Не так сложно завоевать мужчину, как потом постоянно кормить его в плену.
Из размышлений одной стабильно замужней дамы после ужина.
— Волотов, — сказала Василиса Вельяминова, указав пальцем на Бера. И тот кивнул. Потом она посмотрела на Ивана. — А ты…
— Кошкин. Иван.
— Иван… ну… Иван, так Иван.
И взгляд её остановился на Александре. Такой вот ищущий, внимательный донельзя взгляд.
— А это наш Император, — сказал Бер. — Александр.
— Рад… знакомству.
— Хотела бы сказать о том же, но… вы не загостились?
— Мама⁈ — возмутилась Маруся. И Таська открыла рот.
— Возможно, — Александр поднялся первым. — Думаю, вам есть о чём поговорить и наше присутствие будет излишним… дорогу на сеновал мы найдём…
— Вообще-то дом уже вырос, — Кошкин произнёс это тихо.
— Вот! Тем более…
— Какой дом? — поинтересовалась Василиса.
— Да… — Маруся смутилась. — Помнишь, у нас раньше клуб был?
— Был? Я ж вроде не так долго… ушла… всего неделю?
— Ну… эльфийские дома быстро растут, когда хорошо кушают, — Иван произнёс это, слегка смущаясь.
— Ага… а этот нашу тушёнку сожрал, — подтвердил Бер. — Но да… мы… завтра переговорим… встретимся там… мне ещё в лес надо.
— Тушёнку искать? — не выдержала Таська.
— Не… с братом перемолвиться.
— Волотовым? — Василиса пила воду. Третий стакан. Набирала из кувшина и пила, жадно так. И стало быть, не всё просто с хрустальным этим гробом.
— Волотовым… он старший. Я младший… но так-то мы оба Волотовы.
— Хорошо… — Василиса смахнула пот и стало заметно, что рука её слегка подрагивает. — Волотовы — это хорошо… Тася, сходи с ним…
— Что⁈ — удивился не только Бер, но и Таська.
— На курган отведёшь. Пока можно… глядишь… союз восстановить выйдет. Помощь нам не помешает.
Она со стоном опустилась на стул.
— Может, помочь? — Иван подскочил. — Я… могу силой…
— Не надо, — покачала головой Василиса. — Идите… силы во мне своей с избытком… тут скоро будет немного… неуютно. И ты, Марусь, иди… погуляй там… дом посмотри… как вырос, куда вырос и в целом.
— Но…
— Иди, — это прозвучало очень жёстко. И Василиса тотчас смягчилась. — Не бойся, вниз не тянет. Оно… пока успокоилось, так что время у нас есть… но мне надо… в себя… идите уже. А то злости на вас не хватает…
И Иван, подхватив под руку Марусю, потянул её к выходу.
Александр чуть подзадержался.
Ровно затем, чтобы сказать:
— Я не позволю отнять эти земли…
— И хорошо… только… — Василиса устало потёрла переносицу. — Боюсь… этого может быть недостаточно.
А на ступеньках дома сидела Алёнка.
И вот как-то…
Как-то…
— А ты тоже не спишь? — Александр вдруг смутился, потому что… ну получалось, что он дурак и в драку влез. Мало того, что влез, так ещё и по носу получил.
— Не сплю. Нос сломали?
— Да… вроде вправили, — Александр потрогал переносицу. — Уже и не болит… ну почти не болит… немного разве что. Но ему больше досталось!
— Аргумент… мои братья тоже постоянно на это ссылаются, — Аленка вздохнула. — Пойдём, полечу, а то ж не дело это, когда целый император и с битою рожей.
И не понять, смеётся она или всерьез.
— Кстати… — Александр опомнился. — А этот Глыба… ну, которого я поверг, он за полчища врагов сойдёт? Так-то он здоровый.
И руками развёл, показывая размер Глыбиных плеч.
Ну и в целом.
— Глыба? Нет, за полчища, боюсь, что нет…
— Ладно, будем считать бой тренировочным.
— А ты его действительно…
— Действительно.
— Хорошо, — Алёнка протянула руку. — Идём.
И Александр коснулся, и даже ничуть не удивился, когда тропа сама под ноги легла. И что вывела она к уже знакомой полянке с родником.
— Странный он вообще-то, — Александр скинул кафтан или что там у него были. Потом вспомнил, что рубашка кровью залита и смутился. Потянулся к кафтану…
— Сиди уже, битый. Что я, крови не видела, — Аленка опустилась на землю у родника. — У меня вон братья, и все-то как один подраться любят. Кстати, снимай, заодно и застираем. Кровь надо в холодной воде застирывать.
— Не знал…
Александр посмотрел на родник.
