Глава 18. Кто чем дышит и живёт

К приходу деда Гонро я сварила свежие щи с тушёнкой. Даже жаль, что помидоров не было. Тогда лук с морковкой особенно были бы хороши в качестве зажарки. Но и так щи получились густые, наваристые и очень аппетитные. Ещё бы сметанки и всё, понеслась душа в рай! Дед Гонро прямо с порога принюхался и расплылся в довольной улыбке:

— Даже жаль, что тебе в таверну устроиться нельзя, я бы даже порекомендовал к кому. Зато я один из самых счастливых Просящих: питаюсь лучше и разнообразнее других! Накося, принимай мешок. Он — твой!

Я развязала горловину и заглянула внутрь.

— Но это же… Одежда! И много. Это всё мне?

— Тебе-тебе, Лара. Что-то для дома, что-то для работы. Тут даже одно целое платье есть, если куда-нибудь сходить захочешь за покупками, как обычная горожанка. К тому же лавочнику, например. Ты же не знала, что Просящие не только являются к тем, кто им еду продаёт? То-то же!

Я вытащила из мешка две добротные льняные сорочки, пару рубах и три юбки. Чистое, но драное платье, такую же накидку, побитый молью шерстяной платок, странную матерчатую шапочку.

— Ты свои вещи, которые сейчас на тебе тоже для работы прибереги. Мы их потом с делом и знанием испачкаем. Там на дне ещё накидка хорошая должна быть… — но старик не успел договорить, так как я снова повисла у него на шее с благодарностями.

— А шапочка для чего?

— А, это кархет. Её надевают под платок, чтобы голова не мёрзла, когда холодно. Опять же, когда мокро или скользко, меньше шансов себе голову раскроить при падении. Женщины наши присоветовали. Ты потом к ним подойди, расскажут, как подушку правильно для ног сшить.

От удивления у меня брови поползли вверх:

— Подушку?

Дед Гонро хмыкнул:

— А то как же. Её как раз под юбками пониже талии к ногам привязывают, чтобы помягче сидеть было, да и низ не застудить. Вот и получается, что вроде как Просящая на тонкой подстилке сидит, а на самом деле — на двух. Только у каждой своя, чтобы, кхм, чрезмерной аппетитности не вышло.

Кажется, начинаю понимать. Действительно, учиться мне всем тонкостям да учиться. В прошлой жизни-то не особо вышло.

Я родилась в большой семье самой младшей. Когда училась на втором курсе, пришлось бросить институт, так как старшая сестра родила ребёнка с детским церебральным параличом. Родители так сразу и заявили, что прокормить три немощных рта не смогут, ведь лекарства нужны, уход постоянный, а сестра вполне может вернуться на работу. Возражения, что у неё есть муж, не сработали. Вторая сестра жила в соседнем городе и собиралась выходить замуж. Вот так и превратилась вся моя юность в бесконечную череду процедур, реабилитаций… Племянника я любила и действительно верила, что вот-вот ещё и он уже сам сможет себя обслуживать. Было нелегко, но благодаря моим стараниям, он не только пополз, но и стал ходить. К сожалению, помимо основного диагноза, был ещё целый букет заболеваний, который сильно тормозил его восстановление. В конце концов, муж сестру бросил, стало с деньгами совсем туго. Естественно, ни о какой полноценной учёбе речи быть не могло. Только когда племяннику исполнилось восемь, удалось убедить всех на получение хотя бы среднего специального образования. Поступила на заочное, отучилась на медсестру. Благо большинство манипуляций умела к тому времени совершать. Всё-таки столько лет ухаживала за племянником. Забрезжил свет в конце тоннеля, думала, что смогу хотя бы на работу устроиться. Не вышло.

Средняя сестра решила проведать родных, хотя была сама простывшая, но планы менять не захотела. Как итог… Организм племянника не справился, ещё и вспышка ветрянки по городу пошла… Оказался он в реанимации. Менингит. Весть, что единственный внук стал фактически «овощем», подкосила отца. Инфаркт, потом инсульт… Я разрывалась уже между двумя лежачими. Первым ушёл отец. Маме на похоронах стало плохо, поэтому на поминки не поехала на его любимую дачу. А там… Короткое замыкание и все сгорели. Теперь инсульт разбил уже маму. Племянник как-то быстро угас, не хватало ему его родной матери, хоть и проводила она с ним мало времени. А потом, разбирая вещи, я нашла деньги. Много денег. Родители всё копили, экономили. Хотя сёстры не скупились со своих доходов. А я всё бегала, квоты, льготы направления на племянника выбивала… Пока они считали, что раз государство обязано предоставить, то тратить незачем… Вот на эти деньги и жили, на одну пенсию-то не сильно разбежишься. После смерти мамы всё, куда я могла устроиться — это сиделкой. Ведь что я умела к своим сорока годам? Только ухаживать за немощными, готовить и убирать. Даже врачи сказали, что опухоль в голове не просто так возникла, а из-за бесконечных переживаний и почти полного отсутствия нормального сна.

