Яблоко уверенно покачнулось и поплыло вдоль улиц. Шагать пришлось прилично, а ориентировался я в столице так себе. Куда в итоге попал, что это за район, понятия не имел. Но доктор, как и предполагал Демид, оказался «шишкой». Яблоко остановилось у ворот нарядного двухэтажного особняка.
Я рассудил, что вряд ли меня здесь знают в лицо, и уверенно постучал в дверь. Распахнулась она немедленно.
— Что вам угодно, сударь? — мне поклонился лакей.
— Доктор Алоизий Бон здесь проживает?
— Здесь.
— Мне угодно пройти диспансеризацию.
— Что, простите?
— На приём, говорю.
Я отодвинул лакея с дороги. Вошёл в просторный холл.
— Извольте обождать, — лакей бросился за мной. — Доктор принимает больного. Сюда пожалуйте, — он провёл меня в небольшое помещение с креслами и голландской печью. — Не угодно ли кофию?
Ответить, что обойдусь, я не успел. Дверь кабинета, в котором, как я понял, доктор принимал больного, распахнулась, и выплыла пышная дама. Таких размеров, что обхватить её я не смог бы, даже если бы мне помогали лакей и доктор Алоизий Бон. Который вышел вслед за дамой и оказался сморщенным старичком, ростом едва ли мне по плечо. А Ползунов — плюс-минут моих габаритов, и подраться не дурак. Хм-м…
— Главное, не забывайте принимать капли, моя дорогая, — наставлял Алоизий Бон даму, провожая её к двери. — И вашу меланхолию как рукой снимет.
— Ах, доктор. Чего я только не пробовала. Даже не представляю, что мне может помочь.
Дама картинно-обреченно махнула рукой и увидела меня. Уставилась с интересом.
— Какой милый юноша. — Она поправила пенсне на носу. — Неужели вы тоже больны меланхолией?
— Да кто меня знает, может, и болен. Здоровых людей, как известно, нет, есть недообследованные. Сейчас вот доктор скажет.
— Если у вас тоже меланхолия, мы могли бы вместе излечить нашу печаль.
Дама встопорщила бюст. Выглядело внушительно. Одних только драгоценных камней килограмма три.
— Не уверен, что смогу проникнуть в вашу печаль достаточно глубоко, — оценив размеры дамы, решил я. — Её мощь меня раздавит.
— Да вы просто не пробовали! — меланхолия дамы испарялась буквально на глазах. — Как ваше имя?
— Это врачебная тайна. Её я могу открыть только доктору. — Я повернулся к Алоизию. — Вы готовы меня принять?
— Конечно. Помогать больным — мой святой долг. Всего доброго, ваша светлость! Поправляйтесь.
Доктор сделал знак лакею. Тот потащил даму к двери, а мы прошли в кабинет.
— На что жалуетесь? — доктор скользнул взглядом по перчатке на моей руке. — Откровенно говоря, впервые вижу, чтобы охотник обращался за врачебной помощью.
— Считайте, что и не видели. Я здесь не за помощью. Это ваше? — я показал доктору трость.
— О, благодарю! — обрадовался он. — Где вы её нашли? Неужели я всё-таки позабыл её в Летнем саду во время прогулки? Право, никогда не жаловался на рассеянность… Ох. А это что? — Он с недоумением уставился на набалдашник. — Почему трость стала такой тяжёлой?
Я вздохнул.
— Давно вы её потеряли?
— Около месяца назад.
— При каких обстоятельствах?
— Хм… — Алоизий Бон задумчиво посмотрел на меня. — Ваш лексикон выдаёт в вас образованного человека…
— Доктор. Давайте сосредоточимся на том, как так получилось, что этой вашей тростью минувшей ночью едва не забили насмерть одного моего хорошего друга. Поверьте, это сейчас для вас гораздо важнее моего лексикона и образованности.
— Ну да, верно. Любой другой охотник сказал бы что-то вроде: «Пасть заткни, я тебе вопрос задал». Впрочем, я действительно отвлекаюсь. Как, вы сказали — кого-то убили? Ох, Господи, вот в чём дело, здесь свинец! — это Алоизий раскрыл тайну тяжёлого набалдашника трости.
— Я не сказал «убили». Я сказал «чуть не убили». Как вы её потеряли? Кто был рядом?
Доктор вдруг совершенно неуместно расхохотался.
— Молодой человек, вы когда-нибудь были в Летнем саду в вечернее время?
— Господь миловал, не до садов мне.
