Усиленный Костомолкой клинок задрожал. Тело «Абрамова», пригвожденное к полу, вдруг рванулось вверх. Мне опалило лицо и руки. Защищенный доспехом, боли я не почувствовал, но меня как будто ударило и отшвырнуло в сторону само пламя. Огненный змей, в которого превратился фальшивый Абарамов, скользнул по мечу вверх и сорвался с него. На рукоять как будто вовсе не обратил внимания. Кинулся к застывшей в ужасе Дарье Родионовне и в одно мгновение обвил стул, на котором она сидела.
— Убирайс-с-ся! — прошипел змей, глядя на меня. — Иначе — с-с-смерть!
Пылающая огнём морда покачивалась на уровне лица Дарьи Родионовны.
— Ого, — обронил я. — Тварь, берущая заложника — такое на моей памяти впервые. Сам придумал, или подсказал кто?
— Убирайс-с-ся! Иначе — с-с-смерть!
— Это ты уже говорил, я с первого раза услышал. Только не понял, с чего ты взял, что смерть этой женщины должна меня как-то обеспокоить?
Выражение пылающей огнем морды сменилась на озадаченное.
— Не бес-спокоит?
— Нет.
— Ты ж-же человек! Ты должен бес-спокоиться о своих детёнышах!
— Нет, ну нормально. То есть, я, по-твоему, настолько хреново выгляжу, что этой даме в отцы гожусь?
Тут у змея в мозгу что-то засбоило. Даже пламя разгорелось сильнее, демонстрируя напряженную работу мысли. Видимо, в вопросах человеческого родства твари шарят так себе. Я сейчас, признаться, крайне удивился, что вообще шарят.
— Убирайс-ся! — озвучил итог раздумий змей. Ничего не придумал и решил откатиться к началу. То ли удар мечом так подействовал, то ли в принципе тупой. В конце концов, на то, чтобы заложника захватить, много ума не надо.
— Ну, допустим, уберусь. И что мне за это будет?
— Ах, нет! — встрепенулась на стуле Дарья Родионовна. — Не уходите, умоляю! Мне так страшно! Эта тварь убьёт меня! — она забилась в рыданиях.
Ещё одна интеллектуалка на мою голову, господи-прости! Ну неужели не понятно, что уходить я не собираюсь? Что просто тяну время?
Которого как раз хватило Земляне. Она, воспользовавшись тем, что змей отвлёкся на переговоры, накинула Невидимость и обошла тварь с тыла. Рубанула мечом. Дарье Родионовне крикнула:
— Беги!
Женщина подпрыгнула на стуле. Невидимость Земляна не отменила, и голос раздался из ниоткуда. Вместо того, чтобы бежать, Дарья Родионовна истошно завизжала.
Я бросился к ней. Схватил за руку, сдернул со стула и отшвырнул в сторону двери. Рявкнул:
— Беги!
Вот теперь дошло. Дарья Родионовна пулей вылетела из столовой.
Н-да. Тяжело, всё-таки, жить с таким набором предубеждений. Казалось бы, пришли тебе на помощь в смертельной опасности. Кричат: «Беги!» — ну так и беги! Какая разница, кто кричит и каким местом. Главное, что путь свободен. Так ведь нет же! Разбираются ещё…
Я подскочил к Земляне. Она пыталась срубить змею голову, но получилось так себе, силы были не равны. Мощностей мечу Земляны не хватило, он увяз в теле змея, разрубив шею едва ли до середины. Пока Дарья Родионовна безбожно тупила, змей сорвался с клинка и бросился к печке. Дверца была открыта.
Вопрос: «Какого хрена её открыли, мы же перед тем, как уйти, все печи в доме специально проверили⁈» задавать было некому. Змей скользнул в печь.
Мы с Земляной, не сговариваясь, рванули к окнам. Одновременно выпрыгнули на улицу и Полёт скастовали одновременно. На крышу приземлились в момент, когда полыхающий огнём змей вылетел из печной трубы.
