Внизу, в котловане, первая линия ДОТов уже обретала свои уродливые, приземистые формы. Деревянная опалубка, похожая на гигантские гробы, была почти доверху заполнена смесью камней и моего «алхимического цемента». Урок графа Райхенбаха был усвоен намертво. Никто больше не говорил о чести. Все думали только о том, как дожить до вечерней пайки и не попасть под горячую руку орка-десятника.
Это было эффективно до тошноты. Но пока я смотрел, как растут стены моей будущей крепости, мой мозг уже работал над другой, куда более важной задачей. Я снова и снова прокручивал в голове картину боя. Да, мы победили. Но какой ценой? И благодаря чему? Благодаря хитрости, внезапности и элементу чудовищного везения. Мы заманили их в ловушку и расстреляли. Но что будет, когда они придут снова? А они придут, в этом я не сомневался. Придут, учтя свои ошибки. Придут на открытое пространство, где моя тактика с обрушением скал будет бесполезна. Уверен, тёмные найдут в своём арсенале что-то, что сможет расширить проход, давая возможность ударить широким фронтом.
И тогда вся надежда будет только на артиллерию. Но я, как никто другой, знал их главный недостаток. Мортиры, это оружие не шибко прицельной бомбардировки. Грубый, неточный молот, предназначенный для того, чтобы крушить стены или перепахивать большие скопления войск. Стрелять из них по точечным, движущимся целям, всё равно что пытаться забить гвоздь кувалдой. Я давно признался сам себе, мы чудом попали в тех хитиновых тварей. Чудом! Положились на удачу, а на войне полагаться на удачу, это самый верный способ оказаться в братской могиле.
Пулемёт, это, конечно, хорошо…
Мысли текли быстро, обгоняя друг друга. Нарезной ствол. Вот ответ. Простая, гениальная идея, которая на Земле изменила ход войн. Канавки внутри ствола, которые закручивают снаряд, придавая ему гироскопическую стабильность. Это увеличивает и дальность, и, что самое главное, точность.
Но одно дело идея, и совсем другое её воплощение. В условиях, где самая сложная машина — это кузнечный мех.
— Брунгильда! — крикнул я, и мой голос, усиленный ветром, пронёсся над долиной.
Моя жена-гномка, которая в этот момент с яростным видом отчитывала бригаду орков за неправильно уложенный камень в опалубке, обернулась. Её лицо было перепачкано цементной пылью, светлые косы выбились из-под кожаной повязки. Она махнула мне рукой, мол, «вижу, иду», и, пнув для острастки ближайший валун, начала карабкаться ко мне на уступ.
Она подошла, тяжело дыша, и с неодобрением посмотрела на мои чертежи, разложенные на камне.
— Опять свои каракули рисуешь? — проворчала она. — Мало тебе грязи внизу, решил ещё и на бумаге её развести?
— Это не грязь, Бруна. — ответил я, сворачивая план форта. — У меня для тебя новая работа. Более важная, чем лепка куличиков.
Она фыркнула, скрестив на груди свои мускулистые руки.
— Важнее, чем стены, которые должны защитить наши задницы? Что может быть важнее? Новая модель тачки для навоза?
— Новая модель пушки, — сказал я, и её глаза, до этого насмешливые, на мгновение стали серьёзными.
Я взял чистый лист пергамента и кусок угля.
— Наши мортиры — начал я, рисуя схематичное изображение ствола. — Они хороши, чтобы ломать кости, но бесполезны, если нужно попасть в глаз. Нам нужно оружие, которое будет бить минимум на пару километров и попадать в бочку с такого расстояния.
Она посмотрела на меня, как на сумасшедшего.
— В бочку? С двух километров? Ты выпил лишнего, Михаил? Даже гномий арбалет лучшего мастера не даст такой точности и на пятьсот шагов. Это невозможно, законы полёта…
— Законы можно обойти, если знать, как, — перебил я её. — Смотри.
И я начал рисовать. Я нарисовал поперечное сечение ствола и внутри него спиральные линии.
— Нарезы, — сказал я. — Они заставляют снаряд вращаться вокруг своей оси, как волчок.
— И что это даёт? — она склонилась над чертежом, её профессиональное любопытство пересилило скепсис.
— Стабильность, снаряд не будет кувыркаться в полёте. Он будет лететь полностью предсказуемо, плюс это увеличит дальность. И, что самое главное, точность, причём многократно.
Она долго молчала, водя своим коротким, чумазым пальцем по моему чертежу. Я видел, как в её голове, в этом гениальном гномьем мозгу, идёт сложнейший процесс. Она прикидывала, просчитывала, искала слабые места.
