Господин следователь. Книга девятая

Глава 18 Принцесса с Маркса

Российская бюрократия — великая вещь. Пристав Ухтомский сообщил, что нашелся-таки в учетных списках Никита Николаевич Мещеряков, тридцати четырех лет, отставной унтер-офицер.

Родинки, цвет волос и прочее не указано, но учетные списки — это не личное дело арестанта и не паспорт, куда записывают приметы. И цель путешествия тоже не вписана.

Останавливался подозреваемый на постоялом дворе при почтовой станции, запись датирована 1 августа. Стало быть, приехал он сюда не месяц назад, а пораньше. А выписался — 4 августа. На службу к генералу, со слов старого лакея, он устроился в конце августа — начале сентября. Любопытно, где же болтался остальное время?

Если включить воображение, можно пофантазировать, что Мещеряков четыре дня проводил разведку — выяснял, где пребывает генерал, потом уехал в Ивачево, чтобы продолжать свое наблюдение. Получается, что он какое-то время был близ генерала, но в контакт не входил? Ивачево — это не только название поместья, но деревня с почтовой станцией, а в паре верст от нее будет село Никольское, где имеется трактир, а в трактирах есть комнаты для приезжих.

Странно — почему станцию устроили не в селе, а в деревне?

Теоретически, Мещеряков мог вначале прибыть в Никольское, оценить обстановку, а потом пойти на сближение.

Яков сказал, что прежний камердинер уволился с месяц назад, заехал в Череповец за вещами, похвастался, что получил письмо о наследстве.

Стоп. Лакей говорил, что почту для генерала он получал сам, а потом отвозил ее в поместье. Но про письмо камердинеру старик не упоминал, а я отчего-то не спросил. Ничего, не смертельно. Мне все равно еще придется беседовать с лакеем, возможно, что не один раз. Мог ли Мещеряков устроить увольнение бывшего камердинера, чтобы занять его место? Если за деньги — несложно. А деньги и угрозы — еще проще.

Ох, ну до чего же все сложно! Устранять со своего пути прежнего слугу (ладно, что не убили), втираться в доверие, чтобы повесить отставного инженер-генерал-майора. Закручено-то как! Напоминает какой-нибудь детективный сериал. Убийство в Восточном экспрессе, блин. Попроще-то нельзя? Общеизвестно, что чем сложнее план, тем сложнее его исполнить. Выпадет какая-то деталь, пиши пропало. Но в данном случае, все удалось. Или это я сам накручиваю и закручиваю, а все было проще?

Топать пешком до почтовой станции — версты две, было в лом, поэтому нанял извозчика.

— Жди меня здесь, — приказал я извозчику, соскакивая с пролетки и оглядываясь по сторонам.

Почтовая станция — это не домик станционного смотрителя, где Самсон Вырин и живет, и принимает проезжих, а небольшой поселок: сама станция, вроде нашего автовокзала, четыре жилых дома, где обитает и начальник в чине коллежского регистратора (увы, потолок) с семьей, и те, кто обеспечивает жизнедеятельность — конюхи, сторожа, уборщики. А есть еще дом, где отдыхают ямщики, сарай, куда выгружают почту. Само-собой, что нужна конюшня, сараи для сена. А еще — постоялый двор и трактир. Бывает, что постоялый двор совмещен с трактиром, но у нас не так.

И то, что именуется постоялым двором, лучше называть гостиницей, пусть и это не по статусу. Гостиницей именуют то, что в черте города, аза чертой уже постоялый двор.

В два этажа, длинный, словно барак. По моим прикидкам, номеров на двадцать, если не больше. Когда я здесь был в последний раз, а случилось это в апреле, когда мы с Анькой нанимали карету до Питера, стоял тут довольно скромный постоялый двор. Помню, что был еще здоровенный штабель бревен, но я ему значения не придал. А тут, вишь, за лето новую гостиницу срубили. Обратно-то мы ехали напрямую, не останавливаясь, а что за окном кареты не посмотрели.

А у этого постоялого двора еще и вывеска есть. Что там над дверью?

«Принцесса с Маркса».

Та-ак… Уже сперли название нашей повести, да еще и с ошибкой. И шрифт написания мультипликационный. Он разве в эту эпоху уже есть? Не иначе, попаданец объявился.

— Здравия желаю-с, ваше высокоблагородие! Комнату-с желаете снять? — высунулся из дверей парень, судя по облику — кудревато-усатый, красная рубаха с кушаком, полосатые штаны, заправленные в сапоги — стиль аля-рюс, из прислуги. Кажется, коридорным именуют? Так ведь не горничный же. Постоянно забываю, что официант в ресторации, а в трактире половой.

