Жена на полгода

47.

Он стремительно вышел из столовой, и мне не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним.

Я понимала, что побудило его поступить именно так, но не могла этого одобрить. И хотя мне было приятно, что он вступился за меня перед отцом, я не сомневалась, что скоро он пожалеет о своей горячности. К тому же, это шло вразрез с тем планом, что предложил месье Тьери.

Я догнала его в середине галереи — как раз напротив портрета Нинон Ландре.

— Постойте, ваша светлость! Давайте поговорим!

Он остановился, развернулся ко мне, но во взгляде его я увидела прежнюю решимость. Он не жалел о сказанных словах.

— Разве вы не слышали, Айрис? Мы едем в Монтерси! Если обряд не может быть совершен вечером, значит, мы останемся в городе до утра. Мы вернемся сюда настоящими мужем и женой, и моему отцу придется с этим смириться. Да-да, я помню о проклятии Лефевров, но полагаю, что теперь, когда мы знаем об убийстве девушки в тайной комнате, под него можно подвести вполне материальную основу.

Не думайте, что я преуменьшаю опасность, которая может грозить вам как моей жене. Ничуть — я осознаю ее и намерен сделать всё, чтобы вас защитить. Я сам увезу вас в столицу. Я сниму вам дом, о котором никто не будет знать. Вы родите мне ребенка, и что бы там ни думал герцог Лефевр, наш сын станет однажды маркизом Ренуаром.

Его слова имели бы смысл, если бы я в самом деле была беременна. Но мы оба знали, что это было не так.

— Довольно, ваша светлость, — я положила свою руку на его. — Не скрою, я польщена тем, сколь многим вы готовы были пожертвовать ради меня. Но это ни к чему. Прошу вас, успокойтесь. Если вы хотите, мы поедем в Монтерси и даже останемся там до утра. Возможно, это позволит вашему отцу осознать, что подобным путем он добьется только вашей ненависти. Но вы не должны ссориться со своей семьей из-за меня. Если мы заключим настоящий брак, вы скоро пожалеете об этом. А мне будет невыносимо осознавать, что я стану вас тяготить.

— Но это не так, Айрис! — выдохнул он. — Никогда и ни с кем мне еще не было так хорошо, как рядом с вами. Я полагал прежде, что в женщине не могут сочетаться красота и острый ум, но рад, что ошибался. А ваша храбрость!

Он смотрел на меня с восхищением, и если в его взгляде и промелькнуло сожаление, то лишь на мгновение. И всё-таки я знала, чем это сожаление было вызвано — моим низким происхождением. И пусть сейчас он готов был смириться с этим, он понимал, что рано или поздно это окажется важным. Я могла разрешить его сомнения одним своим признанием, но сделать это была не готова.

— Благодарю вас, Ноэль, - я чуть споткнулась, называя его по имени, — мне важно было услышать эти слова. Но это не значит, что я готова выйти за вас замуж по-настоящему. И сами вы тоже не готовы к этому браку.

Он хотел возразить, но оба мы вдруг осознали, что в галерее уже не одни – в нескольких шагах от нас застыл неслышно подошедший Барруа. Возможно, герцог послал его за сыном, но наткнувшись на суровый взгляд его светлости, дворецкий не решился произнести ни слова.

— Проводите ее светлость до ее апартаментов! — велел Ноэль и обратился уже ко мне. — Я приду к вам через четверть часа. До тех пор не вздумайте отпускать свою горничную.

Он удалился, не дав мне возможности произнести ни слова.

— Вы поступили правильно, ваша светлость! — сказал Барруа, когда шаги маркиза затихли вдалеке.

Я подняла на него глаза и удивилась его ответному взгляду — в нём едва ли не впервые со времени моего прибытия в замок было что-то похожее на уважение. Я усмехнулась. Это был всего лишь дворецкий, но, как ни странно, я была благодарна ему за этот маленький знак поддержки.

Он довел меня до моих апартаментов, убедился, что Камила там, и ушел. А через несколько минут пришел маркиз, и горничную я отпустила.

— Сегодняшнюю ночь нам лучше провести вместе — покажется странным, если мы не сделаем этого. — Ваша кровать уже, чем моя, но я постараюсь не сильно вас беспокоить. Да, и спешу сообщить вам, что я сделал то, что должен был сделать сегодня во время ужина — я сообщил всем, что через два дня вы уезжаете из замка.

И вы были правы — моя изначальная выходка была совершенно неуместной.

Приношу вам свои извинения.

Он выглядел усталым и грустным — словно попытка протеста против герцога выкачала из него все силы. И мне совсем не хотелось его упрекать.

— Это вы меня простите, — я села на краешек кровати рядом с ним. — У вас сегодня именины, а я ничего вам не подарила.

Он улыбнулся - тоже устало, но тепло.

— Если вы поцелуете меня, Айрис, я буду вполне удовлетворен.

И я сделала ему этот подарок — ничуть не смущаясь и не чувствуя себя виноватой.

В конце концов, мы были женаты, и уж поцеловать-то его я вполне могла.

Всю ночь мы провели на разных сторонах кровати, но под утро, забывшись во сне, Ноэль всё-таки обнял меня. А может быть, он уже и не спал — думать так былоотчего-то приятнее.

Наутро в замок прибыла мадемуазель Лили Вилар — помощница месье Тьери. Но прибыла она не в сундуке и не в коробке, а вполне открыто.

