H.I.V.E. Удача любит смелых

Глава 11

Сколько просидел со своими мыслями не знаю, но, когда вынырнул из омута откровенно неприятных воспоминаний, в решётчатое окно под самым потолком пробивалась слабая полоска света. Рассвет или закат — не знаю. «Да и есть ли разница?».

«Всё одно помирать, так лучше уж диким зверем в одиночной камере, чем в пасти у заражённого». Муры, я уверен, видали парней и похуже, чем моя скромная персона.

Я-то что? Обычный берсерк, каких, уверен, немало бродит по просторам Улья, выживая день за днём, а может и живя. Но всё же рано забыл о своей «особенности» и реакции на неприятных людей.

Считай, с того памятного случая в лаборатории неконтролируемых и неподавляемых приступов до вылазки в бар не было. Хотя... честно сказать, не помню, что где-то выпивал столько алкоголя и имел конфликты с людьми.

Взбесили — вот и весь сказ. «Да, наверняка такое простое объяснение их устроит».

Бом-бом. Стучат в дверь, кажется, ботинком, ибо звук доносится откуда-то снизу, примерно на одном уровне с сидящим на полу мной. Бом-бом. Послушал ещё этот звук. Он расходился от двери и словно тонул с последним «бом», как бульканье камня, попавшего в воду, но не оставившего кругов на ней. Бом-бом. «Похоже, уходить не собираются», — подумал я, решив спросить:

— Чего вам?

— Тьфу, блять! — два оборота ключей в замочной скважине. — Глаза закрой, отвык от света — ударит по глазам!

Решил послушать мудрого в этих делах визитёра, его голос я узнал почти сразу. Массивная стальная (или железная, никогда не разбирался в различиях металлов) дверь скрипнула, а в голове пронеслась мысль: «Почему в таких местах не смазывают петли?», — обдумать которую я не успел. Гвоздь нарушил молчание прежде:

— Открывай. Пайку принесли. Как-никак третий день сидишь — решили коллективным разумом сжалиться. Я уж подумать успел, что ты всё, остываешь.

— Погоди, — не поверил своим ушам, решив переспросить, — третий день, точно?

— Ага. Не говори. В таких камерах часы неделями бывают. На собственном опыте знаю, — заявил он, опустившись на корточки и поставив поднос с кашей на пол, после чего отошёл за дверь.

Удивительно, но вместе с тарелкой мне вручили ложку, не став издеваться над поломанной куклой и ломать её ещё дальше.

— Благодарствую, — ответил по-сидельски, так сказать. — Да нет, — поспешил объяснить свой вопрос. — Я почему уточнил, мне казалось, только ночь и что в окне брезжит лучик восхода. Видимо, слишком глубоко ушёл в себя... — принялся механически поглощать кашу, надо ли говорить, что после всего есть не хотелось совершенно.

Но, что я бы не говорил, а организм иммунного — целый комплекс. Очень сложный комплекс, который постоянно требует подпитки, иначе почему за целых два дня мой мочевой пузырь не переполнился? Только если почти все жидкости пошли в дело. Поэтому сейчас с незаметным для Гвоздя усердием запихивал в себя достаточно вкусную кашу.

Такую же, какую ел, когда только-только прибыл сюда и сразу угодил в больничное крыло к Коновалу. Видимо, у Седого на кормёжке мяса и прочих недееспособных, но нужных, стоит отдельный повар.

Гвоздь же просто стоял в проходе и молча смотрел, как я поглощаю холодную, но питательную, пищу. Дабы не есть в тишине и не чувствовать дискомфорт, задал, наверное, самый волнующий меня на момент вопрос:

— Что там по моей судьбе решили?

— Ничего, — спокойно ответил бывалый мур. — Такие как ты — редки, но не уникальны. Тем более, как Седой с Босяком поняли, ты эти вспышки агрессии контролировать не умеешь?

— Нет. Умею подавлять. Сигареты — вот моё успокоительное. Но я скажу, что тогда бы вечером оно не помогло. Зверю нужно было «утолить жажду», — как бы рассуждая сам с собой, ответил ему, облизывая ложку. — Ну что? Ещё раз благодарствую. Отдельное мерси повару — каша его много лучше той бурды, которую обычно дают в таких заведениях, — позволил себе улыбнуться, поставив тарелку с ложкой на поднос.

— Передам, — не то, что пообещал, скорее, ответил, Гвоздь.

Как закрывается дверь, и пропадает яркий свет от электрической лампы, смотреть не стал. Вместо этого принялся изучать особенности своего нового временного обиталища. Прикидывая, в какой угол лучше справить нужду. Ведь вынырнув из глубины собственных мыслей, почувствовал, как усиленно организм начинает перерабатывать пищу в энергию и отходы.

Вот как попривлекательнее описать одиночную камеру? «Да никак», — усмехнулся у себя в голове. «Ну, если никак, то хотя бы схематично?», — спросил самого себя, уже делая пометки и вышагивая расстояние от стены до стены.