— В таком случае я понимаю ваш вопрос. Дело в том, что в Летнем саду собирается несметное число людей.
— И что они там делают?
— Гуляют.
— Это понятно. А зачем?
— Простите… что «зачем»?
— Ну, зачем гуляют. Что там есть?
— Решительно не могу проникнуть в суть вопроса. В каком, простите, смысле — что есть? Там великолепные скульптуры, растительность, фонтаны. Эта непередаваемая атмосфера…
— И всё?
— Всё.
— А мороженое? Хот-доги? Кинотеатр под открытым небом?
Алоизий смотрел на меня в полнейшем недоумении.
— Сотни людей ходят каждый день в парк просто для того чтобы там ходить и смотреть на одни и те же кусты и скульптуры?..
В этот момент я ощутил, что живу как-то… не так. Не то, чтобы неправильно, просто не туда, куда живут большинство местных аристократов. Они живут по кругу, зацикленно, а я — вперёд и вверх. Если и возвращаюсь в то место, где уже был, то либо за чем-то новым, либо отдохнуть. А не просто чтоб было.
— Anyway, — тряхнул я головой. — Вспомните, что происходило в тот день, когда вы потеряли трость.
— Impossible! Ещё и знание иностранных языков… Не отвлекаюсь, не отвлекаюсь, простите! Итак, трость. Да-да, я как сейчас помню, это было возле скульптуры «Юность». Я прислонил трость к постаменту и отвернулся буквально на минуту.
— Зачем?
— Эм… Прошу прощения за интимную подробность, обнаружил грязное пятно на брюках. Вероятно, какой-то негодяй извозчик забрызгал. Я достал платок, как мог, привёл себя в порядок. Хотя настроение, конечно, уже было испорченным. И оно нисколько не улучшилось, когда я, обернувшись, заметил пропажу трости.
Я сел на стул для посетителей и глубоко задумался. Доктор из уважения к процессу пару минут помолчал, а потом вежливо поинтересовался, что же стало предметом моих размышлений.
— Да херня какая-то получается, док, — честно сказал я. — Предположим, вас решили подставить. Окей. Но тогда, получается, нападение на Ползунова планировали ещё месяц назад.
— Ползунова? Неужели напали на Ивана Ивановича, инженера? Изобретателя паровой машины?
— Угу. И если планировали это целый месяц, то почему исполнили так убого, что в итоге даже не исполнили? Если нападаешь на человека на улице, то в план должно быть заложено появление третьих лиц. И уж такой ситуации, в которой ты бежишь, потеряв оружие и не сделав дела, быть вообще не должно. Иначе зачем готовиться целый месяц? Залейся самогоном и иди исполнять прямо сразу. Может, даже лучше получится.
— Не могу, к сожалению, ничем вам помочь…
— Шляпу покажите.
— Прошу прощения?
— Шляпу свою покажите мне!
Доктор недоуменно пожал плечами. Вышел в прихожую, вернулся с шляпой. Это оказался не цилиндр, а «котелок». Не новый, но в приличном состоянии, видно, что активно используется. На подкладке, опять же, вышивка: «Доктор А. Бон».
— А нафига вы всё подписываете? — не выдержал я. — Трусы, носки, шляпы…
— Эм… Но ведь всё это, прошу прощения, отдаётся в стирку, в чистку. Особенно если останавливаться в гостинице. И вот, чтобы не перепутать…
— А. Ну да, разумно. — Не у всех же есть Маруся, право слово. — А трость?
— Трости могут быть очень похожими. Если, к примеру, полтора десятка джентльменов собрались поиграть в преферанс…
— Всё, понял, осознал. Спасибо, что просветили. Всего хорошего, док.
Алоизий Бон проводил меня до самого выхода.
— И как же вы будете его искать? — участливо спросил он.
— А вас-то это почему беспокоит?
— Эм… Я безмерно уважаю гений господина Ползунова. К тому же нападавший в некотором смысле пытался мне навредить, запятнать моё честное имя…
— Враги у вас есть? — с надеждой спросил я.
— Враги? Христос с вами, откуда же у меня могут быть враги? Я совершенно мирный человек.
— Да все мы мирные. Я — так и вообще самый мирный. Но не иметь врагов может только бесхребетный человек, а вы такого впечатления не производите.
— Благодарю вас, но я, право же, не могу припомнить никого, кто мог бы называться моим врагом. Если буквально притягивать за уши, то, конечно, есть коллеги, у которых практика идёт менее успешно, чем у меня, но… В отместку украсть мою трость и попытаться ею убить господина Ползунова?..