Удар!
Удар!
Мы атаковали вместе. Сила двух объединённых Ударов змея опрокинула, он, разбрасывая искры, покатился по крыше. Прямо под ноги Земляне. Ну не мой сегодня день, блин!
Земляна взлетела. С высоты полёта, опустив меч вертикально, рухнула вниз и навалилась всем телом на рукоять. Умница! Меч пригвоздил змея к крыше.
Земляна кастанула свой любимый Мороз. Пламя погасло, змей застыл. Как мне показалось, больше от изумления, чем под воздействием Знака, до сих пор атаковать его таким странным образом, видимо, никто не пытался. Действия Мороза хватило едва ли на секунду, но я успел. Подскочил к Земляне, рубанул змея по шее — так, чтобы снести башку.
Меч в моей руке аж загудел. Мощная тварь попалась, ничего не скажешь. Но прокачка дала свои плоды: отрубленная башка, подпрыгивая на железном скате, покатилась вниз. Рухнула на задний двор. Коснувшись земли, вспыхнула с новой силой и подпалила развешенное для просушки белье.
Я, матерясь, спрыгнул с крыши на пристройку, оттуда на землю. Пронзил черепушку мечом. Уф-ф, ну наконец-то! Долбануло родиями. Пятнадцать. Норм, жить можно. За прошлого змея столько же получил.
В метре от меня плюхнулось на землю пылающее тело змея. И тут же зашипело, от него повалил дым. Это подскочившая Земляна кастанула Мороз. Заодно потушила и начинающийся пожар — бельё на верёвках. Но бдительные граждане Поречья уже забили тревогу.
— Пожар! — донеслось до нас.
— У градоправителя дом горит! Что ж творится-то, люди добрые⁈
Из двери чёрного хода выскочила Дарья Родионовна. Завопила:
— Пожар!
Я вздохнул. Всё-таки удивительно бестолковая женщина. Не знаю уж, передалось это половым путём от змея, или всегда такая была.
— Да нет никакого пожара, потушили уже. Сейчас дохляк палить будем, но это уже вообще с соблюдением всех правил техники безопасности, не беспокойтесь.
Дарья Родионовна, подумав, замолчала. Но ворота особняка, судя по лязгу, уже распахнули, и на заднем дворе образовались бдительные граждане Поречья с баграми и вёдрами.
— Что такое⁈ Где горит⁈
— Уже нигде. Потушили, — буркнула Земляна.
Она закидывала тушу змея недогоревшим бельём — чтобы не распознали. Вот уж кому сообразительности не занимать. В отличие от Дарьи Родионовны, репутация которой сейчас буквально на волоске висит. Ублажать в постели вместо законного мужа огненного змея — дело такое. И хрен кому докажешь, что не в себе была. Народ в Поречье в большинстве своём тёмный и малограмотный, вдовушке потом проходу не дадут.
— Владимир Всеволодович! — это толпа увидела меня. — И вы здесь?
Всё-таки иногда удобно быть знаменитостью. Внимание толпы мгновенно переключилось на мою нескромную персону.
— А где ж мне быть? Прибежал сразу, как только позвали. Но, к сожалению, позвали слишком поздно. Господин Абрамов трагически погиб при тушении пожара.
В толпе заохали. Я посмотрел на Дарью Родионовну. Та в ответ недоуменно захлопала глазами. Земляна толкнула её в бок и что-то прошипела. Вот теперь дошло. Дарья Родионовна простерла руки к небу и разрыдалась.
— Что случилось? — послышалось из задних рядов. Сквозь толпу протиснулся Дубовицкий. — О, Владимир Всеволодович! Хоть вы объясните, что происходит? То пожар, то не пожар, я ничего понять не могу. Меня разбудили, сказали, что горит дом Абрамова.
— Ну, не совсем дом. Слухи, как всегда, преувеличены. Мусор на заднем дворе загорелся, уже потушили.