На рубашку.
— Как-то…
— Стесняешься? — она чуть склонила голову. И… забавная. Или нет? Ночью всё выглядит немного иным. И теперь Алёнкино лицо выглядело старше.
Строже.
Иначе?
— Да нет… не в этом дело…
А ведь и вправду стесняется.
Как мальчишка.
— Просто… чудесный родник и рубашки стирать.
Алёнка фыркнула.
— Ладно, не хочешь — дело твоё… но так-то вода — она вода и есть. Василиса очнулась?
— Да.
Александр зачерпнул горсть и выпил. Всё такая же холодная. И сладкая… или немного с горечью? Зубы ломит, в голове шумит…
— Лицо умой.
Сила наружу просится, будто тянется к этой вот воде.
— Тут… погоди… сила…
— Поделись, коль не жалко, — Алёнка подхватила пару капель на кончики пальцев.
— А… плохо не станет? Это вода, у меня же — огонь. Они ж не особо как бы… дружат.
— Попробуй.
И сила стекает с пальцев, будто только этого дозволения и ждала. Огненные дорожки ложатся на тёмную воду, и та тянет их вниз, по узкому руслу. Чёрное мешается с золотом, и становится единым.
— Хорошо, — Алёнка сама подставляет ладони. И огонь, смешанный с водой, наполняет их до краёв. А она подносит руки. — Пей.
И главное, что отказаться… да и мысли такой не возникает — отказаться. Эта вода пахнет землёю и небом, и травой, и влажною древесиной, камнем, железом и всем сразу. Вкус у неё тяжёлый. И на языке остаётся привкус, а какой — не понять.
Но всё одно пил бы и пил.
И сила уже сама утекает, разбегается. И видно, что родничок отпускает тонкие рукава, которые разносят огненную воду по всей поляне.
— Как бы лес не загорелся.
— Не загорится.
Алёнка снова зачерпывает воду и омывает лицо. Прикосновения её мягки и, что уж говорить, приятны.
— Ты только смотри, он же всю силу, какую дашь, вытянет…
— Выходи за меня замуж.
Хотел ведь другое сказать, а вырвалось это вот. И сразу стало тоскливо, потому что… не выйдет. Да и надо ли… не будет от того добра.
Никому.
И во дворце её не примут. Ни матушка, ни министры, ни… и высший свет умеет выказывать своё недовольство, не нарушая закон.
Да и самой ей каково будет, если оторвать?
Забрать?
От поляны, от леса этого. А Сашке тогда что? Отречься от престола? Переехать в Подкозельск коноплю растить? Это было весело, да только исчезло веселье.
— Сомневаешься, — сказала Алёнка.
— Да нет… в другом дело.
— Расскажи…
— Там… откуда я… в общем, там не будут рады…
— Такой невесте?
— Да.
— И это важно?
— А разве нет?
— Для тебя имеет значение их мнение?
Александр сам зачерпнул воды и выпил. Сила успокаивалась. И главное, её ощутимо прибывало. Но избыток был не в тягость.
— Не их. Просто… дело в том, что я здраво оцениваю свои возможности. И я не смогу тебя защитить. Не значит, что не буду, но… одно дело — защищать от яда или пули, наёмников. Совсем другое — от едких слов. Словами тоже можно ранить… и пренебрежение показать по-всякому. И если мужчин я хотя бы смогу вызвать, то сражаться с женщиной или казнить женщину за дурные слова… это неправильно.
Алёнка скрестила ноги.
— Тебя постараются выжить. Попорченные платья там или пролитое вино… это самое малое, что может быть. И даже мой гнев не остановит…
— Мой остановит, — улыбнулась Алёнка. — Поверь…
И добавила:
— Я ведь не только дать могу, но и забрать… скажем, волосы… или вот молодость. Красоту… в общем, если дело лишь в этом, не бери в голову. Поверь, женщины быстро понимают, с кем воевать не стоит.
— Кроме того, я не уверен, что тебе там, где я живу, понравится… там нет… леса… и родника… парк вот только. И пруд.
— Родник открыть — не такая уж проблема, раз уж пруд есть. А лес из парка сделать и вовсе несложно.
Александру представилось, как по мановению руки придворный парк превращается в придворный лес… матушку это точно не порадует.
А потом подумалось, что это смешно: делать предложение и сразу отговаривать.
— По-настоящему дело ведь не в этом? — Аленка рисовала пальцем на воде круги и те вспыхивали огоньками. — В чём ты сомневаешься?
— Скорее в ком. В себе… у меня была невеста…
— Была?
— Была.
— Это хорошо, что была…
— Почему?
