Двуглавый. Книга вторая

Глава 17 Генерал Гартенцверг

В прошлой жизни я не раз, не два и не сто имел возможность убеждаться в том, что при лобовом столкновении начальственных планов с суровой реальностью может, конечно, пострадать и начальство, но это уж как получится, а вот подчинённым достаётся всегда, причём в большинстве случаев ещё и побольше, чем тому самому начальству. Тёзкин опыт таких наблюдений намного скромнее моего, но это исключительно из-за возраста. Впрочем, опыта этого у дворянина Елисеева теперь прибавилось.

О чём это я? Ну, вернулись мы в Кремль, как Денневитц и приказал, не задерживаясь у Эммы, и… И ничего. Денневитца на месте вообще не оказалось, каких-либо распоряжений внетабельному канцеляристу Елисееву он не оставил, даже порученец надворного советника ничего не знал и толком сказать не мог. До обеда тёзка так и зависал в кабинете того порученца, а после, узнав, что Карл Фёдорович до сих пор не появился и даже не звонил, в некотором недоумении переместился на квартиру в Троицкой башне, да принялся читать университетские учебники, чтобы хоть что-то полезное делать, если не по службе, так по учёбе. По окончании официально установленного рабочего дня дворянин Елисеев переоделся в домашнее и уже подумывал об ужине, как позвонил Денневитц и срочно вызвал внетабельного канцеляриста к себе. Под мысленный аккомпанемент моих ругательств тёзка переоделся снова в мундир и отправился по вызову.

— Когда я могу рассчитывать на возвращение Дмитрия Антоновича? — спросил Денневитц, едва ответив на тёзкино приветствие.

— Послезавтра мы с Эммой Витольдовной проведём последний сеанс исцеления, — доложил дворянин Елисеев. — Далее всё будет зависеть от того, как скоро в госпитале проведут окончательное обследование и оформят необходимые бумаги.

— То есть ещё день-два после вас, — поморщился надворный советник, — а всего два-три дня… Ладно, подожду, мне Дмитрий Антонович здоровым и полным сил нужен.

Так, похоже, что-то назревает… И не по части подчистки последствий заговора с мятежом, раз Карлу Фёдоровичу так необходим человек с опытом уголовного сыска.

— Я вчера не только у генерала Гартенцверга побывал, — Денневитц принялся вводить подчинённого в курс дела, — но и у нашего генерала тоже.

«Нашим генералом» Карл Фёдорович мог назвать только дворцового коменданта генерал-майора Дашевича, которому и подчинялась дворцовая полиция. Мы с тёзкой пока что знали его превосходительство только с хорошей стороны, но я-то понимал, что начальственное вмешательство в любое дело — это почти всегда источник проблем.

— Сегодня, — Денневитц недовольно скривился, — я опять имел удовольствие беседовать сразу с несколькими генералами… армейскими, — надворный советник замолчал, давая подчинённому возможность проникнуться всей серьёзностью положения. — И потому, Виктор Михайлович, так…

Ну да, скорее всего, я не ошибся, и сейчас Карл Фёдорович начнёт вываливать те самые проблемы на тёзку.

— И потому так, — продолжил Денневитц. — Генералом Гартенцвергом по делу о том убийстве заниматься будут военные. Как я понимаю, большого желания снова вытаскивать ту историю на свет Божий у них нет, но и деваться им теперь в свете вновь открывшихся обстоятельств некуда. В тот раз прекращение дела, если закрыть глаза на то, как выглядела вся та история, можно было посчитать и оправданным — именно полковник Гартенцверг принёс армии успех во втором Корейском походе, благодаря чему в Корее удержалось у власти дружественное России правительство. Гартенцверга и в генералы произвели за тот поход, и в академию направили преподавать тактику рейдовых действий. В общем, пусть у военных болит голова, что и как теперь с этим героем делать, для нас же тут важно другое.

Ага, а вот сейчас надо слушать с особым вниманием, к чему мы с тёзкой и приготовились приступить.