— А почему Марс с ошибкой? — вместо ответа поинтересовался я.

— Так, художник-с, пока картины писал-с — трезвый был. А как до вывески дело дошло — напился, — пояснил коридорный.

Кажется, догадываюсь, что за художник. Но если не он — точно, что попаданец.

— Художнику не Прибылов фамилия? — поинтересовался я.

— Так точно-с, — подтвердил коридорный. — Он нам и вывеску сотворил-с, и картины-с.

— А что за картины? — заинтересовался я.

— А вы, ваше высокоблагородие-с дом обойдите-с, они с боков-с будут-с, — посоветовал парень.

— Сейчас обойду, — хмыкнул я, потом спросил: — Хозяин на месте?

— На месте-с, — кивнул коридорный.

— Пока я живописью стану любоваться, передай хозяину, что к нему следователь пришел. Фамилию мою знаешь?

— Да как не знать-с! Кто ж вас не знает-с?

— Вот и ладно, — кивнул я. — Да, а зачем вот это, через каждое слово — да-с, нет-с? Не надоело?

— Надоело-с, — вздохнул коридорный. — Но хозяин велел-с и посетителям-с нравится, привык-с.

С боку — это означает, с торца. Не поленившись (так любопытно же, что такое сотворил наш непризнанный гений?), прошел вдоль гостиницы и посмотрел на один бок.

Мать-честная! Почти два этажа занимал холст, на котором нечто, напоминающее ярко-красную змею на черном фоне, у которой вместо головы нарисован… золотой самовар. Вон — и краник на месте, и труба, и две ручки.

Это что, художник так змею видит? И что сия аллегория означает? Самовар из краника выдает кипяток, типа змеиный яд? Яд и противоядие?

Нет, не хватает у меня воображения, чтобы соотнести посуду, предназначенную для приготовления чая и змею. Символизм, однако.

А если нет никаких символов? А если это имеет отношение к Марсу?

Определенно, это не абстрактное изображение змеи, потому что с одной стороны изображено солнце, а с другой луна. Солнце фиолетовое, но это ладно, а вот луна отчего-то зеленая. Где-то я читал про зеленую луну, но где именно, уже и не помню.

Это что, мы так с Аней описали космический аппарат? Там же ясно было написано — ракета, с разделяющимися ступенями.

Что у нас со второго торца?

А там опять звездное небо, а на его фоне портрет девушки с распущенными волосами. Кажется, нечто подобное я видел в каком-то фантастическом фильме — командир корабля запросил диспетчера, на экран вывели картину звездного неба и девушки. Очень романтично.

Силен, живописец. Но мало того, что девушка очень красива, она мне показалась знакомой. Где-то я ее видел?

И где? В том мире? Нет, там таких девушке нет, точно помню. А если в этом?

Боже ты мой, так ведь я ее каждый день вижу. Это же моя Анька!

Ну Прибылов, ай да сукин сын! Где же он Аньку мог видеть? Краска высохла, но заметно, что свежая. Значит, изображение создали недавно.

— Иван Александрович, здравствуйте! — услышал я голос. Не иначе, сам хозяин выбежал.

— Здравствуйте, — обернулся я на голос.

Ага, дядька лет сорока, в поддевке. Ну, только у нас может быть такое сочетание — фантастическое название гостиницы (виноват, постоялого двора) и русские костюмы.

Кивнув на картину, сказал:

— Любуюсь.

— А уж как господа приезжие-то рассматривают да диву даются! — замахал руками хозяин. — Я, вначале-то думал — дурость, зачем мне какую-то девку, пусть и красивую, на стенку лепить? А Сашка — мол, не пожалеешь! Две недели висит, все время кареты останавливаются. И гостей полон двор. Тридцать нумеров — все заполнены! Но, ежели вам угодно — отыщу. Есть у меня специальный нумер для хороших гостей.

— Нумера мне пока не нужно, я к вам по делу, — усмехнулся я. Увидев побледневшего хозяина, утешил дядьку. — Не волнуйтесь, я не про вашу душу. Кое-что о постояльцах нужно уточнить.

— А это, Иван Александрович, всегда пожалуйста, — выдохнул хозяин с облегчением. Потом снова забеспокоился — Так и чего вам самому-то было идти?

— Так я подумал — если за вами городового прислать, или курьера, так и вам лишние хлопоты, и время лишнее уйдет, — хмыкнул я. — И что ваши постояльцы подумают?

— Вот тут да, это верно, — закивал хозяин.

Может, я бы и послал за хозяином городового, так нет никого. То есть, почти никого. Самому быстрее, к тому же, хозяина лучше расспрашивать в его домашних условиях. За ним никакого криминала нет, вспомнит больше, нежели в моем кабинете.