— Месье Тьери посчитал, что так будет куда лучше, — сказала она, когда в моем будуаре мы остались втроем. — Вам может потребоваться моя помощь не только в замке, но и по дороге в столицу, а оказать ее, находясь в сундуке на крыше кареты, будет затруднительно. Но не беспокойтесь — мое прибытие не должно вызвать никаких подозрений. Слуги думают, что я служила вам прежде, и вы пожелали отправиться в Веланс в сопровождении горничной, которой вы можете полностью доверять. Вряд ли кто-то сможет увидеть во мне угрозу.

В этом можно было не сомневаться — мадемуазель Вилар была невысокого роста и худенькой, и право же, я не понимала, как ее присутствие может нам помочь.

Кажется, она прочла мои мысли по моему взгляду, потому что рассмеялась:

— О, ваша светлость, поверьте, я кое-чего стою. Месье Тьери велел передать вам, что за последние несколько недель в окрестностях Монтерси было совершено уже пять нападений на кареты. Он полагает, что здешний убийца может этим воспользоваться. В любом городке можно нанять нескольких бандитов, которые согласятся выполнить заказ за мешочек монет.

Но в этом мы с маркизом с ней не согласились.

— На самом деле, это не так просто, мадемуазель, — сказал Ренуар. — Для этого нужно как минимум съездить в Монтерси. И тот, кто решится на это сегодня, сразу вызовет подозрения.

— Вы правы, ваша светлость, — кивнула мадемуазель, — сделать это незаметно будет трудно. Но преступнику придется на этой пойти, разве не так? Думаю, все уже поняли, что в замке вы не будете отходить от ее светлости ни на шаг, а допустить, чтобы ваша жена уехала в столицу и затерялась там, он не может — иначе всё, что он делал до этого, окажется напрасным. Ему или ей придется рискнуть.

В том, что она оказалась права, мы убедились еще до полудня. Первым в Монтерси отправился месье Дюпон, заявивший, что на днях он отбывает домой и хочет купить в городке подарок для своей невесты. Потом велел закладывать карету и герцог Лефевр.

Я как раз была неподалеку, когда он отдал это распоряжение.

— Нам тоже пора возвращаться в Лефевр, — зачем-то пояснил он, хотя я ни о чём его не спрашивала. — А до отъезда мне нужно навестить старых друзей.

— Мадемуазель Ганьер поедет с вами? — уточнила я.

Он подтвердил:

— Да, она заказывала в лавке какие-то романы, которые уже должны были привезти ‘из столицы. А у Барруа как раз будет время, чтобы заплатить в Ратуше налог, — он покосился на сына, который разговаривал с дворецким в другом конце гостиной, и убедившись, что тот не мог нас слышать, добавил: — Вы - умная женщина, сударыня. Поверьте — если бы вам повезло родиться в знатной семье, я не мог бы пожелать лучшей невестки.

Наверно, это стоило рассматривать как комплимент. Должно быть, Барруа передал ему содержание нашего с Ноэлем разговора в галерее.

Я надеялась, что хотя бы Даниэль и мадам Томази останутся в этот день в замке, но нет — они тоже собрались в Монтерси. Вернее, они ехали не в сам Монтерси, а всего лишь через него.

Каринн Томази зашла ко мне, чтобы извиниться.

— Простите, ваша светлость, что покидаем вас уже сегодня. Даниэлю давно уже следовало вернуться в университет и приступить к учебе. Я же отправляюсь в Аружан на несколько дней — там живет моя подруга, с которой в юности мы учились в одном пансионе, - она протянула мне корзинку, которую до того держала в руках.

— Я уже говорила вам, ваша светлость, что детская одежда вашего мужа находится здесь, в замке. Я отобрала из нее самое лучшее.

Она приподняла кружевную накидку, что прикрывала корзинку, и я увидела восхитительные кружевные распашонки — такие крошечные и красивые, что, невозможно было не умилиться.

— Благодарю вас, сударыня! — воскликнула я.

— О, не за что! Я подумала, что, может быть, вам будет приятно взять эти вещи с собой в столицу. Я не знала Ноэля в то время, когда он еще лежал в колыбельке —впервые я увидела его, когда ему было пять лет. Это было ровно четверть века назад. Столько времени прошло, но я помню тот день, словно он был только вчера.

У него тоже были именины — он был маленьким, но уже очень рассудительным. Я полагала, что такому малышу еще рано было иметь гувернантку, но его матушка заверила меня, что он уже умеет читать и писать. Герцогиня была очень любящей матерью, и так жаль, что его светлость рано ее лишился. Но, простите, я совсем вас заговорила. А ведь я зашла всего лишь пожелать вам доброго пути до столицы.

Его светлость сказал, что вы останетесь в Велансе до самых родов, и я вполне понимаю его беспокойство за вас — здесь, в Ренуаре, столько всего случилось, что вам, должно быть, неприятно это место. Но я надеюсь, что однажды вы вернетесь, сюда — уже вместе с малышом.

Я невольно растрогалась, и мы обнялись. А несколькими минутами спустя мне нанес визит и Даниэль.

— Прошу вас, ваша светлость, берегите себя! — он произнес это с несколько большим пылом, чем требовалось, и покраснел. — Вы слишком умны, чтобы тешить себя иллюзиями, да вы и не нуждаетесь в моих советах, но всё-таки я скажу —поступайте так, как подскажут вам разум и сердце, и не обращайте внимания на желания и чаяния других людей - и прежде всего, герцога Лефевра. И пообещайте — если вдруг вам когда-нибудь потребуется помощь, вы вспомните обо мне!

После таких слов разве было странно, что я позволила ему поцеловать мою руку?

Я считала его своим другом — едва ли не единственным. И я отчаянно надеялась на то, что тот преступник, которого мы пытались отыскать — это не он.