— Это… интересно, — наконец выдавила она. — Нагрузка на ствол будет чудовищной. Качество стали… та дрянь, из которой мы льём мортиры, не выдержит. Её просто разорвёт после десятка выстрелов, нужен хороший сплав с добавками… у нас есть немного в Кхарн-Думе, в старых запасах.
Она говорила уже не со мной. Она говорила сама с собой, её глаза горели инженерным азартом.
— И снаряд… он должен быть не круглым, как сейчас. Чёрт, это же целая новая технология литья! И… Как обеспечить герметичность, чтобы пороховые газы не прорывались мимо снаряда? Нужен затвор новой конструкции!
Она вскочила и начала мерить шагами наш небольшой уступ, жестикулируя и бормоча себе под нос на смеси всеобщего и кхазалида. Я смотрел на неё и улыбался. Зверь проснулся, я дал ей задачу, достойную таланта мелкой гномки.
— Вот именно, — сказал я, когда она немного успокоилась. — Поэтому я отзываю тебя со стройки. Ты мне здесь больше не нужна, с бетоном и орками справятся и без тебя. Ты забираешь своих лучших мастеров, Двалина и Оина, и возвращаешься в Кхарн-Дум в вашу подземную кузницу, это теперь твой главный проект.
Она остановилась и посмотрела на меня. В её глазах больше не было ни насмешки, ни скепсиса. Только азарт и предвкушение сложной, почти невыполнимой работы.
— Но это ещё не всё, — добавил я.
Я взял другой лист пергамента.
— Одной точности мало. Мне нужны новые типы снарядов. Новые «игрушки» для этих пушек.
Я быстро набросал схему.
— Первое. Фугасный снаряд. Тонкостенная болванка, заполненная не порохом, а чем-то более мощным. Бризантным взрывчатым веществом. Тем, что мы пытались получить в лаборатории. Оно не просто горит, оно детонирует, создавая ударную волну. Такой снаряд, попав в стену, не просто пробьёт дыру. Он её разнесёт на куски.
— Второе, — я нарисовал другую схему, — и это самое интересное. Шрапнель.
Я нарисовал стакан, заполненный маленькими шариками.
— Представь себе снаряд, который взрывается не при попадании в цель, а в воздухе, над головой у противника. За мгновение до взрыва небольшой вышибной заряд выталкивает из корпуса сотни свинцовых пуль. И они, сохраняя скорость снаряда, летят дальше, накрывая смертоносным дождём огромную площадь. Против пехоты на открытой местности… это будет мясорубка.
Брунгильда смотрела на мой чертёж, и её лицо, до этого воодушевлённое, стало мрачным. Она, как никто другой, понимала, о чём я говорю. Она видела не схему, а результат. Сотни тел, разорванных в клочья, поля, усеянные трупами.
— Это… это чудовищно, Михаил, даже для тебя — тихо сказала она.
— Война, это и есть работа мясника, Бруна, — жёстко ответил я. — Просто кто-то работает ножом, а кто-то — топором. Я предпочитаю топор побольше. Эльфы не будут играть с нами в благородство. Они придут, чтобы вырезать нас всех, от младенцев до стариков. И я должен дать нашим солдатам инструмент, который позволит им убивать врага эффективно, массово и с безопасного расстояния. Потому что чем больше мы убьём их там, — я махнул рукой в сторону завала, — тем меньше наших парней погибнет здесь.
— Но как… — наконец спросила она, — … как заставить его взорваться в воздухе? В нужный момент? Нужен какой-то… механизм.
— Дистанционная трубка, — кивнул я. — Или, проще говоря, взрыватель с замедлителем. Самый простой вариант, пороховая дорожка, которая горит определённое время. Мы можем рассчитать время полёта снаряда до цели и поджечь фитиль в момент выстрела. Примитивно, неточно, но для начала сойдёт. А потом… потом мы подумаем о чём-то более совершенном. Может, какие-то ваши руны, реагирующие на время или давление…
— Руны времени… — пробормотала она, и её глаза снова загорелись. — Это сложнейшее искусство, почти забытое. Но в старых библиотеках Кхарн-Дума… возможно, что-то осталось. С учётом того, что тёмные блокировали чары, созданные за последние триста лет, это может сработать. Чёрт, какая задача!
Она снова была в своей стихии. Сложность, вызов, почти невозможность, вот что заводило её больше всего.
— Хорошо, — сказала она решительно, и её голос снова стал твёрдым. — Я берусь за это, но мне нужны все ресурсы. Лучший металл, лучшие кузнецы, полный доступ к лаборатории и библиотеке. И чтобы никто не лез ко мне со своими дурацкими приказами.
