Господин следователь. Книга девятая

Глава 6 Козы осенью в большой цене

— Ваня, прости, но обед не приготовила, не успела, а кушать хочется, — покаялась Аня, когда я вернулся домой. — Сейчас быстренько в кухмистерскую сбегаю, только горшки сполосну.

Я скривился.

В последний раз кухмистерская нас очень огорчила — каша недосолена, щи невкусные. Из топора их стали варить, что ли? Подозреваю, что это произошло из-за начала учебных занятий, когда количество едоков в городе резко увеличилось. Соответственно, хозяин увлекся количеством и перестал следить за качеством. Может, реалистам и «александровцам» все равно, что есть, лишь бы недорого, но мне нет.

— Пойдем в ресторан.

— Какой ресторан? Мне же нельзя, — вытаращилась девчонка, попыталась даже сопротивляться для вида, но я уже ухватил ее под руку и увлек за собой.

Ишь, напридумывали правил — гимназисткам по ресторанам ходить нельзя, и дизель-электропоезд нельзя посмотреть.Со мной можно. Какие правила, если у меня ребенок голодный? И я сам, по правде сказать, хочу есть. Все утро провел в доме покойного генерала, а толку ноль. После обеда надо идти к Абрютину, покумекаем сообща — какие действия предпринять?

К моему вящему сожалению, осмотр письменного стола не дал ничего. Верхние ящики, где хозяин должен был хранить самые ценные документы — метрики, выписки из приходских книг, указы о наградах и назначениях, аттестаты, дипломы и прочее, оказались пусты. Не нашлось ни одного письма. Если у него сын, неужели он не пишет отцу? Нет друзей, с которыми старый служака обменивался письмами? Быть такого не может.

А где, скажем, памятные адреса сослуживцев и подчиненных? У моего здешнего отца такими папками-адресами два ящика забито. Все пусто, все безлико.

А я рассчитывал с помощью бумаг восстановить детали биографии Калиновского. Вдруг это что-то даст? Допустим — письмо любовника покойной жены, который обвинял генерала в смерти супруги. Неважно, что после смерти прошло много лет. Вот, было бы интересно, запутанно и дало бы мне нить к поиску убийцы. Или убийц. Впрочем, свой архив генерал мог вместе с остальным добром в усадьбу возить, хотя, сомнительно.

Отыскались только старые конспекты, старые чертежи. Чтобы понять — деловые это документы, имевшие отношение к его прежней службе, или, например, макулатура времен военного училища или гимназии (есть такие люди, что хранят весь свой школьный хлам!), здесь нужен специалист.

Еще я не обнаружил генеральского мундира, сабли и орденов. Куда он подевался? Впрочем, его генерал мог в деревню отвезти. Может, он в «парадке» и при всех орденах рыбу ловил?

Шучу. Тело было в партикулярном платье, а внизу, в прихожей, пыльник, во внутреннем кармане бумажник с деньгами — пятьсот рублей. Значит, точно убийство совершено не с корыстными целями.

Осмотр библиотеки тоже ничего не дал. Верно, покойный инженер-генерал вообще не читал беллетристику, потому что на книжных полках наличествовали справочники, труды по фортификации, начиная с Вобана (даже на французском языке).

В общем, зацепиться абсолютно не за что.

Ладно, поедим, а на сытое брюхо думается лучше.

Когда проходили мимо сарайки, где проживал третий член семьи, не услышали меканья. Чего это Манюня голос не подала? Подозрительно.

Анька откинула запорчик, приоткрыла дверцу.

— Ваня, посмотри-ка, — засмеялась девчонка. — А наша Манька гостя принимает.

Точно. Коза сегодня принимает визитеров. В качестве гостя выступал наш рыжий котенок. Кузя шипел, топырил шерстку, пытаясь показаться большим и грозным, но Манька его почему-то не боялась, но не бодала, а только тыкала носом, пытаясь выдворить его с охапки свежего сена, на котором устроился пушистый малыш. Видимо, Кузька изучает территорию, поэтому и заглянул.

— Пусть знакомятся, не станем мешать, — усмехнулся и я, закрывая дверцу.

Авось, Кузька козу не съест. Познакомятся, поболтают, выяснят — кто главнее, потом нам с Анькой скажут. Нам же надо знать — кто у нас нынче начальник? Понимаем, что пока Манька, но скоро власть поменяется.

