Господин следователь. Книга девятая

Глава 7 Анна с винтом

Уже не раз замечал, что полиция умудряется увидеть меня раньше, нежели я появляюсь около Городской управы, в которой сосредоточен мозг и сердце охраны общественного порядка Череповецкого уезда.

Я еще только вошел, как со второго этажа ко мне слетел канцелярист Илья, отличавшийся умением заваривать вкусный чай. Возможно, Абрютин его и на службу-то взял из-за умения. Прямо в фойе (или в вестибюле, кому как нравится), парень выпалил:

— Ваше высокоблагородие, его высокое благородие, господин надворный советник просил у вас прощения попросить. Не сможет он вас принять, вызвали срочно, в отсутствии они.

— А что стряслось?

— Из земства пришли, сказали, что срочное совещание у них с думцами. А потом из городской Думы явились. Сказали, что без исправника дела не решить. Думцы пошли в земскую управу ругаться.

— Опять земство с Думой бодаются? — усмехнулся я. — И что на сей раз? Налоги?

Борьба Череповецкого уездного земства длится уже не первый год. Не могут разобраться — где заканчивается городская черта, в которой налоги собирает Городская дума, и где начинается уездная, где налоги уже собирает Земство. Естественно, что у каждого своя правда. По старым актам межевания город Череповец занимает меньше места, чем полагает Дума. Но с тех времен, как проводилось межевание, прошло двадцать лет, а город растет. Но кроме жилых домов, имеются еще и нежилые строения, вроде кузниц и мастерских, складов и новой пристани — то есть, то, что приносит самый главный доход, относятся к ведению уезда. Иван Андреевич давно настаивает, чтобы губернский центр провелмежевание и утвердил новые границы города, но земцы, во главе с господином Румянцевым, не соглашаются, а без их разрешения Новгород не хочет ничего делать.

— Земцы недавно новые налоги ввели, которые выше, чем по губернии аж на двадцать процентов. Вот, думцы и взвились. Мало того, что город ничего не получает, так теперь Земство хочет еще больше урвать.

Все ясно.

— Господин исправник сказал — если у вас есть желание посмотреть да послушать, так приходите. Тем более, что и Дума, и Земство вас бы очень хотели увидеть.

Я только хмыкнул. Ага, меня они хотели увидеть. Они хотели видеть сына товарища министра, которого каждая из сторон желает увидеть на своей стороне (тьфу ты, опять повтор), чтобы покапать на мозги с тем, чтобы повлиял на батюшку, а уж тот надавит на губернатора.

Нет, нужно отдать должное Милютину. За все время нашего с ним знакомства, он ни разу не попросил, чтобы я как-нибудь посодействовал, похлопотал или помог. С другой стороны — меня и просить не надо. Вон, документация по железной дороге уже ушла в столицу, а я здесь тоже сыграл определенную роль.

— В таком случае, передай господину исправнику, что я как-нибудь потом зайду, позже, — сообщил я.

Жаль, разумеется, что с Василием не увижусь, хотя мы с ним собирались составить план действий по раскрытию преступления. Можно, конечно сетовать, что исправник саботирует, но это глупость. Это у меня главная работа, а у Абрютина, помимо раскрытия преступлений, имеется тысяча и одна обязанность. И причина отсутствия уважительная. Без исправника земцы и думцы попросту подерутся.

И куда мне пойти? А пойду-ка я в Дворянское собрание. Один раз я там получил очень ценные сведения, может, опять помогут? Если не раскрыть преступление, то хотя бы помогут раскрыть биографию покойного генерала. Еще в нашем собрании как-то случилось театральное представление «Безприданницы» (да-да, через з), где исполнительница роли Ларисыподготовила собственное убийство, из-за чего ее коллега едва не пошел на каторгу. Так что, воспоминания у меня не самые лучшие.

К своему удивлению в Собрании застал нашего нового Предводителя дворянства господина Галльского. Обычно предводители не балуют своим посещением Собрания, а мечутся по городу и уезду, исполняя множество дел, а этот на месте.

— Иван Александрович, неужели собрались вступить в наше собрание? — с удивлением посмотрел на меня Галльской

— Владимир Львович, собирался, но пока не уверен, — дипломатично отозвался я. — Да и занят очень. Служба, а еще учеба. Сами понимаете, тяжеловато все совмещать.

Чисто формально имею право стать череповецким дворянином, но зачем мне это? В члены правления или в мировые судьи все равно баллотироваться не стану, а приходить просто так…? Вроде, в собрании балы дают, так я все равно танцевать не умею.