— Ты получишь всё, что нужно, — пообещал я. — Кхарн-Дум весь твой с потрохами. А я буду ждать свои новые игрушки. И горе эльфам, когда мы их получим.
Брунгильда кивнула, развернулась и, не прощаясь, начала спускаться с уступа. Я смотрел ей вслед, гномка шла быстро, уверенно, как разумный, который точно знает, что ему делать. Шла создавать оружие массового поражения, которое изменит этот мир навсегда. И я, её муж и командир, отправил её туда сам.
Брунгильда уехала на рассвете, забрав с собой лучших гномьих мастеров и мои чертежи, пахнущие углём и безумными идеями. Я смотрел, как её небольшой, хорошо охраняемый отряд скрывается в утреннем тумане за перевалом. Она увозила с собой обещание новой, куда более страшной войны для этого мира.
Прошла неделя, потом другая. Долина изменилась до неузнаваемости. Там, где раньше были хаотичные груды камней и грязи, теперь проступали чёткие контуры будущей крепости. Бетонные стены ДОТов, залитые в опалубку, застыли, превратившись в серые, монолитные глыбы, которые, казалось, вросли в землю. Между ними, как шрамы, вились траншеи и ходы сообщения. Высоко на склонах, в прорубленных нишах, уже монтировали деревянные платформы для будущих артиллерийских позиций. Работа не останавливалась ни на минуту, ни днём, ни ночью. При свете дня грохот и пыль. Ночью сотни факелов, выхватывающих из темноты движущиеся тени, и всё тот же неумолчный гул, похожий на дыхание гигантского, уставшего зверя. Караваны из тыла шли один за другим, давая понимать всем участникам процесса, что герцог ценит каждый наш вздох.
Моя диктатура работала, я сам стал её частью. День начинался ещё до рассвета и заканчивался далеко за полночь. Я почти не спал, ел на ходу той же дрянной кашей, что и солдаты, и мой рабочий костюм, превратился в такую же грязную, пропотевшую тряпку, как и у последнего землекопа. Я был везде: проверял качество бетонной смеси, спускался в шахты, которые ратлинги Квика уже начали прогрызать в теле горы, проверяя крепления и вентиляцию. Спорил до хрипоты с гномьими бригадирами из-за угла наклона амбразуры. Лично показывал новобранцам, как правильно держать кирку, чтобы не отбить себе руки и не раздробить ноги.
Тот самый молодой граф Райхенбах, кстати, выжил. После двух дней в лазарете, где старик Ганс, больше ругаясь, чем занимаясь лечением, кое-как залатал его спину, он вернулся в строй. Ему, как я и приказал, дали тачку. И он, молча, стиснув зубы до скрипа, начал таскать камни. Его спесь испарилась, сменившись чем-то другим. Глухой, затаившейся ненавистью, которая плескалась в его глазах каждый раз, когда он смотрел в мою сторону. Он просто ждал, как и его папаша в Малом совете. И я знал, что таких, как он, теперь много, целая армия призраков в дорогих одеждах, жаждущих моей смерти, невидимая, но от этого не менее опасная.
Новость пришла в тот день, когда мы начали заливать бетоном второй ярус казематов. Я стоял на лесах, проверяя прочность опалубки, когда сержант Эрик, мой верный адъютант, крикнул снизу:
— Командир! К вам посетитель!
Я спрыгнул на землю, вытирая руки о штаны.
— Кто ещё? Если опять делегация из столицы с жалобами на условия труда, отправь их к Урсуле. Она им быстро объяснит политику партии.
— Нет, магистр, — Эрик покачал головой, и на его чумазом лице появилась редкая, почти мальчишеская улыбка. — Это… хороший посетитель.
И в этот момент я её увидел.
Она появилась из-за поворота, ведущего к перевалу, и на фоне всей этой грязи, копоти и уродства, она была как видение из другого, давно забытого мира. Лира Лунный Клинок. Моя лисица-шпионка, моя головная боль и моё самое большое искушение.
Она была одета в лёгкий дорожный плащ, под которым был лёгкое, шёлковое платье тёмно-синего цвета, подчёркивающее каждый изгиб её невероятной фигуры. Длинные волосы были собраны в сложную причёску, а в них поблёскивали серебряные заколки в виде полумесяцев. Она шла легко, бесшумно, как и положено кицуне, и её туфельки, казалось, не касались грязной, утоптанной земли. За её спиной покачивались пушистые хвосты, а на лице играла лёгкая, чуть лукавая улыбка.