Ноги отчего-то понесли в ресторан при гостинице «Савой». Официант — половой, то есть, при виде меня расплылся в улыбке. Не помню, как его звать, но рожа знакомая. Вроде, он нас обслуживал, когда я банкет устраивал.

— Есть кабинет, чтобы нам с гимназисткой можно было перекусить и, чтобы нас никто не увидел? — поинтересовался я, осторожно вкладывая в ладонь парня двугривенник.

— В общем зале инспектор учебных заведений сидит, но я вас с черного входа проведу, — сказал половой и укоризненно посмотрел на барышню. — Нюшка, ты хотя бы платье гимназическое и передник сменила… Блузку какую, попроще, юбку, платочек накинула. Скажешь, что нет? Авось, за простую бы девку сошла. А так ведь заметно, что барышня.

— Так, дядь Рома, не успела, — затараторила Анька. — Я только с уроков пришла, обед не приготовила, а Иван Александрович голодный.

— Т-с-с, — приложил половой палец к губам и полушепотом сказал: — Громко не болтай, услышать могут. Пошли.

Мы обогнули гостиницу, вошли внутрь, прошли через длинный коридор. Официант показал мне жестом — подождите, выскочил в зал, потом вернулся и уже спокойно сказал: — Пойдемте, он спиной сидит, водочку цедит.

Инспектор с графином водочки? Не возбраняется.

Половой, завел нас в отдельный кабинет, задернул шторку, опять укоризненно сказал Аньке:

— Балует тебя хозяин. Другой бы на его месте ремня тебе хорошего всыпал, а он, вишь, кухарку по ресторанам водит. Эх, Нюшка-Нюшка. Сплошной перевод денег на тебя. Чем вас кормить-то?

Хотел, было, сказать пару слов официанту — дескать, не его это дело воспитывать мою прислугу, но не успел. Анна уже делала заказ:

— Дядя Рома, ты лучше нам поесть принеси. Хвастался как-то, что уха у вас самая вкусная в городе. Вот, сейчас мы с хозяином и проверим. Еще судака неси, порционного. Такого, как ты нам с батькой в прошлом году приносил. Помнишь?

Официант вопросительно посмотрел на меня, а я кивнул — дескать, согласен. И порционный судак здесь хорош, помню. Но почему эта мартышка командует?

— Ушицу через три минуты принесу, а судачков придется подождать.

Когда половой ушел, я спросил:

— Он что, знакомый ваш?

— Так дядя Роман батькин двоюродный брат, только он не Сизнев, как мы, а Паромонов, — пояснила Аня. — У него с батькой бабушка общая.

— Паромонов… — призадумался я, вспоминая фамилию. Вспомнил-таки: — Гаврила Паромонов, из вашей деревни, который конокрада убил.

— Он самый, — кивнула Анька. — Дядя Роман, родной брат дяди Гаврилы, только он после службы решил в деревню не возвращаться, в город ушел. У них на двоих земли всего ничего, а на одну семью хватит. Так Роман брату свой пай отдал. Вначале на сплаве работал, а потом хозяин в официанты позвал. К батьке заходил, жаловался — мол, официантом-то, тяжело было работать, хуже, чем на реке, но привык. И денег побольше. Уже и на дом заработал. С батькой по молодости — еще до службы, по уезду ездил, железо заказанное забирал. А дядя Рома он добрый. Из ресторана мне конфеты приносил, пирожное. Иной раз и меня сюда брал. Я ведь здесь и узнала, как судака запекать. Он, когда мамка умерла, меня утешал, даже сапожки новые купил. Мол — нельзя, чтобы девка босой ходила. А я потом помогала рыбу правильно выбирать.

Что ж, напрасно я удивлялся Анькиным знакомствам. Сам бы мог догадаться, что города растут не за счет естественного воспроизводства, а за счет сельских жителей, перебирающихся в город ради лучшей доли. Подозреваю, что из деревни Борок, что в версте от Череповца, уже половина стали горожанами.

Так, а я действительно в это ресторан сам решил пойти? Или это Анька меня тихонечко направила? Сидит, юная манипуляторша, мордашка хитрая. Не признается.

— Ваня, представляешь, а меня замуж не хотят брать, — вздохнула Аня.

— В смысле — в какой замуж? И кто брать не хочет? — не понял я, потом возмутился: — Ты что, с каким-нибудь реалистом познакомилась? А я почему не знаю? Какое тебе замужество?

