Жена на полгода

27.

И как я могла об этом не подумать? Это был наш любимый с Габи пирог, и нетрудно было догадаться, что для своего «сладкого вечера» сестра испекла бы именно его.

А ведь я знала немало других рецептов. Ну, почему бы было не выбрать лакричное печенье или ореховое пирожное? Да даже самый простой абрикосовый пирог оказался бы лучшим вариантом.

А мадемуазель Ганьер продолжала меня утешать:

— Для его светлости это всего лишь оказалось слишком неожиданным. Нахлынули печальные воспоминания, и он предпочел уйти к себе, чтобы не портить настроение другим. Но он прекрасно понимает, что вы не могли знать об этом, и я уверена, что к вам у него нет ни малейших претензий. Если хотите, я могу поговорить с ним об этом.

Но я покачала головой. Поговорить с ним об этом я должна была сама. Может быть, даже к лучшему, что всё случилось именно так. У меня появился повод узнать что-то о Габриэлле. А возможно, и не только о ней.

Я спросила у Жака, куда отправился его светлость, и он ответил, что к себе в кабинет. Я немного приободрилась — мне было бы сложнее поговорить с маркизом, находись он, например, в своей спальне.

Я остановилась перед тяжелой дубовой дверью и прислушалась. Из кабинета не доносилось ни звука. Но я и не ожидала, что его светлость станет бить посуду или переворачивать шкафы. Он и так выказал в этот вечер куда больше чувств, чем обычно.

Тихонько постучав и услышав в ответ «Войдите», я распахнула двери и переступила через порог.

Я первый раз оказалась в его кабинете. Здесь было тепло, красиво и уютно – как бы странно по отношению к такому помещению это ни звучало. В камине горел огонь, а на полу лежал такой мягкий ковер, что мои туфельки сразу утонули в его длинном ворсе.

— Что вам угодно, Айрис? — взгляд маркиза был холодным, безучастным.

— Простите, ваша светлость, что невольно заставила вас опечалиться в тот день, который должен был стать праздником, — эту фразу я подготовила заранее, еще идя по коридорам, и теперь произнесла ее на одном дыхании. — Если бы я знала, что мой пирог пробудит в вас неприятные воспоминания, то ни за что не стала бы его печь.

— Всё в порядке, — устало откликнулся он. — Вы не можете отвечать за мои воспоминания, и это мне следует просить у вас прощения за то, что не сумел сдержать своих эмоций и поставил вас в неловкое положение. Но смею вас заверить, что пирог получился отменным, и я думаю, это не преминут отметить все, кто его попробовал.

— Благодарю вас, ваша светлость, — я чуть поклонилась. И хотя маркиз не предложил мне присесть, я посчитала возможным сделать это без приглашения и разместилась на стуле напротив него. — Мне сказали, что пирог по похожему рецепту однажды приготовила одна из ваших покойных жен.

Он нахмурился. Было понятно, что он не расположен продолжать разговор на эту тему, но именно сейчас я не готова была отступить. Я и без того ругала себя, что за эти несколько дней ничуть не продвинулась в своих поисках, и теперь хотела это изменить. А потому, прежде чем маркиз указал бы мне на дверь, торопливо спросила:

— Вы, должно быть, очень любили ее, ваша светлость?

Он посмотрел на меня с недоумением. Казалось, его удивил сам вопрос.

— Любил ли я свою жену? Да, разумеется.

Наверно, это было наглостью с моей стороны, но я не смогла удержаться.

— Вы любили всех своих жен?

А вот этот вопрос, как ни странно, его позабавил. Он усмехнулся, и взгляд его снова стал привычно-снисходительным.

— Какое же вы еще дитя, Айрис! Только в сказках браки заключаются исключительно по любви. А в реальности, моя дорогая, совсем другие правила.

— О! — смутилась я. — Но вы богаты и знатны. Разве вы не могли позволить себе браки по любви?

— Наверно, мог, — по его тонким губам пробежала улыбка. — И иногда даже позволял, НО не всё и не всегда зависит исключительно от наших желаний. Решение о моем первом браке было принято тогда, когда я был еще ребенком. Мой отец и отец моей первой жены договорились о нашем союзе, когда мне было три года, а Абелия еще лежала в колыбели. Мы выросли с мыслью о том, что после совершеннолетия соединим свои судьбы и земли. И хотя мы не испытывали друг к другу нежных чувств, мы вступили в этот брак, когда Абелии исполнилось восемнадцать.