Работа вокруг нас замерла. Солдаты, орки, гномы, все, как по команде, остановились и уставились на неё. Их грязные, обветренные лица выражали одно и то же: чистое, беспримесное восхищение. В наш мужской, уродливый, пропахший потом и смертью мир явилась богиня. Я видел, как парочка орков недалеко от меня откровенно пустили слюни. И я прекрасно понимал из-за чего… Пора задуматься об отдыхе.
Она подошла ко мне, и её улыбка стала шире.
— А тебе идёт эта грязь, Железный барон, — пропела она своим мелодичным голосом. — Очень… брутально.
— Рад, что ты оценила, — проворчал я, чувствуя, как краска стыда заливает моё лицо. Рядом с ней я ощущал себя грязным, вонючим дикарём. — Какими судьбами? Решила проинспектировать мои владения?
— Я привезла тебе новости, Михаил-сан, — её взгляд стал серьёзным. — И немного хорошего вина. Судя по твоему виду, и то, и другое тебе не помешает. У тебя найдётся место, где можно поговорить без лишних ушей?
Я кивнул и повёл её к своему шатру. Мы шли через весь лагерь, и за нами, как шлейф, тянулись сотни восхищённых и завистливых взглядов. Я чувствовал себя так, будто веду по казарме королеву.
В шатре, который служил мне и штабом, и спальней, и столовой, царил привычный хаос. Разбросанные по столу чертежи, грязная посуда в углу, стойкий запах нестираной одежды. Лира оглядела всё это с лёгкой улыбкой на своём идеальном лице, но ничего не сказала. Она поставила на стол плетёную корзинку, достала оттуда бутылку тёмного стекла и два изящных серебряных кубка.
— Сначала новости, — сказал я, отодвигая чертежи и усаживаясь на единственный стул.
Она разлила вино по кубкам, её движения были плавными и завораживающими, как танец.
— Есть хорошие и плохие. С какой начать?
— Давай хорошие. Плохих у меня и своих хватает.
Она протянула мне кубок. Вино было терпким, холодным, с привкусом ягод и чего-то ещё, пряного, незнакомого. После той бурды, что мы пили здесь, это было похоже на нектар богов.
— Хорошая новость в том, что ты герой, — сказала она, присаживаясь на край стола. — Великий победитель, спаситель герцогства. Твоё имя сейчас на устах у всех, от последнего крестьянина до герцога. Поэты уже слагают баллады о Битве в Глотке Грифона. Художники пишут картины, где ты, в сияющих доспехах, повергаешь чудовищ. В тавернах пьют за твоё здоровье и рассказывают небылицы о твоём «огненном колдовстве». Простой народ тебя обожает. Армия считает полубогом. Герцог Ульрих, хоть и скрывает это, относится к тебе крайне настороженно, при этом однозначно не может пойти против такой популярности. Он наградил тебя ещё одним поместьем и официально закрепил за твоим родом все земли, которые ты отвоёвываешь.
Я хмыкнул.
— Герой в сияющих доспехах… Если бы они видели, в какой грязи куются эти победы. Что ж, народная любовь — товар скоропортящийся, но пока он есть, им можно торговать. Теперь плохие новости.
Лира сделала глоток вина, и её лицо стало серьёзным.
— Плохая новость в том, что чем громче поют о тебе на площадях, тем громче шипят в замках. Аристократия тебя ненавидит. Не просто не любит, как раньше. Ненавидит лютой, животной ненавистью.
— Я догадывался, — усмехнулся я. — Особенно после истории с молодым Райхенбахом.
— Эта история стала последней каплей, — кивнула она. — Ты не просто унизил отпрыска одного из самых влиятельных родов. Ты посягнул на основу их мира, на их право быть выше остальных. Ты показал всем, что их благородная кровь не стоит и капли пота простого солдата. Они никогда тебе этого не простят.
Она поставила кубок и посмотрела мне прямо в глаза.
— Они затаились, Михаил, как змеи в траве. Они больше не кричат о твоём низком происхождении на советах. Это бесполезно, ты же теперь «народный герой». Они действуют умнее, под предлогом сохранения старых устоев они собирают вокруг себя всех недовольных. А недовольных много, это и лорды, чьи феодальные дружины ты распустил. И купцы, которых ты обложил военным налогом. И жрецы, которые видят в твоих машинах «дьявольское колдовство».
— И чего они хотят? — спросил я, хотя уже знал ответ.
