Естественно, я подписала всё. В распоряжении было также упомянуто приданое Маддалены с теми же условиями, о которых Эйден говорил ранее. Деньгами, предназначавшимися на обучение, предстояло распорядиться мне: сумму для оплаты обучения за все годы до выпуска и получения местного аналога аттестата следовало передать после того, как придут бумаги о зачислении. Если девочка захочет продолжить обучение в какой-нибудь академии или университете, то для этого мне необходимо было подписать новое распоряжение. Сумма ежемесячного содержания Маддалены оставалась на моё усмотрение. Помимо всего прочего, мне достался загородный дом Морлея-старшего и его особняк в Рогарне — том самом городе, где располагалась академия, в котрой преподавал до недавнего времени отец Эйдена. Я было заикнулась, чтобы поместье или особняк передать Маддалене, но девочка испуганно замотала головой, что и слышать о них не хочет. Видимо, слишком тяжёлыми были её воспоминания. Поэтому я не стала настаивать, решив, что когда всё разрешится, верну всё Эйдену. Мне чужого не нужно. Он и так оставил себе только дом в Сторнвуде.
Но такие долгосрочные распоряжения вкупе с брошенной им ранее фразой о том, что вдруг с ним что-то случится, навевали на тягостные мысли. С одной стороны, я оказалась весьма обеспеченной девушкой, а с другой… Лучше бы не было ни этих денег, ни имущества, а только Эйден рядом. Жаль, что ни за какие деньги нельзя этого купить.
Со всеми делами мы управились всего за пару часов. Проводив нас до дома, Эйден снова умчался по делам, пообещав вечером занести покупки. Оттого, что уже завтра нам предстоит снова расстаться, на душе было тоскливо и тревожно. Чёрт бы побрал всех этих желающих власти и мирового господства! Из-за одного такого я оказалась в этом мире, хотя несмотря на все невзгоды, ни о чём не жалею, ведь иначе не встретила бы Эйдена, из-за других, наше с ним будущее теперь под большим вопросом. Да, надеюсь, что всё обойдётся, но так бывает только в сказках, реальность же намного жёстче.
Маддалена, радуясь отсутствию Эйдена, потому что в его присутствии по-прежнему чувствовала себя неловко, так как не понимала, как с ним вести, забрасывала вопросами о пансионе. В итоге пришлось пообещать, что, как только придут документы, обязательно всё расскажу. Зато настойчивости девочке было не занимать: она действительно решила научить меня писать. И не просто красиво, а каллиграфическим почерком. Поэтому день пролетел незаметно между моим обучением и обычными домашними делами.
Эйден вернулся около восьми вечера, и, отправив Маддалену «играться» с обновками, позволили себе провести вечер вдвоём. А на утро он ушёл, пообещав давать о себе знать.
На самом деле присутствие Маддалены весьма оказалось кстати. Мы с ней всё-таки перекроили пару моих платьев под видом «поупражняться в рукоделии», хотя Эйден купил ей полный гардероб. Понемногу её робость и некоторая диковатость ушли, спонтанные выбросы магии случались всё реже и даже Роур был доволен обстановкой в доме. Ближе к среде я всё-таки начала нервничать, стараясь занять себя по полной, и даже исписала гораздо больше листов, чем обычно. Почтовой шкатулкой, увы, воспользоваться было нельзя, так как я считалась служанкой, и странно бы выглядели письма от хозяина, отсылаемые домой. Плюс ко всему не должно было возникнуть подозрений у той же самой Вилетты.
Наконец, Роур вылез из конфорки и сообщил, что всё в порядке и идёт по плану. У меня с души словно камень свалился. А вскоре и документы из пансиона подоспели. Маддалена была просто счастлива, что её взяли, и, более того, с учётом её проблем с магией, ей назначен куратор, который на первых порах будет заниматься с нею индивидуально. Чтобы успокоить уже собственные тревоги, я на правах опекуна вступила в переписку, благо теперь уже мой почерк не напоминал те каракули, которые получались у меня на первых порах, чтобы разузнать всё насчёт программы и досуга. Удалось обсудить личные средства, которые выдавались воспитанникам раз в неделю, а также тот факт, что им разрешалось выбираться в ближайший город небольшими группами в сопровождении двух-трёх наставников, чтобы научиться обращаться с деньгами и правильно их расходовать. В общем, я была благодарна Ферро за то, что он порекомендовал Эйдену это место.
Маддалена окончательно успокоилась и потихоньку готовилась к отъезду, не забывая штурмовать библиотеку. Мне жаль было расставаться с девочкой, к которой по-настоящему привязалась, но для её же блага было попасть в более подходящую среду, чем компания служанки, не владеющей магией и ворчащего элементаля. Роур нам обеим разъяснил, что очень многое у магов завязано не только на самоконтроле, но и точных движениях, правильном распределении потоков магии в организме. Одной теории тут было катастрофически мало, так как наставники могли не только своевременно гасить самопроизвольные всплески магии, но и провоцировать их, чтобы правильно «поставить руку» и дать прочувствовать воспитанникам критические моменты, на практике уча верно реагировать.
