Эльфийский бык 2

Глава 30 Снова повествующая об артефактах старинных и том, кто виноват и что делать

Сегодня мой новый психолог с уверенностью заявил, что уберет весь звиздец из моей жизни. Но как⁈ Это же ж несущая конструкция…

Из дневника одной леди.

Наверное, когда-нибудь Маруся к этому привыкнет.

К мягкой тьме, что отступает, прячется в камень. И сидит там, ждёт своего часа, зная, что дождётся. Она не страшная, нет.

К ступеням вниз. Бесконечным. И крадущим звуки.

К мягкому покалыванию в пальцах и шелковой глади дерева.

К свету, отраженному гранями хрусталя. Он наполняет весь зал и когда-то давно, в детстве, эти огонёчки манили. Они звали играть, и Маруся играла. Ловила. Накрывала их ладонями и смеялась, потому что огонёчки разбегались. А потом спешили, собирались вместе, наполняя мерцанием сложенные лодочкой руки. И казалось, что Маруся держит не свет, а драгоценные камушки.

Много-много драгоценных камушков.

Можно привыкнуть даже к тому, что мама спит. Это как раз и не вызывало удивления. Детская психика пластична, да и выглядело всё не так и страшно.

Поначалу.

Это уже взрослым осознаёшь, насколько всё было не нормально.

Камень отзывается на прикосновение. А вот и дверь, ещё одна, найти которую человеку несведущему, невозможно, не говоря уже о том, чтобы открыть. Но сейчас хватает прикосновения.

И только тьма ластится к рукам, словно наново знакомясь.

Обещая, что рано или поздно…

Рано…

Или поздно?

Или…

Здесь сумрачно. Свет есть. И Маруся сама заставляет разгораться огненных мотыльков, что спрятались под колбами ламп. Два слева. Три справа. Отсветы падают на стены.

Здесь камень иной.

Он темен, сплетён из всех оттенков зелени. Он создаёт узоры, и в узорах этих каждый видит своё. Когда-то они с Таськой играли, высматривая каждая свою картину. Её не только надо было увидеть, но и суметь показать. А где играли… какая разница.

Не пугало.

Как могут испугать статуи?

Даже такие вот… живые…

— Это… что? — голос Сашки садится.

— Это… наверное, это можно назвать семейной усыпальницей. Или частью её… уцелевшей, — Маруся осматривается. — Когда-то… когда… они уходили, то… тела…

Неправильно называть статуи телами, но и нужного слова Маруся не могла.

— Здесь оставляли… долго. А потом построили новое поместье. И решили, что нужно обустроить нормальную усыпальницу, чтоб не хуже других.

Наверное, тогда и появилось желание, стать, как все… занять подобающее место и всё такое. Или нет?

— Ну а потом случилась война.

И усыпальница исчезла.

Вместе с особняком и памятью рода. Кто и как решил уйти отсюда? Хотя… Маруся в чём-то понимает. Сложно жить, зная, что тебя ждёт в конечном-то итоге.

— Поэтому и уцелели лишь те, кто… в последние… столетия. Вот там мой прапрадед… Миробор Вельяминов. Он был героем той самой войны с Наполеоном. И земли восстанавливал. Ушёл вниз в тысяча восемьсот пятьдесят третьем… а окончательно — спустя десять лет. Его сын… а это мой прадед…

У каменных мертвецов живые лица.

И не страшные. Нисколько.

Главное, сколько ни всматривайся, ни обречённости, ни страха. Покой. Уверенность… и даже радость.

— И мама… видишь? — Маруся остановилась рядом с женщиной, на которую совсем не была похожа. Она честно сравнивала себя с фотографиями. И с этим вот лицом, родным каждой чертой и всё-таки чужим… — Свет жизни ещё не погас.

Она коснулась огонька, который дрожал, бился под полупрозрачной каменной оболочкой.

— Значит, она ещё может… вернуться… в теории. Если захочет, — последнее слово далось с трудом. — Я прихожу сюда… разговаривать.

— И я, — сказала Таська.

— Мы рассказываем, что случилось. Как день прошёл и… и в целом.

Огонёк полыхнул, разрастаясь. И было время, когда в каждой вспышке Марусе чудилась надежда. Шанс, что всё образуется.

Мама сумеет.

Выберется оттуда, где бы она ни находилась…

— Мама Вася никогда не оставалась так надолго… — произнесла Таська. — И лицо у неё… тоже стало меняться… быстро. Слишком быстро.

А значит, времени осталось не так и много.

