«Умеешь посылать, умей и сам ходить»
Наблюдение, сделанное неким завсегдатаем маленького бара после долгого знакомства с иными посетителями.
Особняк Свириденко расположился на вершине холма, причем Ведагор чувствовал, что холм этот возник не сам собою, а вследствие некоторых усилий магов земли. Потому и форму имел правильную, и угол подъема такой, чтоб не вызывать затруднений.
Дорога шла прямо и была гладка и ровна.
Слева и справа вдоль нее выстроились магмодифицированные деревья с пурпурно-алою листвой. Смотрелось симпатично, правда, попалась пара черных, будто обугленных…
— Останови, — велел Ведагор, и водитель послушно остановил машину, что не осталось незамеченным. Сопровождали. Вот прям от гостиницы и столь любезно, что даже на хрен послать не за что. Но хоть от удовольствия ехать в одной машине Ведагор отбился, сославшись на важные семейные дела, которые требуют сосредоточенности. Но сейчас ехавший впереди внедорожник остановился и довольно резко. И из него вывалился нелепый человечек в белом костюме из эльфийского шелка и ярко-алой рубашке с желтым галстуком.
— Что-то случилось? — он шел быстро, срываясь на бег, и остановился рядом с Ведагором.
— Деревья заболели, — сказал Ведагор.
Деревья он чувствовал все же плохо. А вот холм им ставили с нарушением технологии. Не уплотнили грунт, как следует, потому внутри холма остались пустоты и полости. Да и под собственной тяжестью холм стал оползать, пусть пока и незаметно, но еще лет двадцать и земля осядет.
Впрочем, это Ведагора не касалось.
Он дотронулся до гладкой коры и поморщился, до того неприятным показалось это прикосновение. Будто… гниль какая?
Чернота?
— Увы, увы… — Севрюгин взмахнул руками. — Больные… все никак порядка нет…
Ведогор перешел к соседнему клену.
Этот тоже был болен, но пока болезнь коснулась лишь некоторых листьев, будто припорошив края их угольной черной пылью.
— А ведь из хорошего питомника везли. Обещали качество. И что в итоге?
Деревья пересадили не так давно. Корни их успели развернуться, зацепиться за почву, укрепиться в ней. А теперь отмирали.
Что-то тут неладно…
— Бывает, — миролюбиво ответил Ведагор, отирая пальцы платком. На коже горел след от невидимой силы, черной и мерзкой, вызывавшей острое желание собрать всю силу, какая есть, и ударить…
Но Ведагор вернулся в машину.
Задумался…
Что бы здесь ни происходило, это Волотову не нравилось категорически. Оставалось понять, настолько ли, чтобы вмешаться, или следует ограничиться докладом… и если так, то кому докладывать?
Особняк был роскошным.
Два крыла.
Колоннада.
И ощущение некоторой чрезмерности всего, что этих вот беломраморных колонн, устремившихся ввысь, что лепнины и украшений, плотно обживших стены здания.
Витражей, вовсе выделявшихся яркостью своей средь общей сдержанной белизны.
Каменные химеры.
Красная дорожка…
И хозяин, не спешащий навстречу. Он замер на верхней ступени в позе величественной, но напрочь неестественной. Надо же…
— Рад, что вы нашли время откликнуться, — Свириденко все же протянул руку первым и пожать попытался крепко. А вот Ведагору пришлось сделать над собой усилие, чтобы выдержать это пожатие. Тьма, поразившая клены, в Свириденко давно обжилась. И теперь ощущалась даже сквозь шёлк перчаток.
— Рад, что меня пригласили… — нейтрально отозвался Ведагор. — У вас чудесный дом…
— О да… мой отец постарался произвести впечатление… он был весьма… как бы это выразиться… самолюбив? Пожалуй… Наш род не может похвастать древностью, вы это знаете… и отца весьма задевал данный факт. Вот он и пытался выразить свои ощущения и надежды в камне.
Камень был мертвым.
Многие полагают, что камень изначально мертв, но это лишь для тех, кто не способен его слышать. Ведагор вот слышал. И матушка… и могли бы рассказать многое, ведь у камней тоже есть память. И сила в них, землею дарованная, тяжелая, неподъемного свойства.
