Эйден выдал мне очередное снадобье, а затем проводил до комнаты, посоветовав хотя бы ненадолго прилечь. Перед уходом он на всякий случай предупредил, что собирается поработать в кабинете, поэтому, если вдруг почувствую себя нехорошо, звала Роура: элементаль мгновенно ему сообщит.
Я честно пыталась расслабиться после утренних перепадов сил, но на душе было настолько погано и муторно из-за того, что невольно задела Эйдена за больное… Всего на какие-то доли секунды увидела, как на его лице промелькнула боль из-за предательства отца и смерти матери. Он так и не смог простить его за то, что бросил его мать и себя, потому что не был рядом, когда та умерла. Причём второе ранило его гораздо сильнее первого. Воистину говорят, что самое тяжёлое раскаяние — это то, что настигает у закрытой крышки гроба. Когда поздно что-либо говорить и уже невозможно что-то исправить. В итоге я больше вертелась, чем отдыхала. Совесть не просто кусала, а отгрызала целые куски, сплёвывая добычу и принимаясь за новые. В конце концов, я не выдержала и поднялась, решив извиниться за свою оплошность, хоть и произошедшую по чистой случайности.
До лестницы, ведущей на второй этаж, добралась достаточно бодро и по-прежнему бесшумно: всё-таки многолетний опыт ухаживания за больными родственниками не только научил правильно ставить стопу и переносить вес тела при ходьбе, но и делать это совершенно неосознанно, по привычке. А ведь именно по этой особенности Эйден убедился, что встреченная им в Гренхолде Просящая — это именно я. Никто другой до него не обращал на это внимание.
Не сказала бы, что подъём по лестнице дался легко, но мне всё-таки удалось её преодолеть, хотя и вынуждена была цепляться за перила для подстраховки, чего не бывало, даже когда после обнаружения опухоли ориентация в пространстве начинала подводить. На последних ступеньках разозлилась на саму себя настолько, почувствовав полнейшей развалиной, что каждый шаг буквально впечатывала. Однако именно после проявления этой эмоции стало сразу легче, несмотря на то, что и до этого жалостью к себе не упивалась, поблажек не делала. Словно внутри какой-то рубильник перещёлкнул. Эйден же не просто так постоянно напоминает о подобных подвывертах с «приливами-отливами» энергии, да и сил в целом.
Во избежание внезапного отката после подъёма я отошла подальше от лестницы и немного постояла, прислушиваясь к собственному организму, прежде чем дойти до кабинета и тихонько постучаться. В ответ не раздалось ни звука, но дверь чуть-чуть приоткрылась. Странно. Обычно Эйден не закрывает её до щелчка дверного замка, чтобы иметь возможность быстро покинуть пределы кабинета, если мне вдруг понадобится помощь, следовательно, он сейчас находится внутри. Но почему тогда не ответил? Тихонько толкнув дверь, я осторожно заглянула внутрь и только после этого выдохнула. Всё-таки забавно, насколько внимательным к другим может быть человек, и совершенно небрежным по отношению к себе. Эйден спал, сидя прямо за столом, откинувшись при этом назад и уткнувшись головой угол спинки кресла. А ведь он почти не спал с момента своего возвращения и разрыва привязки, несмотря на увещевания Роура и мои просьбы.
Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Эйдена, я подошла к окнам и начала задёргивать шторы. Пусть хотя бы выспится нормально, пусть и не в самых удобных условиях. Вот только, пробираясь обратно, случайно задела юбкой свисающую с подлокотника руку.
— Лара? Что случилось? — тут же встрепенулся Эйден, сонно вглядываясь в полусумрак кабинета.
— Простите, не хотела потревожить ваш сон. Вам самому было бы неплохо хорошенько отдохнуть…
Эйден неожиданно коснулся моей руки и провёл вниз, словно погладив:
— Ты слишком добра ко мне, Лара.
— Ещё раз простите. Я, пожалуй, пойду, — я попятилась, но, приложившись бедром к углу стола, запнулась о ковёр и начала падать навзничь. Если бы не быстро сориентировавшийся Эйден, подхвативший меня почти у самого пола, точно что-нибудь себе сломала. Вот только от его прикосновений внезапно бросило в жар, а сердце забилось, словно птица в клетке. И я не была уверена, что это возникло под влиянием магии.