— Когда… она станет более… каменной чем живой… — каждое слово приходится вымучивать. — Купель позовёт меня… камень не может менять силу. А значит… значит, скоро и моя очередь.

Маруся обернулась.

И улыбнулась.

— Это не страшно, — сказала она с убеждённостью, потому что самой хотелось в это верить. — Просто… просто всё стало происходить куда быстрее, чем раньше. А из рода остались лишь я и Таська… и я понятия не имею, что будет потом.

— А если ты уедешь? — Иван разглядывал статуи и по лицу его сложно было понять, о чём он думает.

— Мамин отец уехал… он не хотел оставаться. И брат Миробора тоже… он ещё до войны отрёкся от рода. Вышел… — Маруся замолчала. — Но всё равно умер… хотя и не здесь, и не так…

— Значит, если ты отречёшься от рода… — начал было Иван. А потом сам себе ответил. — Только ты не отречёшься ведь.

Правильно.

У неё права нет.

Она ведь всё-таки Вельяминова…

— Вы… идите, — сказала Таська, потянув Бера к выходу. — Подождите нас там… на верху… может, чай сделайте. А мы тут ненадолго… поговорим… может, получится разбудить…

Вот только надежды в голосе почти не было.

Надежды…

Впрочем, почему-то когда они ушли, Маруся испытала огромное желание побежать следом. И потребовать, чтобы вернулись.

Именно потребовать.

А лучше за руку взять.

Кажется, она так и не выросла, если ей нужна чья-то рука.

— Здравствуй, мама… — сказала как-то тихо. — Знаешь… столько всего случилось, что даже и не знаю, с чего начать… хотя… знаю. Он вернулся. Наш отец. Представляешь?

И огонь там, внутри камня, полыхнул, рванул навстречу, меняя тело.

Показалось даже, что вот-вот веки дрогнут.

Раскроются…

И губы шевельнутся, выпуская воздух, а потом втягивая, заставляя больше не окаменевшие лёгкие сделать вдох…

Показалось.

— Скотина, — донеслось из соседнего зала. — Эта скотина и вправду…

— Мама Вася, — Маруся поспешно заморгала, стирая слёзы. — Мама Вася… ты вернулась…

— Чтобы прибить эту падлу!

Чайник Его императорское Величество закипятили без участия плиты, одним силовым импульсом, причём таким, что чайник подпрыгнул, выплюнув седой клубок пара, а потом раскалился докрасна.

— Имущество не порти, — сказал Иван, расставив на столе кружки.

— Я… случайно. Нервы. И нос болит. Он долго болеть будет?

— Не особо, — Бер вытащил чай и сахарницу поставил. Огляделся. — Сперва, конечно, непривычно, но со временем на такую ерунду перестаёшь обращать внимание… слушайте, мне тут к старшему надо сходить будет. А то волноваться станет…

— Сопроводить? — Император потрогал переносицу.

— Не, сам доберусь. Должен… но это попозже… что делать станем? Вань, ты с таким сталкивался?

— Угу, каждый день. После обеда…

— Серьёзно. Это ж эльфы делали…

— Не совсем, — Иван насыпал в круглый чайничек заварки. А вот кипятком её заливал уже Император, потому как только он сумел раскалённый чайник поднять, причём без плотенчика. — Эльфы участвовали, да, но… то, что касается камня, это не эльфы. С камнем они работают плохо…

— А не с камнем? Там же в этом гробу живой человек…

Иван вздохнул и признался:

— Не знаю…

— Вань? Ты ж эльф…

— Наполовину. Бер, ты ж Волотов, если я тебя попрошу объяснить, как создали эту вон… комнату… и гроб… сумеешь?

— Купель, — счёл нужным поправить Император.

— Купель, — Иван решил не спорить.

— Ну…

— Гну… вот и я такое же «гну»… я жил там, но… понимаете, пока жил, меня больше интересовало, как найти пожрать и как не сдохнуть. И в целом… в общем, не до высоких материй было. Учить… ну да, учили. Пытались. Чему-то. Только проблема в них вот… — Иван дернул себя за ухо. — Как научить глухого играть на скрипке? Можно что-то там извернуться… только зачем?

— Вань, а ты злишься, — Бер сунул нос в шкафчики. — Если мы батона возьмём немного, они не сильно обидятся?

— Думаю, им не до батона.

— Всё равно как-то нехорошо объедать, но я опять голодный. Это нервы… значит, даже в теории не понимаешь, что там за оно?

