«Всегда слегка нервничаю, когда узнаю, что к общему наркозу прилагается местный хирург».
Откровения бывалого пациента, высказанные за стаканом вечернего кефира в маленькой понимающей компании
Мила знала, что за ней следят.
Присматривают, как выразился Кешка, впрочем, объяснить, кому и для чего понадобилось за Милой присматривать, не удосужился. Сказал, что ей лучше не знать.
И маме то же повторил.
Правда, наплел что-то про фирму, на которую работает, службу безопасности, заботу о сотрудниках… ага, три раза. Мама, может, и поверила, но Мила точно знала, что Кешка вляпался.
Даже знала, когда.
И из-за кого.
Вот только что ей с этим знанием делать-то? В полицию пойти? Как бы хуже не было… и Кешке в том числе. Что дела его незаконные, это Мила понимала прекрасно. Мама могла верить про зарплаты с премиями, которых хватает, чтобы справить новую квартиру в столице и оплатить учебу.
И в целом жить безбедно.
А что Кешка появляется редко и с каждым разом выглядит хуже, так это от усталости. Работы много, а жены нет. Мужчине же без жены никак неможно, он себя не прокормит и вообще одичает.
В общем… сложно все.
Очень сложно.
— Эй, ты идешь? — окликнула Машка.
— Куда?
— Так собирались же посидеть…
Да, кажется… Миле предложили. Так-то обычно её словно и не замечали, может, не специально, может, потому что Мила боялась сближаться с людьми. А они и чувствовали неладное и тоже сторонились.
— Не знаю.
— Идём, — Машка схватила за руку. — Хватит… нормальная девчонка, а людей сторонишься. Там Лёвка быть должен. Он про тебя спрашивал.
Щеки вспыхнули.
И погасли.
Лёвка… Лев Суварин был, во-первых, одаренным, во-вторых, происхождения благородного, а в-третьих… хорошим парнем. Симпатичным. Добрым. А значит, Миле от него надо держаться подальше и жизнь не портить. Потому что… просто потому.
Она оглянулась, зацепившись взглядом за мордатого мужика с шаурмой в одной руке и банкой колы в другой. Тот поспешно отвел взгляд, делая вид, что возле универа оказался по какой-то своей надобности, а не для того, чтоб за Милой следить. Но этот хотя бы старается в глаза не лезть. Другие похуже… один так и вовсе близко подходит и разглядывает так, что прям до костей дрожь пробирает.
— Идем… — Машка тянула прочь.
— Будешь? — Пихта протянул шаурму напарнику. — Слушай, я тут отожрусь…
— От и радуйся, — тот шаурму взял и понюхал. — Работенка — не бей лежачего… за девкой приглядывать. Куда она намостылилась?
— Да с подругой в роде. По магазинам попрутся или еще куда.
Пихте было все равно.
Ему надоела и столица, и суета, и девица эта, которая с виду — мышь мышью… и нормального бы дела, а не это вот всё.
— Лады, не дергайся, — сказал напарник, заглатывая огромный кусище. Как не подавился только. — Шеф сказал, чтоб готовились.
— К чему?
— А я откуда знаю. Передо мной не отчитывается. То ли напортачил наш Умник, то ли…
— Чего? — Пихта нахмурился.
— Да неладно чего-то… слышал, Волк сбежал? А он скотина старая, чует, когда тикать надобно… и шеф, небось, почуял… вот и режет хвосты. У них же ж, как у змеюки той, шкуру скинул и поминай, как звали…
Напарник провел пальцем по горлу.
— А девка…
— Девка, может, и не при чем, а вот Умник наш многое знает. И мало ли, где он это знание хранит. Умник же… так что всех зачистят. Только сперва поговорят с чувством, толком и расстановкой. Что? Не мы такие, жизнь такая… ладно, глянь, куда она там поперлась.
Маячки на девке стояли хорошие.
И Пихта вырулил со стоянки.
Ехать пришлось не так и далеко. Кафешка какая-то из тех, что поприличней, но не пафосные. Ага, вон и девка, и подружка её развеселая, и еще другие. Однокурснички, стало быть, тусят…
— Пусть повеселится, — милостиво разрешил напарник. — Хоть напоследок…
— Слушай, — Пихта задал вопрос, который мучил его. — А вот ты не боишься, что и нас с тобой… того… зачистят?
И судя по оскалу напарника, правильный вопрос.
— Думаешь много, — обрезал тот.
И…
И Пихта отвернулся. А потом, втихаря, робко так подумал, что валить надо бы… вот прям сегодня и валить.
Мила сама не поняла, как оказалась в туалете кафешки вместе с Машкой. Веселье… было веселье. И было даже весело. Наверное… кому-то точно было весело.
