Железный человек

Глава 7

Следующая моя телепортация была в Оплот. Здесь охотников не было, даже Прохор отсутствовал. Все ещё, видимо, отмечали победу над вием. Один Гераська сидел на хозяйстве. Мы поздоровались.

— Гравий не появлялся? — спросил я.

— Не. Я знаю, что ты его ждёшь. Как появится, сразу скажу, не беспокойся.

Я кивнул и пошёл к Сергию. Мастер, как обычно, сидел за работой, только рядом на столе примостилась кружка с чаем. Раньше он себе такого не позволял.

— Ну, чего тебе ещё? — посмотрел на меня Сергий.

— Всегда, — сказал я и положил перед ним чертёж.

— Это что за диво? — заинтересовался мастер, склонившись над бумагой.

— Насколько понимаю, элемент питания для…

— Нет. Молчи! Не хочу знать, на какую ещё пошлость пойдёт моё искусство. Счастье — в неведении.

— Но ведь сделаешь?

— Сделаю. Через три дня приходи.

— Спасибо тебе душевное, мастер Сергий!

— Спасибо скажешь, когда готово будет.

Вернувшись домой, я вышел на балкон. Крикнул:

— Данила! Найди Тихоныча, попроси, чтобы ко мне поднялся.

Через пять минут Тихоныч нарисовался у меня в башне.

— Слушаю, ваше сиятельство?

— Тут внезапно такое дело. У меня какая-то деревня есть…

— Некоторое количество имеется, — согласился Тихоныч.

— Блин, вот названия не спросил. Может, знаешь, там ещё овраг нехороший неподалёку?

— А. Так это, верно, Вареники!

— Ну, Вареники так Вареники. В этой деревне женщина живёт, зовут Карелия Георгиевна. Пожилая, малообеспеченная, надо ей помочь. Подгони денег и узнай в целом, как чего. Может, хату подлатать надо, дров на зиму привезти. Колодец выкопать… Уважь, в общем, мне эта женщина помогла сильно.

— Сделаем. Каков бюджет?

— Рыночная цена двух хороших коров.

— Всё будет устроено, можете выбросить из головы.

— Спасибо, Тихоныч. Как оно вообще? Справляешься с растущими доходами?

— Дак, барин! Справляться надобно, когда доходы у тебя, что кафтан у Тришки. Одну дыру залатал, а оно в другом месте лопнуло. А когда доходы как у вас, тут одна забота — мешок подставлять, в который деньги сыплются, да не забыть ничего на радостях. Я вот ещё летом во флигеле ремонт затеял. Докладывал вам, да вы позабыли, должно быть. Крышу там перестелили, полы. Трубы печные сложили заново. Вы бы заглянули хоть разок, поглядели, как оно дивно стало.

— Загляну, Тихоныч. Могу хоть прямо сейчас. Идём?

— Идёмте! — обрадовался Тихоныч. — А товарища-то вашего, который вас дожидается. Не будить, что ли? Пускай спит?

— Какого товарища?

— Дак, с час назад во дворе появился. В том месте, которое вы огородить изволили. Где, говорит, Владимир? Данила, он там рядом был, доложил, что нету вас. Предложил в дом пройти, в гостиную. Наталья побежала кофий готовить. Сварила, заходит с подносом — а товарищ ваш на диван завалился и храпит так, что стены трясутся. Вы неужто не слышите?

Я прислушался. И понял, что к привычным домашним звукам действительно примешивается посторонний.

— Егор, что ли, пожаловал?

— Никак нет. Егора-то я хорошо знаю. Другой парень, помоложе.

— Окей. Тогда сперва у него узнаю, что хотел, а флигель потом.

Я сбежал вниз по лестнице.

На первом этаже звуки богатырского храпа усилились. Войдя в гостиную, я обрадовался.

— Гравий!

— Здрав будь, Владимир.

Гравий открыл глаза мгновенно, будто не спал. Скинул ноги в измазанных болотной грязью сапогах с резного подлокотника дивана и сел.

Высохшая грязь осыпалась с сапог на ковёр. С плаща Гравия — на диван.

— Ой, — смутился Гравий. — Извиняй, не хотел. Дай метёлку, приберу?

