Два дня до солнца

Глава 7. О поездах и попутчиках

Наше время

Тот, о ком не знает Дмитрий Мороз

Я захожу в купе, опускаю сумку на нижнюю полку. Впрочем, тут обе полки нижние, специально взял люкс в надежде, что попадется нормальный сосед, получится выспаться и спокойно проделать ведь немаленький путь.

Все же почти девятнадцать часов в дороге. Тут уж хочешь или нет, а о комфорте задумаешься.

Солнце нагрело так, что дышать нечем. Кажется, постоянно такая история. Вечно, едва входишь, в купе можно поджаривать яичницу. Но стоит только составу тронуться, как сразу же наступает благословенная прохлада.

Устроив сумку в специально отделении, я сажусь у окна и, подперев щеку кулаком, бездумно смотрю в окно. Много людей в этот раз. Что-то говорят, улыбаются, машут руками. Разумно, провожающие ведь. Смешно прикладывают руки с оттопыренными мизинцем и большим пальцем к уху, мол, позвонишь. Щурятся на солнце, пытаются сложить ладони рупором и крикнуть… что-то.

Почему-то взгляд задерживается на невысоком мужчине с черным мопсом. Тут же морщусь: можно было бы идти осторожнее, чуть не сбил человека. А тот ничего, отнесся философски. Правда, сразу глянул так, будто налетел ледяной ветер. Но не мне укорять его. Сам виноват.

Поезд трогается.

Я невольно улыбаюсь и откидываюсь на стенку, заложив руки за голову. Ну, что, дорога началась?

Кто-то не любит тишину. Не любит, когда нельзя с кем-то поговорить, а я просто счастлив, если выпадает нечто такое.

Просто сидеть. Смотреть. Видеть, как проносятся за окном зеленые поля, бескрайнее небо, высокие ели, желто-коричневые овраги. А дальше пойдут леса-леса-леса, синие всполохи озер и… сладкая ночь, которая накрывает всю землю расшитым звездами плащом. А потом ― рассвет, потом горы на горизонте и замирающее сердце, потому что спокойно на эту красоту смотреть невозможно.

Каждый раз, когда я молчу, куда-то еду и просто смотрю в окно, то чувствую себя потом каким-то обновленным и умиротворенным. Словно мозг полностью перезагружается. Происходит то мифическое напитывание энергией, которую ты обычно раскидываешь абы где, а тут ― наоборот.

Кто бы мне раньше сказал, что для того, чтобы восстановиться морально и психологически, достаточно просто молчать и смотреть в окно?

Впервые я проделал такое в поезде «Херсон-Киев». Восемь часов в дороге. Сидячие места. Закачанный в телефон плейлист. Проводные наушники, чтобы не маяться с зарядкой. Сначала ты сидишь. Спутники могут говорить, могут спать или заниматься своими делами. Потом встаешь, выскальзываешь в коридор. Опираешься локтями на круглые металлические перила и смотришь-смотришь-смотришь…

Есть только ты и дорога. Кажется, что она бесконечна, а поезд ― некое воплощение вечного двигателя. Ты не можешь ничего сделать. И то, что за окном, тоже не может. Вы существуете параллельно. Видите друг друга, но не соприкасаетесь. И вечный двигатель-поезд несет тебя всё дальше.

Нет, если попадаются интересные попутчики, то я не сижу букой и охотно вступаю в диалог. Иногда за несколько часов в дороге узнаешь такое, чего бы не узнал за всю жизнь.

В какой-то момент понимаю, что погрузился в чуть ли не в транс. Час пролетел, и поезд тормозит в Николаеве.

Конечно, хотелось бы, чтоб тот, кто взял второй билет в мой люкс, не явился, но это слишком эгоистично. Ещё когда я бронировал его, место было занято. Значит, человек позаботился об этом раньше меня.

Он может подсесть здесь, может и дальше.

По коридорчику кто-то проходит. Слышны женские и детские голоса.

Тишина. Да, тут не разгуляешься, потому что остановка недолгая. Надо успеть забежать в вагон, не отвлекаясь ни на что. Я искренне радовался, что сажусь в начале пути. Уж там можно приехать за десять минут и всё равно успеешь.

Кажется, никого…

Чёрная кожаная сумка практически влетает на свободную полку. Я невольно вздрагиваю.

― Уф, успел!

Я поднимаю взгляд и на мгновение замираю, разглядывая попутчика. Надо же какой… любопытный. Прямо готовый персонаж, просто бери и пиши.

Очень светлая кожа. Черные волосы, необычная ассиметричная стрижка, но не вызывающий эпатаж, а скорее любопытный креатив. Тонкие черты лица, можно даже сказать, точеные. Далек от канонов красоты, но однозначно харизматичный. Очень живая мимика. Острый подбородок, высокие скулы, внимательный взгляд. Глаза такие… вроде бы карие, но, чую, едва сделает шаг и кажется в тени, как они станут бездонно-черными.

