«И что с того, что я выгляжу, как лось? В душе-то я бабочка…»
Из беседы с психоаналитиком.
Желтый автобусик остановился перед конторой. Полковник Черноморенко встал и, окинувши подопечных недобрым взглядом, сказал:
— А ну тихо мне! Всем сидеть и чтоб… мышь не пробежала!
— Куда? — уточнил Самохин.
— Что куда?
— Куда не пробежала? Туда? Или обратно?
Бестолочь…
— Разжалую, — буркнул Черноморенко, выбираясь из автобусика. И главное, знали же, кто поедет, а выделили… ощущение, что не просто детский, а начальной школы. Оно-то, может, по состоянию души и соответствует, а вот сидеть в этих креслах неудобно.
Кости все трещали.
И главное, племяннички, чтоб их, чувствуя настроение, смолкли.
Ненадолго, но… не к добру оно, когда дети затихают.
Черноморенко осмотрелся.
— Вроде тут, — сказал Богдан, выглянув в окно. — Но тут связи нет, так что я по примерным ориентирам…
Пахло…
Да нормально так пахло.
Слева находился невысокий домик аккуратного вида, обнесенный к тому же палисадничком. В палисадничке цвели цветы. Цветами же и пахло.
И вовсе вдруг стало мирно и спокойно.
Вправду, чего это он распереживался? Будто сам дитя малое… ну задание… ну странное… можно подумать, первая начальственная блажь на памяти Черноморенко. Коровы…
Коровники…
Справятся, как-нибудь.
Для начала разобраться надобно, куда идти. Но тут дверь конторы, над которой висела табличка с надписью «Контора», причем сделанная явно вручную, открылась. И на крылечке появился человек, показавшийся смутно знакомым…
Очень знакомым.
Да быть того не может!
— Петрович? — осторожненько поинтересовался Черномор, ибо вдруг да ошибся. — А мне сказали, что ты… того…
— И этого! — Петрович позволил себя обнять. — Да тише ты, придушишь… стало быть… это ты дядюшка с племянничками, которым срочно надо научиться коров доить?
И прищурился этак, с насмешечкою.
— Я, — признался Черномор с трудом сдерживая улыбку, потому как…
Просто потому.
— Ань! — голос у Петровича ничуть не изменился. Поднялась с крыши стайка голубей. Матвеенко, высунувшийся было из автобуса поспешно вернулся на место. А из конторы вышла женщина. — Знакомься, это моя супруга. Аннушка.
— Казимир, — Черноморенко позволил себе поцеловать протянутую руку, ибо сама мысль о том, чтобы пожать её, казалась сущим святотатством. — Черноморенко…
— Ань, ты там мальчиков прими. Покажи, где у нас что… оформим позже, как понимаю? А мы тут со старым знакомым перекинемся парой слов.
Черноморенко кивнул.
И задумался.
Выглядел Петрович… хорошо, особенно для покойника или на край глубокого инвалида, которым ему бы быть. И на возраст свой… а сколько ему лет-то? Когда Черноморенко только-только в учебку пришел, Петрович уже был старшим инструктором.
А теперь…
— Идем, — сказал Петрович, чуть нахмурившись.
— А… там ребята хорошие, но шебутные. Как бы… не обидели невзначай.
— Аннушку? — Петрович широко усмехнулся. — Поверь, не обидят… сейчас она еще девочек позовет… а мы поговорим… стало быть, не ошибся я. А уж решил, что мерещится на старости лет… все ж годы уж не те… но не думай. Тебя, обалдуя, я и сейчас в бараний рог согну. Вон, харю разъел на казенных харчах.
Шел Петрович неспешно. И выглядел обыкновенным человеком. И… ощущался тоже.
Человеком.
Обыкновенным.
Стало быть, от дара его прежнего ни капли не осталось.
— Что тогда приключилось? — тихо спросил Черноморенко, не уверенный, что ответят.
Он сам в тот год капитана получил.
И медаль.
А к ней — месяц в госпитале, что так-то и не мало, хотя и немного. Да когда вышел, то узнал, что Петрович то ли погиб, то ли был серьезно ранен, а после от ран и скончался.
— Да… в общем, проводили разведку дня. Должны были на том участке газопровод тянуть, вот и смотрели. Рельеф там, наличие препятствий… корабли, старые боеприпасы, неровности с расщелинами и прочая мутотень. Частью шли батискафы, а когда возникали сомнения, то и я с ребятами. Так-то работа спокойная, мирная даже… я ж уже в годах был, подумывал как раз после и на пенсию податься.
Черномор кивнул.
Случалось и ему подобные проекты поддерживать. Ладно, пусть не для газопровода, но то наука с исследованиями, то еще какая-то фигня повышенной секретности, а потому в суть оной вникать не стоит. Главное, что дело понятное.
Плывешь и смотришь.
— На корабль мы наткнулись. Главное, с виду почти целехонький. Красивый. Лежит на боку, просто манит… ну и там, наверху, координаторы дали команду на сближение. Детство в жопе заиграло, сокровищ захотелось.