— Ещё не хватало! — возмутилась образовавшаяся в дверях тётка Наталья. — Нешто здесь подметать больше некому? Кофию желаете, господин хороший? Али сразу обед подать?

— Подавай сразу обед, — решил я.

Гравия не спрашивал. Охотники, по моим наблюдения, пребывали в двух состояниях: голоден и адски голоден. Было, конечно, третье: «налопался, встать не могу», но такое случалось не часто. Как правило, в моей столовой у меня на глазах. А Гравий здесь не появлялся уже давно.

Тётка Наталья подала обед.

— На вия я не поспел, — с сожалением сказал Гравий, орудуя ложкой. — Задержался. Больно уж тварь попалась хитрая. Два дня за ней гонялся, а на третий подумал — саму выловил, так неужто гнездо не найду?

— И сколько ещё дней гнездо искал?

— Три. Потом плюнул. Да и захолодало сильно. Сибирь, чай, это тебе не здесь.

Гравий отодвинул от себя опустошенную тарелку. Потянулся за медальонами из телятины.

— Понял, — кивнул я. — Собственно, насчёт Сибири и хотел с тобой поговорить. Ты ведь те края хорошо знаешь?

— Хорошо знать нашу губернию можно. Да, может, пару соседних. А Сибирь — огромная. До того велика, что…

— Много дней будешь идти и ни одного человека не встретишь, — кивнул я. — Помню, ты говорил. Но, тем не менее. Какая-то цивилизация ведь имеется?

— Чего?

— Ну, люди живут? Поселения есть, не совсем они там дикие?

Гравий фыркнул.

— Скажешь тоже. Это вы тут — дикие. А в Сибири, чтоб ты знал, люди жили, когда на месте нашего Смоленска болото было.

— Это откуда такая информация?

— Дионисий говорил.

— Какой ещё Дионисий?

— Старец. В пещере жил.

— А. Ну если в пещере жил — охренительно компетентен по части цивилизованности, ясное дело.

— Вот и я говорю, — Гравий серьёзно кивнул. — Это мы тут — дикие. А в Дионисовой пещере люди жили за тыщу лет до того, как звёзды падать начали.

— Погоди. — В голове у меня щелкнуло. — В Денисовой пещере? Это Алтайский край, что ли? Колыбель человечества, и всё такое прочее?

— Красиво сказал! — одобрил Гравий. — Колыбель человечества… Ишь!

— Ладно, понял тебя. И как там этот Денис? Что интересного рассказывает?

— Да ничего уже не рассказывает. В прошлую зиму помер.

— Жаль. Зря он это, не вовремя… А когда жив был, что рассказывал? Он ведь, если я правильно понимаю, в той пещере немало времени провёл?

— Молился он там. Говорил, что в миру грешил много, по бабам особенно. А как старый стал и по бабам уже не смог, так решил молиться.

— Мудро. Не отвлекает ничего, опять же… Но всё-таки, наверное, молился не постоянно? По сторонам посматривать тоже было время?

— А как же. Рассказывал разное.

— Например?

— Про тварей необыкновенных. Про железного человека.

— Железного человека — про какую часть? — уточнил я. — Первая и вторая норм, третья отстой, как по мне. Зря они режиссера поменяли.

— Дионисий говорил, что железный человек по тайге ходит, — объяснил Гравий. — Землю роет — то здесь, то там. После ямы остаются здоровущие.

— О как.

В памяти щелкнуло ещё раз — я вспомнил доклад головы из банки. Про собиральщика, задача которого — собирать. Вынимать из контейнеров с «янтарем» одну часть за другой и составлять из них трансформеров, предназначенных для уничтожения людей. Робот собирает робота, в фантастических фильмах обычное дело, сто раз такое видел.

То есть, когда-то давным-давно контейнеры с составными частями роботов-уничтожителей были отправлены «хозяевами» сюда, на землю. Но на этапе приземления что-то пошло не так. То ли атмосфера не обрадовалась залётным гостям, то ли системы ПВО отработали, как положено — сейчас уже спросить некого. Суть та, что составные части роботов-уничтожителей разлетелись по всей планете. И если твари тут вполне себе прижились и жируют, но это барахло так и лежит глубоко в земле с тех пор, как упало.