Одет просто: синие джинсы, такая же футболка, накинута кожанка с джинсовыми вставками. А вот туфли щегольские такие, с вытянутыми носами и пряжками в виде черепа с перекрещенными костями. Как интересно.

Поезд трогается ровно в тот момент, когда попутчик опускается на полку напротив. Догадываюсь, что меня точно так же рассмотрели за считанные секунды. Невольно улыбаюсь, в ответ ловлю такую же улыбку правым уголком губ.

― До Львова? ― интересуется он.

Я киваю.

― До конечной. А вы?

― Тоже. Должен был выезжать из Херсона, уже успел расслабиться, что в запасе куча времени, но с утра по работе сорвали в Николаев. Не поверите, никогда не думал, что буду мчаться по городу на спринтерской скорости, ― говорит он, качая головой.

― Суровая задача стояла по работе? ― любопытствую я.

― Постоянная клиентка, ― отвечает он. ― «Володенька, без вас никак. Я выхожу замуж, мне надо выглядеть на все сто».

В купе заглядывает проводница.

― Кофе, пожалуйста, ― тут же просит он.

― И мне, ― успеваю сказать я. Она кивает и исчезает. И тут же продолжаю: ― Замуж ― это серьёзно.

― Но не четвертый раз за два года, ― мрачно говорит он, убирая за ухо длинную прядь.

В следующую секунду мы синхронно взрываемся хохотом. Потому что тут… пожалуй, и правда, всё серьезно. Нельзя отказать постоянной клиентке, но… когда она слишком часто устраивает «самый важный день в жизни», сложно оставаться терпеливым и невозмутимым.

Нам приносят кофе, и беседа как-то течет сама собой. Каково моё удивление, когда он говорит, что трудится в сфере косметологии. По внешнему виду его скорее назовешь свободным художником, фрилансером или кем-то подобным. А оно вот как.

У косметолога Володи оказывается под рукой масса интересных историй. Про Одессу и шторм на море, когда решили покататься на кораблике. Про Ужгород, где заблудились, когда пытались отыскать кофейню, а она оказалась под самым носом. Про клиентку из Днепра, которая назначила встречу в одном месте, а пришла совершенно в другое.

А потом… А ещё…

Поезд стучит колесами по рельсам, набирает скорость. Время за интересной беседой пролетает незаметно. Бывает, когда попадается интересный попутчик, ты чувствуешь себя свободно и легко. Ты так смеешься, словно это твой давний знакомый. Старый друг, с которым просто недавно познакомились.

В такие моменты на столе появляется та еда, которую ты взял с собой. Бумажные стаканчики или кружка из нержавейки, в которые сначала льется чай, а потом коньяк. И, конечно же, это невероятное: «А вот попробуйте, это мне привезли из Казахстана, настоящая конина» и «Берите фрукты, из собственного сада». И не только.

Степи за окном сменяются оврагами, потом ― лесами. Верхушки деревьев тянутся к небу, закрывают его белыми и розовыми лепестками, обнимают темной зеленью. Солнце клонится к закату, заливает красным золотом горизонт.

Временами приходится вставать, потому что как бы ни нравилась поездка, сидеть в одном положении ― задачка ещё та. Я прекрасно знаю, что потом, выйдя на вокзале, ощущу всё на себе. Мышцы заноют, кости намекнут, что полка им не особо нравилась, а подушка была жёсткой.

― Прогуляюсь в тамбур, ― заявляет Володя, ― нужен перекур. Вы?

Я мотаю головой. Нет, не хочу. Уж лучше отдохну тут, поваляюсь на полке. Благо, этим можно сейчас заниматься с чистой совестью.

Он кивает и выходит из купе, прихватив куртку.

Тут же воцаряется тишина, разбавляемая только стуком колёс. Я ложусь поудобнее, достаю из рюкзака электронную читалку и включаю. Что у нас тут хорошего? Ага, Дан Ярасланов «Чудовища умрут сегодня». Почитаем.

Сам не знаю, почему купил эту книгу. Что хочу увидеть в тексте человека, который сказал, что хочет меня убить?

Не представляю. Но, возможно, получится хоть со стороны посмотреть на него, разобраться, как мыслит и дышит. Писатели ― великие лгуны и самые честные люди на свете. Мы прямо говорим правду, но прячем в тысячу вуалей, сквозь которые ее еще надо суметь рассмотреть.

Текст Ярасланова завораживает. Странный, необычный: то насмешливый и ироничный, то рваный и отрывистый, такой, что аж застревает в горле. Но читаешь ― и невозможно оторваться. Тебя затягивает в омут, в котором нет шанса дышать. И в то же время ты вынырнуть не можешь.

Исчезает реальность, растворяется лес за окном, нет больше неба и земли. Есть только история, в которой ты живешь.

Поезд останавливается. Я вздрагиваю, моргаю, провожу ладонью по лицу, понимая, что и правда выпал из реальности. Надо же. За окном практически стемнело. Поднимаю руку и щелкаю выключателем лампы. Так, а где Володя?

― Да, всё порядке, ― слышится его голос и звук приближающихся шагов. ― Едем. Нормально. Нет, не надоедает. Всё под контролем. Приеду ― сама увидишь.