— У нас, Виктор Михайлович, будет на беседу с его превосходительством один день, — вздохнул Денневитц. — Завтра. И разговор пройдёт без записи, так договорился наш генерал с военными. Впрочем, Пётр Николаевич, — даже тёзка не сразу сообразил, что Денневитц говорил о дворцовом коменданте Дашевиче, — заверил меня в том, что запись, сделанная после, будет использована в дальнейшей работе по делу. Вы мне нужны, потому что я должен быть уверенным в искренности слов генерала Гартенцверга. Впрочем, для вас беседа тоже представит интерес, это я вам обещаю, — тут Карл Фёдорович как-то двусмысленно усмехнулся. — Идите, Виктор Михайлович, отдохните и выспитесь, завтра день будет непростым.

Что ж, если Денневитц поставил себе задачу заинтриговать тёзку по самое, что называется, некуда, у него это получилось. Если и не ставил — получилось всё равно. Что за предположения приходили на ум нам с дворянином Елисеевым, даже говорить не буду, потому что почти все они оказались, как выяснилось на следующий день, весьма далеки от реальности.

Первое впечатление, что произвёл на нас с тёзкой его превосходительство генерал-майор Николай Львович Гартенцверг, было вполне благоприятным — этакий образец героического офицера, самую малость не дотягивающий до плаката. Высокий, худощавый, со слегка вытянутым лицом, украшенным роскошными усищами, генерал Гартенцверг смотрел на мир не сильно добрыми серыми глазами, будто прикидывая, где именно будет сподручнее прорваться, а лучше просочиться в тыл противника. Ну и награды, как без них-то — всё тот же анненский темляк на кортике, на груди ордена Святого Георгия четвёртой степени, Святого Владимира четвёртой степени с мечами, Святой Анны третьей степени и Святого Иоанна Иерусалимского третьей степени, на шее орден всё того же Святого Иоанна Иерусалимского, но уже второй степени. Про последний мне подсказал тёзка, я о таком и не слышал. [1] Ниже орденов на груди имелся ещё какой-то знак в виде креста в венке, который не опознал и дворянин Елисеев, посчитавший это не наградой, а полковым знаком, лично ему не известным.

— Прошу вас, ваше превосходительство, повторите, что вы позавчера сообщили мне, — начал Денневитц после представления генералу тёзки. Гартенцверг начал, и уже через минуту мы с тёзкой поняли, что именно имел в виду Карл Фёдорович, обещая дворянину Елисееву, что ему тоже будет интересно…

Со слов генерала, картина получалась следующая. По рекомендации некоего офицера, ранее служившего под началом Гартенцверга, к генералу обратился господин из штатских, назвавшийся Василием Христофоровичем Яковлевым. Разумеется, услышав эту фамилию, мы с тёзкой навострили уши и далее слушали со всем возможным вниманием.

— Неприятный тип, скажу я вам, надворный советник, — охарактеризовал его генерал. — Если бы не рекомендация, я бы его выпроводил и слушать не стал.

Однако же выслушал, видимо, на хорошем счету был у Гартенцверга тот офицер. Выслушал — и задумался. То, что Яковлев знал об истории с подпоручиком Лиходейцевым, само по себе генерала не испугало — история в своё время была на слуху, а что слух дошёл и до Москвы, так в двадцатом же веке живём, что известия, что их разносчики перемещаются легко и свободно. А вот то, что Яковлев уверенно говорил о том, каким именно образом история может выплыть на поверхность и вызвать нежелательные для генерала последствия, преподавателя Павловской военной академии хоть и тоже не напугало, но уже несколько иначе. Одно дело просто не бояться, потому что был приказ о прекращении дознания за невозможностью установить виновного, и совсем другое — не бояться опасности, а продумать, как её избежать. Долго его превосходительству думать не пришлось, тот же Яковлев и предложил действенный способ ликвидации самого источника той опасности.