— Да так… не бери в голову, — Аленка смутилась. — Просто… когда она есть, то уже сложнее. Возникает этот… моральный конфликт. А почему была?
— Нашла другого. И сказала, что он много лучше… да и много всякого другого…
— И ты страдаешь?
— Не то, чтобы… да и не скажу, что я любил её. Скорее уж мне казалось, что мы испытываем друг к другу симпатию. А значит, из брака что-то да может получиться. Пусть без большой любви, но хотя бы с уважением друг к другу… и в целом… как-то не особо я в любовь верил.
— А теперь?
— Теперь не знаю. Прыгать с обрыва не тянет.
— Только морды бить… — усмехнулась Аленка.
— Ну… это само собой получилось… вообще он первым начал!
— Ну да. Так оно и бывает. За что хоть дрались? Или так, без повода?
Подмывало сказать, что он, Александр, вступился за честь девичью или имя доброе, или за что там приличные люди в драки ввязываются, чтоб не выглядели они банальным мордобоем. Но врать показалось… неуместным?
Неправильным?
— За мотоцикл… в прошлый раз у меня отняли. А тут вот… может, вернут ещё.
— Это вряд ли, — Алёнка обижаться не стала. — Они не из тех, кто слово держать станет. Ты в следующий раз осторожней. Это ты честный и думаешь, что все вокруг такие же. А с них станется любую подлость сотворить… тёмные люди. Погоди.
На кончиках пальцев появилась искорка, правда, не рыжая, вроде тех, что догорали в траве, но ярко-зелёная, цвета молодых листьев.
— Закрой глаза, — попросила она. — И не двигайся… будет щекотно. Немного…
Александр глаза закрыл.
И стало не щекотно, а вот… такое чувство… странное. Нет, до бабочек в животе или головокружения, которое должно быть при любви, далеко. Просто… странно.
И смешно.
И действительно нос зачесался.
И глаза приоткрыть тянет, подсмотреть. И дышать страшно, вдруг да сдует он эту искорку-листочек.
Прикосновение Александр ощутил. Ласковое, невесомое, будто ветер тронул. А потом тепло. А потом… щекотно? Да будто перо в нос всунули… и…
Он всё-таки чихнул.
И громко так.
Где-то вверху ухнул филин, причём превозмущённо: ночью тишину блюсти надо, а не чихать тут…
— И-извини, — Александр коснулся носа.
Дышать стало легче.
А зуд… зуд ушёл под кожу. И теперь чесалось уже под глазами, но он мужественно терпел. И над глазами тоже. И… и лучше бы у него фингалы дальше были!
— Ничего. Хоть не ругаешься…
— А кто ругается?
— Братья. Младшие. Говорят, что лучше они с битой мордой ходить будут, чем это вот…
В чём-то Александр их понимал. И наверное, чтобы не ляпнуть это вот, ляпнул другое:
— Так замуж за меня пойдёшь?
— Дай подумать. Уехать от родного дома туда, где меня не примут, не полюбят… сперва… и в целом будет сложно?
— Издеваешься?
— Да нет. Скорее рада.
— Чему?
— Редко случается встретить человека, который честный. Выходит, нравлюсь?
— Нравишься.
— Сильно?
— Ну… нельзя сказать, что я прям голову от любви потерял.
— Говорю же, честный.
— Надо было соврать?
— Многие бы и соврали, — Алёнка сидела рядом, руку протяни и коснёшься. — Многие и врут. Или молчат. Или просто не думают. Как дети, когда собачку просят завести.
— Ты не собачка. И я уже коня завёл.
— Ну да, коня завёл, надо теперь и жену. Но хорошо, что ты понимаешь.
— Честно говоря, я уже и сам не уверен, что понимаю… слушай, если я лягу, то ничего? Не нарушу тут, не потопчу…
— Не нарушишь и не потопчешь. Ложись. И засыпай.
— Да я как-то… просто немного устал, похоже…
Усталость пробиралась изнутри. И нельзя сказать, что была она вовсе неодолимою. Скорее обыкновенною такою. Да и время-то самое ночное, вот и тянет ненадолго глаза прикрыть.
Александр и прикрыл.
А потом Алёнка запела. Тихо так, почти шёпотом. И голос у неё странный, нечеловеческий, то ли ветер в ветвях заплутал, то ли вот вода бежит по руслу, трётся о камни и мурлычет. То ли звёзды на небе звенят. И спокойно так.
Уютно.
Будто в детстве, когда ни забот, ни тревог. И ответственность на плечи не давит, зато сны снятся волшебные и цветные, в которые так легко поверить.
Наверное, так нельзя.
Неразумно.
И на предложение не ответила… эта мысль была, пожалуй, последней.