Потом он смеется. Мягко, немного глуховато, совершенно искренне. Интересно, с кем это? Я тут же себя одергиваю, какое вообще дело?

Володя входит в купе, прижимая телефон плечом к уху. И улыбается. Улыбается так, что почему-то и самому становится светлее на душе.

― Да, хорошо. Целую.

Он кладет трубку и садится на полку, одним движением сбрасывает куртку.

― Жена? ― само слетает с губ.

И тут же хочу прикусить язык. Да что такое? Почему слова опережают мысли? Веду себя прямо как ребенок, которому надо все знать.

Володя откидывается на стенку, упираясь затылком в мягкую спинку.

― Нет. Не хочет. Говорит, не сейчас. Уже голову сломал, как забрать её к себе.

По глазам видно: это ― любимая. Потому что он хоть говорит со мной, взгляд не отводит, но сам смотрит куда-то внутрь. И видит лицо своей женщины, а не Антона Шуткача.

― Львовянка? ― спрашиваю я.

― Да, ― кивает он. ― Танцовщица. Увидел ― и пленила сердце сразу. Приезжал в гости к друзьям, взглянул на нее и пропал.

Он кладет телефон на столик, вижу на экране выскакивает сообщение.

«Саломея».

Саломея.

Шикарное имя. Интересно, какая она?

Брюнетка, худое лицо, пронзительные глаза и тонкие пальцы? Или же светлые волосы цвета песка и пепла, губы, накрашенные темной помадой, и взгляд, от которого пробирает насквозь? Наверное, когда она улыбается, невозможно думать о чем-то другом.

Если она танцовщица, то тело должно быть гибким и жилистым. Походка лёгкой. Голос… голос глубоким и низким.

Володя не знает, как далеко убежали мои мысли. И… слава богу. Не стоит подглядывать в писательское воображение, там можно заплутать и забыться. Кому это нужно?

Ещё какое-то время мы болтаем о всякой ерунде, но потом приходит час ложиться спать. И хорошо, что можно спать до позднего утра: поезд прибывает только во второй половине завтрашнего дня. Тут не только успеешь выспаться, но и даже устанешь от ничегонеделания.

…Мы прибываем во Львов, когда солнце будто оно пытается посоревноваться с нашим, южным ― светит так, что невольно начинаешь жмуриться. Мы с Володей пожимаем друг другу руки, после чего он спускается по ступенькам с перрона. Я так и не увижу его Саломею, жаль.

Тут же одергиваю себя, так как мне навстречу идет, раскинув приветственные объятия, Игорёха. Физиономия сияет, как начищенный пятак.

― Яви-и-ился! ― громогласно сообщает он и сгребает меня в охапку, не дав даже осознать.

Из лёгких вылетает воздух, кости, кажется, начинают трещать.

― Я тоже… рад тебя видеть, ― хриплю я. ― Игорь!

Он со смешком отпускает меня, отбирает часть вещей.

― Пошли. Как дорога?

― Отлично, ― с улыбкой киваю я. ― Но если где-то есть банальное пожрать, я буду очень рад.

― Фу, ещё писатель.

― Заметь, я же не выразился матом.

― Это пока!

Мы выходим из здания вокзала. На площади журчат фонтанчики, звенят голоса людей и стучат колесики чемоданов о плитку. Все спешат, говорят, смеются, прикрикивают на расшалившихся детей. С сердитым звоном поворачивает с левой стороны желтый трамвайчик, чтобы увезти пассажиров в центр.

Я на мгновение замираю. Делаю глубокий вдох, задираю голову и смотрю прямо в бескрайнее небо, размеченное пушистыми белыми облаками. Здесь небо не такое, как на юге, но тоже родное. Просто смотришь и понимаешь, что дышишь им.

― Ну, здравствуй, дорогой друг, ― шепчу я.

И в какой-то момент словно земля вздрагивает, а листва на деревьях шелестит громче. Конечно, всего лишь фантазия. Но кому, как не писателю, здороваться с душой города?

― Тут есть напротив костела хорошая кафешка, ― говорит Игорь. ― Давай ты там перекусишь, а я как раз пересекусь с заказчиком. И домой, хорошо?

― Да, конечно, ― киваю я.

Гости ― это здорово, но работа есть работа.

Добираемся на трамвае. Я с интересом смотрю в окно, хоть все это видел не один раз. Почему-то львовские трамваи меня приводят в какой-то совершенно детский восторг.

Мы выходим через пару остановок и направляемся к небольшой уютной закусочной Я сажусь за столик, а Игорь бросает взгляд на часы и быстро ныряет в пролет между домами.

Некоторое время я задумчиво смотрю на величественный собор Елизаветы и Ольги, который настолько прекрасен, что можно изучать часами. Но потом всё же открываю меню и начинаю перелистывать страницы.

― Добридень[1]! ― внезапно произносит кто-то совсем рядом.

И… я знаю этот голос.

[1]Добридень (укр.) ― добрый день