Так что из всех своих умений в этом мире в сложившихся обстоятельствах мало что можно было использовать. Хотя была у меня одна идея. Но насколько она выполнима…

— Дед Гонро, а Просящие как-то изменяют свой внешний вид? Может, подрисовывают синяки, или увечья какие-нибудь…

Старик задумался:

— Пробовали, но ряженых сразу видно.

— А как-то можно посмотреть, кто где из Просящих стоит и как зарабатывает?

— Ты же в город пока выходить не хотела?

— Так пока синяк не сошёл до конца, можно попробовать…

— Хорошо, поговорю с Робом. Завтра перед тем, как пойдёт подать собирать, зайдёт за тобой.

На том и сошлись. Дед Гонро немного просвятил в то, как следует лицо и руки «правильно замарать», вместе со мной ещё больше порвал принесённое платье, наставил жирных пятен, обтрухал ткань, а под конец показал баночку с яблочной рохнянкой — особым порошком, которым пересыпали «рабочую одежду» Просящие, чтобы никакой гадости в ней не завелось, да и смрада не было. Вонючих не любят, пояснил он. Так вот, почему я сразу не поняла, чем занимается дед Гонро. Я-то привыкла, что обычные нищие или бомжи, кхм, не французским парфюмом пахнут.

К приходу Роба я была уже в полной готовности: даже сажу под ногти загнать не забыла.

Гренхолд оказался не таким уж и маленьким, как мне вначале показалось. Пока Роб подходил к очередному или очередной из Просящих, я стояла чуть поодаль, отмечая, как кто выглядел, в каком квартале стоял, кому больше подавали, кому меньше. Естественно, наиболее «чистая» публика стояла на паперти. Я увидела и деда Гонро, и Сета. За время хождения ноги гудели так, что впору было их отстёгивать и просить заменить на новые, однако Роб, привыкший целый день наматывать круги по городу на своих двоих, был неумолим. Под конец он вывел меня к тому месту, которое Король оставил за мной и предложил попробовать, вдруг везучая, снова монеток накидают. А сам скрылся в ближайшей тени.

Вот так «с нуля» и сразу? Я попробовала вспомнить, что со мной было, когда была тут в последний раз. Рядом находилось два квартала: прачек и «красных фонарей». А что если тут срабатывала банальная психология? Пошатываясь, я добрела до нужной точки, пару раз «от слабости» свалилась в лужу, а потом осела у той самой стены. Капюшон накидки чуть сбился, обнажая серые запылённые волосы. Я прикрыла глаза, заваливаясь потихоньку набок, но так, чтобы здоровая половина лица была не видна. Монетка… Ещё монетка… Кто-то даже с сочувствием заметил, что, видно, надорвалась девка, раз побираться пошла. Кто-то ехидно замечал, каким местом могла надорваться, но всё же бросал грош. Я попробовала приподняться, но снова валилась назад. Сквозь опущенные ресницы видела, как брезгливо отдёргивают в сторону юбки и бросают уже две монетки.

Как только улица обезлюдела, подошёл Роб:

— А дед Гонро говорил, что ты вроде как выздоровела. Опять что ли, лихорадка накрыла?

Я сгребла монетки и ссыпала в карман:

— Как видишь — нет.

Здоровяк хекнул, качнув головой:

— Ну, даёшь. А ведь ни слова не произнесла.

— Так, может, тут как раз ходят те, кто не любит дополнительного шума?

Роб призадумался:

— Может, ты и права. Гнилая Берта уж больно голосистая была.

— А почему её так прозвали? Болела чем?

— Да нет. Сварливая баба была — жуть. Её потому сюда и поставили: со всеми, с кем можно и нельзя передралась.

— Понятно. Рабочий день, я так понимаю, уже окончен?

— Ага, пойдём!

Загрузка...