В конечном счёте я согласовала отъезд Маддалены через три недели, так как этот момент должен был совпасть с очередными каникулами, и в пансионе должно было остаться не так много воспитанников. Так было бы проще ей адаптироваться к новой обстановке и приступить к занятиям с куратором. Следующее сообщение от Эйдена пришло немного с задержкой, но успокоило, что он близок к разгадке, и скоро всё закончится. Несмотря, на казалось бы, радостные вести, тревога всё никак не проходила. Я даже стала замечать, что быстрее устаю и становлюсь рассеянной, волей-неволей возвращаясь мыслями к нему. Прошла ещё одна неделя, а вестей не было. Эйден предупреждал меня, что в случае опасности не будет рисковать, и следует подождать. Роур тоже был недоволен отсутствием новостей, но тоже пришёл к выводу, что просто стоит запастись терпением. Минуло ещё семь дней, и он тоже стал раздражаться не меньше моего, вот только если я сдерживала свои эмоции ради Маддалены и сохранения её спокойствия, элементаль не отказывал себе в такой малости, становясь порой просто невыносимым.
В конце концов, мы разругались с ним так, что у меня голова разболелась, и пришлось лезть за специальными травяными сборами, дабы унять стучащие в висках молоточки и противную, пульсирующую в затылке боль. Запасы «народной аптечки» неплохо поредели, зато Маддалена значительно окрепла и перестала напоминать детский скелетик, обтянутый кожей. Даже не сомневаюсь, что пройдёт ещё немного времени, и она превратится в настоящую красавицу, при виде которой у парней будут падать челюсти и течь слюни. Она вообще оказалась редкостной умницей и вовсю старалась работать над своими страхами. Казалось, всего ничего прошло с того момента, как она оказалась на пороге дома Эйдена, но уже перестала напоминать пугливого забитого мышонка, ожидающего, что от неё в очередной раз откажутся. Всё-таки детская психика достаточно гибкая в этом отношении.
— Лара, а ты знаешь, почему я так настаивала на том, чтобы ты научилась писать? — худенькие ручки обвили мою шею.
Я отложила в сторону нож, которым чистила картошку, и обернулась, встретившись с хитрющим взглядом серых глаз:
— Ты решила открыть мне этот страшный секрет, Маддалена?
— Да! — девочка понизила свой голос почти до шёпота, словно опасаясь, что её могут подслушать. — Всё для того, чтобы я смогла писать тебе письма, Лара! А ты бы мне на них отвечала! Будешь ведь мне писать, правда?
— Обязательно! И твоим наставникам — тоже, чтобы знать, насколько ты прилежна в науках.
— Ругаться будешь?
— Не-е-ет! Я поступлю коварнее: завалю тебя дополнительными пособиями по тем предметам, которые не будут тебе даваться. Роур обещал мне подсказывать, чтобы сделала верный выбор. Представляешь, какие мы негодяи! А вообще, не бойся ошибаться: только тот, кто не остановится, опустив руки, не добьётся ничего. Любой промах — это всего лишь опыт, который стоит учесть, чтобы двигаться дальше. Ошибаются все, просто большинство не находит в себе смелости признаться в этом другим, а особенно себе. И вот это самое страшное. Будь всегда честна с собой, Маддалена.
— Лара, я тебя люблю! Ты действительно самая лучшая из тех людей, что я встречала раньше!
И вот как было не любить эту чудную, отзывчивую девочку? Даже хорошо, что она попала к Эйдену. Естественно, я передавала «от него приветы», чтобы хоть так поддержать невидимую связь между братом и сестрой. Зная Эйдена, я даже не сомневалась, что он подарит и ей частичку тепла и любви. Морлей-старший сам лишил себя счастья в погоне за своими амбициями. Мне не было его жаль. Плохо, что из-за него пострадали его дети.
Радостная Маддалена унеслась наверх, а я уставилась на кастрюлю с начищенной картошкой, пытаясь вспомнить, что хотела приготовить.
— Лара, ты бы прилегла, а то в последние дни выглядишь как-то не очень… — подал голос Роур, усаживаясь на края плиты спустя трёхдневной молчаливой войны.
Последний раз он проявлял обо мне заботу, когда я… Чёрт! Чёрт! Чёрт! Рассеянность, забывчивость, головная боль… Химера с клубком изменяющихся энергетических потоков и узлов…
— Роур, скажи, что нет…
— К сожалению, да, Лара.