Ей же стало и без того тошно.
И Кешка на звонок не ответил. А потом стал совсем не доступен…
— Милка, улыбнись, — Машка двинула под ребра. — Смотри, какую штуку я по случаю прикупила…
И вытащила из сумочки пудреницу. Самую обыкновенную, облезлую даже. И облезлость эта совсем не вязалась с Машкиным обличьем, потому как раз она предпочитала вещи новые. А тут…
Машка крышку пудреницы откинула…
— Вот так лучше, — сказала она изменившимся голосом. И лицо вдруг тоже изменилось. — Что смотришь? Раздевайся.
— Вы…
Перед лицом Милы появилась характерного вида красная книжечка с имперским орлом.
— Служба безопасности. Особый отдел.
Дыхание перехватило.
— Эй, эй… в обморок не падать, — Милу подхватили и, наклонив к крану, сунули голову под воду. — Давай, ты в здравом уме нужна… или относительно здравом. Не трясись.
— Вы… вы… из-за Кеши?
— Ну не из-за тебя же, — проворчала женщина неопределенных лет. — В общем так. Сейчас ты отдаешь мне свою одежду, а сама берешь форму официантки, выходишь на кухню… ведут тебя с улицы?
— Д-да… эти не приближаются.
— Хорошо. Значит, выходишь через черный ход. С мусором. Несешь к бачкам. За ними тебя встретят.
— А…
— А я… — женщина оскалилась и лицо её поплыло. — Побуду тобой.
— Но…
— Сегодня в этом кафе случится утечка опасных химикатов. К несчастью, будут пострадавшие. В том числе серьезно. Некоторые даже в реанимацию угодят.
— Мама…
— Тоже там окажется. Сердце не выдержит. Она ж уже в возрасте…
— Но…
— Ей объяснят.
— А мы…
— А вы пока поживете в тихом спокойном месте. Сколько — не знаю. Это уже там спрашивай. Моё дело вас из-под удара вывести. И да, маячок я тоже сниму… халтурщики несчастные. Вот туда же, заговоры плести все горазды, а на нормальное оборудование денег жмут… давай, давай… все же вопросы могут возникнуть, что мы в туалете так долго делаем. Шевелись…
К мусорным бакам Мила выходила на негнущихся ногах. Видеть себя со стороны было странно. Особенно потому, что себе Мила не понравилась.
Неужели она такая…
Серая?
Невзрачная?
Волосы тусклые какие-то. Кожа, что пеплом припорошенная. И главное, выражение лица, такое… такое, словно она себя уже похоронила.
— Помочь? — рядом возник паренек и хлопнул Милу по плечу. — Идем. Держись рядом. И молчи…
Огромная туша мусоровоза загораживала проезд. И лезть в кабину было высоко, но Мила справилась. И просьбу пригнуться исполнила молча. И сидела так, боясь дышать, боясь спугнуть…
— Вот, — мусоровоз остановился где-то у торгового центра. — Доставили принцессу в лучшем виде! Принимайте… там уже Янка сигнал подала, значит, скорые полетели.
— Прошу вас, — Миле подал руку мужчина в сером костюме. — Не надо нас бояться. Вы у нас свидетель.
— Я ничего не знаю…
— Зато ваш брат знает. И раз изъявил желание сотрудничать, то и мы готовы пойти на встречу.
— Я… — Мила сглотнула, было очень страшно, но за Кешку — еще страшнее. — Я могу описать тех, кто за мной следил… и за мамой тоже. Если надо.
— Конечно, надо! — обрадовался мужчина. — Очень надо… вы поможете следствию.
Врал.
Впрочем, Мила сделала вид, что верит.
— А… Кеша? Что с ним будет? — спросила она уже в машине, в обычной такой машине, которых в Москве тысячи.
— Пока сложно сказать… постараемся вытащить и его. А дальше… все очень серьезно. Но как понял, ваш брат твердо намерен оказывать следствию помощь. И значит…
Значит, срок дадут не очень большой.
Наверное.
— Чего там? — напарник Пихты первым услышал сирены. И Пихта очнулся ото сна, как раз затем, чтобы увидеть, как пара скорых подрулили к кафешке. Из кафешки валили люди. Кто-то кричал. Что-то даже бахнуло и из окон повалил дым. — Что за…
— Сиди, — Пихта вытер руки о джинсы.
Смешаться с толпой зевак было несложно. А потом вовсе повезло наткнуться на болтливую официанточку… ничего такого.
— В общем, там у них утечка какая-то… отравы… от мышей или тараканов. Должны были завтра закрываться на обработку, а оно все потекло и начало испаряться. Вот народ и потравился, — сказал Пихта, возвратившись в машину.