— Мусор? — удивился Дубовицкий. — А мне сказали, что горит крыша дома…
— Да мало ли, что вам сказали. Будто вы не знаете, с каким искажением в этом городе передаются сплетни. Идёмте, — я ухватил Дубовицкого за рукав, потащил прочь.
Разочарованная несостоявшимся шоу толпа последовала за нами.
— Так, говорите, Абрамов погиб? — дождавшись, пока люди разойдутся, спросил Дубовицкий.
Сочувственно посмотрел на рыдающую Дарью Родионовну.
— Увы.
— Вы уверены в этом?
— Абсолютно. Своими глазами его видел, мертвее мёртвого.
— Хм-м. Но ведь это означает, что Поречью нужен новый градоначальник?
— Блин. Точно… Знаете, вот об этом я вообще не думал.
— А зря, Владимир Всеволодович! Вопрос наисерьёзнейший.
Мы с Дубовицким отвели безутешную вдову в дом. Земляна не появлялась. Видимо, осталась на заднем дворе — дожидаться, пока вокруг всё угомонится, чтобы без палева спалить тушу.
— Идёмте, — сказал Дубовицкому я.
— Куда?
— Обсудим наисерьёзнейший вопрос. Кого вы видите новым градоначальником?
Я уволок Дубовицкого со двора, мы пошли по улице. По едва заметному отсвету за домом я понял, что Земляна взялась за дело. Дубовицкий, увлечённый беседой, ничего не заметил.
— Право, не берусь и предполагать. Разумеется, все мы, жители Поречья, были бы счастливы, если бы эту роль взяли на себя вы. В городе вас буквально боготворят. Но что-то мне подсказывает…
— Правильно подсказывает. В градоначальники — ни за какие коврижки.
— Именно так я и думал. Кабинетная работа вам не по душе, понимаю. И, откровенно говоря, ума не приложу, кому можно предложить эту должность.
— Да ну. По-моему, всё элементарно. Предложите Салтыкову.
— Салтыкову? Я не ослышался? — Дубовицкий захлопал глазами. — Ростовщика — в градоправители?
— А чему вы так удивляетесь? Салтыков — человек умный, порядочный, обладающий исключительной деловой хваткой. Мне казалось, он не раз демонстрировал эти свои качества.
— Несомненно, но… Салтыков — человек не нашего круга. В обществе могут не понять…
— Ничего, зато в народе быстро поймут. Простым людям на титулы плевать, им важно, чтобы дело делалось. А Абрамов центральную площадь десять лет, как камнем замостить не мог — не говоря уж об улицах. Доски на тротуарах прогнили, сплошные щели кругом. А где-то тротуаров вовсе нет. Вот, ей-богу — если бы Абрамов со своей должности сам не сковырнулся, в скором времени у меня и до него бы руки дошли. Абрамова пора было менять, согласитесь.
— Совершенно согласен. Но всё же…
— Так-то, конечно, можно было бы и Фёдора градоначальником назначить, — продолжил я. — Тоже человек исключительно деловой.
— Простите? Какого Фёдора?
— Ну, трактирщика, у него ещё постоялый двор. «Маша и Медведь», знаете? Фёдор недавно новый корпус построил.
Дубовицкий обалдело хлопал глазами.
— Но Фёдор вряд ли согласится, — продолжил я. — Ему мороки и так хватает. А вот Салтыков — почему бы и не да? Уверен, что город при нём начнёт процветать. А относительно всяких там сословных предрассудков вы не парьтесь. Какая разница, есть у человека дворянское звание или нет, если он своё дело хорошо делает? От того, что у Абрамова титул был, площадь почему-то быстрее не замостилась… Короче. — Я остановился. — Вы сейчас идите домой, всё-таки ночь на дворе. Переспите с этой мыслью, попривыкните к ней. А утром, если хотите, можем вместе Салтыкова навестить. Думаю, что мне он не откажет. И у меня к нему, как к будущему градоправителю, тоже вопросик имеется. Мне здание под Оплот нужно. Пора среди охотничьего братства порядок наводить.