Алоизий развёл руками, предлагая мне самому понять, какой это бред. Я понял и только вздохнул.
— Ладно, док. Спасибо уже и на том, что сказали. Как говорите, скульптура называется? «Юность»?
Я добрался до находящегося неподалёку Летнего сада, и там мне наконец повезло. Я увидел какого-то хрена в красивом ярко-зелёном прикиде и в треугольной шляпе. Подошёл к нему, обратился очень вежливо:
— Здравствуйте, дяденька, я потерялся.
— Чего? — обалдел служивый.
— Здравствуйте, говорю. Тут с месяц назад у одного уважаемого человека трость украли, я вот…
— У одного! — перебил меня полицейский и хохотнул. — Да их за месяц уже пять штук ушло.
— Что вы говорите…
— И то — народ в бешенстве. Уже пара очень высокопоставленных господ оказались жертвами. Бдим.
— Понял, отстал.
— А ты охотник, да?
— Балуюсь маленько.
— А вот, болтают, недавно вия в церкви сожгли. Тебя там не было, случайно?
— Был.
— Да иди ты! — вытаращил глаза полицейский. — И самого вия видел?
— Ну, так… Оно ж, понимаешь, на него смотреть-то нельзя, если жить хочешь. Я больше в отражение глядел. Ну, в щит. А там изображение искажается, толком не рассмотришь. А потом уже, когда грохнул его, всё как-то быстро взорвалось, не до гляделок было. Но в целом — да. Можно сказать, видел.
— Так это вы, — сразу перешёл на «вы» полицейский, — Владимир Давыдов?
— С утра был.
— Вот так встреча. Слушайте! А вы, я смотрю, человек-то простой.
— В смысле…
— Да я-то думал, к вам, простите за выражение, на кривой козе не подъедешь. Можете зайти к нам в управу, написать кой-чего?
Я думал, что речь идёт о каком-то официальном деле, и отказывать не стал. Но оказалось, что полицейский просто хочет автограф.
— Слушай, ну ты охренел? — поинтересовался я, держа перо, с которого в чернильницу капали чернила. — Я, вообще-то, делом занят!
— Вы уж простите великодушно, только когда ж такой случай представится. А можете два раза подписать? Или даже три.
— Ты их что, продавать собрался?
— Ну почему сразу продавать, — смешался и отвёл взгляд полицейский. — Не обязательно и продавать…
Покачав головой, я изобразил на трёх листах три размашистых автографа.
— Так что у вас есть на этого похитителя тростей?
— Да по всему похоже, господин Давыдов, что это — Николка Кривоног. Клептоман известный, даже среди воров его не любят, потому как не брезгует и у своих тащить. И вот, в последнее время потеряли его совершенно. Не видно, не слышно. Летний сад шерстим каждый день сверху донизу — нету! А трости пропадают. Он трости-то всегда любил, и не только. Всё старался как господин вырядиться. С головой тю-тю, ясное дело.
— Цилиндр носит, плащ?
— Во-во, он это. А где вы его видели?
Я объяснил про Ползунова.
— У-у-у! — протянул полицейский. — Ну так, это он уже совсем того. Черту перешёл. Но как же этот гад невидимым-то остаётся, что поймать его не можем?
— Да, полагаю, очень просто, — усмехнулся я. — Именно что невидимым и остаётся.
Положив перо на предназначенное ему место, я откланялся и покинул управу. Вернулся в сад. Слово за слово, уже перевалило за середину дня, и народу на аллеях делалось всё больше. Поспрашивав, я на всякий случай нашёл скульптуру «Юность». Постоял, созерцая искусство, и понял, что ценителя из меня не выйдет. Стоит какая-то голая юродивая с бубном и, раскрыв рот, смотрит пустыми глазами в небо, будто вия увидела и померла. Бр-р-р! Нет, ребята, голых девушек предпочтительно лицезреть живыми и подвижными. А не вот это вот всё. Какой кошмар, дети же смотрят!
В душу мне постепенно закрадывалось разочарование. Как тут ловить этого Николку Кривонога? Сад большой, кроме того, он, может, не каждый день промышляет. А после вчерашнего любой нормальный человек заляжет на дно.
Впрочем, если верить полицейскому, Николка не такой уж и нормальный.