— Извини, не хотел тебя напугать… и… спасибо за заботу.
Эйден аккуратно поставил меня обратно на ноги, придерживая одной рукой за поясницу, а вторую развернул ладонью вверх, зажигая лепесток пламени.
— Я просто хотела извиниться, что случайно ляпнула про мать и цвета. Мне искренне жаль, что затронула эту тему. Заметила, что она непростая для вас. Постучалась в дверь, а потом увидела, что вы спите. В общем, не хотела портить вам этот день.
— Ничего страшного не произошло, Лара. История моих родителей уже давно осталась в прошлом, — Эйден подкинул огонёк в воздух, а затем убрал выскользнувшую из косы прядь волос за ухо. — Если у меня и осталась какая-то горечь по этому поводу, то твоей вины в этом абсолютно нет никакой. Не нужно извиняться за то, чего ты не совершала, и уж тем более, брать на себя ответственность. Ты очень чуткая и внимательная девушка. Мне очень жаль, что я причинил тебе столько боли. Надеюсь, ты когда-нибудь сможешь простить меня.
От мимолётного прикосновения к щеке по коже пробежали мурашки, а по венам будто кипящая лава потекла. Пришлось собрать расползающуюся волю в кулак и ответить как можно более нейтральным голосом:
— Я понимаю, что всё случилось из-за действия отворота, поэтому не вижу смысла таить обиду или злиться. Что произошло — то произошло. Главное, чтобы больше не повторялось. Но мы вроде всё обсудили все недоразумения. Я пойду, а вам действительно лучше хорошенько отоспаться. Обещаю сегодня быть осторожной и никуда не лезть.
— Только сегодня? — как-то грустно усмехнулся Эйден, что мне захотелось убежать как можно дальше и побыстрее.
Чем дольше мы стояли, тем беспорядочнее метались мысли в моей голове, а эмоции накрывали не на шутку. Такое со мной было впервые. Не сказала бы, что накрыло Стокгольмским синдромом или внезапно приключилась любовь с первого взгляда… Хорошо, не с первого — с тридцать первого. Эйден был мне по-своему симпатичен, и я ни капли не соврала, когда сказала, что сумела разделить его поступки и личность «до» блокировки отворота и «после», но… Единственным правильным выходом из сложившейся ситуации было покинуть кабинет, чтобы прийти в себя.
— Я никогда не обещаю того, что не смогу выполнить. Врать не хочу и не буду.
— Спасибо за честный ответ, Лара. Раз на сегодня ты даёшь слово быть аккуратной, будет глупо не воспользоваться такой возможностью и проигнорировать отдых. Иначе от меня в скором времени будет мало толка, если свалюсь прямо на ходу от усталости. Как поступим с лестницей? Сюда ты поднялась самостоятельно, а вот обратно?
— Я хотела бы сама.
Эйден опустил руку, которой продолжал придерживать меня за спину, и отступил в сторону. Я сделала пару шагов, почти не поморщившись, хотя ушибленное бедро тут же дало о себе знать. Огонёк, висевший всё это время над нашими головами, обогнал меня и полетел впереди, освещая дорогу к двери.
— Нет, так дело не пойдёт, — тяжело вздохнул за спиной Эйден, и уже через минуту я оказалась у него на руках. — Ты всё-таки сильно ударилась об стол. Не хватало, чтобы ты оступилась на лестнице и свернула себе шею. Предлагаю отложить самостоятельный спуск до лучших времён, а ногу сегодня поберечь.
Я уже и сама поняла, насколько погорячилась, упустив из виду ушиб. В итоге меня не просто донесли до комнаты, усадили на кровать, но и вручили пару баночек с мазями, пояснив, в каком порядке какой пользоваться, чтобы быстрее всё зажило. Помимо них, Эйден прихватил из кухни, в которой теперь хранилась «аптечка» обезболивающее, а потом удалился в свою спальню, оставив разбираться с телом и душой наедине с самой собой.