— Знаю-знаю, вы человек занятой, — хитренько посмотрел на меня предводитель. — Служба, невеста, а еще литературные штудии. Все мы знаем, господин Максимов.

Я только развел руками. Какая там тайна псевдонима, если гимназистки переписывали мою рукопись?

— И что вас к нам привело? — поинтересовался предводитель. — Служебные дела?

— Именно так, — кивнул я. — Владимир Львович, не подскажете — если в Череповецкий уезд переезжает представитель дворянского сословия, он дает о себе какие-нибудь сведения? Что-то вроде формуляра?

— У нас только учетная книга. Сам формуляр по месту службы остается, по нему пенсия начисляется. Когда иногородний дворянин в другой уезд переезжает на постоянное жительство, он о себе данные оставляет. Но все записывается с его слов. Положено бы проверять, запросы посылать, но кто этим озаботится? Да и зачем нам это? Если только дворянка, что замуж за чиновника вышла, просит ее дворянство подтвердить, тогда посылаем, чтобы диплом выдать. Так и там подтверждают со слов родственников.

— Нельзя ли мне с данными на генерала Калиновского познакомиться? — попросил я.

— Нет возражений. Если хотите, мы вам выписку сделаем, там запись-то всего на страницу, — сказал предводитель.

— Буду весьма признателен, — обрадовался я.

Владимир Львович взял с полки толстый журнал и вышел из кабинета. Вернувшись через пару минут, сообщил:

— Канцеляриста нашего озадачил, пусть поработает.

Усевшись на свое место, Галльской сказал:

— У меня дочка в пятый класс ходит Мариинской гимназии, с вашей сестренкой знакома. Недавно просит — папенька, а не купишь ли мне козу? Спрашиваю — доченька, а зачем же тебе коза? У нас в усадьбе коровы есть. Хочешь посмотреть как доят — сходите с маменькой в коровник, или горничную возьми. А она — у половины девочек козы есть, нельзя приличной гимназистке без козы, должна и кормить и доить. Я чуть со стула не упал. Говорю — милая, да как ты время найдешь? У нас усадьба на той стороне реке, чтобы в гимназию пойти, приходится на пароме переправляться. Ты же и так встаешь ни свет, ни заря! А она — надо. Думаю — что за блажь-то такая? Навел справки — и на самом деле гимназистки коз покупают. Но они отчего-то подорожали, так вскладчину берут. Неслыханно — тридцать рублей за козу! Газеты глянул — а в Москве коза еще дороже стоит. Что и творится-то? Ладно, что у брата в имении козы есть, так он мне козленка прислал. Глупость, конечно, девичья блажь, а нельзя же быть хуже других! Еще дочь сказала, что ваша сестренка с грузинской княжной дружит, так у той тоже козочка есть.

— Дружит, — поддакнул я, старательно спрятав улыбку. — Княжну Мананой Геловани зовут, а ее отец — мой приятель, князь Геловани, в Московском окружном суде прокурором состоит. Московский прокурор, сами понимаете, градус генеральский. У него такая же история, что и у вас. Манана пожелала козочку заиметь, так что папеньке пришлось покупать. Моя московская тетушка князю с покупкой помогала, благо, рядом с ней деревня стоит. Но он еще по божеской цене взял. Но там же Москва, коз держать труднее, чем у нас, а пришлось. То же самое князь сказал, что и вы — мол, прихоть, а хуже других быть нельзя.

Кажется, грузинская княжна с козочкой успокоили предводителя. Он даже плечи расправил.

Явился здешний канцелярист. Демонстрируя всем своим видом, как он устал и, насколько тяжел труд, положил на стол предводителя дворянства бумагу и вышел, даже не соизволив что-то сказать.

— Хочу заменить, — кивнул Галльской в сторону закрывающейся двери. — Привык при покойном Сомове ничего не делать, думает, что и теперь станет в своей каморке отсиживаться, чтобы первый чин выслужить. Куда бы его отправить?

— Отдайте Абрютину. Тот быстро кислую шерсть из лодыря выжмет, — посоветовал я, придвигая к себе бумагу.

Что интересного можно узнать о покойном инженере-генерал-майоре Калиновском? Когда составлялась запись, от роду генералу было шестьдесят три года. Стало быть, год рождения у него 1817.

Написано, что дворянин, из солдатских детей.