Скорых и вправду собралось с полдюжины. И здание оцепили. И МЧС-ники возникли, вон, заслоны поставили.
— Поехали, — сказал напарник, указав на машину скорой помощи, которая выползла на улицу, а потом, врубив на полную мощность мигалки, покатила вперед. — От же… хотя… может, и к лучшему. Если сама подохнет, то и руки марать не придётся.
Машина летела стрелой. И остановилась не где-нибудь, а у Первого императорского, на территорию которого вход был закрыт. Точнее пешком — пожалуйста, а проезд — лишь для сотрудников и машин скорой.
Ну ладно.
Маячок работал. И привел к двухэтажной пристройки с надписью «Реанимация». От… не повезло девке. Или наоборот? Тут тихо помрет, без мучений.
А так-то шеф не отказался бы поиграть.
И не он один.
— Чего надо? — внутрь Пихту не пустили. И охранник был не тощим дедулей, с которым Пихта сумел бы договориться, но явно из военных, бывших.
И глядел недобро.
Военные наемников недолюбливали.
— Это… — Пихта изобразил волнение. — Тут того… из кафешки привезли… «Ромашка»… девчонку. Милой звать. Людмилой… невеста моя… с подругами должна была тусить.
— Надо же, еще один жених, — усмехнулся мужик.
— Еще один⁈
— А вон, — он кивнул куда-то. — Тоже жених… вы б разобрались, кто из вас ей женихатей…
Тощий длинношеий парень, с виду ровесник той мыши, с кем-то говорил по телефону. И когда Пихта подошел, то услышал:
— Отец, ты не понимаешь, мне нужно… да, а дядя Сеня? Он же там работает? Я просто хочу узнать, как она… разве я о многом прошу? Да какая разница, какого она рода⁈ Она моя… да, уверен! Абсолютно! Молчал… ну молчал, она просто… вы бы налетели, напугали бы… а она и без того… ладно, потом объясню.
Парень осекся и повернулся к Пихте.
— Вам что-то надо? — спросил он тем тоном, который выдавал и происхождение, и силу. А силенок в щенке хватило бы, чтоб размазать Пихту по местной дорожке. Вон, глаза красные, едва сдерживается.
И Пихта поспешно отступил.
— Это… извини… я друг Кеши… брата Милки. Ехал к ней, а тут вот… хотел узнать, как она… не пускают. Я по дури женихом представился.
И руку протянул.
— Сейчас. Да, слушаю… дядя Сеня? Да… ага… ясно, — выражение лица парня почти не изменилось, а вот взгляд помрачнел. — Точно? Да… хорошо. Если что-то поменяется… спасибо, дядя Сеня.
И трубку положил.
— Плохо, — сказал парень. — Очень… возможно… она не переживет эту ночь.
— Это… сочувствую…
— Вы свяжетесь с её братом?
— Непременно, — пообещал Пихта. — Вот прям сейчас поеду.
— Позвонить…
— Не, там со связью проблемы. Так что поеду…
— Дядя Сеня… он тут работает… говорит, что и её матушку доставили. Плохо с сердцем.
— А…
— Там же, в реанимации… он обещал провести, если подождете.
Пихта поспешно закивал. Ради такого дела он, конечно, подождет. Впрочем, ждать пришлось недолго. Дядя Сеня — пухлый человечек в белом халате провел за пост охраны. И даже в палату сопроводил, где Пихта и увидел объект.
Ишь ты… бледная какая. И неживою глядится. Какие-то провода, трубки… одну прям в горло запихали. Жуть жуткая…
— Мила, — парень присел у кровати. — Мила, ты меня слышишь…
Пихта тихонько выполз из палаты и, воспользовавшись моментом, заглянул в соседнюю. И так по коридорчику прошел, причем не зря, потому как в четвертой по счету обнаружил и старушку, бледную, с запавшими щеками, но хоть без маске на роже, а потому вполне опознавабельную. Он и снимочек-то сделал, пожалевши, что девку щелкнуть случая не выпало.
Ну и хрен ли.
Можно выбираться.
Напарника Пихта нашел в машине. Тот словно бы дремал.
— Ну?
— Оба там. Девке совсем хреново, у ней во рту трубка торчит.
— На интубации, стало быть.
— И бабка тут, прикинь? Сердце прихватило, тоже лежит. Во, — он показал снимок. — И чего делать будем?
— Чего, чего… докладываться. А там как скажут. Ты это, давай на хату, — велел напарник, подавив зевок.
— А тут… ну, остаться, приглядеть… хоть за домиком. Может, кого из санитарок…
— Это первый императорский, придурок, — отозвался напарник. — Тут на каждом шагу камеры. Не хватало, чтоб срисовали или еще чего. Нет уж…
Лев проводил взглядом весьма подозрительного типа и повернулся к дядюшке, а потом к женщине, что изображала умирающую.