— В теории как раз понимаю, — Иван отхлебнул чая. Поискал сахарницу и бросил пару кусков. — Есть природа живая и неживая… камень — ближе к неживой… с точки зрения эльфов.

Иван уточнил, поскольку Бер явно желал возразить.

— Но и в нём есть отклик. Живая природа более изменчива. И изменять её можно под собственные нужды. Как те же поля. Или вот эльфийский шёлк… его создают изменённые гусеницы, которые не погибают, но просто плетут, плетут нити… то есть живая материя отзывается на силу и изменяется ею. В то же время верно и обратное, она сама может изменять силу. Её направленность… думаю, что сугубо теоретически… в общем, теоретически Вельяминовых изменили так, что они сами преобразуют одну силу в другую… нет, не сходится. Зачем тогда эта бандура?

Сладкий чай слегка унимал чувство голода. И Иван взял кусок батона. Подумалось о тушёнке, которой еще оставался целый ящик. Пусть и суслятина, но он и на суслятину согласный.

— Погоди, — Бер сел за стол и поставил пустую кружку. — Смотри, допустим, они могут изменять, но… это как мощность. У любого артефакта есть свой предел потребления силы. Дашь слишком большой поток и всё… поэтому и ставят отводящие линии, рассеивание, чтоб убрать излишки… и в этом случае сходится.

— Что? — поинтересовался Император, потрогав уже глаз.

— Всё. Смотри… они сделали так, что тёмная энергия со всей округи стекалась в одно место… ну, там, внутренние каналы, что-то ещё… типа магические сточные канавы. Но тогда она в этом месте собиралась. И просто ждать, пока переработается естественным путём — так себе идея. Тем более, что любое хранилище может быть переполнено… — Бер дотянулся и шлёпнул Императора по руке. — Не трогай. Я один раз так щупал, щупал и сломал снова, потому что чувствительности никакой толком… точно станешь Александром Кривоносым…

— Ну тебя… значит, по сути устроили магический нужник…

— Как-то это грубо звучит, — сказал Иван.

— Зато верно… ёмкость, полагаю, высокая. И экранировали, судя по тому, что там видел, прилично… но вот любая ёмкость не бесконечна.

— А еще нельзя просто взять и вытянуть силу из земли, вообще из мира, — Иван подвинул ещё одну кружку. — Есть пара аномальных зон, полностью лишённых силы… в общем, там мало что выживает.

— Вот… и тогда они придумывали, как эту силу возвращать обратно.

— Гроб?

— Скорее трансформатор.

— Чего? — на Бера удивился не только Иван, но и Его императорское Величество, которые батон жевали сосредоточенно, заедая душевные и физические раны.

— Такая штука, — пояснил Бер с удовольствием, — которая понижает напряжение. Скажем, вот шпарит со станции поток электричества, пусти его в дом, он и спалит всю технику к чертям собачьим. А проходит через трансформатор, и получаются те самые двести двадцать, которые в розетке. Ну или как-то так… в общем, эта хрустальная штуковина — тот самый трансформатор, выдающий на итог нужное напряжение, которое проходит через живого человека. Ну а тот превращает черное в белое, красное в зелёное или как там… и думаю, пути оттока силы тоже имеются… та же облицовка… в ней энергетические потоки были…

Иван вспомнил и согласился, что потоки были.

Синенькие.

На белом.

— Тогда снизу идёт тёмная сила, которой оставили выход через эту купель, а из купели — нейтральная… полагаю, что нейтральная, все же от минуса к нулю перевести проще, чем к плюсу, — Бер нарисовал пальцем на столе и минус, и плюс. — А вот эта нейтральная по отходящим каналам убирается вовне… водянички, коровы… это дополнительные стабилизирующие элементы… ну или тоже в цепи, но тут уж можно гадать до бесконечности.

— А почему спит? — поинтересовался Император, дожёвывая третий кусок. Не то, чтобы Иван считал, но вот… он и первый не съел, а этот сейчас весь батон и сожрёт.

— Ну… может, надо так, для процесса… — Бер га Императора тоже поглядел с неодобрением.

— Или просто человеку легче. Эльфы… они своеобразны… но не садисты, — Иван взял ещё кусок, пока что-то осталось. — Представь, тебе надо сутки лежать в гробу. Там и жёстко, и скучно. А так уснул — проснулся… тем паче, подозреваю, что время изначально уходило больше… что многое зависит от того, сколько силы скопилось, сколько её надо переработать…

— А каменеют почему? — Его императорское Величество не унимались.

— Понятия не имею. Возможно… побочный эффект… или действительно… когда какая-то деталь с дефектом… ну, образно говоря, — Бер нахмурился. — Куда в тебя столько лезет-то?