А где-то на Алтае, в районе Денисовой пещеры, бродит безработный собиральщик. Время от времени на что-то натыкается, копает и даже выкапывает, но что с этим делать дальше, понятия не имеет. Из двух голов, семи ног и одного ребра приличного робота-уничтожителя не соберёшь. А чтобы сообразить, где и как искать части, которые нужны, требуется не тупая прошивка, а гибкий человеческий мозг. То есть, именно тот фрагмент моего организма, которым более всего горжусь.

Я хлопнул Гравия по плечу.

— Порадовал, спасибо! А сам ты этого железного человека видел?

— Не, — Гравий невозмутимо оторвал зубами половину очередного медальона и принялся жевать. — Сам не видел, только на ямы натыкался. Хотя я его и не искал. На кой-мне сдался железный человек? Я чай, костей в нём нету. Кабы он тварью был, так на людей бы охотился. А Дионисий говорил, что люди ему без надобности. Он нас будто бы вовсе не замечает. Ежели ему не мешать, конечно. А то был, говорят, один дурной, полез. Так железный человек его хвать поперек тулова, да раздавил в лепёшку.

— Починили?

— Смеёшься? Чего там чинить? Мокрое место осталось.

— Ясно. Ну, с другой стороны, сам виноват. Я тоже не люблю, когда под руку лезут.

Гравий солидарно кивнул. Отставил пустую тарелку и придвинул к себе блюдо с гречишными оладьями.

— Но всё же отыскать этого железного человека не помешало бы, — продолжил я. — Как насытишься, проводишь меня?

— Провожу, почему нет. — Гравий от души приложился к кружке с вишнёвым компотом. — Ух, и хороша у тебя кухарка, Владимир! Замужем она?

— За Егором очередь занимай, он на тётку Наталью давно глаз положил.

Гравий огорченно покачал головой:

— С Егором-то мне не тягаться… Славный охотник.

— Ничего, зато ты моложе и еды поглощаешь больше. Шансы есть.

— Думаешь?

— Уверен. Только не вздумайте тётку Наталью из усадьбы уводить! Вот этого уж точно никому не прощу. Ты наелся? Или попросить, чтобы ещё принесли?

— Наелся. Теперь подняться бы…

Гравий откинулся на спинку стула. Стул угрожающе заскрипел.

— Ну, хочешь, передохни. Мне не к спеху.

— Да не. Уж собрались, так пойдём.

Гравий встал, взял с соседнего стула плащ и ножны с мечом. Посмотрел на меня.

— Готов?

— Ну да.

Пока он насыщался, я успел сходить наверх за оружием.

— Тогда давай за мной.

Гравий изобразил Знак на ворсе ковра и исчез. Я встал на Знак. Через мгновение оказался в лесу. В следующее мгновение понял, что вокруг темно и идёт снег.

— Гравий!

— Чего?

— Это нормально, вообще?

Я запалил светляка. Огляделся. Ветер, будто только того и ждал, усилился. В лицо мне швырнуло снежный заряд.

— Да всяко бывает, — безмятежно отозвался Гравий. — Бывает, что у нас день, и тут тоже день. А бывает, что у нас ещё день, а тут ночь. Или наоборот — тут светло, а у нас ещё ночь. Не угадаешь. Сложное колдовство.

Я, сообразив, выругался.

Ну да. Сибирь же. Другой часовой пояс. Если в Смоленской губернии сейчас часов пять вечера, то тут запросто — все десять. А темнеет в октябре уже в шесть.

— Идём? — спросил Гравий.

Я помотал головой:

— Нет уж, на хрен. Что я точно в гробу видал, так это ночью в метель по сугробам лазить. Один раз, двадцать лет назад, выжил — и хорош судьбу испытывать. Давай-ка обратно ко мне. Выспимся, встанем затемно, тут уже светло будет. И на свежую голову вот это всё. Заодно я оденусь нормально. Ты ж не предупредил про метель.

Гравий пожал плечами:

— Так я тебя спросил: готов? Ты говоришь, готов. Ну так, стало быть, и вот. Чего тут ещё-то?

Действительно.