Я кивнул хозяину — пойдемте, мол, потом спросил:

— А почему постоялый двор — и принцесса Марса? — поинтересовался я.

— Так книжка, говорят, модная. Или повесть? Не знаю, сам-то я не читал, — пояснил хозяин. — Сынок у меня книжки да газеты читает. Он у меня умный, худого не посоветует. По хозяйству помогает. Он же уговорил — дескать, тятька, пора расширяться! Почтовых карет все больше и больше, приезжих много, а места нет. Куда годится, что десять нумеров? Подумал я — а ведь прав, сынок-то. У нас нынче каждый день по десять карет, которые по главному тракту, а сколько местных? В прошлом году бревен купил, в мае–июне отстроились, он опять — давай название дадим? Сначала пытался уговорить, чтобы я постоялый двор какой-то Буратиной обозвал. Мне-то бы посолиднее что-то, а он заладил — нужно по моде.

Правильный у дядьки сынок. Ишь, сказки наши читает. Еще хорошо, что сам хозяин их не читал, поэтому не станет спрашивать — не Чернавский ли автор?

Я изобразил на лице полное внимание, а хозяин продолжил:

— Я уж, даже, и согласился — нужно бы название, но какая там Буратина? И художника нет. А тут Санька Прибылов приехал. С монахами он повздорил, те его выгнали. Санька-то в старом постоялом дворе стену расписывал, а еще вывеску делал в гостинице «Москва». Может и видели?

Вывеску (уже свалившуюся) гостиницы «Москва» с Медным всадником я видел.

— В коридоре из-за картин не темно? — поинтересовался я. — Небось, приходится постояльцам светить?

— А у нас все равно сбоку окон нет — стена глухая и там, и тут, — пояснил хозяин. — С фасада по паре окон на коридор, хватает. А вечером все равно лампы зажигать.

Ясно. Если торцы глухие, чего месту пропадать?

— Сынок, значит, посоветовал? — уточнил я.

— Ага. Санька-то как пришел, сынок ему целый вечер объяснял. И про аппарат этот, и про девку со звездами.

— Не говорил, что за девушка? — поинтересовался я с напускным равнодушием.

— Спрашивали у Саньки, — вздохнул хозяин. — Сынок очень интересовался — где ж он такую красавицу-то нашел? Сказал бы… Сынок-то у меня молодой, холостой пока. Начитанный он, простую девку в жены не хочет.

— А что Прибылов?

— Сказал, что в Москве эту барышню видел, сам уже и не помнит, где именно. Не то на вокзале, из поезда выходила, не то в монастыре богомолицу увидал. Но то в Москве, — снова вздохнул хозяин. — Где же у нас-то таких красавиц найдешь?

Сказал бы, где эта красавица обитает, но не стану. Этак, узнает хозяйский сынок, свататься прибежит.

Нет, если что… я в том смысле, что если влюбится девчонка, то Анькиному счастью мешать не стану, но и торопить события тоже не буду. А Прибылов мог Аню как раз на перроне увидеть. Мы из вагона первого класса вышли, а он вместе с монахами шествовал. Глаз-алмаз у художника.

— Сам-то Прибылов где сейчас? — поинтересовался я.

— Да кто его знает? — пожал плечами хозяин. — Может пьянствует где, а может нанял кто. Он же, пока трезвый, то нарасхват. Я ему за работу хорошо заплатил — десять рублей дал. Даже ошибку простил. Сам-то бы не заметил, сынок увидел. Думали переделать, потом решили — мало кто знает, как правильно писать.

— Если увидите, скажите, что мне его картины понравились. И еще — если у художника эскизы остались, я бы купил, не поскупился.

— Передам, — кивнул хозяин, открывая передо мной дверь.

Мы прошли внутрь постоялого двора, прошли в чуланчик, где стоял стул и конторка. Как я понимаю — рабочий кабинет. Хозяин указал мне на стул, сам остался стоять.

— Вы уж простите, запамятовал ваше имя и отчество, — посмотрел я на хозяина, пытаясь выглядеть убедительно. Откуда бы мне вообще его знать?

— Иван Федорович, — представился хозяин без ужимок.

Ишь, снова тезка. Но Иванов в России, как Джонов в Англии, если не больше.

— Иван Федорович, меня очень интересует ваш постоялец по фамилии Мещеряков. Останавливался в августе. Помните такого?

— Помнить-то уже не особо и помню, сейчас посмотрю, — хмыкнул тезка, начиная копаться в журнале. Довольно быстро отыскав нужную страницу, зачитал вслух то, что я и так знал — анкетные данные, возраст.