Классическая одиночная камера. Три метра в ширину — вдвоём уже не разойтись, да и матрац тут один. Пять метров в длину. Видимо для того, чтобы клаустрофобия у обитателя этих покоев развивалась постепенно.

Пока практически измерял расстояние от угла до угла, заметил пометки обитателей прошлого. «Герои ушедших эпох», — усмехался и читал: «Пометка для Зубра: никогда не играй в карты на желание с Лохматым». Таких пометок, сообщений, просто каракулей, не несущих никакой смысловой нагрузки, насчитал больше, чем много. На второй тысяче сбился, честно сказать, потому что прочитал следующее:

«Ковырять стену вилками — это одно. А вот вы пробовали чистить вилкой унитаз? Он ещё, блять, скрипит так, противно „щик-щик-щик“, а начальник смены лютый, сука, за то, что не вычистил унитазы — отправил сюда. Пишу для потомков и обращаюсь к тебе, о читающий эти строки. Возможно ты, как и я, загремел сюда из-за нежелания чистить унитаз вилкой, а может быть и так, что твоя причина многим серьёзнее моей и, читая эти строки, ты смеёшься про себя. Что ж, тогда помяни добрым словом Братишку. Удачи тебе, когда бы ты не был здесь», — с самого начала записки меня пробило на смех, к середине я уже начал сочувствовать бедному сидельцу, а к концу и вовсе растрогался так, что пустил бы слезу, если бы таковая имелась.

К сожалению, что-то во мне сломалось окончательно и непоправимо. Например, слёзы я выплакал ещё в детстве. Поводы были зачастую пустяшными, но для маленького меня это служило первыми ударами судьбы, снеся которые сквозь слёзы, в юношестве смог спокойно встретить весть о смерти дедушки с бабушкой. О смерти первой любви от рака. О предательстве девушки. Да если посмотреть на судьбу каждого в разрезе — рано или поздно эти события случаются со всеми, кроме, может быть, смерти от рака.

Очень сильно хотелось в туалет, но логика и здравый смысл во всю глотку орали и заставляли терпеть, из-за чего сон не шёл. Примостился на то же место, с которого снялся на время ужина и стал ждать. «Не могут же они вечно держать человека?», — всё в поведении Седого с Босяком говорило: «Могут!».

Однако ж, Улей вновь оказался на моей стороне и вскоре, позвякивая ключами, к двери камеры кто-то подошёл. Остановился напротив и вежливо постучал.

— Войдите, доктор, вызывали, — по одним только манерам отгадал Коновала.

Дверь распахнулась. На этот раз, что удивительно, без скрипа.

— Что, совсем плох, если уж «вызывали»? — с заботой и участием поинтересовался знахарь.

— Нет. Просто срать хочу так, что мочи уже нет терпеть, а где сплю — там не сру, закон порядочного человека.

— То есть я тебе нужен просто как проводник до туалета, я извиняюсь?

— В данный момент — да, — с кряхтением ответил я.

— Эко тебя припёрло! — оценил Коновал. — Ну, пошли, что ли? Так и быть, сопровожу, — усмехнулся бывший хирург, поигрывая связкой ключей на пальце.

Героическую пробежку до туалета с последующими в процессе эмоциями описывать не буду — знает каждый. А вот последующий диалог описания стоит.

— С облегчением, бедняга, — смеясь, похлопал по плечу Коновал. — Не ссать, не срать целых три дня из-за убеждений, да, многих я видел, но ты такой — первый.

— Каждый, если подумать, уникален, — сказал, смывая кровь с лица. — У всех есть свои увлечения, обязательно должно быть и вовсе одно уникальное, твоё. У каждого свой набор слабостей, пороков и предубеждений.

— Это да, — согласился врач по профессии — Коновал по сути. — Тебе бы неплохо было всему помыться, а вещи — сжечь. Кровь очень плохо отстирывается, а уж на уровне запахов въедается так, что только пустыш с отбитым носом не учует.

Уже заикнулся сказать «не учи учёного», но вовремя вспомнил, с кем дискутирую.

— Но, что имеем — то имеем, — печально отметил, испустив горестный вздох.

— Да нет. Имеешь ты чистую одежду по размеру, благо мерки что у завхоза, что у меня есть, время помыться тоже в твоём распоряжении. Разве что мыться придётся под моим надзором.

— А потом что? Зачитают приговор и на расстрел? — помирать вновь, тем более так глупо, ой как не хотелось.

— Да нет, — вновь отрицательно ответил Коновал. — Просто объяснишь Седому, что это за такие вспышки агрессии и можешь быть свободен. Как показало время, мур ты полезный и очень толковый, так что пускать в расход тебя не собираются. Пока, — веско выделил голосом он. — Те двое парней так, пустышки. Твой дар в обмен на их два идёт с большим перевесом, а тут так: чем весомее твоё умение и навык им воспользоваться — тем ценнее ты в качестве иммунного, а не мёртвого мешка с костями.

