Жена на полгода

9.

Я перевела взгляд на мужчину, который распахнул дверцу и положил коробки на сиденье.

Он был молод. Слишком молод для человека, избавившегося от четырех жен! На вид ему было лет двадцать пять, не больше.

И он был мил! Да-да! У него было располагающее к себе лицо, открытый взгляд и робкая(!) улыбка.

Мне стало тошно. Почувствовать симпатию к человеку, которого я ненавидела всей душой - что могло быть хуже?

Я почувствовала дрожь в руках, и он сразу заметил это.

— О, мадемуазель, да вы совсем замерзли! Позвольте мне напоить вас горячим травяным чаем — здесь совсем рядом есть чудесная булочная.

О, нет, это было уже слишком! Я развернулась и бросилась прочь. Ни книги, ни бумагу покупать мне уже не хотелось.

Я вернулась в свою комнату и сказав хозяйке, что у меня разболелась голова, пролежала на кровати до самого вечера. Я ругала себя за трусость и плакала.

Как я собираюсь мстить за сестру, если растерялась от одного только вида обидчика?

В итоге я заснула только далеко за полночь, и не удивительно, что утром, когда экономка маркиза прибыла в булочную, мадам Преваль пришлось меня будить.

Мадемуазель Мишель оказалась фигуристой дамой среднего роста и средних лет.

Когда я вышла в столовую, она уже пила чай и с аппетитом уплетала сдобные булочки с разнообразными начинками.

— Так не забудьте, дорогая мадам Преваль, что на сей раз нам понадобится не только миндальный, но еще и шоколадный, и фруктовый торты. Его светлость затеял большой бал, на который съедутся все дворяне из нашего маркизата.

Думаю, фейерверк будет виден даже из города.

'Экономка показалась мне весьма приятной женщиной, но ровно до того момента, пока она не узнала, что именно нам от нее было нужно.

— Вы хотите наняться для переписи книг? — обидно изумилась она и смерила меня таким снисходительно-презрительным взглядом, словно она сама была по меньшей мере герцогиней. - Об этом не может быть и речи!

— Это еще почему же? — подбоченилась возмутившаяся вместе со мной хозяйка. —Мадемуазель Мюссон из хорошей семьи и умеет всё, что нужно для этой работы.

Признаться, после вчерашней встречи с маркизом я уже и сама не была уверена, что хочу работать в замке, но всё-таки не ожидала получить столь оскорбительный отказ.

— Как же можно нанять для столь важного дела женщину? — мадемуазель Мишель решительно покачала головой.

Я сердито засопела. Что она считает важным делом — перекладывание пыльных книг в мрачной и наверняка холодной библиотеке?

Мадам Преваль тоже была удивлена, но подошла к решению вопроса с большой дипломатичностью:

— И всё-таки, дорогуша, не сочтите за труд поговорить об этом с его светлостью.

Если, конечно, он дозволяет вам с собою говорить. Быть может, он вовсе не общается со слугами.

Теперь уже была оскорблена наша гостья:

— Разумеется, — фыркнула она, - я могу запросто к нему обратиться. — Но как раз сейчас это действительно невозможно. Его светлости нет в замке — он отбыл в Веланс еще на прошлой неделе и пробудет там почти до самого праздника.

— Маркиз в столице? - не поверила я. — Но этого не может быть! Вчера на площади стояла его карета!

Я не стала говорить о том, что видела и самого маркиза — побоялась, что покраснею от стыда и от злости, если снова вспомню подробности нашей встречи.

— Карета его светлости? — переспросила мадемуазель Мишель. - Ах, вы, наверно, видели его старую карету. Теперь ей пользуется кто угодно, только не сам маркиз. А вчера как раз в город за подарками ездил Даниэль Томази.

Даниэль Томази??? Значит, мужчина, с которым я вчера столкнулась, - не маркиз! Я издала вздох облегчения, который мои собеседницы приняли за проявление интереса.

— Очень милый молодой человек! — похвалила его мадам Преваль. - И всегда такой вежливый! Никогда не слыхала от него грубого слова.

— Он- родственник маркиза? — полюбопытствовала я. — Или кто-то из слуг?

Женщины переглянулись, словно решая, кому из них следует ответить на мои вопросы, и это право моя хозяйка уступила гостье.

— Он и не родственник, и не слуга, мадемуазель, — огорошила меня мадемуазель Мишель. — Его матушка - Каринн Томази — была гувернанткой нашего маркиза, когда тот был еще мальчиком. А матушка самого маркиза скончалась, когда тому было всего пять лет, и с тех пор мадам Томази фактически заменила ее его светлости. Герцог Лефевр, хоть, может, и не стоит это говорить, никогда примерным семьянином не был и особо о сыне не заботился. А мадам Томази — напротив — всю себя посвятила сиротке. Позднее она вышла замуж за секретаря герцога и обзавелась собственным сыном, но осталась в поместье, чтобы не бросать малютку-маркиза, а когда маркиз вырос и переехал сюда, он привез в наш замок и мадам Томази с Даниэлем. Теперь она, вроде как, присматривает за всеми слугами.

— Домоправлительница? - уточнила я.

— Ох, мадемуазель, — рассмеялась Мишель, — по сути так оно и есть, но не вздумайте сказать такое при нашем дворецком месье Барруа! Он-то уж сильно сердится, что она в замке живет. Он же до ее приезда себя тут чуть не хозяином мнил, слуги каждого его слова слушаются. А ей он, вроде как, приказывать-то не может, вот и не знает, как себя с ней вести. И не хозяйка она для него, и не прислуга. А вот Даниэля даже Барруа обожает. Более мягкого и добросердечного человека, поди, и не сыскать. Вот кабы он за вас, мадемуазель, слово замолвил, так, может, и получилось бы чего.

После двухчасового сидения за одним столом она уже воспринимала меня как старую знакомую и была полна желания посодействовать мне в устройстве на работу, совершенно позабыв о том, что еще недавно решительно противилась этому.

А я ругала себя за то, что накануне так позорно сбежала от Даниэля Томази, даже не удосужившись с ним познакомиться. А ведь он предлагал напоить меня чаем! Но исправить этого было уже нельзя.