— Сможете что-то о нем сказать? — поинтересовался я. — Что-то такое, запоминающееся?

— Так вроде и нет, — пожал плечами хозяин. — Спрашивал — есть ли в Череповце военные? Какие именно? Мол, вдруг кому-то камердинер понадобится? Он бы и взялся. Мол, в денщиках у генерала служил. А у нас один генерал, два полковника отставных. Вот и все. У всех уже камердинеры есть. Только…

Иван Федорович призадумался, потом сказал:

— Странный он какой-то для унтера. Руки белые, ухоженные, словно у барышни. Одежда простая, но чистенькая. А сапоги дорогие, за пятнадцать рублей, не меньше. Не по карману отставному унтеру. И походка какая-то не такая, как у простого унтера или нижнего чина.

Я поднялся со стула, положил левую руку на бедро, сделал пару шагов — сколько позволяла комнатка.

— Вот так?

— Так точно! — закивал хозяин. — Унтера и нижние чины обеими руками машут, а у этого, как влитая.

Значит, точно, офицер. Левая рука как влитая, привык саблю на ходу придерживать[1]. Правда, городовых тоже «вычисляли» по левой руке, но точно, не полицейский.

— Спасибо, — поблагодарил я. — А еще что-нибудь?

— Так вроде, больше и ничего, — снова пожал плечами хозяин.— Он с самого утра уходил, а приходил к вечеру. И он, и приятель его.

— И что за приятель? — насторожился я.

— Ну, может и не приятель. Слишком уж они разные. Но приехали вместе, разговаривали, утром вместе уходили. Мещеряков — тот хороший нумер снял, на одного. А этот в простом жил, в котором мужики останавливаются, на четверых. Говорит — зачем, мол, деньги тратить?

Иван Федорович опять заглянул в журнал и прочитал:

— Савельев Тихон Никодимович, мещанин из Санкт-Петербурга, пятидесяти лет. — Отвлекшись, почесал затылок и сказал. — Этот и на самом деле из простых. Одежда обычная — поддевка, как у меня, только не новая, под ней рубаха. Сапоги простые, дешевые. Такие и ремесленники носят, и мужики. Шляпа еще.

— А приметы? Рост какой? Цвет волос?

— Ростом вас ниже, борода седая, а вот взгляд у него нехороший. Посмотрит, словно уколоть хочет. Бывывали у меня сидельцы, у них взгляд похожий.

— Савельев в это же время жил, что и Мещеряков?

— Нет, Савельев у меня две недели жил. Мещеряков рассчитался, да и уехал. Спрашивал — куда, а он даже не соизволил ответить. А этот, мещанин, сказал, что работу в городе ищет. Странно, конечно. Зачем из Питера ехать работу искать? В столице-то ее куда проще найти. Если бы купец — еще ладно, так и то, из столицы к нам не поедут. Из Тихвина переезжают, из Устюжны. А тут, петербургский мещанин? Но не мое это дело. Вдруг он поссорился с кем-то, от жены прячется, да и решил уехать? Я спрашивал — а что он умеет? Может, и подскажу чего? Я ж многих купцов знаю, и тех, кто свою мастерскую держит. У нас и подручные нужны, и кузнецы там, и токари на завод. Новую пристань построили, два сухих дока, судов теперь больше, народ нужен. С ноября ремонты пойдут, работы прорва. А он только посмеивался. Дескать — тебе лучше не знать. Съехал он 14- го числа, августа. Сказал, что в городе будет жить, работу нашел. Только, наврал он.

— Почему наврал?

— Видел я их обоих — и Мещерякова, и Савельева. В карету садились, что в Петербург шла. Если работу нашел, зачем уезжать?

— В почтовую карету?

— В почтовую, — кивнул Иван Федорович. — Из Вологды, не наша. Из Вологды в Питер ежедневно по три кареты проходит. Иной раз и больше. Обратно тоже едут. Мне выгода прямая — останавливаются-то на ночь у меня. Надо и лошадок кормить, самим отдыхать, а утром в дорогу. Редко, если четырех или двуместные едут, все больше восьмиместные, а то и на шестнадцать мест. Ежели места свободные есть, любая карета возьмет. Но два или одно место всегда есть. Не всем же до Питера ехать, в Никольском выходят, или у нас. Ямщик свою денежку заработает. Он же поменьше возьмет, чем на станциях пассажиры заплатят.

— А когда уехали?

— Сейчас вспомню… — наморщил лоб хозяин. — В которую ночь генерал повесился? Так вот, наутро, после той ночи они и садились. Кажется, дня четыре назад?

[1] Знание почерпнуто из фильма «Служили два товарища». Так герой Ролана Быкова «вычислил» офицера.