— Ну? — сухо поинтересовался он. — Я жду объяснений. И не притворяйтесь, я вижу, что смерть вам не грозит. Где Мила?
Раздражение бурлило, и сила, получившая такой нужный толчок для развития, теперь желала вырваться. Поздновато, конечно… он уже и не надеялся.
— Уважаемая, — тихо произнес дядюшка, положивши руку на плечо Льву. — Вы бы ответили. Мальчик волнуется… сила прибывает. И если вырвется, поверьте, плохо будет многим.
Раздался стон.
И Лев молча вытащил трубку. Как он и думал, никакой настоящей интубации. Наклонившись, он тихо произнес на ухо:
— Вы этих идиотов можете за нос водить. Но неужели вы думаете, что я спутаю жизненную силу моей избранницы с какой-то другой?
Женщина открыла глаза.
— Спокойно, — дядюшка потянул за руку. — Полагаю, имеет место некая… специальная операция.
Женщина кивнула.
— И с твоей девочкой все в порядке… дыши глубже. И контроль, Левушка, контроль…
Женщина покосилась на дверь.
— Здесь никого, — спокойно ответил Лев. — Кроме вашего второго, как понимаю, сотрудника. Хорошая иллюзия, качественная. И почти всех обманет. Машку, как понимаю, вы же заменили?
— Он кто?
— Лев Суварин… вообще-то Сумароков…
Женщина вздрогнула и тихо застонала.
— Но пока писали по матушке, чтобы не было… неловкости… — дядюшка подвинул стул и велел. — Садись, Левушка… про Сумароковых вы слышали? Так вот… сила у нас своеобразная…
Смерти.
И теперь Лев как никогда остро ощущал эту самую своеобразность. А еще понимал, сколь слабым он был.
— Но мы верные слуги императора. И бояться нечего… просто… как бы сказать… родовая особенность… сила раскрывается, когда душа… и сердце… каким бы романтичным бредом это не казалось, так вот… когда мы обретаем свою… половину. И так уж получилось, что Левушке понравилась та девочка. И теперь он очень за нее волнуется. А с учетом того, что Левушка уже лет десять искал хоть кого-то, кого его сила примет… поймите правильно, я не угрожаю. Я волнуюсь.
— Вы… тоже? — просипела женщина.
— Сумароков? Да. И маг смерти — тоже да… просто постарше буду. И посдержанней.
— Здесь? Вы что делаете?
— Работаю.
— В госпитале⁈
— Так… — дядюшка развел руками. — Где еще… я глава онкологического отделения. Магия смерти отлично воздействует на опухоли, даже те, которые считаются неоперабельными. Ко мне со всего мира едут… и у Левушки способности… раньше он больше со всякой мелочью возился. Там сепсисы обширные, некрозы… это ведь тоже по сути жизнь, которую можно остановить. Теперь, думаю, когда он раскроется в полную силу, перейдем к вещам посложнее…
Лев мрачно кивнул.
Перейдет…
Главное, чтобы с Милой было все в порядке. И сейчас грызла мысль, что он сам виноват. Надо было приблизиться, выяснить… а то и рассказать, как есть. Но нет, испугался. Столько лет поисков… четвертый университет, в котором он побывал, уже почти утратив надежду.
И отклик.
От серой замкнутой девочки, которую Лева просто-напросто побоялся испугать слишком быстрым сближением.
— Вы не думайте, что я на вас давлю, но… просто хочу предупредить… что отныне по праву, дарованному Сумароковым, мы считаем эту девочку частью своего рода, — дядюшка очаровательно улыбнулся. — А поскольку Сумароковых очень мало, то обо всех своих родичах мы заботимся…
— Твою же ж мать… — сказала женщина, прикрывая глаза. — Вот же ж… чтоб вас всех… ненавижу неподготовленные операции… обязательно всё через задницу пойдет. Вот обязательно!
Лев не очень понял, почему она так нервничает.
— В порядке ваше Мила. На конспиративной квартире отсиживается… и нет, ничего она не делала. Брат её вляпался. Но там уже не моя компетенция. Связь с куратором дам, а вы…
— Хорошо, — дядюшка заботливо поправил одеяло.
— Не знаю, важно или нет, — Льву удалось успокоить силу. — Но этот человек к вечеру умрет.
— Какой?
— Тот, который приходил сюда.
— Уверен? — дядюшка нахмурился.
— Более чем. Печать пока слабая, но когда он руку жал, я отчетливо ощутил. Смерть будет насильственной, если вам это интересно.
— Зачищают, значит. Вовремя мы…
И посмотрев на Льва почему-то вздрогнула и перекрестилась.
— Очень вовремя…