— Владимир Львович, а как это понимать? — удивился я, повернув в сторону предводителя выписку.

— Так тут все просто. Григорий Алексеевич родился, когда его отец рекрутскую повинность отбывал. Скорее, уже в унтер-офицеры вышел. Верно, потом отец обер-офицерский чин получил и дворянство — сначала личное, затем потомственное, значит, дети тоже дворянами стали.

Я кивнул в знак благодарности, и стал читать дальше. Из образования у Калиновского указано Главное инженерное училище, откуда он был выпущен подпоручиком в 3 управление Инженерного департамента Военного министерства.

Как я понимаю, это круто, если выпускника сразу в министерство определили, минуя полк.

В департаменте Григорий Алексеевич дослужился до чина подполковника, а в 1862 году переведен в Главное инженерное управление, в котором и прослужил до своего выхода в отставку в 1880 году. Последняя должность — начальник инженерного отдела.

Все равно не знаю, чем занималось 3 управление Инженерного департамента, и за что отвечает инженерный отдел. Может, за строительство казарм, а может, окопы роют.

Награды какие указаны? Станислав 3-й и 2-й, Анна-3-й и 2-й степеней, Владимир −4-й. Мечи к орденам не упоминаются. Медаль «В память войны 1853—1856» на Владимирской ленте, медаль за русско-турецкую. За русско-турецкую всем давали или как? Как я полагаю, в формуляре, оставшемся в министерстве, есть запись, что Калиновский «в военных походах и кампаниях не участвовал». Не осуждаю. Не всем участвовать в боевых действиях, нужно кому-то и в штабах быть, руководить, способствовать и прочее.

Записано, что вдовец, но имя покойной жены не указано. Сын Алексей. И все. Состоит ли на службе, нет ли, не сказано. А сын-то тоже у меня под подозрением. Где он болтается? А вдруг нанял злодеев, которые убили отца?

Все-таки, придется делать запрос в Военное министерство, пусть присылают копию формуляра. Надеюсь, она-то не секретная?

— Ваня, а у нас курьер из МВД был. Как я думаю, от Александра Ивановича, — сообщила Аня, как только я вернулся домой. — Сказал, что у него пакет для господина Чернавского, но может его оставить мадмуазель Сизневой.

— Надеюсь, ты ему гривенник на чай не предложила? — мрачно поинтересовался я, вспоминая, как Анька — тогда еще Нюшка, вручила чаевые чиновнику для особых поручений, прибывшему из канцелярии губернатора.

— Нет, я ему целый серебряный рубль дала, — сказала Анька, а увидев мой обалдевший взгляд, звонко расхохоталась. — Ваня, да шучу я. Я ему чаю предложила с дороги, но вижу, что мнется курьер, как Петька, перед тем, как в штаны накатить, показала, где наша уборная. В уборную он сходил, но от чая отказался и убежал. И чего, застеснялся, что ли? Понятное дело, что человек с дороги, а за кустик бежать неловко.

— Ань, неужели не понимаешь? Курьер, скорее всего, молодой, а тут барышня его в уборную провожает.

— Ваня, что естественно, то не безобразно! А в городе ни одного общественного сортира нет.

Вот здесь я согласен. Культура начинается с сортиров, а у нас в городе общественные уборные только при храмах. Ладно, если человек знает, куда бежать, а если нет?

Что у нас за послания с курьером? Письмо от матушки. Ага, госпожа генеральша пользуется служебным положением мужа. Да и письмо с курьером идет гораздо быстрее, нежели государственная.

'Здравствуй мой дорогой Ваня.

Очень рада, что получила твое письмо еще до того, как в Петербург дошли слухи о твоем ранении. Ты как-то заметил, что Череповец, по своей сути — это большая деревня, но если взять хоть Москву, хоть Санкт-Петербург, это тоже деревни, только еще больше.

Ваня, ты очень подробно все написал, рассказал, что твоя рана несерьезна, но, прости, я не поверила. Мужчинам свойственно преуменьшать свои ранения, чтобы не волновать близких. Не забывай, что я дочь генерала, твой дед сам неоднократно был ранен, но старался не посвящать в это ни матушку, ни меня.

Уже собиралась ехать в Череповец, но, к счастью, пришли письма от Анечки, и от Лены. Они подтвердили твои слова, поэтому, я немного успокоилась. По крайней мере, я знаю, что ты ходишь своими ногами, а рука, хотя и прострелена, но вскользь и она заживает.