— Не знаю, — Император стащил-таки корочку. — Это… нервное… может, переживаю я…

— За кого?

— За империю…

— Ну да, — в голосе Бера послышалось откровенное сомнение.

— Душа и тело связаны… точнее много сложнее, но да… если душа не держится за тело, то тело умирает… в данном случае преображается, — Иван говорил медленно, явно ощущая, что его теориям не хватает знаний. И за это было стыдно.

— А обратно повернуть как-то можно?

— Не знаю… я… бабушке позвоню… всё равно за фотки объяснятся…

— Почему? — поинтересовался Император, озираясь в поисках съестного. — Вот не могли подзадержаться на часок-другой… я бы ужина дождался. Поел бы по-человечески…

— Потому что мне следовало сначала спросить разрешения у старшего в роду… это формальность, но…

— Эльфы ещё те формалисты, — Император допил чай и посмотрел в кружку. — Это да…

— Ладно, мне другое интересно… на хрена Свириденко эта вот купель?

— Полежать захотелось? — чайник снова пыхнул от импульса силы.

— Если купель заточена под Вельяминовых, то любого другого человека она просто убьёт, — Иван медленно жевал отбитый у верховной власти кусок батона. — А скорее всего именно, что она делалась под кровь… на кровь… в общем, иначе не было бы проблемы. Нанял бы кого полежать денек-два… или просто пригласил вон стороннего специалиста… а они сами.

— На самоубийцу этот тип не похож…

И Бер кивнул, с императором соглашаясь.

Не он один.

— Ладно… тут мы чего-то не знаем. С другой стороны… выкупить… вряд ли кто бы продал. Бесполезно даже пытаться. А почему он силой не захватит?

— Тут просто, — Иван позволил себе улыбку. — Там ведь дверь из мэллорна. Она на силу и кровь запечатана, и в целом… если эту дверь закрыть, то её уже не откроешь.

— Совсем?

— Совсем. Это дерево… оно в какой-то мере разумно. Его не обманешь, скажем, взяв заложника и подведя к двери. Угрозами там жизни… оно ощутит всё это… и дверь закроется.

— Интересно… — Император хлебал кипяток и не морщился. — Очень интересно… откуда Свириденко знает об этом?

— Понятия не имею, но… выходит, что знает?

И наверное, хорошо, наверное, не знай он об особенностях, точно рискнул бы захватить дом…

— Остаётся мелочь, — Император глядел серьёзно, но налившиеся лиловым цветом фингалы несколько сказывались на торжественности момента. — Понять, что делать там… какие будут предложения?

— Ну… — Бер завис немного. — Адвокаты будут… там и Вед дёрнет, и Ванька вон эльфийского посла порадует… силовая поддержка тоже есть. Если нужно, лягу, но никакого урода не пущу… если что, то войну небольшую Волотовы потянут.

Император подавился чаем, призадумался и пожал плечами:

— В принципе… мне ещё полчища врагов повергнуть надо… я голову ломал, где их взять-то…

— А с гробом что? — Иван прислушался к себе, пытаясь понять, не помешает ли врождённый эльфийский пацифизм участию в маленькой войне.

Пацифизм молчал.

Желание дать в морду тому, кто устроил вечернее представление, никуда не делось.

— И с Василисой… Вельяминовой… хотя бы с нею? Оптимально бы двоих вытащить… как-то… как?

Стало тихо.

Идей не было. И у Ивана тоже… бабушке он позвонит. Если эльфы принимали участие в создании этой штуки, то должны знать, как убрать эффект окаменения… если его вообще можно убрать.

Но…

Ответят ли?

Да и в целом, одно дело раньше, и другое — сейчас с политикой глобального невмешательства… и справится ли Иван сам? Без помощи?

Способен ли он хоть на что-то без помощи?

— А… — раздался голос Бера. — Давайте дядю позовём? Его?

И на Ивана указал.

— Зачем? — удивился и сам Иван, потому что только дяди ему тут и не хватало.

— Ну… там женщина в беде. А он спасатель. Пусть спасает? Ну… чтоб как в сказке… увидит… поцелует… она и оживёт… что? Понимаю, что звучит бредово… но тут вокруг одна сплошная сказка… здравый смысл давно повергнут. Так что, может, и сработает…

Задумались все.

И в том числе Император, поскольку чаёк пустой перестал хлебать. А потом и вовсе выдал:

— По-хорошему, его давно женить надо бы…

Дурдом.