Не, ну с точки зрения бродяги охотника, у которого на все случаи жизни единственный костюм, как-то ещё готовиться к превратностям судьбы и впрямь лишнее. Но у меня, слава богу, зимней одежды полно. Могу себе позволить гонять по сибирским лесам без риска огрести воспаление легких. И Гравия, кстати, тоже не мешало бы приодеть. Надо порыться в гардеробе, глядишь, найдётся что-то и на его могучие плечи.

— Короче. Сейчас — домой, — решил я. — Завтра вернёмся. Не возражаешь?

— Да как скажешь. А с чего ты взял, что если мы у себя затемно встанем, здесь светло будет?

— А вот это, друг мой Гравий, сложное колдовство. Тут с самого начала начинать надо. С того, что мир стоит не на трёх слонах, стоящих на огромной черепахе.

Однако утром — ещё затемно! — в наши планы вкралась длань судьбы. Выразилась эта длань в питерском охотнике Амвросии, который перенёсся непосредственно в мою будку телепортаций, принялся колотить в дверь и орать.

— Господи, да что ж ты буйный-то такой! — Я открыл дверь. — Толкнуть не пробовал?

— Думал, заперто…

— А чего думать, когда проверить можно?

— Да чего ж я впотьмах, в чужом доме, аки тать какой буду?

— Ну конечно. Лучше тарарам устроить и весь дом перебудить.

Нужно заметить, что последняя реинкарнация моей будки уже являла собой некое капитальное явление. Плотник, поняв, что в средствах его не ограничивают, и что от меня советов по дизайну не дождёшься, взял на себя смелость и доски использовать другие, и лачком всё покрыть. А самое главное, двери уже не просто болтались на петлях, а плотненько закрывались. Ну и само строение уже ни разу не напоминало уличный сортир. Скорее — некую глубокомысленную беседку. Я даже подумывал приколотить снаружи табличку с какой-нибудь фразой на древнегреческом.

— Извиняй, Владимир, — понурился Амвросий. — Дело уж больно срочное.

— Чего там? Пиво в кабаках закончилось? Вий воскрес?

— Инженера убили.

Моя рука буквально сама схватила Амвросия за ворот рубахи.

— Ползунова⁈

— Их! Меня этот, второй нашёл, умолял Владимира Давыдова разыскать… А чего умолять-то? Я и сам… Нешто не понимаю…

От Амвросия капитально разило кислым пивом, на ногах он стоял нетвёрдо, но ум вроде как имел ясный.

— Поехали. — Я втолкнул Амвросия обратно в будку.

Миг спустя мы очутились в комнате в особняке Ползунова. Тут же услышали вой и плач. Плакала и выла немногочисленная прислуга — лакей и кухарка. Некроинженер обнаружился в гостиной, где носился кругами и рвал на себе волосы. Увидев нас, аж лицом просветлел.

— Ну слава Богу! Едемте скорее.

— Куда? Чего случилось, ты хоть объясни толком?

Но Юлиан Юсупович пожелал приступить к объяснениям, только когда мы сели в повозку, и извозчик дал по газам.

— Иван Иванович в больнице, в тяжелом состоянии. Нынче ночью он поздно из мастерской домой возвращался, и вот — видимо, напали. Голову сломали сильно.

— Ты ж говорил — убили, — посмотрел я на Амвросия.

— Так этот сам орал на весь кабак — убили! — возмутился Амвросий.

— Плохо себя контролировал, — опустил взгляд некроинженер. — Согласитесь всё же, что когда такого великого человека бьют по голове, это в любом случае равносильно убийству.

— Самоубийству, — поправил я ледяным тоном. — Кто-то в Петербурге решил покончить с собой таким вот изощрённым способом… Ну, ничего. Мы эту тварь найдём и устроим ему эвтаназию по лучшим европейским традициям. Менты никого пока не нашли?

— Мен-ты? — озадачился Юлиан Юсупович.

— Ну, полиция, городская стража, господи, что тут у вас…

— Нет-нет, никого. Злоумышленник скрылся с места преступления. Его спугнула госпожа Урюпина.

— Э-э-э. А она здесь?

— Да вроде бы никуда не уезжала.

— А с ней-то самой всё в порядке?

— В полном, не извольте волноваться! Пребывает у постели больного.