Мой прорастающий гнев прервал появившийся официант, принесший уху и корзинку с хлебом. Снимая тарелки с подноса, Анькин дядька сказал:

— Иван Александрович, давеча городовой приходил, узел хозяину приносил и веревку, на которой генерал повесился. Так вот — Иван Иванович сказал, что морской это узел. А я глянул, у нас такие узлы тоже были.

— У вас, это у кого? — заинтересовался я, мысленно похвалив Савушкина. Не стал Спиридон говорить, что генерала повесили. Правильно.

— У нас, у саперов, — пояснил официант. — Нас, когда в учебной команде были, и грамоте учили, и муштровали, а еще наставляли— как понтоны наводить, как грузы цеплять. Узел этот «кошачьими лапами» называют. Его куда угодно прицепить можно, чтобы веревку закрепить. А можно прямо на него груз повесить, если с крюком.

— Дядя Роман, ты Ивана Александровича не отвлекай, — строго сказала Анька. — Дай ему пообедать спокойно.

— Все, ухожу, прощеньица прошу.

— Спасибо, — поблагодарил я Романа.

Вот ведь, незадача какая. Я-то рассчитывал, установить, что узел морской и это поможет найти убийцу. А тут, получается, не только моряки такие узлы используют, но и иные рода войск. Слабая была ниточка, но и она лопнула.

Расстроился так, что чуть было косточку не проглотил.

Всем хороша рыба, но почему же она с костями?

Съев уху (опять засомневался — можно ли называть ухой рыбный суп, если он сварен не на костре?), посмотрел на Аню.

— Ну-с, дорогая подруга? Кто там на тебе жениться не хочет? И не рано ли о замужестве говорить?

— Сейчас, пусть посуду уберут, — хмыкнула Анька. Ну, явно желала затянуть интригу!

Роман, словно подслушав, появился в кабинете, забрал тарелки.

— Как вам ушица?

— Выше всяких похвал, — отозвался я. — Повару огромная признательность.

— Респект ему, — дополнила Анна.

Вместе с официантом мы вытаращились на Аньку.

— Чаво?

— Респект означает уважение, — не смутившись, пояснила девчонка. — Только не помню, на каком языке. В гимназии мы два проходим, все время путаю.

— Надо запомнить, — кивнул головой официант, покидая кабинет.

А ведь запомнит!

— Ваня, ты помнишь статского советника Решетеня? — спросила Анна.

— Помню.

Еще бы не помнить нашего неопохмеленного соседа по купе, которого Аня отпаивала горячим чаем. И он, собака такая, предложил себя в качестве потенциального мужа для девчонки. Правда, следует отдать должное. Решетень (Кирилл Кириллович, даже имя вспомнил) был готов подождать до совершеннолетия будущей супруги. Анька же — маленькая зараза, была даже готова рассмотреть его предложение.

— Сегодня письмо от Ольги Николаевны пришло, — начала Аня, но я ее перебил:

— Ань, она про меня ничего не спрашивала?

— Ваня, его из Петербурга отправили еще до твоего ранения. Сам знаешь, как иной раз почта у нас идет. Я штемпель смотрела — оно полторы недели в пути было.

Обычно, при нормальном стечении обстоятельств, разница в датах на штемпелях составляла три-четыре дня. Но все бывает. Отправили не туда, карета сломалась, почтарь запил, на почтамте куда-нибудь завалилось. В общем, все как в далеком будущем.

— И что там маменька про Решетеня написала?

— Написала, что господин Решетень явился к ней с визитом. Очень интересовался — где пребывает ее воспитанница? А как узнал, что она в Череповце живет с названным братом, очень расстроился. Сказал, что это может повредить репутации его невесты. И даже ее… Ваня, подскажи слово — забыла… скомпра…?

За что уважаю Аню, так это за то, что она не стеснялась спрашивать незнакомые ей слова. Не попадается словарь Даля, купил бы не глядя. И не только для гимназистки, но и для себя. Орфографических словарей у меня два — один дома, второй на службе, но этого маловато. Конечно, я бы предпочел «Толковый словарь» в одном томе, но Ожегов еще не родился.

— Скомпрометирует, — подсказал я. — Что означает — покрыть позором, навредить доброму имени.

— Ага, поняла. Вроде, как парень с девкой гулять надолго ушли, или ночь где-то вместе просидели, то даже если ничего меж ними и не было, то парню все равно жениться придется.

— Значит, Решетень решил, что ты скомпрометирована и замуж тебя брать не будет? — предположил я.