А этот камень был мертв.
Обессилен. Будто вытянули из него все-то до капли. Он еще стоял, держался, но Ведагор кожей ощущал, сколь ненадежны эти стены, и колонны… что хватит малости, чтобы белый мрамор осыпался песком.
— Мне же осталось хранить то, что есть. Я и храню, хотя, конечно, есть искушение переделать… в современном стиле.
— Память нужна, — нейтрально ответил Ведагор.
— Это да… отец тоже говорил, что нужно помнить… обо всем нужно помнить, особенно об обидах.
— И об обидах.
Странный разговор.
И неприятный дом. Даже не в мертвом камне дело. А вот то ощущение чрезмерности внутри становится слишком явным. Огромный пустой холл. Статуя обнаженной девы на постаменте. Сложная каменная мозаика пола. Потолок с лепниной и росписью, причем донельзя знакомой росписью…
— Отцу хотелось впечатлять гостей, — сказал Свириденко, заметив интерес. — Вот он и решил воссоздать то, что считал прекрасным.
Сикстинская капелла и вправду была прекрасна.
И не только росписями.
Камень её помнил и прикосновения рук мастера, и его силу, сохраненную им и преумноженную светом собиравшихся на службы людей. Он и оживлял саму капеллу.
А дом… дом убивал всех, кто в нем.
Неужели сами этого не ощущают?
— Если вам интересно, я проведу экскурсию… к слову, у меня отличные коллекции.
— Чего?
— Живописи. И столового фарфора. Оружия опять же. Отец любил оружие… я тоже. Охотничье большей частью… а вы коллекционируете что-то?
— Камни, — сказал Волотов. — Я коллекционирую камни.
— Драгоценные?
— Некоторые — да… — сложно объяснить тому, кто не слышит и не понимает, что важен не внешний блеск и сияние камня, но запертая в нем сила.
А она бывает очень даже разной.
Анфилада.
И снова колонны. Лепнина. Картины и оружие. Сабли, шашки, палаши… парадный доспех и какие-то стяги, но с гербами Свириденко.
— Обед? До приема есть еще время… вам покажут ваши покои.
— Надолго не задержусь.
Братца выловит, уши надерет и можно домой… или не домой.
Будет видно.
— Понимаю, дела… я сам тоже предпочитаю жить в столице. И бизнес требует постоянного внимания. Ни на минуту не упустить. Наташенька, прикажи накрывать в малой столовой. Извините, большая даже для меня чрезмерно пафосна. Мой отец был очень честолюбивым человеком и мечтал, что род Свириденко станет великим и могучим…
— Кто о таком не мечтает?
— Именно… и здесь, в родовом имении… — Свириденко произнес это престранным тоном. — Особо ощущаются его надежды. Но увы… моя матушка не смогла дать ему детей… а я до сих пор вот не женился.
— Не нашли достойной?
— Как сказать… это старая история. Но последствия ощущаю по сей день, да…
Череда дверей.
И снова ощущение пустоты, будто этот огромный дом — одна большая декорация, и та не особо правдоподобная.
— Но надеюсь, что сумею исправить все… очень надеюсь… женщины порой так упрямы… бестолковы… даже когда пытаешься им помочь.
Ментальным подавителем?
Столовая была малой только по названию. Огромное помещение, пустое и гулкое. Тот же мертвый камень, лепнина и позолота. Разве что легкие окна в пол несколько выбивались. И солнце, пробиваясь сквозь них, заставляло морщиться молодую женщину в алом платье.
— Моя дочь, Офелия — представил её Свириденко. — И единственная наследница…
Женщина одарила Ведагора очаровательной улыбкой. И сама она была красива.
Пожалуй.
Фарфорово-белая кожа. Темные волосы. Тонкие черты лица. Брови вразлет и огромные ярко-синие глаза.
Изящные пальцы.
И то же ощущение тьмы, но Ведагор заставляет себя поцеловать эту руку. И говорит что-то донельзя любезное.