Спровадив Дубовицкого предаваться раздумьям, я вернулся к дому Абрамова.
Туша змея догорела. Земляна уже и кости собрала.
— Вот, — она кивнула на лежащую на земле кучку. — Это твоя доля, свою я забрала.
Я кивнул, высыпал кости в мешок.
— Добрая была охота.
— И мне понравилось. А кто ж теперь градоначальником-то будет?
— Да блин! И ты туда же.
— Чего?
— Я говорю, работаю над этим вопросом. Не заморачивайся.
Всё смешалось в мире охотников, которые, до тех пор, пока некоторые спящие красавцы не восстали, предпочитали сидеть каждый в своём городе и не соваться в чужие угодья под страхом получить в рыло от недовольного собрата. За небольшими исключениями, вроде Гравия, который вечно рвался куда-то в дальние края подальше от людей, все охотники были осёдлыми, в рамках выделенной локации, и о происходящем в других локациях знали лишь по доходящим слухам, часто искажающим правду до неимоверности.
В результате моей бурной деятельности, как минимум, в четырёх городах всё изменилось кардинальным образом, и пошёл дикий процесс переопыления. Поэтому я не сказать, чтобы очень удивился, когда, вернувшись домой после удачной охоты под утро, обнаружил у себя в столовой полоцкого охотника Глеба с питерским микроохотником Неофитом.
— О, здорово, — протянул я руку. — Какими судьбами? Как с тёткой Натальей, помощь нужна? До смерти ещё не закормила?
— Нет, — удивились гости. — Мы тут уже с полчаса сидим, сказала, сейчас подаст. Да мы, в общем-то, из-за стола.
— Это не имеет никакого значения. Пойду узнаю, в чём заминка. Земляна, ты пока развлеки гостей.
— Чего? — обалдела Земляна. — Это как?
— Анекдот расскажи, только не пошлый — Неофит мужчина серьёзный, разврата не терпит.
— Ещё я анекдотов не травила!
— Ну расскажи, как змея прикончили.
Это Земляне показалось более почётным, и она вступила сходу, ещё прежде чем усесться.
— Дивная была охота, братья. Редкая тварь — огненный змей, и в его истинном облике били его мы впервые. Я даже и не думала, что он в виде огненного змея драться может.
— Может, как не мочь! — отозвался Глеб. — Мы их отчего и не любим бить. Они ж в дома к людям приходят. Чуть чего — и всё, сгорела хата. Прибить-то прибьём в любом случае, да только приятнее ж, когда тебя благодарят, а не когда рыдают, что вся жизнь в огне сгинула.
— И как вы их бьёте, чтоб не горело?
— Да есть там одна хитрость, иногда помогает…
Убедившись, что гости надёжно заняты — даже Неофит с удовольствием развесил уши, впитывая охотничью премудрость, я вошёл в кухню и застал там наглухо расстроенную тётку Наталью.
— Что за беда? Помер кто?
— Да господь с вами, барин, все живы-здоровы! — перекрестилась ключница.
— Ну а смысл тогда так печалиться? Пока никто не умер, всё поправимо, верно я говорю?
— Говорите-то, может, и верно, а только приборов найти не могу…
— Эм… Кухонный комбайн пропал, что ли?
— Знать не знаю никаких комбайнов. Столового серебра нету. Вот, ящик пустой совсем. Маруську уж пытала — может, сунула куда. Божится, что в глаза не видела.
— Ясно. Сейчас принесу.
Мысленно матерясь, я прошёл к комнате, в которую определил Николку Кривонога и для порядку сначала стукнул в дверь.
— Эй! А ну, открывай, ошибка Всевышнего!