— Значит, ваша супруга тоже вас не любила? — это прозвучало грубовато, но мне хотелось многое понять.

— Послушайте, Айрис, — маркиз вздохнул, — это только в романах люди делятся на хороших и плохих. Да, мы не любили друг друга, но относились друг к другу с теплотой и уважением. Абелия не вызывала у меня пылких чувств, но это не значит, что я не признавал ее несомненные достоинства — честность и прямоту. Она с юных лет мечтала стать монахиней, так что для нее наш брак стал клеткой, в которой ей ‘было крайне тяжело.

— Монахиней? - изумилась я.

— Именно так, — подтвердил маркиз. — Я знал об этом и пытался убедить маркиза Вебера позволить дочери поступить по зову сердца, но он и слышать об этом не хотел. Мы с Абелией честно пытались построить отношения, но это ни к чему не привело.

Он произнес это с горечью, но я пока не готова была поверить в искренность его чувств. Быть может, он убил свою первую жену именно потому, что этот брак стал для него обузой?

— Но что же стало с вашей женой? — спросила я. — Вы никогда не пытались это узнать?

— Не пытался? — возмутился он. — Да я потратил баснословные деньги на то, чтобы ее разыскать! Ее исчезновение не просто поставило пятно на моей репутации, но и привело к тому, что на протяжении трех лет я не мог считаться ни женатым мужчиной, ни вдовцом.

Ну, что же, если это была его ошибка, то в дальнейшем он ее учел, и все его следующие жены уже не исчезали, и их кончина сразу позволяла ему обрести свободу и вступить в новый брак.

— Значит, вы всё-таки искали ее? — задумчиво произнесла я.

— Конечно! — подтвердил он. — Хотя иногда я виню себя за то, что не сразу приступил к активным поискам.

— Вот как? - я сразу ухватилась за его слова. — И почему же так получилось?

После долгой паузы (он словно пытался решить, стоит ли вообще продолжать разговор) он всё-таки ответил:

— Потому что я знал, что Абелия должна была исчезнуть. Более того — я сам ей в этом помогал!

Я охнула, пытаясь осознать то, что он сказал. А он снова рассердился:

— Да нет же, Айрис! Не считайте меня чудовищем! Я всего лишь пытался помочь Абелии стать той, кем она всегда хотела стать. Она рвалась в монастырь, и я не считал возможным чинить ей препятствия. Наш брак не принес радости ни мне, ни ей, и когда она сказала, что намерена удалиться в один из горных монастырей, я с этим смирился. Мы не могли расторгнуть наш брак по обоюдному согласию, не вызвав гнев и противодействие со стороны наших родных. Но если бы она стала монахиней, то наш брак был бы прекращен сам собой. Абелия бы получила то, к чему всегда стремилась, а я смог бы жениться на женщине, которую бы полюбил, и которая бы полюбила меня.

Я видела, что этот рассказ давался ему непросто, и жадно ловила каждое слово.

— Значит, когда Абелия исчезла, вы подумали, что она удалилась в монастырь?

— Да! Она собиралась по горной тропе дойти до Монтерси, а там уже нанять экипаж. Она должна была написать мне из монастыря после принятия пострига. И потому на протяжении нескольких недель после ее исчезновения я особенно не волновался. А потом... Я побывал во всех известных мне монастырях Велансии —Абелии не было нигде. И она так и не написала мне.

— И что же вы подумали? - тихо спросила я.

Он раздраженно бросил:

— Что она обманула меня. Быть может, ее бегство было вызвано вовсе не желанием уйти в монастырь, а желанием связать свою судьбу с другим мужчиной? Они могли уехать за границу или поселиться в большом городе, где их следы затерялись. Но был и другой вариант, за который я предпочел ухватиться — что Абелия выбрала один из тайных монашеских орденов с суровыми правилами, запрещающими всякое общение с миром. Она укрылась за его стенами и предпочла забыть обо всём. Но довольно об этом, Айрис! Мне не следовало рассказывать вам об Абелии, особенно в такой вечер. Давайте вернемся в столовую и отдадим должное тем сладостям, что там еще остались.

Мне не оставалось ничего другого, кроме как последовать в столовую за ним. И я пробовала и пироги, и печенье и громко нахваливала их, но думала при этом совершенно о другом.

И разве удивительно, что ночью мне приснилась женщина в монашеской одежде?

Она ходила по замку бледная и молчаливая как привидение. И я проснулась в холодном поту и уже долго не могла уснуть снова.