— Красивое имя… необычное, как вы, — Ведагор позволяет себе убрать руку. И Офелия смеется, поясняя:
— Дед придумал… ему очень хотелось, чтобы хотя бы внуки стали настоящими аристократами. Вот и выдумал…
На шее Офелии сияют рубины. И немалой стоимости.
Браслет тоже неплох, как и шпильки, украшенные рубиновыми звездочками. Впрочем, в ней нет той избыточности, что царит вокруг. И пожалуй, её дед мог бы порадоваться.
У внучки получилось выглядеть аристократично.
— С моим супругом вы, кажется, знакомы, — бархатным голосом произнесла Офелия, подавая руки Севрюгину, который в этой столовой выглядел лишним элементом. — Он снова опоздал…
И легкая тень недовольства.
Но Егор Васильевич ощутимо вздрогнул.
— Не сердись, дорогая, — произнес Свириденко. — Он был занят…
— Да, да… я спешил, но… дела, дорогая… дела… вы как тут?
— Неплохо, — заверил Ведагор, делая вид, что не замечает внимательного и какого-то жадного взгляда Офелии. Все-таки поторопился он с аристократизмом.
Явно.
— И замечательно. Думаю, у нас понравится… а потом…
— Потом, — жестко осадил Свириденко. — Обед не терпит суеты… я осознал это, каюсь, не сразу…
А вот кормили неплохо, хотя Ведагор несколько отвык от этих представлений с вереницами лакеев, серебряными блюдами, тушками поросят и горами из жареных перепелов.
И квартетом музыкантов, что, скрывшись за ширмой, играл классическую музыку.
— Я так рада, что отец наконец решил открыть двери дома, пригласить гостей… — говорила большей частью Офелия, играя роль хозяйки дома. Супруг ей отвечал редко и односложно, привычно со всем соглашась. Иногда и Свириденко вступал в беседу.
И все это действо тянулось.
Тянулось…
Ведагор даже терпение начал терять. И выдохнул с облегчением, когда Свириденко отложил столовые приборы.
— Кофе? Сигары?
— Не курю.
— Тогда кофе. Дорогая…
— Конечно, папа, я проверю все… вечера — это такие хлопоты… особенно, когда гостей много. Нет, большей частью все приедут уже позже, но есть особые гости. И надо проверить, чтобы все было готово к их появлению…
— Скрипачка? — уточнил Ведагор, поднимаясь.
— Кто? Ах да… скрипачка… и еще удивительный, поразительный просто человек… энергопрактик, хиромант и кармический терапевт… духовный гуру!
— Не думаю, что это так уж интересно… — обрезал дочь Свириденко. — Офелия порой увлекается разным… и как по мне, вся эта энергопрактика еще то шарлатанство, но чего не сделаешь ради любимой дочери. Единственной дочери… Егорушка, будь добр, помоги Фелечке…
— Папа!
— Она терпеть не может, когда её так называют… но прошу, идемте. Меня тоже весьма нервируют эти церемонии. Но Офелии нравится играть в хозяйку дома. Ей здесь скучновато. Я предлагал ей уехать в Москву там или в Петербург, но она отказалась… куда ей без мужа. Хотя такой муж… к слову… вы ведь женаты?
— Женат, — сказал Ведагор.
— Видел страницу вашей супруги… очень милая дама… волонтер, верно? Приюты для животных, это так… мило… но она ведь не так и родовита.
— Нет.
— Волотовы в этом плане весьма… демократичны. Или это современные веяния?
— Это здравый смысл, — Ведагор огляделся. Кабинет, в отличие от остального дома, был выдержан в современном минималистичном стиле. И работал весьма неплохой дизайнер. — Мы выбираем по сердцу и душе, а не по титулу.
— Любопытный подход… а связи там… состояние?
— У Волотовых хватает связей и состояния. Так зачем вы меня приглашали? — прозвучало несколько жестко. С другой стороны эти игры вокруг изрядно поднадоели. — Мне сказали, у вас есть деловое предложение.
— Есть, — Свириденко указал на кресло. — Присаживайтесь. Кофе? Чай? Коньяк? Что-то другое?
— А вы…
— Я воздержусь. Увы, целители запретили… у меня вот свой… настой, — Свириденко вытащил из ящика стола бутыль и крохотную, с наперсток, рюмку.