Именно Яковлев рассказал генералу и о собирателе компромата Бакванском, и о том, где Бакванский живёт и держит своё собрание, и о закладке горючих веществ в библиотеке. Именно Яковлев обещал найти исполнителей, которые при своевременной оплате в заранее оговорённом размере лишних вопросов задавать не станут. Взамен он ничего не просил, и это естественным образом генерала насторожило, тем более, Василий Христофорович старательно уклонялся от попыток Гартенцверга дознаться, в чём тут выгода для него самого. В конце концов Яковлев нехотя признался, что и на него у Бакванского есть сведения, открытие которых было бы до крайности нежелательным, и если собрание этих сведений вдруг сгорит, то и ему жить станет намного легче. Генерал, конечно же, поинтересовался, почему же в таком случае Василий Христофорович обратился к нему, а не к тем исполнителям, коих он генералу сватает. Тут господин Яковлев пожаловался, что он, делец-одиночка, для таких людей добыча, а не партнёр, что они его либо прямо ограбят, либо деньги возьмут, а работу не сделают. Зато, уверял он, в Одессе последний уличный воришка знает, что с военными надо или делать дела по-честному, или не делать вообще. Кстати, большую часть расходов на наём исполнителей Яковлев готов был принять на себя.

Согласился генерал Гартенцверг не сразу. Только-только был подавлен мятеж, жандармы активно шерстили военных на предмет причастности к заговору, и высовываться было бы глупо и неуместно. Но время шло, прошёл процесс над мятежниками и заговорщиками, всё как-то улеглось, и когда Василий Христофорович, тоже на время оставивший генерала в покое, напомнил о своём предложении, его превосходительство решился. Устроив отпуск своему доверенному лицу, штабс-капитану Тригорскому, Гартенцверг отправил его в Одессу, откуда тот вернулся уже вместе с будущими исполнителями плана. Яковлев не обманул и оплатил две трети расходов, но от личного участия в деле уклонился под предлогом того, что его полиция заподозрить как выгодоприобретателя от нападения на шантажиста может, а вот генерала уж точно нет.

Мы с тёзкой слушали рассказ генерала в четыре уха — два реальных и два виртуальных — и тёзка не нашёл в словах его превосходительства лжи или недоговорок, а я не обнаружил в них нестыковок и неувязок.

Переглянувшись с тёзкой и не получив от него сигнала о неискренности генерала, Денневитц принялся задавать ему вопросы, по большей части направленные на прояснение личности господина Яковлева, и тут нам с дворянином Елисеевым открылось много нового и интересного — господин Яковлев в описании Бакванского и господин Яковлев, как описывал его генерал Гартенцверг, по всей вероятности, представляли собой два лица одного и того же персонажа, вот только лица эти имели между собой не только явное сходство, но и бросающиеся в глаза отличия.

Яковлев Бакванского одевался вычурно и броско — одежда Яковлева генерала Гартенцверга являла собой безупречный вкус.

Яковлев Бакванского держался с напускной важностью — Яковлев генерала Гартенцверга проявлял к его превосходительству должное почтение без малейшего намёка на подобострастие, признавая превосходство собеседника исключительно по заслугам, а не по положению, то есть показывал в поведении должное воспитание и хорошие манеры.

Но в обеих своих ипостасях говорил господин Яковлев как-то слишком уж правильно, его язык что Бакванский, что генерал Гартенцверг воспринимали чрезмерно рафинированным и книжным.

А вот с описанием внешности таинственного господина генерал преуспел куда больше, нежели отставной чиновник — потому, видимо, что не отвлекался на разглядывание крикливо-безвкусного одеяния. По словам его превосходительства, было Яковлеву лет тридцать пять или сорок, лицо он имел круглое с узким подбородком и высоким лбом с изрядной залысиной, нос с лёгкой горбинкой, глаза карие, волосы тёмные, усы и бороду брил, носил очки с круглыми стёклами в серебряной оправе. Бакванский цвет глаз своего покупателя не помнил, узкого подбородка тоже, зато с уверенностью утверждал, что очков тот не носил.

