи баланды переделали под барную, закрыв низ, как и верх, двумя металлическими листами, выбив название бара на переднем, что сверху, что снизу. «Решение, начисто лишённое вкуса».

Ну а так как вечер только начался, то и напиться, и подраться никто не успел. Зато, можно сказать, я успел под самое открытие вечера. Какой-то мур из «уважаемых» как раз произносил тост во славу и мудрое правление нового капо:

—... И пусть же каждое твоё решение, Босяк, приводит братву к успеху, богатству и красивой жизни! — мур поднял стопку с чем-то едко-жёлтым, отсалютовал остальной братве и опрокинул её в себя.

— Присоединяюсь! — выкрикнул я, идя прямой походкой к бару, где бармен уже приготовил рюмку.

— Штрафную этому господину за мой счёт! — крикнул тот, кто произносил тост.

— Что предпочитает пить белый господин? — с усмешкой спросил бармен, оценив мой внешний вид.

— Если здесь наливают бурбон, — в тон ему усмехнулся. В голове проскочила мысль: «Эх, надо было ковбойку взять, уж понтоваться, так по полной!».

Бармен, в свою очередь, молча достал бутылку из-под стойки, с заметным наслаждением открыл её, вдохнув пряный аромат крепкого поила, и налил рюмку. Ровно пятьдесят грамм.

«На глаз, и ни капли мимо», — удивился, а изо рта против воли вырвалось ёмкое:

— Охуеть! — на что бармен лишь ещё раз усмехнулся, отдав бутылку и не потребовав с меня ни спорана. Компенсировал мой проигрыш в невербальной схватке.

Довольный этим, уселся за стол к тостующим, поставил бутылку бурбона. Тостуемый в свою очередь сказал:

— А это вот, уважаемые, тот, без кого не восторжествовала справедливость, — указывая на меня. — Тот, без кого эта крыса ещё долго бы разворовывала стаб по кирпичику, а предъявить ему было бы нечего. Самый бедовый свежак и настоящий мур — Алеша, — представил меня Босяк.

Кивнул каждому за столом, приветствуя. Ещё раз поднял рюмку, как бы подтверждая все слова, сказанные паханом. Пока находился в относительно трезвой памяти (всё-таки две рюмки бурбона без закуски — это вам ни баран чихнул), составил для себя портрет каждого из «уважаемых» людей. Всего за столом, вместе с тостуемым, нас было пятеро.

Тот, который произносил тост, ростом на две головы ниже Босяка и утыкается ему в грудь. Взгляд честный и плутоватый одновременно, глаза бирюзового цвета, слегка мутные от возраста. На первый взгляд опасности не представляет, но это же Улей, кто знает, какие тузы у этого старикана есть и как он стал «уважаемым».

Вторым человеком, слева от Босяка, сидел седел (хы-хы) Седой. Он коротко кивнул мне, когда я только вошёл в бар. Вне своего кабинета он выглядел так же величественно и будто бы возвышался над остальными. Фирменная седина отличалась от белёсых клочков тостующего в лучшую сторону. Глаза следили за всем баром, смотря и поверх столика, и поверх бармена. За Седым чувствовалась власть, сила.

Третьим же неожиданно стал Хорек. Пухлощёкий сенс, с которым мы пересеклись всего один раз в рейде. Он старался стать за столом как можно незаметнее и мельче, словно попал сюда по ошибке и боялся, что его заметят и выгонят с позором.

Сам тостуемый выглядел, как бы это сказать? Монументально. Если бы рядом с ним по левую руку не сидел Седой, который своей волей и правом командовать оттенял Босяка, то я бы принял того за главного в стабе. «Хотя... может, так оно и есть, фиг разберёшься в этих хитросплетениях начальственных сношений-отношений».

А сам я... а что я сам? Как и полагается особому гостю на чужом празднике — скромно сидел в уголке, откликался, когда позовут, в целом, вёл себя почти так же, как Хорек, только не пытался вжаться в лавку. Во-первых: бесполезно, а во-вторых; не чувствовал того, за что стоило бы не отсвечивать в кругу таких людей, будучи приглашённым на праздник. «Так, а вот это уже дельная догадка, — отметил сам себе. — Спросить его, что ли?».

Второй раз окинул всех оценивающим взглядом. Напились большинство изрядно. Напряжение после бойни надо было сбросить всем, а приход новой правой руки взамен оторванной гнилой всего лишь повод.

Кстати, на фоне таких выводов полупустой бар выглядел крайне странно. Нет, я понимаю то, что остались часовые, занятые, те, кто вообще своего места не покидает по долгу службы или из-за обстоятельств, но двое скромных молодых людей в уголке от нас и лишь один бармен — это крайне подозрительно.

Ещё более подозрительно то, что эти двое молодых людей вообще не заказывали себе выпить, зато глаз не спускали с меня и Хорька всё это время. Причём слова Босяка о том, что я — тот самый малый, без которого у него ничего не получилось бы, никак не повлияли на бдительность охраны.

От лишних раздумий меня спас стаканчик бурбона, последний в бутылке. Выпив его, я почувствовал лёгкость в теле и голове. Что называется то самое переходное состояние от «уже нетрезв» до «уже в зюзю».

Поставив рюмку с громким стуком хрусталя о дерево, вызывающе посмотрел на одного из охранников. Меня откровенно достали недомолвки, косые взгляды и даже своё собственное имя.