А больным не выглядит.
Нет, если не прикасаться, то вполне себе обыкновенный человек. Средних лет. Средней внешности. Черты даже приятные, разве что подбородок вяловат. И залысины появились, но не сказать, чтобы портили светлый образ Свириденко.
— Болеете?
— Увы… все мы смертны, все мы… скажите, как вам моя дочь?
— Она красива, — сдержанно ответил Ведагор. — И замужем.
— Ай, такое замужество… юношеская глупость. Первая любовь и все такое… теперь оба остыли, не живут — мучаются. И развод оформим очень быстро.
— Я развод оформлять не собираюсь.
— Не о вас речь, что вы… — Свириденко аккуратно отмерил пять капель, добавил воды из графина и, размешав, опрокинул рюмку залпом. — Видите ли… есть вероятность, что я проживу не так долго, как хотелось бы… лет пять или десять. Если повезет, конечно, больше, но я реалист…
— Вы сами можете жениться…
— К сожалению… здесь имеются обстоятельства… некогда мой отец заключил договор с соседями. Он должен был взять в жены их дочь, но девочка сбежала с каким-то проходимцем. Тот её бросил и в положении… и как понимаете, речи о браке быть не могло. Отец женился на матери. Ему нужны были наследники. Она родила меня. Потом заболела и умерла… он встречался с другими женщинами. Надеялся получить еще одного сына, но увы… и под конец жизни отец уверился, что все эти неудачи — есть результат нарушения того, старого, договора о помолвке. Сперва мне это казалось глупостью… все же молодость склонна недооценивать проблемы…
Кофе подала горничная. Тихая. Красивая. Бледная до синевы. И с подавителем на шее.
— Однако так уж вышло, что и моя личная жизнь не складывалась. Катастрофически, я бы сказал, не складывалась… и я обратился к специалисту, который и подтвердил догадки отца. Договор скорее всего был не просто заключен. Отец и родители той девушки использовали ведьмовской обряд…
— Вашего отца не стало, как я понимаю?
— Не стало. Но есть я. И обязательства, которые перешли ко мне со всем наследством. Две мои женщины оказались бесплодны. Третья сумела родить Офелию, но сама умерла. И судя по всему, потомство у меня может быть только от Вельяминовых.
— А они… — Ведагор попытался вспомнить, что именно он слышал о Вельяминовых. Слышал ведь что-то, в памяти есть отклик, но что именно…
Кажется, были у Волотовых какие-то дела общие…
Давно.
Очень давно… хотя с кем у Волотовых общих дел не было-то?
— Там от рода осталась одна обиженная на весь мир особа, которая не отличается высокой моралью, и две пустоголовых девицы, решивших, что сами проживут. Я предлагал им замужество… всем трем… даже Василисе…
— И все трое отказались?
Надо же, до чего разумные женщины. Связывать жизнь с тем, кто уже мертв, по меньшей мере неразумно. А скорее всего и опасно.
— Мне сказали, что Офелия… будет тоже испытывать трудности… но их можно преодолеть, если она вступит в брак с кем-то достаточно сильным… древняя кровь на многое способна.
— Боюсь…
— Не спешите отказываться, — перебил Свириденко. — Понимаю, что с моей стороны это, мягко говоря, неожиданно. И может показаться даже наглостью, но у меня есть, что предложить.
Кофе тоже был неплох.
Ведагор молча поднял чашку.
— Я, конечно, все же попытаюсь устроить свой брак… у меня найдутся аргументы… хотя, видит Бог, я пытался действовать мягко… уговаривал… и в целом… но ничего… дело не в этом. Офелия… Офелия в любом случае получит половину всего моего состояния, движимого и недвижимого… дома, счета, предприятия. У меня хватает успешных предприятий.
Как и у Волотовых.
— Я не прошу вас оставить жену… помилуйте, я и думать о подобном не смел бы… но у вас ведь есть братья.
— Помолвлены. Слово дано.
— Да, да… слово Волотовых… крепче камня. Наслышан. Но двоюродные братья? Род велик…
Не настолько, чтобы появилась нужда торговать Волотовыми.