— Твоей смерти, разумеется, — просто ответила она. — Но они не могут просто нанять убийцу. Слишком рискованно и грубо. Если это вскроется, народ их разорвёт. Нет, они действуют тоньше, ищут способ тебя дискредитировать. Уничтожить твою репутацию. Они собирают слухи. О том, что ты приносишь орков в жертву для своих машин. О том, что ты продаёшь секреты гномам в обмен на золото. О том, что твоя победа, это случайность, а на самом деле ты бездарный командир, который губит людей тысячами. Они ждут твоей ошибки, первого же поражения. И как только ты оступишься, они нанесут удар. Они потребуют у герцога суда над тобой. И поверь, они найдут и «свидетелей», и «доказательства».
Я молчал, глядя в свой кубок. Картина была ясной и безрадостной, хоть и предсказуемой. Я заперт в этой долине, строю крепость против внешнего врага, а в это время в моём собственном тылу, в столице, против меня плетут заговор. И этот враг, возможно, даже опаснее, чем тёмные эльфы.
— Мои люди в столице следят за ними, — продолжила Лира. — Но их возможности ограничены. Они могут слушать в тавернах и подкупать слуг. Но они не могут проникнуть на тайные советы, которые Райхенбах-старший устраивает в своём замке. Чтобы знать их планы наверняка, нужен кто-то внутри.
Она замолчала, и я понял, к чему она клонит.
— И ты знаешь такого человека?
— Я знаю такую женщину, — её лисьи глаза хитро блеснули. — У Райхенбаха-старшего есть слабость. Молоденькая наложница-кицуне, которую он недавно купил за баснословные деньги. Она красива, умна и очень несчастна. И она из моего клана…
Я поднял на неё взгляд. Вот оно. Игра началась.
— И ты хочешь, чтобы я помог тебе её «завербовать»?
— Я хочу, чтобы мы помогли друг другу, — поправила она. — Я получу глаза и уши в стане врага. А ты — информацию, которая, возможно, спасёт тебе жизнь. Девочке нужно лишь немного… мотивации. Обещание свободы, немного золота для начала новой жизни. И, возможно, гарантии безопасности для её семьи, которая осталась в нашем княжестве.
Она смотрела на меня в упор, и её взгляд был уже не взглядом влюблённой женщины. Это был взгляд игрока, который делает свою ставку. Она предлагала мне очередную сделку, которых становится подозрительно много в моей жизни. Опасную, грязную, замешанную на шантаже и предательстве. Сделку, от которой я не мог отказаться.
— Хорошо, — сказал я после долгой паузы. — Сколько?
Она улыбнулась. Улыбкой победителя.
— Я знала, что ты поймёшь.
Она назвала сумму. Немаленькую, но подъёмную для меня, особенно с учётом новых пожалований герцога.
— Деньги не проблема, — кивнул я. — Переправь ей через своих людей. И передай, что гарантии безопасности для её семьи я даю лично. Под моё слово барона фон Штольценбург, они останутся на моей земле, пока всё не уляжется, а потом, если захотят, смогут исчезнуть.
— Она оценит, — кивнула Лира, и в её голосе снова появились тёплые нотки. — Ты не такой, как они, Михаил. В этом твоя сила и твоя слабость.
Она подошла ко мне сзади и положила руки мне на плечи. Её пальцы начали медленно, осторожно разминать мои задеревеневшие мышцы. Это было невероятно приятно, я откинулся на спинку стула, закрыв глаза. Впервые за много дней я позволил себе расслабиться.
— Ты ненавидишь их, да? — шепотом спросила лиса, её губы были почти у моего уха.
— Я их презираю, — ответил я. — Они как плесень. Бесполезные, жадные, трусливые. Они не способны ничего создать, только потреблять и интриговать. Даже хуже… Раковая опухоль на теле этого мира.
— Тогда вырежи, — прошептала она. — У тебя хватит на это сил и стали. Я по могу тебе…
Её руки скользнули с моих плеч мне на грудь. Я накрыл её ладонь своей, закрыв глаза. Кожа была нежной и прохладной. Контраст с моими грубыми, в мозолях и царапинах, руками был разительным. Мы помолчали несколько мгновений, слушая доносившийся снаружи приглушённый гул стройки. Два разных мира, разделённые тонкой тканью шатра.
— Спасибо, Лира, — сказал я тихо. — За новости. И за вино.
— Это меньшее, что я могу сделать для своего будущего мужа, — лукаво сказала лисица, и её хвосты за спиной едва заметно качнулись.
Я усмехнулся, не открывая глаз. Кицуне никогда не упустит своего, особенно, когда у её жертвы нет выбора. Но сейчас я был благодарен Лире. Она принесла мне ясное понимание всех проблем в герцогстве. В ближайшие месяцы на моих руках будет очень много благородной крови местной аристократии.