В ответ хлопнула совсем другая дверь — в комнату Земляны — и послышался топот бегущих ног.
— Нет, ну это уже вообще звездец какой-то! — возмутился я и перенёсся Знаком на двор.
Перенёсся как раз вовремя, чтобы увидеть финал невероятной, эпохальной битвы.
Николка бестолково размахивал руками и ногами, лёжа на спине, и верещал. Тварь прижимала его к земле своим основательным копытом и наставительно вещала:
— У хозяина в доме просто так никто и никуда не убегает! Ты куда это собрался, а? А чего это с тебя вывалилось такое интересное?
Вокруг поверженного Николки валялись серебряные ложки, вилки и ножи. Я подошёл ближе, поднял ложку и с размаху врезал ею по лбу Николке.
— Простите! — немедленно захныкал тот.
Я врезал сильнее. Николка взвыл.
— Ты, сукин сын, меня плохо понял, что ли? Я тебе когда сказал, что с такими как ты — до второго залёта вошкаюсь, а потом убиваю? Когда, помнишь? Недавно! Память хреновая? У Земляны что украл?
— У-у-у кого? — прохныкал Николка.
— Ты из её комнаты выскочил. Что взял? Или тебя раздеть, одежду перетрясти?
— Ничего не взял! У неё и нет ничего, будто и не баба вовсе. Уй-й-й!
Это я опять долбанул ему ложкой.
— Земляна не баба, а женщина. Баба — это ты. Вот у меня как раз в столовой сейчас человечек сидит, который помогает таким, у которых гендерная самоидентификация с половыми признаками не совпадает. Пойдёшь лечиться? Мужика-то в бабу перековать, чай, попроще, чем наоборот. Топора хватит.
Сообразительная Тварь убрала копыто. Я рывком поднял Николку и поставил на ноги.
— Не хочу! — заорал Николка. — Я не баба, мне и так хорошо!
Я двинул ему в живот. А когда вор согнулся пополам, хрипя и булькая, наклонился к нему.
— Тебе приличное жильё дали. Тебя кормят, как короля. Мало⁈
— О-у…
— Не слышу ответа!
— Вору… свобода завсегда милее!
— Так ты, сука, идейный? Типа, «всё взять и поделить», «землю рабочим, фабрики — крестьянам»?
— Не… Просто красть люблю.
— Вот ведь говно какое… Эй, Данила!
Данила, который уже с полминуты тёрся неподалёку, делая вид, что не прислушивается и не присматривается, подошёл.
— Чего такое случилось, барин?
— Вот этого обсоса обратно в подвал. Связать. И Наталье скажи, чтоб кормить — гречкой и перловкой. Хлеб с водой ещё можно.
— Это мы запросто. — Данила, как опытный ОМОНовец, заломил Николке руку за спину, схватил за ворот и потащил к дому.
Я присел и начал собирать столовые приборы.
— Сам не хочешь — мне бы сказал, — с какой-то непонятной обидой сказала Тварь.
Я посмотрел на неё снизу вверх.
— Пардон?
— Кто пердун? Сам пердун! Ишь, обзывается ещё. Я помощь предлагаю, а благодарности — никакой!
— Что за помощь, я тебя не понял?
— Убить же обещал этого. — Лошадь мотнула мордой в направлении уведённого Николки. — Так я ж — завсегда! Перловку на него ещё переводить.
— Тебе-то что до той перловки? Тебя таким не кормят.
— Да я бы лучше сама её жрала, чем такое ничтожество кормить.
— Хм. Ну, окей, скажу тётке Наталье, чтоб побольше наварила.
— Эй-эй, ты мне это брось! — заволновалась Тварь. — Ишь — шутить он взялся!
— Да какие уж тут шутки, ну ты чего. Если душа просит — обеспечим, не проблема.
— Я сбегу!
— У меня в доме просто так никто и никуда не сбегает.
Задрав морду, кобыла издала длинное горестное ржание. Я улыбнулся.