И тут я решил немного пошалить. Запас родий у меня был хороший, поднимать ранг пока не горело. И я разблокировал за два десятка родий Знак Невидимость. Тут же прокачал его до второго уровня — ещё десятка.
А потом — применил. Как будто бы ничего не изменилось. Но, подняв к глазам руку, я не увидел ничего.
Вах! И чего раньше себе не прикрутил такой полезняк? Правда, только две минуты держаться будет. На максимальной прокачке — до пяти, но максимальная — это уже у Воеводы.
К тому же открытая Невидимость даёт мне возможность открыть ещё и такой годный Знак, как Призрак. Призрак — это очень круто, поскольку он даёт не только невидимость, но и способность проходить сквозь стены. Но дорогой Знак, полста родий. Так мощно раскошеливаться я пока не готов. Впрочем, подождём, может, понадобится.
Тут возле жутковатой Юности встретились два господина и разговорились. Один держал в руке книгу, которую почти сразу открыл и стал что-то показывать второму. Чтобы было удобнее, трость он прислонил к постаменту и забыл про неё совершенно. Учёный, наверное.
И тут вдруг у меня на глазах трость поднялась в воздух и исчезла.
— Вот сука! — прошептал я в восхищении. — Не, там кукушечка-то явно — того.
Я немедленно скастовал Путеводное Яблочко.
— Николка Кривоног! Он тут, рядом. Веди за ним.
Яблочко не стало задавать тупых вопросов, просто полетело по аллее, а я пошёл следом.
Скоро моя невидимость пропала, я вновь явил себя миру. А по выходе из парка вычухался и амулет Николки. Я увидел в десяти шагах перед собой прихрамывающую фигуру в цилиндре и плаще.
Николка обернулся и посмотрел на меня. Наверное, уже не в первый раз. Я улыбнулся и махнул рукой. Николка не ответил. Изменился в лице и ускорил шаги.
Началась самая идиотская погоня в мире. Николка петлял по улицам. В какой-то момент скинул трость — я её даже не подобрал. Путеводное яблочко вело меня лучше любого навигатора, скрыться у Николки не было ни единого шанса. Наконец, свернув в какую-то тёмную подворотню, он решил дать бой. Как только я зашёл туда же, увидел Николку в лицо. Он держал в высоко поднятой руке амулет.
— Не подходи! Испепелю! — крикнул дрожащим голосом. — Чего тебе от меня надо⁈
Ну прежде всего, конечно, чтобы ты снова Знаком не утёк — так же, как от Александры.
Я кастанул Удар. Аккуратно — так, чтобы не размазать этого идиота в кашу, а только сбить с ног. Николка полетел на землю. Молния, вырвавшаяся из амулета в его руке, бахнула по стае ворон, облепившей чахлое дерево. С дерева посыпались дохлые обугленные вороны, живые сорвались с места с таким гамом, что я не услышал собственную ругань. Одна из дохлых ворон спикировала с дерева клювом вниз, прямо в рожу Николке. Тот истошно заорал, принялся отмахиваться. Решил, видимо, что на него сам Змей Горыныч напал. Н-да, парень, при такой удачливости воровать — пожалуй, самое идиотское занятие из всех, какие можно придумать.
Я в ту же секунду оказался рядом с Николкой. Перевернул его на живот, выкрутил руки — чтобы больше ни до каких амулетов не дотянулся. Содрал с шеи Николки модный, завязанный пышным бантом галстук, стянул руки за спиной. Подумал, не затолкать ли в пасть дохлую ворону, но вопить Николка, кажется, не собирался.
Я обыскал его карманы. Извлёк амулет Перемещения. Пустой. Молнию Николка разрядил при мне. Невидимость — тоже разряженный. Из-за голенища сапога я вытащил нож, на удивление приличный. И всё. Больше ни амулетов, ни оружия.
— Ты кто? — простонал прижатый моим коленом Николка.
— Возмездие. За Ползунова. И попробуй только крякнуть, что не знаешь, кто это.
Я приставил лезвие ножа к горлу Николки. Тот затрясся. Увидел, должно быть, помимо ножа ещё и перчатку.
— Не губи, охотник! Я не хотел его бить! Меня заставили!
— Кто заставил?
— Тот, в слепых очках! Я у него-то и трость-то брать не хотел. Бес попутал.
— То есть, ты с бесами дружбу водишь? А ещё с кем? Колдуны, ведьмы, вурдалаки?
— Да нет же! Выслушайте меня, господин охотник, умоляю!
— Говори. Только врать не вздумай, глотку перережу.