— Неужели не найдется никого, кто согласиться взять в жены молодую и красивую женщину? Состоятельную. Умную… и сменить имя.
— Сменить?
— В случае, если у меня не появится иного наследника. Я не рассчитываю получить ответ вот так сразу… подумайте. Посоветуйтесь с вашей матушкой…
— Это весь вопрос?
— Нет, — Свириденко открыл ящик стола и вытащил склянку из черного стекла. — Вот, возьмите.
— Что это?
— Разработка моего исследовательского центра. Видите ли, болезнь на многое открывает глаза. И заставляет искать выход… вкладываться в науку куда легче, когда от этой науки зависит твоя жизнь. И мою удалось если не спасти, то прилично продлить… это зелье… особое…
Флакон был крохотным.
— Считайте, это подарок… опробуйте. У него интересный побочный эффект. Оно не только поддерживает жизнь, способствует восстановлению организма, но и влияет на уровень силы. По капле в день в течение недели…
Спрашивать, из чего это зелье сделано, Ведагор не стал. Но флакон взял, убрав в нагрудный карман. И заинтересованность изобразить получилось. Почти даже без усилий.
Потому что о таких зельях он слышал.
Разное.
И большей частью недоброе…
— И вы предлагаете…
— Совместное производство.
— А сами?
— Говорю же, мне немного осталось. Волотовы известны своей порядочностью. Вы не попытаетесь воспользоваться моей слабостью и избавиться от лишнего партнера. Не будете выживать меня из дела. Не подсунете взявшиеся из воздуха долговые расписки Офелии, заставляя её отказаться от наследства. Вы присмотрите за ней, даже если с браком ничего не выйдет. Скажу больше, изначально я на брак и не рассчитывал. Это… своего рода импровизация, но подумайте и назовите свои условия. Я готов буду принять все… или почти все.
Свириденко смахнул капли пота, проступившие на лбу.
— Тоже… эффект… я знаю, что выгляжу здоровым, но это лишь вид… так вот… о чем я… Волотовы глубоко порядочны по отношению к тем, с кем ведут дела…
Какая занятная оговорка.
— А еще у вас весьма обширные родовые земли и хорошие отношения с властью. Она не лезет в ваши дела. Вы храните верность.
— Можно сказать и так, — Ведагор отметил внезапную бледность Свириденко, и тонкие нити сосудов, проступивших сквозь кожу.
— Вот… производство… можно будет разместить там… никто в здравом уме не полезет к Волотовым. А вы… ваш род поднимется на небывалые прежде высоты! Представьте, что лишь в ваших руках будет секрет эликсира… если не бессмертия, то долгой жизни. Жизни без старческих болезней, без мучений, без…
Он закашлялся и вытер губы, чтобы продолжить.
— … он позволяет решить множество проблем… пересадка органов от любого человека к любому…
— Волшебная панацея? — уточнил Волотов.
— Да… «Панацея». Я так и назвал его… это действительно панацея. Опухоли мозга. Лейкозы… у одаренных — проблемы с даром… то же выгорание. Эликсир помогает стабилизировать каналы. И поверьте, у нас есть все данные… клинические испытания проводились…
— Неофициально, как понимаю?
— Увы… вы должны знать, что сфера медицины весьма… ангажирована… и новичкам там не рады. Мне хотелось избежать проволочек… да и внимания лишнего. У нас весьма легко запрещают те или иные исследования, отговариваясь какими-нибудь глупостями вроде морали… но поверьте, все согласия на участие в испытаниях имеются!
В этом Ведагор не сомневался. Вопрос, можно ли считать согласие, полученное от человека с ментальным подавителем, добровольным?
— И что нужно для производства? — спросил он, вытащив флакон. Тьмы в нем не чувствовалось, хотя… стекло непростое, с добавлением серебра и чего-то еще. Странно, что Ведагор определить не может, чего именно.
Открыть?
Свириденко ждет. Но… Ведагору не десять лет, чтобы вот так, без подготовки, открывать странного вида флаконы. И он убрал подарок в карман.
— Люди, — соизволил ответить Свириденко. — Как и для любого производства, для этого нужны люди… просто немного больше, чем обычно.
И ответ показался донельзя двусмысленным.