Хуже получилось с уточнением деталей появления Яковлева у генерала. Не хотел его превосходительство называть имя офицера, по рекомендации которого Яковлев к нему явился, вот никак не хотел.

— Прошу меня понять, надворный советник, — вещал генерал, — я и так уже создал неприятности штабс-капитану Тригорскому, втянув его в это дело. Прошу, кстати, отметить, что действовал штабс-капитан исключительно по моему приказу, и ответственность за его действия я принимаю на себя. Если потребуется, я готов приказать штабс-капитану отвечать на все ваши вопросы. Но отягощать жизнь ещё одного офицера у меня желания нет, тем более, я совершенно точно знаю, что своей рекомендацией он никаких личных целей не преследовал.

Откладывать исполнение генералом своего обещания Денневитц не стал и немедленно распорядился привести Тригорского. Получив генеральский приказ, тот ответил: «Слушаюсь, ваше превосходительство!» и вытянулся в струнку. Честь отдавать не стал, потому как был в штатском и без головного убора.

— Прошу понять и меня, ваше превосходительство, — продолжил Карл Фёдорович, когда Тригорского увели, — но этот господин Яковлев фигурирует у нас уже в третьем деле как устроитель и организатор тяжких преступлений, это я уже не говорю о его более чем возможном, хотя пока и не установленном пока доподлинно, участии в вербовке участников мятежа. Чем позже мы его поймаем, тем больше преступлений он успеет устроить. Офицера вашего мы так или иначе всё равно разыщем, но лучше бы вам его назвать. Вы же сами говорите, что офицер выгоды от сведения Яковлева с вами не искал, я же со своей стороны обещаю вам, что разбирательство будет тщательным и беспристрастным. Нам, если уж начистоту, не сам тот офицер нужен, а именно Яковлев.

Думал генерал долго, но всё же решился.

— Отставной капитан Фисенко, Владимир Сергеевич, — произнёс наконец генерал. — Служил в том же Пятнадцатом Сибирском стрелковом полку, отставлен по увечью. Проживает в Москве, — генерал назвал адрес.

— Благодарю, ваше превосходительство, — с облегчением ответил Денневитц.

…Проводив дорого гостя, Карл Фёдорович отдал приказ о препровождении к нему отставного капитана Фисенко завтра же к послеобеденному времени, после чего усадил тёзку записывать по памяти рассказ генерала и его ответы на вопросы, сам сел делать то же самое. Закончив, Денневитц сверил свои и тёзкины записи, приказав внетабельному канцеляристу Елисееву свести их в единое целое.

— Что же, Виктор Михайлович, по-вашему выходит, генерал говорил только правду? — поинтересовался надворный советник больше для порядка, поскольку в ходе беседы тёзка никаких сигналов о неискренности генерала не подавал.

— Так точно, Карл Фёдорович, — так же для порядка ответил тёзка.

— Это, конечно, хорошо, — задумчиво оценил Денневитц поведение его превосходительства. — Точнее, было бы хорошо, если бы я понимал причины подобной откровенности. Что ж, со временем, конечно, и они прояснятся, в этом я уверен… И давайте, Виктор Михайлович, постарайтесь завтра с Эммой Витольдовной. Мне очень, очень и очень нужен Дмитрий Антонович!

А уж как нужен сейчас Воронков нам с дворянином Елисеевым! Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, но, похоже, возможность разыскать и изловить заказчика тёзкиной смерти обрела, наконец, более-менее реальные очертания, и сыщик с опытом работы по этому делу был бы тут, что называется, к месту. Но, в отличие от Карла Фёдоровича, тёзка имел возможность на ускорение возвращения Воронкова на службы повлиять лично. Вот пускай завтра той возможностью и пользуется!

[1] Ничего удивительного — в нашей истории орден Св. Иоанна Иерусалимского просуществовал в России в 1797–1817 гг., причём после Павла I награждения не производились. В описываемом мире Павел I царствовал дольше и след, оставленный им в русской истории, привёл в том числе к сохранению ордена в российской наградной системе