Кому понравится слышать на постоянной основе чуть презрительное и надменное «Алеша»? Практически никому, кроме садо-мазохистов, но такие не выживают, я надеюсь. Копилось-копилось и лопнуло. Взорвалось.

Казалось бы, ну следят и следят, ну смотрят и смотрят, чо бубнить-то? Ан нет! За-е-ба-ло!

Одним движением перескочил через стол. Поравнялся со столиком этих двух молодцев и веско так спросил:

— Хули вылупились?! Вам чо, зенки на очелло натянуть?! Так это мы, бля, можем, так это мы, бля, с радостью!

Не дожидаясь ответа, поднял первого за грудки и до того, как он успел сориентироваться, познакомил его нос со своим лбом. Тряхнул и отбросил назад. Тело упало задницей на стул, но голова неплохо так впечаталась в стену, так что малым уроном лоб не обошёлся.

Второй парень оказался посообразительней своего коллеги, ушёл от удара нетронутой бутылкой с пивом.

Качественным пивом. Стоило первому осколку отлететь от стола, как в нос ударил запах забористого хмеля, терпкий и немного сладкий. Странное пиво...

Всё это автоматом отметил за секунду, уклоняясь от ответного выпада левым кулаком. «Ну, что ж, на левых, значит на левых», — рассудил, впечатав левый кулак в скулу.

Взял этого шакалёнка левой рукой за горло и давил, давил, наслаждаясь страхом в его глазах, замечая, как утекает из них жизнь. «Первого не факт, что приложил об стену достаточно, но этого точно убью».

— Прекратить, блять! — рявкнул, что неожиданно, бармен. — Устроили свои проверки в честном заведении. Оплатили вечер, а ремонт кто оплачивать будет? Тут же обоев замарано, я ебал того рот!

От неожиданности такого пассажа я разжал хватку и тут же поплатился за это отбитой селезёнкой. Удар был точный и быстрый.

Вместо того, чтобы согнуться и скулить от боли, выпустил грозный рык, полный боли и одного единственного обещания: «Убью!».

Быстрый прямой в челюсть. С ноги в живот. Перегруппироваться. Стойка. Уклонение вправо. Не вижу ничего, тело работает на одних рефлексах. Давних, забытых с самого конца школы, однако пробуждённых тренировками.

Подсечка и хлопок от соприкосновения тела с полом. Резкая жгучая боль в руке. «Меня повалили и ломают руку? Ну уж нет, ребята! ХОТИТЕ ЗНАТЬ, КАКОВ МУР АЛЕША В ГНЕВЕ? СЕЙЧАС УЗНАЕТЕ!», — последнее, даже, кажется, прорычал.

Все звуки доносились, как сквозь вату, но забористую нецензурщину из уст бармена на пару с Седым слышно было очень хорошо. Комментировали они мои действия, а ясное сознание возвращалось урывками.

Скидываю с себя оседлавшего меня мура, который крутил руку. Другой момент в памяти — уже зеркальная ситуация. Упираюсь коленом в лопатки этого кадра и с удовольствием ломаю руку в трёх местах, левую, кажется. Хруст ненадолго перекрывает мат и остальные звуки, но расслабляться рано.

Ещё один момент. Держу бармена за горло правой рукой, левой держу его «мурку», кажется, собираюсь казнить беднягу прямо на месте, но что-то или кто-то не даёт. Что-то или кто-то очень властный, то, чьего рыка я боюсь даже в таком состоянии.

«Седой...», — вернулось понимание и сознание вместе с ним. Отпустил ружьё, отпустил бармена. Тело пока не отзывалось болью на каждое движение, но это пока. Оглядел место побоища.

Весь бар в щепки, кроме одного столика, за которым пьяными в стельку спят беловолосый плут и Хорек. Передо мной стоят Босяк с Седым и держат на мушке. Нервы у них явно на пределе. На полу по всей зоне растекается здоровая лужа свежей тёмной крови. Вижу два тела. Никакого сожаления и сочувствия. Но и садистского удовольствия тоже нет. Умерли и умерли. Не смогли защититься и Улей поглотил их, тела с ближайшей перезагрузкой отправятся куда-то, неясно куда, да и проверять не хочется.

Опустился на колени, завёл руки за спину. Седой кивком головы и несколькими словами объяснил Босяку, как со мной поступить. Я видел, как открывался его рот, но не слышал звуков.

Босяк с опаской, постоянно держа меня на мушке, подошёл и несильно ткнул стволом. Я встал, хотел было знаками объяснить, что ничего не слышу, но только попытался вывести из-за спины руки — тычок автоматом стал гораздо ощутимее и больнее.

«Понятно. Страх движет ими. Я бы тоже боялся, если бы у меня на глазах двух человек порвали голыми руками».

Босяк довёл меня до кабинета Коновала. Там бывалый, почти что легендарный знахарь, как только не проводил мой осмотр, разве что проктологические и урологические услуги не оказал. Однако, благодаря всем лечебным манипуляциям я вновь смог слышать.

Первое, что я услышал: «Херовы твои дела, парень, очень херовы», — от Босяка. Кивнул головой, мол слышу и понимаю, что явно не сахар.

— Пока что в одиночной камере посиди без живчика, еды и воды, как ломать начнёт — стучи в дверь. Посмотрим, накормим, напоим и, может быть, поговорим, — сказал новый капо и оставил меня в «одиночке». Наедине со своими мыслями и прошлым.