— Это я уже понял, — позволил улыбнуться своему отражению в зеркале — мы так и стояли в туалете. — Ну’с, ведите меня на помывку, уважаемый доктор.

Под душем моё настроение окончательно закрепилось на уровне «Готов К Труду и Обороне». Во-первых: вода лилась тёплая, что определённо расслабляло. Во-вторых: Коновал не лез потереть спинку и не подкалывал, как это было в практически аналогичных обстоятельствах более месяца назад. И в-третьих, контрольным аргументом являлся факт; я живой! Пережил то, после чего обычно не выживают, и уж точно не ведут осмысленный диалог с другими людьми. Более того, кроме трёх суток одиночки, похоже, никакого другого наказания не будет.

Как с такими выводами удержать улыбку, обтираясь добрым махровым полотенцем? Одежда, что странно, моя, лежала там же — в раздевалке душевой. Кто-то очень старательный и исполнительный уже подготовил всё для белого меня.

— Ну чо, пошли к начальству на поклон, берсерк комнатный? — продолжал издеваться знахарь. Молча кивнул ему.

Иного пути, кроме как через начальственные кабинеты, нет. Идти на казнь с гордо поднятой головой и не чувствовать вины за смерть двоих муров из охраны? Это я могу, да. А ещё могу здороваться со всеми по пути и выглядеть в своих порядком износившихся вещах максимально эффектно. Готов поклясться в том что если бы в стабе были девушки — они были бы мои. Причём все и сразу.

«Так, опять меня куда-то не туда несёт. Вот что значит повышенный уровень тестостерона в крови», — подумал об этом и потрогал бороду. Неопрятная, всколоченная, с волосами-сосульками и каплями крови, несмотря на душ. «Да в моей бороде можно спрятать килограмм веса, никто не догадается!». Ужаснулся собственному виду, а потом рассмеялся. «Кто здесь на это обращает внимание? Здесь люди каждый день тысячами, если не миллионами, гибнут. Расслабься, Алеша, твоя внешность тут заботит только тебя», — успокоился. Как раз подошли к кабинету.

Коновал открыл дверь, изящно пропустил вперёд себя, а потом так же изящно вколол мне под лопатку успокоительное вкупе со снотворной смесью. Очень действенное успокоительное, ибо вырубать начало сразу.

Знахарь с Босяком подхватили полубессознательного меня и усадили в кресло. Допрос обещал быть весёлым.

— Значит так, Алеша, друг наш буйный, — начал Босяк. — Та химия, которую тебе вколол Коновал, развяжет язык куда лучше самых продвинутых инструментов для пыток, поэтому даже не пытайся увиливать — не выйдет и по итогу будет хуже.

— Понял, — ответил неожиданно чётко без промедления.

— Средство уже действует, а потому вопрос первый. Ты знал о том, что произойдёт, если выпьешь?

— Догадывался, но не ожидал, — слова будто сами ложились. — Вернее сказать, даже и думать забыл об этой своей особенности.

— И много у тебя того, о чём ты «думать забыл»?

— Не сказал бы. Если не учитывать этот факт — все козыри вам известны. Да теперь если и учитывать — всё известно.

— Хорошо. Очень хорошо. Никто не любит, когда ему преподносят такие вот сюрпризы. Сказал бы о том, что пить нельзя, а курить — за милую душу. И разговоров бы не было.

— Так, — рубанул воздух Седой. — Это, конечно, нехорошо, что ты парней покромсал и бармена чуть не убил. Встало стабу в копеечку. Но мы хотя бы увидели твои боевые навыки, не сдерживаемые разумом. Скажу так: зверь в тебе ровня нашим, даром пользуется так, как будто с ним родился. Впору хоть взять, да и перекрестить тебя лично. Уж очень твоему зверю не нравится имя Алеша.

В кабинете повисло задумчивое молчание, а мне казалось, будто сам воздух издавал задумчивые «хм...».

— Впрочем нет. Недостаточно времени прошло. Улей не любит спешку. Вот и Институтские, заметив массовые перезагрузки кластеров, отложили рейд в «Пекло».

— Это последнее, о чём в данный момент стоит думать. Мы сами себя уничтожаем, где новых парней набирать, на каких кластерах? — задал интересующий вопрос, который неожиданно оказался в тему.

— Этим занимаются другие люди, не твоего ума задача, — ответил Седой. — Те двое, кстати, были как раз из новой партии. Быки обыкновенные, но своё дело знали неплохо, как выяснилось на практике — недостаточно. Ну да ладно, человеческий ресурс — один из самых доступных на самом деле. С тобой решили. Коновал, сколько в крови продержится твоя дрянь?

— Точно не знаю, но часов пять его лучше не трогать, — в раздумьях ответил знахарь.

— Хм, часов пять. Пойдёт, — решил Седой. — Как оклемаешься — зайди, есть для тебя первое серьёзное задание.

Кивнул, насколько это позволяло положение полулёжа в кресле и отрубился...