И это случается.
На морском дне какой только дряни нет. И кораблей всяко-разных хватает.
— Вот… честно скажу, чуялось недоброе… больно красиво тот кораблик лежал. Обычно как? Через сотню лет все зарастает тиной там, ракушками, а этот почти как новый… игрушка прям-таки. Я и доложился…
— Не прислушались?
Петрович хмыкнул и пошарил по карманам.
— Был бы военный, может, и прислушался б. А так нас придали в усиление… в подчинение. И командовал какой-то хрен от науки. Он и решил, что это как его… а… удивительная историческая находка, представляющая огромную культурную ценность. И надо на этот корабль оттарабанить метки, а заодно установить стазис-артефакты, чтоб поднять все это исторически-культурное барахло наверх…
Петрович свистнул, и массивная дверь приотворилась, выпуская огромный рог.
— Я, конечно, пытался возражать. Говорил, что опасно так, без предварительной разведки лезть. И вовсе мы не сокровища искать отправлены. Да только что я, тупой вояка, в культурах понимаю? Приказ отдан. Увольнением пригрозил, жалобами… ладно я, клал я на эти жалобы хер с припёком, но ребятам бы подгадил. Мы и пошли. По прямому приказу. Там глубина еще приличная. И чем ближе, тем понятнее, что дрянь дело… связь сбоить начала. Потом фон… вода-то размывает, но… корабль испанский оказался. Из колоний шел. И золота на нем хватало… а еще людей, из этих… коренных народов, во… в цепях везли. Ну а золото — не слитками, а из храмов, идолами.
Черноморенко выругался.
К такому без спецснаряжения и близко подходить не след.
— Во-во… я тогда еще подумал, что вот не зря предчувствовал. От не зря… и назад повернуть хотел. Команду дал. Решил, хрен с ним с увольнением, были бы живы, работу найдем. Только… не позволило оно.
— Что?
— А я по сей день не знаю, что… что-то, что было в этом корабле. Иное… не нежить, не нечисть… да разве поймешь. Я ж вояка тупой. Главное, что вход — рубль, выход — пять… видел когда-нибудь, как золотые идолы оживают? Леньке, который снаружи был, я сразу сказал уходить. А мы стали пробиваться.
Следом за рогом из-за двери показалась голова. И второй рог.
Ох ты ж… это же ж…
— Мы ж не слабаки… и сработавшиеся… только куда там. Тимура золотая дрянь просто раздавила. Обняла и все. Мы с Алешкой и Васькой щита подняли, на троих… корабль ломать стали, а у него борта, не поверишь, из чистого золота. А на капитанском мостике мертвяк стоит. В кирасе золотой. В шлеме таком… испанском… это я потом уже увидел. А в кирасе — камень синий.
Звучало жутко.
— И лыбится так… а еще давит. Не силой, а мозги, прям в мясо. Алешка кровью захлебнулся. Я Ваське и сказал, чтоб готовился. Собрал силу, сколько было, и по этой твари… ну а его на прорыв. На подъем. Знал, что Ленька рядом будет, не из тех он, что своих бросят… в общем, и сошлись. Сила на силу, голая, как она было… помню, что море вскипело, там, снизу… ну а потом все. Думал, что конец. В себя уже пришел в госпитале.
Зверюга выбиралась осторожненько, то и дело поглядывая по сторонам и с явною опаской.
— Это что за… чудище?
— Менельтор. Бычок наш. С Яшкой после познакомлю, опять куда-то сбег, неслух…
Бычок? Да он с танк размером будет. Если и поменьше, то только чутка.
— А дальше что?
— Дальше… дальше мне сказали, что все. Отплавался я… что выбрался чудом. Выкинуло меня, когда там рвануло, внизу… и ребята подхватили, потянули. Что Алешка… жить живой, да мозги ему напрочь выплавило. А мне больше повезло, только переломало. И подъем опять же экстренный. На корабле ж барокамера одна, стало быть. И Лешку в неё как самого слабого. Ленька вниз ушел. А я не мог. Вот от моря ответочка и прилетела… еще и шторм начался. В общем, не знаю, каким чудом вообще до берега добрались. До госпиталя другим чудом дотянул. А там-то… целители у нас хорошие, да все не боги. Мне и пророчили, что до конца дней лежачим останусь, под себя ходить буду. А еще этот хер сильно умный жалобы строчил, что вроде как мои необдуманные действия привели к невосполнимому ущербу, потерям… ага, как бы не так. Я тоже написал, благо, протоколы шли, и все, что там на корабле, тоже писалось… черные ящики вскрыли и ясно стало, кто там… ну ему выговор впаяли. А больше что? Лицо же ж гражданское… по нашему ведомству тоже разбирательства начались, как вышло так, что гражданское лицо боевыми пловцами командует. Мне орден вручили. И пенсию заслуженную… выпроводили, так сказать. Жена на развод подала. Мол, разлюбила и все такое… а больше у меня никого и ничего. Честно, думал, что зря меня вытаскивали… источник выгорел, дар с ним тоже. Я тогда в конец выложился… позвоночник собирали, как умели, но даже императорские целители руками развели. Мол, всему предел есть.