Когда из Новгорода пришла телеграмма на имя Е. И. В. и в МВД, ее содержание сразу же стало достоянием всей столицы. Разумеется, историю додумали и извратили настолько, что я даже не берусь тебе пересказывать.

Батюшку немедленно вызвали во дворец, теперь он очень на тебя сердит. Сказал, что государь повысил на него голос, хотя это ему несвойственно. Мол — о чем вы думали, Александр Иванович, отправляя сына в захолустье, да еще и под пули? Все-таки — Чернавский-младший не только сын своего отца, но и талантливый писатель, о котором нужно беспокоится, чтобы не получилось так, как с господином Марлинским. Разумеется, потом государь отошел, извинился перед твоим отцом. Спросил — а не стоит ли вытащить Ивана Александровича из Череповца, назначить на какую-нибудь должность, вроде главного хранителя императорской библиотеки или кунсткамеры, положить жалованье рублей двести в месяц, чтобы Чернавский сидел на месте и писал, не подвергая свою жизнь опасности?

Признаюсь по секрету, что твой батюшка, сам бы хотел, чтобы ты был поближе и, чтобы служба была не настолько опасна, но вслух он такое государю не сказал, а ответил, что государь назначил для Чернавского-младшего срок в один год и, негоже, если он от своего слова отступит.

Думаю, что наш Александр Иванович, хотя и делает вид, что сердит, на самом деле очень гордится тобой. Еще он гордится, что его сын получил еще один орден. И я, поздравляю тебя кавалером святой Анны. Наверное, ты единственный гражданский чиновник, награжденный настоящей военной наградой. Твой дедушка очень гордится тобой. Ты удостоен награды за спасение своего друга.

Если уж речь зашла об Анне, то сообщаю, что я убедительно прошу нашу Анечку не рассматривать в качестве будущего супруга г-на Решетеня, тем более, с такими требованиями. Он не стоит и мизинца нашей девочки. Если уж понадобится выдать ее замуж, то подберем более приличную партию, что она соответствовала и возрасту, и уровню дохода.Впрочем, я ей о том писала.

Хочу сообщить, что в наш дом был нанесен еще один визит. Правда, неудавшийся. Графиня Левашова — несостоявшаяся тетушка Ани, с недавних пор ставшая кавалерственной дамой, соизволила удостоить подругу детства своим посещением, однако, я решила ее не принимать. Не знаю, будет ли это иметь какие-то последствия, но мне все равно.Человек, который предает своих близких для меня перестает существовать.

Еще хочу сказать, что ты зря беспокоишься о том, что твое ранение может иметь какие-то последствия для карьеры твоего друга Василия Яковлевича Абрютина. Твой батюшка на мой вопрос ответил так: «Исправник-то здесь при чем? Ванька сам дурак, что под пулю полез. Но, вообще-то, наш сын подвиг совершил. Не каждый рискнет друга спасать!»

Скажу еще, что твой батюшка в глазах сослуживцев и двора предстал в качестве отца героя. А слава детей, как известно, отбрасывает свой свет и на родителей!

Еще раз скажу, что мы с батюшкой очень тобой гордимся. Огромный привет Анечке. Передай ей, что я по ней очень скучаю. Напишу ей завтра. То, что скучаю по тебе, писать не стану, это и так ясно.

Хотела подписать — маменька, но батюшка решил сменить гнев на милость — что-то пробормотал — мол, надеется, что у Вани все в порядке. Просил передать поклон. Он же просил передать тебе посылочку, она прилагается.

Твои маменька и папенька'.

— Аня, а кроме письма что-то было? — поинтересовался я.

— Трубочка и посылочка. Держи.

Трубочка — это кожаный тубус с указом, а в посылочке, наверняка орден святой Анны с мечами. А вдруг даже не третьей, а второй? Вот было бы круто! Сегодня же к Леночке побегу, похвастаюсь.

Я с нетерпением вскрыл посылочку, вытащил из деревянного ящичка красную коробочку, открыл и… обомлел. А где моя Анна с мечами? Красный крестик в красном же круге с короной, маленький, на винте. Еще красный темляк. Это что такое? Так это же Анна 4-й степени, которую вручают младшим офицерам, вроде прапорщика. Клюква. Что я с этим орденом делать-то стану? У меня и шпаги-то нет, чтобы его прикрепить. А если и есть, то в доме родителей. Там же, где и парадный мундир.

Ну, государь император… Ну, шутник.