— Нет, замуж он меня взять готов, но теперь желает, чтобы приданое было не меньше двух тысяч рублей.

— Обнаглел, кобель старый, — зашелся я от возмущения. — И девчонку ему подавай — молодую и красивую, чтобы без пятнышка не репутации, да еще и с приданым. Жаль, меня не было, я бы его с лестницы спустил.

— Ольга Николаевна не такая, как ты. А всех дураков с лестниц спускать, так и лестниц не напасешься. Она сказала, что за воспитанницу приданое больше будет — не меньше десяти тысяч, и недвижимость — если, не имение, так дом в Новгороде или собственная квартира в столице, только Анечке самой решать — за кого она замуж пойдет.

Вот здесь маменька абсолютно права. Пусть Анька сама решает, за кого замуж выходить. Только, пусть вначале выучится и подрастет.

Мы вернулись домой. К исправнику идти еще рано и я, от нечего делать, принялся листать газеты. Уцепив «Биржевые ведомости», начал просматривать объявления. Одно из них сразу же привлекло внимание. Ба, а тут несколько подобных…

— Аня, посмотри, — позвал я девчонку.

— И что здесь смотреть? — хмыкнула барышня, взяв в руки газету и принимаясь читать вслух одно из объявление: — «Красавица, окончившая гимназию, двадцати лет, сирота, безупречной нравственности, познакомится с богатым мужчиной. Бедных и некрасивых просьба не беспокоить. Отвечу только на письмо, в который вложен конверт и почтовая марка». И что такого? Хочет барышня замуж, зачем ей за бедного выходить? Бедный — значит ленивый. Познакомится, потом решит — выходить или нет. И про конверт правильно. Если конверт с маркой мужчина вложил — заботится.

Что-то сегодня барышню на женихов пробивает.

— Ты посмотри ниже, — усмехнулся я.

— Где? — переспросила Анька, встряхивая газету. — Тут что-то про коз… Что мне про них читать?

— Вот-вот, про коз.

— Ага. Куплю козу белой масти, не старше трех лет. Готов заплатить сто рублей, — прочитала Аня, потом ахнула: — Коза за сто рублей? Да за такие деньги можно дом купить или четырех коров! Кто-то совсем рехнулся? Красная цена хорошей козе рублей пять. Но если козлушку купить, что под козлом не была, так и вообще за три договориться можно.

— Ага, а ты еще ниже посмотри.

— Продам козлят белой и рыжей масти, от лучшей козы в Москве. Наших козлят покупают лучшие семьи Москвы и губернии. Стоимость козленка двадцать рублей. С доставкой — двадцать пять. И еще одно — «Наших козлят одобрила племянница губернатора», — прочитала Аня и развела руками, едва не уронив газету. — Нет, люди точно спятили. Или одна Москва с ума сошла?

Аня девчонка очень умная, но слишком практичная. До нее не сразу дошло — почему вдруг резко подорожали козы с козлятами?

— Анечка, а как ты думаешь, отчего это произошло?

— Ваня, а мне-то откуда знать?

— А если подумать? Кто в Москве слух пустил, что у каждой приличной гимназистки должна быть собственная коза?

— Ты думаешь? — недоверчиво протянула гимназистка, потом рассмеялась. — Я ведь пошутила, а оно, вишь как…

— Мода, уважаемая Анна Игнатьевна, штука непредсказуемая. Подняла ты козлиный бум. Козы осенью в большой цене… Теперь козочек покупать-продавать станут. И красть. Пытались ведь твои нынешние подружки Маньку украсть, верно? Как их там — Маринка со Светкой?

— А я ведь знала, что ты выяснишь, кто нашу Маньку пытался украсть, а они не верили — мол, откуда?

Не стал говорить, что я тут не при чем, а просто родители «похитительниц» перепугались и совершили правильный поступок — добровольно вернули краденое и сдались исправнику.

— Это называется — путем оперативных мероприятий и опроса негласной агентуры, — хмыкнул я. — Чтобы у меня козу украли, а я бы не узнал — кто это сделал? Хм…

— Зато они мне полы помогли помыть, а теперь Маньку кормить приходят. Жалеют, что она молоко не дает. А иначе как стать приличной барышней, если козу доить не умеешь?

Надо полагать, через год-другой, а то и раньше, мода на козочек схлынет, а те, кто заплатил за козлуху дикие деньги, примется недоумевать — а чего это я?