— Как ты… тут оказался?
— А вот так… дедок один, которого ко мне пригласили, он в Академии целительской преподает, так вот, сказал, что надобно мне в одно место отдохнуть съездить. Что… в общем, если свезет, то и жизнь изменю. Я-то не больно поверил, потому как… лежу пластом, только и могу шевелить, что ушами. И перспектива лежать от так до конца дней своих.
— И тебя…
— А от сюда и привезли. Я еще удивился. На санаторий не похоже, деревня какая-то… здесь даже фельдшерского пункта нет. Казалось издевательством. Только… я потом этому дедку письмо написал. И к нему съездил, показаться… поставили меня на ноги.
— Как?
— Каком кверху, Черноморенко! Была тут одна… целительница, так сказать. Она и мертвых могла бы, пожалуй.
— А…
— Много вопросов, — глянул хмуро Петрович. — Поживешь — сам все увидишь. Если приживёшься.
Рогатая зверюга добралась до ограды и возложила на нее голову, которую Петрович почесал за ухом.
— Хороший мой…
Зверь вздохнул, тяжко-тяжко, печально-печально.
— Я тут как раз-то и прижился… жену нашел… точнее она меня выбрала. Могла бы любого, а она, вон, меня… почему-то. Документы сделали чистые, чтоб вопросов не возникало. Да и в целом, хватает у меня врагов и разного-прошлого… так что сообразили легенду. Образование получил. Профильное. Сельскохозяйственное. Теперь начальствую помаленьку. Коровок вон разводить помогаю и всякое иное, по мелочи. Да погладь ты… быков, что ли, никогда не видел?
— Ну… так-то нет… яков видел. Зубров еще. Когда сыновей в зоопарк водил… а быков так-то и нет.
— Ничего. У нас тут всякой живности хватает… так-то я чего. Если вопросы будут — задавай. Где смогу — отвечу, но ты вроде и прежде дурнем не был…
Пожалуй, это можно было счесть за комплимент.
— Вечерком в гости заглянь. С Аннушкой познакомлю. С дочками… племянниц сам увидишь, их тут… да я сам порой не знаю, сколько их тут. Но до хлопцев донеси, чтоб дурковать не вздумали. Чтоб со всем уважением, если кто из девочек глянется.
Вот только Петровичевых девочек в сельской идиллии не хватало.
Для полноты ощущений и счастья.
— А… сам где?
Все ж задача перед Черноморенко поставлена вполне конкретная. И Петрович, хмыкнув, — при том он не переставал чесать косматое чудище за ухом, — ответил.
— Где-то там… с Аленкой вроде в лес пошли.
С Аленкою?
Имя девичье, а потому на душе прям потеплело. Нет, тем пакостливым статейкам из интернету, как и самому интернету Черноморенко категорически не верил. Но вот… неспокойно было.
Лезли в голову всякие мысли, что, мол, и невеста бросила. И про любовниц не писали… точнее писали про их отсутствие и разные иные намеки. А оно неспроста…
Врали, стало быть.
— Слушай… — Петрович шлепнул быка по носу. — Если я правильно понимаю, вы не с пустыми руками приехали?
— Ну… так-то… официально миссия мирная… помощь там… по сельскому хозяйству… но так-то вроде ребятки прихватили маленько…
Один гранатомет и один пулемет точно есть.
— От и ладно, — обрадовался Петрович. — От и замечательно… я ж пока валялся, то почти все связи и подрастерял, так что своего почти и не осталось. А чего осталось, то устарелое. Но точек пару приметил, на всякий случай. Если пулеметы поставить, то совсем ладно будет.
— Я чего-то не знаю о сельском хозяйстве? — Черноморенко не то, чтобы был против, но как-то…
— Поверь, — Петрович хлопнул его по плечу. — Ты ничего не знаешь о здешнем сельском хозяйстве! Идем, покажу…
И бодрым шагом двинулся куда-то прочь… а главное, если не приглядываться, то легкая хромота почти незаметна. А дерганые слегка движения вовсе можно принять за личную особенность.
— Петрович, — Черноморенко догнал старого знакомого. — Слушай… я понимаю, вылечить тебя вылечили. Но остальное-то как? Ты ж… тебе ж лет под девяносто быть должно! А ты моим ровесником глядишься. Как?
— Воздух, — важно ответил Петрович. — Воздух тут у нас хороший. И вода тоже… молоко опять же. Вот молоко — замечательное… в общем, экология! Сила природы, так сказать… а потому природу такую надо что?
— Беречь?
— И охранять.
— Пулеметами?
— Знаешь, Черномор, вот… жизнь теперь такая, что с пулеметами природу охранять как-то оно сподручнее, что ли. Кстати, надеюсь, ты додумался не только их прихватить. А то ж разочаруюсь. Ты ж помнишь, Черноморенко, до чего я не люблю в людях разочаровываться.